Неизвестное время. Апокриф. Обливион.

Ощущение удушья больше не касалось разума, переместившегося в Апокриф драконорожденного, полной грудью вдохнувшего аромат старых книг. Высокие, уходящие в небеса шкафы книг создавали над его головой высокий, арочный потолок, через который вниз не проникало ни единого источника света. Смутные очертания стеллажей и коридоров создавали ощущения проклятого лабиринта, а царившая вокруг бывшего священника могильная тишина поднимала в его душе необъяснимую тревогу.

Рефлекторно сделавший шаг вперед Мартин почувствовал, как его нога уходит в пустоту. Коснувшийся его щиколотки холод проник сквозь зачарованные Руэлом сапоги, заставляя его мгновенно отшатнуться назад, с трудом вытаскивая ногу из плена чего-то липкого.

С трудом восстановивший равновесие имперец обратился в слух, не обнаруживая хлюпанье воды в невидимых им бассейнах или гром разрывающих небеса молний. Стальные глаза быстро проходились по смутным очертаниям погрязшего во тьме коридора, пытаясь адаптироваться с ситуации. Беспощадно текущие в пустоту время билось о разум Мартина сверкающей, дрожащей за стеной, связью. Скрывающиеся за барьером чужие эмоции лишь слабыми отголосками доходили до драконорожденного, больно ударяя рвущегося к любимому супругу смертного.

Левую руку имперца охватило яркое пламя, освещая пространство тусклым ало-золотым светом пространство. Узкие, украшенные небольшими круглыми бассейнами, разветвляющиеся коридоры книжных шкафов действительно представляли собой некий лабиринт. Редкие, обитые темно-зеленым бархатом небольшие пуфики располагались у каждой развилки, позволяя уставшему путнику отдохнуть. Парящие под высоким потолком, лишенные своего места на полках, книги подобно летучим мышам скрывались в небольших углублениях под потолком, бесшумно шелестя своими страницами.

Представшая бывшему священнику часть Апокрифа внушала опасения. Не способный к сильным чарам школы Мистицизма драконорожденный потеряно осматривался по сторонам, пытаясь продумать свои дальнейшие действия. Правила левой или правой руки казались Мартину бессмысленными, ведь изменчивый, подчиняющийся лишь воле своих лордов, Обливион мог сыграть с его разумом злую шутку, постоянно перестраиваясь и загоняя его в бесконечную ловушку.

Впрочем, там, где не работал разум, прекрасно срабатывала вера и знания, построенные человеком связи. Правая рука драконорожденного сжалась в кулак, подносясь к груди. Закрывшиеся глаза вслед за этим глаза словно бы раскрыли чужую душу и сердце, оборачиваясь молитвой нуждающегося:

– Хермеус Мора, властитель неведомых смертному разуму путей, я взываю к тебе за помощью. Я призываю тебя во тьму, забранных у тебя земель, моля указать мне путь. Прошу тебя, спасти меня из этой ловушки, вспоминая о нашем союзе и своей ненависти к предавшему тебя избраннику.

Обратившийся к даэдрическому князю драконорожденный знал, что его слова найдут своего адресата, приковывая его внимание к просителю. Слова человека были логичными и естественными, а сам он глубоко дышал, быстро двигая губами и беззвучно повторяя свою мольбу. Игнорируя рев внутреннего, требующего действий, зверя Мартин ждал ответа, всматриваясь в корешки бесчисленных, приставленных близко друг к другу, книг.

Наконец несколько темно-зеленых глаз раскрылось на разных уровнях, устремляющихся в небеса шкафов. Слабые падающий на пол свет выстраивался в запутанную, обходящую небольшие бассейны дорожку, ведущую бывшего священника вглубь плана.

Обходя затягивающие подобно болоту бассейны, Мартин вслушивался в пустоту, уворачиваясь от редких черных щупалец. Беззвучно сжимающие в своей хватке выпавшие из парящих книг страницы конечно извивались, исчезая во мраке черной воды. Стальные глаза беспокойно бегали по узким коридорам, выхватывая изредка знакомые ему в прошлом строки магических или запрещенных книг.

«Я даю душу мою Магна Ге, говорили счастливцы в Раю, ибо создали они Бритву Мерунеса в секрете, в самих глубинах Лига, области исчезающего Начала. Хотя пришли они из разных вод, у каждого Гета была одна цель: создать принца доброты, сплетая его подобие каждым движением и наделяя его самым драгоценным и редким достоянием Обливиона — надеждой».

«Новая кальпа… к непрестанно восходящей спирали и смотрит на землю и небо, предпочитая их морю… её оставили странствовать рядом со змеем, столь тёмным, словно его и вовсе не существовало… Несомая среди беззвездья… сквозь время и невремя, и там нашла пути, прежде незримые для тех, кто был среди звёзд… спросить, что она увидела, когда заглянула внутрь колеса, и оказалось, что середина исчезла».

«Красная Звезда. Предвестница Рассвета. Вторая дщерь… Она есть Свет, что видела горнило созидания. Преломление в пределах разумного…богиня, обладающая …Сияющая во времена …ослепляя Дракона и искажая его облик…с пылом раскрывая чистоту в хаосе, того как ложная жизнь может быть уничтожена… огнём нового света да будет перекован Мундус».

«Гармония в двойственности; единство противоположностей, что содержит звёздный свет и бесконечные возможности за пределами космического взаимодействия. Безумие бога времени и первый вызов его тени, которая в небытии первой увидела эти бесконечные возможности… Линейное время наложилось на безграничную вероятность… Ада-Мантия, устойчивый шпиль, укреплённый камнем из ничто-невозможности…прокладывая путь через всё, чтобы достичь Ну-мантии. И так мы должны…против Человека…что наше насилие может породить Непостижимого Параванта, который сможет с несвязанными руками повторить свершение верховного архонта».

Обведенные чье-то рукой слова слишком сильно бросались в глаза человека, порождая в нем дурное предчувствие. Дракон в душе продвигающегося вперед человека предупреждающе рычал, создавая ощущения упускаемой из виду картины. Будто бы в тумане разум бывшего священника прокручивал увиденные им строчки, осознавая что их смысл отчего-то был понятен ему. Словно бы, то что говорилось в трактах известных безумцев и отступников не было бредом сумасшедшего, когда-то претворяясь в реальность.

Природное любопытство имперца разжигало в его душе пламя, моля его задержаться, ненадолго обращая свой взор на тайны Апокрифа. Умоляя его выхватить исписанные чьей-то рукой страницы, пряча их до лучших времен и немногим позже показывая их своим друзьям. Однако вместо этого Мартин продолжал идти по дороге из созданного раскрытыми глазами света, хватаясь взглядом за падающие с потолка страницы.

Проклятые, ненавидимые им всем сердцем Комментарии Каморана…Уроки умершего от рук Нереварина Вивека…рассказывающая о Магне-Ге, не сохранившаяся полностью к третье эре «Девять сноп искр» …известные каждому магу оккультизма Воды Обливиона и редко оказывающийся в посторонних руках трактат Рига о магии души…

Видимые им страницы казались имперцу единым полотном, в котором отсутствовали важные нити. Удерживая на своей руке пламя и идя сквозь безмолвные коридоры Мартин хмурился, чувствуя, как касавшаяся его губ кровь задерживает его мысли на обведенных кем-то словах.

«Мирак…»

Повернув направо, имперец прошел через длинный, огороженный липкой черной водой мост. Изрезанное глубокими разрывами небо все также скрывалось за поднимающимися вверх стеллажами книг, у подножия которых были расставлены заставленные толстыми книгами столики. Редкие, приставленные к столикам, кресла имели смотрели в сторону бескрайних темных вод, бесшумно раскачиваясь из стороны в сторону.

«Мирак…» - повторил вновь разум бывшего священника, пытаясь понять смысл показанному ему участка проклятого плана. Прошлые островки имели смысл, позволяя с легкостью понимать ход мыслей противника, лишившего принца Неведомого определенных частей плана. Отдел с информацией о принцах даэдра, чертог чужой памяти, отдел с проклятиями и территория возрождения части нижних даэдра. Польза захвата подобных частей Апокрифа не ставилась под сомнение, показывая их противника хорошим тактиком, знающим куда и как нужно бить.

Но падающие с небес страницы не были чем-то непостижимым, требующим особого внимания. Несмотря на редкость подобные, известные оккультным магам, страницы при должном старании возможно было найти на землях Империи, разбирая строки и выпуская на них ответные манускрипты. Чего нельзя было сказать о тайнах принцев даэдра, оставшихся лишь в сказках проклятиях или залах памяти бессмертного существа. Так почему же Мирак решил захватить эту часть Апокрифа?

Шепоток за спиной имперца стал для него неожиданностью, в то время как коснувшиеся его спины невидимый взгляд был полон мрачной злобой. Пол под ногами драконорожденного внезапно задрожал, покрываясь пятнами черной слизи. Громкие, похожие на хлопки дверей, звук раздались где-то позади него, в то время как парящие под потолком книги устремились в сторону человека, быстро шелестя своими страницами. Попавшая на пол черная вода быстро нарастала плотными похожими своей текстурой на кожу осьминога, стены. Покрывшиеся заостренными, смотрящими в сторону Мартина, щупальцами узкие коридоры начали уменьшаться, загоняя бывшего священника в смертельную ловушку и лишая его спасительного выхода.

– Tiid Klo Ul! – закричал, не задумываясь Мартин, обращая свой голос в драконий рев.

Стальные глаза имперца бегло проходились по посеревшему миру, замечая, как сопротивляющиеся его воле изумрудные глаза под потолком, быстро моргают, создавая перед его глазами мелькающую дорогу. Неосознанно перейдя на бег, Мартин поднял пылающую огнем руку, направляя ее в сторону формирующихся стен. Впитавший души драконов и часть силы Обливиона разум без особого труда схватился за потоки Этериуса, заставляя огненные искры сорваться с пальцев имперца.

Ало-золотые искры пламени быстро удлинялись, становясь подобными тонким иглам или, выпущенным из небольшого арбалета, стрелам. Протяжное шипение и запах гнили мало волновали драконорожденного, видевшего как пять попавших в разные части коридоры стрел прожигают стремящиеся в то зарасти в тот же миг, крупные дыры. Капающая на пол черная кровь прожигала в качающемся даэдрическом металле дыры, постепенно затрудняя имперцу путь.

Паника медленно захватывала разум драконорожденного, пытавшегося найти выход из сложившейся ситуации. Замедлившиеся его волей время было е вечным, в то время как огонь казалось делал лишь хуже, заставляя его перепрыгивать через образовавшиеся разломы. Мифриловые доспехи и зачарованные сапоги бывшего священника пачкались в липкой слизи, а сам он с обернув вокруг себя щит из огня сжигал пытающиеся обвить его тело конечности. Дорога перед ним медленно мерцала, тогда как протяжные хлопки за его спиной возводили за ним высокий книжный стеллаж.

Строчки заклинаний быстро вертелись в голову беспокойно смотрящего по странам человека. Восстановление, Иллюзии, Колдовство, Изменение, Мистицизм, Разрушение…дракон в душе Мартина протяжно рычал, тогда как следовавший за дорогой из глаз драконорожденный обдумывал известные ему чары. Забрезживший впереди свет внушил надежду бывшему священнику, заставляя того ускориться, замечая развернувшийся перед ним широкий обрыв.

Раскинувшаяся за обрывом круглая терраса вела к длинной, ведшей высоко вверх лестнице. Изящные, по обе стороны огораживающие прямую лестницу перила, были сплетены из поднимающихся с каждой новой ступенькой вверх корешков книг. Сплетающиеся между собой они образовывали полукруглые, открытые арки через которые при должном старании мог пролететь маг школы Изменения.

По периметру же круглой террасы раскинулись длинные, украшенные замысловатой резьбой темные столы-бюро. Лежащие на них покачивающиеся стопки книг, частично скрывали за собой знакомые бывшему священнику массивные, сгорбленные фигуры искателей, чьи тонкие руки быстро перекладывали книги на пол, заставляя их исчезать в неизвестность. Безмолвное, поглощенное тьмой небо над их головами было лишено привычной выбежавшему из тоннеля дракнорожденному зелени.

Возобновившие свой ход время внесло хаос в относительно спокойные воды Апокрифа, заставляя те покрыться рябью грядущей бури. Словно бы подчиняясь чье-то злой воле липкая, холодная вода начала свое движение, собираясь в гигантские, направляющиеся в сторону бывшего священника волны. Ходивший под его ногами ходуном пол стеснял движения человека, будто бы в насмешку постепенно разрушаясь под ним. Хлопки, возникающих за его спиной шкафов становились все чаще, а выглядывающие из книжных полок щупальца проходили через книги, готовясь в любую секунду превратить незваного гостя в подобие пойманной коллекционером бабочки.

Горло драконорожденного опалило знакомой щекоткой спасительного намерения. Септимовская сталь сверкала золотом, подавляя в себе желание явить свою истинную силу сразу, давая тем самым противнику преимущество. Выход был, однако прокусивший губу имперец не желал обращаться в дракона, возносясь к проклятым, частично подвластным Мираку небесам. Кровь касалась губ бывшего священника, слышавшего в быстро обдумывающем варианты разуме знакомую каждому жителю Хай-Рока мантру: «переверни доску».

Различные варианты быстро пробегались в голове поднявшего руки человека. Он не мог перепрыгнуть через обрыв, в то время как крик стремительного рывка сейчас казался человеку не слишком надежным. Привычное ему замедление времени никак не смогло бы решить проблему, а так называемые боевые крики лишь усугубили бы ситуацию. При бывшем священнике не было подходящих зелий, а отданное ему не так давно кольцо левитации было возвращено Нереварину.

Левитация и перемещение не были подвластны сосредоточившемуся на эмоциях человеке. Слишком быстро происходящие события казались драконорожденному излишне туманными, тогда как застывшие в его голове мысли приобрели внезапную четкость и ясность.

С холодной решимостью Мартин вздохнул, осторожно касаясь в поисках поддержки уходящей вдаль, к видимой со всех концов Апокрифа высокой, раскинувшейся посреди черного океана, массивной башне, связи. Огонь на руке человека исчез, после чего он выставил перед собой левую руку.

Тонкие осколки прозрачного хрусталя прошлись по прижавшимся друг к другу безымянному и мизинцу, перетекая в небольшой разрыв между отдалившимися в разные стороны безымянному и соединившемуся с указательным среднему. Ушедший в сторону большой палец сверкающим льдом ногтем смотрел в сторону человека, позволяя тому ощутить проходящий через его тело холод.

Накрывшая собой левую руку, правая совершила изящный полукруг, плавно поворачивая запястье и совершая хватательное движение. Одновременно с этим нога правая нога драконорожденного ушла назад, шепча себе под нос молитву Девяти Богам о помощи. Фальшивое, поддерживаемое приоткрытой, спрятавшей ненадолго лишнее эмоции, связью спокойствие обрушалось в легкий, поднимающийся вверх пар, вид которого обеспокоил, обративших взор на имперца, низших даэдра.

Громкие хлопки приближающейся угрозы и тонущий под гнетом обрушивающихся на него волн островок вынудил имперца рефлекторно потянуть правая руку на себя, перенося на нее холодное сияние левой руки. Полное решимости, бескомпромиссное и осознанное намерение пропитало разум и тело бывшего мастера-школы Разрушения, позволяя тому привычно ухватиться за скользкие нити Этериуса. Дракон в душе имперца закричал, а сам он используя заключенную в нем искру магии потянулся к источнику безграничной магией, становясь ее проводником и воплощая свою волю в реальность.

Резко вырвавшаяся вперед правая рука сорвала с пальцев Мартина поток белоснежного, проходящего по Апокрифу снегом, тумана. Привычная сырость Апокрифа дрожью отобразилась на теле имперца, почерствевшего как закружившийся вокруг него туман быстро превращается в беспроглядную, сметающую все на своем пути бурю. Завывание холодного ветра закладывали уши, а маленькие, скрытые в снежинках льдинки больно били сощурившегося драконорожденного по щекам.

Треск ломающегося, под гнетом беспокойных вод, льда вынудил имперца прикусить губу, усиливая свой контроль над замораживающим пространство заклинанием. Сверкающие, покрывшиеся снегом зачарованные доспехи едва заметно сверкали, уберегая своего обладателя от сотворенных им же чар.

Покрывшиеся снегом темные волосы упали на лицо смело сделавшего шаг вперед драконорожденного. Увидевшие его жест низшие даэдра, попятились, взмахивая руками и окутывая себя защитными чарами. Ледяные статуи, не успевших отойти с линии приближающейся бури, тварей Обливиона покачнулись, падая на ледяную поверхность нового островка и разбиваясь на множество различных по своему размеру осколков. Вырвавшиеся из-под льда черные щупальца подобно выпущенным из лука стрелам понеслись в сторону бывшего священника, извиваясь и застывая в неестественном положении. Расколовшиеся льдины закачались, грозясь в любую секунду перевернуться.

Дракон в душе бывшего священника зарычал, когда он на несколько секунд прикрыл глаза. Скользившие по поверхности льда ноги, не задумываясь об опасности двигались вперед, в то время как скользнувший в правую руку клинок осветил пространство, разрушая контроль драконорожденного над исчезнувшей в тот же миг бурей. Пробежавшие по длинному лезвию яркое пламя не могло сравниться с внутренним теплом смертного человека, создавшего в душе новое намерение. Глубокое дыхание человека обращалось небольшими, поднимающимися к темным небесам, облачками пара, тогда как горло раздирал знакомый жар нестерпимой щекотки. Упрямо двигающийся вперед Мартин с трудом удерживал равновесие, отталкиваясь ногами от скользкой поверхности и направляясь в сторону читающих заклинания противников.

Изумрудные сферы заклинания школы Иллюзии покрыли руки искателей, позволяя бывшему священнику заметить, как некоторые из противников, растворяются в воздухе. Темные, заливающие качающиеся льдины, капли будто бы специально текли в сторону бывшего священника, пытаясь коснуться его одежд или обуви. Одновременно с этим, концы новых, показавшихся из-под воды щупалец заострились, направляясь в сторону закричавшего, подобно разбуженному дракону, Мартина:

–Tiid Feim Wuld!

Тусклые нити поблекшего от влияния чужой воли мира прошли мимо, быстро проскользившего к острову драконорожденного. Боль изодранного магией горла быстро исчезала, повинуясь неосознанно сплетенным чарам исцеления. Медленно полетевшие в сторону бывшего священника лучи заклинания никак не навредили ловко увернувшегося от них человека. Ярко освещающий ближайшие к имперцу пространство, подчинившийся прозвучавшему драконьему крику, клинок был бесполезен против замедленных даэдра, помогая лишь ориентироваться в полутемном пространстве.

Не теряя даром времени, подобный ветру Мартин ступил на остров, устремляясь к длинной лестнице. Игнорируя низших даэдра, драконорожденный начал свой подъем, перепрыгивая через несколько ступенек. Оказавшись на вершине драконорожденный застыл перед закрытыми, сплетенными из толстых щупалец, полукруглыми воротами. Вернувшие свой ход время шипением пронеслось по Апокрифу, заставляя Мартина ощутить, как за его спиной трещит от магии молнии и льда воздух. Громкие хлопки появившихся из воздуха лукреров заставили сердце имперца ненадолго замереть, выдыхая в сторону тварей Обливиона первое, пришедшие в голову слово:

– Faas.

Прозвучавшее подобно внезапному грому слово не несло в себе то, что обычно вкладывали в значение страха драконы. Там, где дети Акатоша кричали в мир предупреждение врагам, Мартин кричал в мир о своем ужасе и отчаянии. Смешавшиеся с человеческим разумом эмоции дракона открывали душу драконорожденного, заявляя всем об испытываемой им боли. Страх перед неудачей, ужас перед смертью и отчаяние потерявшего часть своего сердце имперца обращали простое слово в бесконтрольное, проходящие по ступеням лестницы заклинание.

Сгорбленные, сокрытые под рваными темными мантиями фигуры низших даэдра покачнулись, оседая на пол. Исчезнувшие с тонких, оперевшихся о даэдрических металл, рук зеленые сферы ознаменовали победу имперца, наблюдавшего за тем как дрожат опустившие головы вниз твари. Грубое шипение даэдрика сливалось в бессвязную кашу, из которой вслушавшийся в слова драконорожденный мог вычленить мольбу о прекращении ужасных видений прошлого.

Дракон в душе бывшего священника недовольно зарычал, а сам Мартин понял, что его понимание страха не было предупреждением легендарного чудовища. Вызванный им страх не был пробужденным, призывавшем к разумному преклонению, инстинктом самосохранения. Вместо этого прозвучавший в крике страх смертной души взывал к тому, что ни одно живое существо не могло успешно подавлять. Память и связанные с ней чувства. Опасное, но действенное средство, заключающее разум в прочную ловушку худших кошмаров, которые нужно было переживать вновь и вновь.

Поднявший загоревшуюся ярким пламенем руку человек, глубоко вздохнул, сосредотачиваясь на новом намерении. Игравшие на его пальцах ало-золотые языки слегка касались пламени обнаженного клинка, ярко освещая лестницу. Подчинившиеся Голосу смертного искатели застыли на ступенях лестницы, не пытаясь подняться или вновь напасть на драконорожденного. Внешняя, временная безобидность испуганных противников была на руку Мартину, который, впрочем, понимал, что подобные чары несли в себе временный характер.

Сорвавшиеся с его пальцев огненные искры вытянулись, набирая скорость и проходя, по сотканным из щупальцев лицам, тварей Обливиона. Крики боли и ужаса мало трогали сердце развернувшегося к дверям человека, тогда как ударивший по воротам огненный клинок принес с собой мерзкий запах горелой плоти.

Черные капли упали на лестницу, шипя подобно пролившейся на стол алхимика кислоте. Зашевелившиеся вслед за этим щупальца потянулись в разные стороны и позволяя зачарованному клинку разрезать некоторую их часть. Разрезанные на пополам конечности безвольно падали вниз, становясь подобным вырванным с корнем сорнякам. Раскрывшиеся на уцелевшей части темно-зеленые оценивающе прошлись по фигуре имперца, удовлетворенно моргая и исчезая.

Раскрывшиеся ворота вывели имперца к широкому, ведущему к группе парящих беседок мосту. Круглые, созданные из стопок нагроможденных друг на друга книг, были раскрыты со всех сторон, ведя к новым дорожкам, часть которых уводила искателя к гигантской, раскинувшейся посреди черного океана башне. Покрывшаяся новым слоем связь дрогнула, заставляя, всматривающегося в парящие над некоторыми беседками зеленые огоньки, имперца ненадолго застыть.

Коснувшиеся его разума эмоции потерянности и беспомощности больно раздирали его сердце, вынуждая всерьез задуматься о смене планов. Стальные глаза устремились в сторону башни, в то время как появившиеся за его спиной новые хлопки и щупальца вновь напомнили человеку о власти Мирака.

– Продержись еще немного, прошу. – прошептал драконорожденный, пламя на левой руке которого погасло. Сжавшаяся в кулак рука в мольбе коснулась груди, после чего бывший священник побежал в направлении освещенных принцем даэдра беседок. Удаляясь от ведущих к башне троп, имперец чувствовал, как немного слабеет его связь с супругом и как по его телу проходит несдержанный жар болезненной раны.

Дракон в его душе отчаянно взревел, а сам Мартин, не задумываясь над собственной безопасностью, потянулся к закрытым узам. Упрямая, пылающая пламенем легендарного зверя душа с ужасающей решимостью ударялась о стену, пытаясь хотя бы немного коснуться души любимого им бретонца. Желание формировало намерение, толкая волю драконорожденного все вперед и заставляя ее стать не ключом или изящной отмычкой, но грубым, тяжелым молотом.

Слабая брешь принесла с собой холод пустоты, через который прорвался слабый, стон находящегося где-то в ином месте бретонца. Побледневший как смерть Мартин, прикусил до крови губы, в последний момент удерживаясь от того, чтобы направиться в сторону известной ему теперь тюрьмы. Мост под его ногами дрожал, в то время как начавшие внезапно поворачиваться беседки, смещали книжные стопки, закрывая часть ведущих в глубины Апокрифа коридоров.

Шепот бесконечных молитв коснулся уст смертного, формируя в нем новое намерение. Холод и пустота проникали в его душу, стесняя дыхание и вызывая в нем грубый, истощенный кашель. Мартин упрямо тянул за связь, проталкивая п ней намерения жертвенности и отчаянного желания забрать на себя чужую боль. Он хватался за потоки, используя собственную душу и проталкивая через брешь в узах теплоту и способную дать больше времени силу. Отыскивая в своей памяти, счастливые и приносящие успокоение воспоминания, бывший священник передавал их образы любимому супругу, игнорируя разрастающуюся в теле и разуме слабость пришедшего наконец истощения. Слабое, усиливающиеся с каждым новым шагом драконорожденного сопротивление восстанавливало барьер в чужом разуме, поднимая в недрах его души раздражение и горе.

С болью в сердце Мартин понимал мотивы Рига, зная, что, если бы ситуация сложилась бы иначе, он поступил бы с ним также. Уберегая от опасности и делая все, чтобы проклятый Обливион не касался любимой им души. Однако, даже понимая это, имперец не мог не чувствовать боль от осознания собственной беспомощности.

Небольшая, закрывшая почти все свои арки беседка зашаталась под ним, заставляя драконорожденного отпустить связь, проходясь беглым взглядом по тусклому зеленому свечению возникшего перед ним огонька. Небольшая, поднимающаяся вверх лестница быстро покрывалась черными щупальцами, концы которых при более внимательном взгляде становились похожи на шипы терновника Зарастающая, ведущая к небольшой, не имеющей крыши, террасе, арка сверкала изумрудами раскрывшихся глаз.

Воздух вокруг Мартина заледенел, а сам он почувствовал позади себя чей-то недовольный взгляд. Разразившийся в небесах рев был знаком выдохнувшему имперцу, рефлекторно обратившего свой взгляд на лишенные зелени небеса. Мрачный силуэт двух, закрывших диаметр несуществующей крыши беседки, крыльев в полутьме казался появлением гигантской летучей мыши, создавшей своим взмахом сильный порыв ветра. Могучие толстые лапы вцепились в щупальца, а склонившаяся вслед за этим массивная, грубоватая морда широко раскрыла пасть. Прозрачные синие как море глаза смотрели на смертного с пустотой очарованного разума, тогда как появившееся на мосту перед лестницей искатели встали стеной, поднимая в направлении незваного гостя свои руки.

– Tiid Klo Ul! – вновь крикнул имперец, чувствуя, как разрастается в его душе животная ярость.

Игнорируя усилившуюся в теле ломоту, Мартин вновь прокусил губу, упрямо двигаясь вперед. Посеревший мир лишь слегка замедлил расширившего в удивлении глаза монстра. Однако даже это позволило драконорожденому исчезнуть из беседки, избегая прошедшего по закрытым аркам и полу ледяным туманом. Треск льда не замедлил драконорожденного, взмахнувшего огненным клинком.

Протиснувшись сквозь оседающих на темный металл даэдра, драконорожденный резко рванул вверх, чувствуя, как медленно исчезают под его ногами, уходящие в пустоту ступени. Поднимающие порывы ветра взмахи крыльев, лишь ускоряли покрывшегося черной кровью бывшего священника, позволяя тому ступить на небольшую, открытую террасу. Протяжное подчинившиеся воле смертного гудение работающего артефакта исходило от расположенного в центре постамента. Сплетенный из щупалец пьедестал удерживал раскрытую книгу, страницы которой перелистывались присасывающимися к бумаге липкими кончиками. Парящие над артефактом слабое зеленое свечение касалось массивной фигуры, застывшего в небесах чудовища.

Меч в руках Мартина дрогнул, когда он увидел, как медленно раскрывается пасть нагнавшего его дракона. Сильные, доходящие до человека порывы воздуха сильно замедляли его, заставляя терять драгоценные секунды быстро вступающего в свои права замедленного времени. Левая рука драконорожденного неосознанно прикрыла лицо имперца, в то время как горящий клинок внезапно потяжелел. Шаг за шагом имперец упрямо приближался к проклятому якорю Врат, вслушиваясь в громкий рев ребенка Акатоша. Знакомый крик чудовища пробуждал в бывшем священнике знакомое ощущение вызова, а сам он чувствовал, как его внутренний зверь рвется в бой, готовясь ответить на удар простым словом «Feim». Однако вместо боя и окончательного истощения собственного тела, прикусивший губу человек, собрал остатки своих сил, делая резкий рывок в сторону пьедестала.

Ударившись грудью о твердые щупальца постамента, болезненно выдохнувший имперец коснулся руками обложки книги. Потянувшиеся в его сторону липкие щупальца, заметно сопротивлялись попыткам драконорожденного забрать артефакт и вынуждая Мартина приложить усилия, захлопывая книгу.