14 день месяца Заката Солнца 201 год. 4 эра. Вблизи Деревни Скаалов. Солстхейм. Провинция Ресдайн. Империя Тамриэль.

Пламя созданного магией костра отразилось в подобных крови глазах Руэла, выдавая мрачность хмурого данмера. Лишившийся нескольких дней сна избранник Азуры медленно протирал тряпкой дуло своего револьвера, не сводя внимательного взгляда с лица сидевшего напротив мера Мартина.

Урчащий в ногах человека Ами не поднимал своей головы, лениво проводя хвостом по покрытой грязным, серым снегом земле Льдисто-голубые глаза божественного зверя едва заметно сверкали, тогда как скрестивший под собой ног Ворин устало перебирал пальцами бородку. Скрывшийся под зачарованным капюшоном, несколькими слоями плотных тканей алых мантий и заклинанием щита, мер изредка вздрагивал, обращая взор темных глаз к пламени.

Темная, покрытая камнями и корнями земля испаряла, падающих вокруг кимера, белый снег. Покрывшиеся темными тучами ночные небеса скрыли за собой звезды, создавая иллюзию беспроглядной ужасной лесной чащи. Верхушки развесистых елей слабо качались на ветру, тогда как падающие на землю комки снега создавали гнетущий, будто бы предупреждающий о неприятеле, треск.

– Дракона скаалы не оценят. – произнес наконец Руэл, бросая раздраженный взгляд в темноту. – Поэтому дойдем ножками до деревни, потрещим с часовыми, напросимся к старейшине, заберем книжку и попробуем рвануть в Апокриф вместе.

– Сомневаюсь, что скаалы позволят вынести проклятую книгу. – заметил спокойно Ворин, пропуская мимо ушей насмешливое фырканье оскалившегося данмера. – Даже другу племени придется постараться, убежая их в том, что проклятие Обливиона не лежит на наших душах и мы отвечаем за свои действия, не пытаясь причинить вред живому.

– Несомненно, – хмыкнул избранник Азуры, переводя свой взгляд на Мартина. Злая вспышка алых глаз данмера уродовала черты лица друга, напоминая бывшему священнику о сложном характере Нереварина. Драконорожденный молчал, слегка склоняя голову в ожидании вспышки грубых слов. Темные круги под глазами осунувшегося серого лица смотрелись излишне тревожно, в то время как полные вызова пренебрежительные слова прошлись по поляне: - Это ведь так отвечает вере в Всесоздателя. Во имя всего живого отправить пришедшего на помощь разумного в холодные дебри этого ебаного островка. И главное с какой целью – уебать что-то живое, мешающие этим придуркам поиметь свою выгоду. И все со словами «во имя Всесоздателя». Лицемерные даэдровы ублюдки.

Нахмурившийся Мартин задержал не сводил глаз с Нереварина видя в его словах некую предвзятость. Злопамятность избранника Азуры была хорошо известна имперцу слышавшего в голосе старого друга боль от нанесенных кем-то ран. Личная обида, влияя на восприятие данмера смешивалась с пониманием мера веры, обращаясь ядовитой, разъедающей все ненавистью к целому племени.

– Ты был достаточно милостив к Фрее. – заметил осторожно бывший священник, вспоминая молодую, светловолосую нордку.

– Когда обосрал ее веру или, когда всю дорогу насмехался над ней, держа наготове револьвер? – насмешливо приподнял бровь данмер.

– Когда назвал ее "ручейком", защищая ее в недрах проклятого храма. – парировал слова друга драконорожденный, видя, как тот лишь вызывающе скалится.

– Естественно, иначе мы бы там очень быстро подохли. – произнес с вызовом избранник Азуры, нисколько не смущаясь слов имперца.

Промолчавший в ответ Мартин качнул головой, терпеливо наблюдая за тем как закативший спустя мгновение глаза данмер, глубоко вздыхает. Не вмешивающийся в ход беседы Ворин с пониманием посмотрел на подавившего вслед за этим зевок Нереварина, голос которого дрогнул:

- Я могу быть тварью, могу быть последней гнидой или ядовитым, предвзятым, ведущим себя как ребенок или маразматик, ублюдком, однако даже я запоминаю доброту отдельных…существ. Битва сближает, однако в некоторых вопросах я не стану отступать, выкладывая этим придуркам все, что думаю о них и их вере в Всесоздателя.

– Презумпция виновности? – утонил зачем-то надавивший на друга человек, скрещивая руки на груди. Урчащий в ногах бывшего священника Ами недовольно тявкнул, приподнимая голову в поисках ласки. – Виновны все, пока не доказано обратное? Чем они заслужили от тебя подобное?

– Мартин, думаю Вам в Вашем состоянии не следует давить. – подавший голос Ворин поднял в груди имперца нехорошее предчувствие, одновременно возбуждая в нем любопытство. – Нам нужно хотя бы два…непредвзятых взгляда, который проигнорируют боль обиды и не попытаются высказать старейшине неправоту племени.

– Мы же пришли как дипломаты, а не как бесплатная машина убийств, решающая чужие проблемы. – болезненно усмехнулся Руэл, придирчиво пробегаясь взглядом по металлу зачарованного револьвера. Накрывшие дуло тряпка смялась, после чего избранник Азуры до боли сжал свою руку на ткани, проводя ей по оружию. – Нам же нужно улыбаться, надеясь, что эти живущие в гармонии с миром отшельники отдадут нам последнюю книгу, позволяя нам избавиться от проблемы.

– Ты всегда можешь вернуться в Воронью Скалу. – с мягкостью в голосе сказал имперец, заслуживая в ответ отрицательный кивок.

Верный, как и все в отряде истощенный морально, данмер знал, что в словах Мартина был смысл и его ненависть могла помешать им достичь желаемого. Однако, как и всегда в момент сложных, ненавидимых им переговором, мер упрямо шел вперед, готовясь прятать свое сердце под маской насмешки и вызова. Смотрящий на избранника Азуры кимер смиренно выдохнул, предупреждающе качая головой, в то время как недовольно тявкнувший Ами быстро заурчал, окутывая холодный, укрытый от посторонних взглядов овраг аурой спокойствия.

– Я-то могу вернуться, однако это не отменит одного неосторожного слова, которое заставит тебя сорваться. – намерение Руэла поделиться с ним причинами ненависти к скаалам не стало для бывшего священника неожиданностью, заставляя его лишь увидеть в этом предупреждение перед излишней мягкостью.

Сказать оскорбительную, лишающую ненадолго контроля гадость, чтобы в момент самих переговоров подготовленный к худшему человек сумел удержать лицо, упрямо стоя на своем. Чтобы он с милой, понимающей улыбкой дипломата не видел в противоположной стороне очарования, манипулируя ими и делая для достижения цели минимальное количество уступок. Именно этого своими действиями добивался Нереварин, готовясь, как и случае с Барензией лишить друга иллюзий в порядочности будущих собеседников.

– Итак? – спросил у избранника Азуры Император прошлого, кладя руку на голову урчащего Ами. – Что кроме… - человек замолчал, нахмуриваясь в попытке вспомнить озвученную несколько дней назад причину недовольства Нереварина. -…Тартена…медвежьего клыка тебя не устраивает в скаалах? Почему ты не можешь смириться с их верой в Всесоздателя?

– Великая Азура… - тихо прошептал Ворин, устало прикрывая рукой лицо. – Лучше бы мы, не вспоминали о детских обидах, а обсудили бы план грядущей битвы или же обговорили бы складывающуюся перед нами картину событий.

– Клыка Сердца. – поправил бывшего священника Руэл, вновь осматривая свое оружие на предмет пятен. Полный злой насмешки оскал застыл на лице данмера, после чего тот, убрав в кошель тряпку, раздраженно бросил: - Кризис Обливиона остановил Всесоздатель.

– И…это все? – удивился в ответ Мартин, чувствуя, как его внутренний зверь недовольно приподнимает голову. Отразившиеся в глазах драконорожденного недовольство встретило обреченный кивок главы Великого Дома Дагот, который так и не убрал руки от лица. – Руэл…не находишь, что это немного…детская причина для столь сильной ненависти?

Дракон в душе смертного протяжно зарычал, напоминая Мартину о том, кто действительно спас Тамриэль от разбившего в дребезги барьера между мирами. Имперец знал мнение неверующего в Богов друга, прекрасно понимал его доводы, вспоминая реки, испаряющейся на выжженной земле, крови. Бывший священник Акатоша как никто другой помнил горы оскверненных Обливионом трупов, изредка чувствуя в своих волосах невидимый пепел Мертвых Земель.

Истощение читаемых заклинаний школы Восстановления… бесполезнные молитвы к Богам… цепляющиеся за него с отчанием руки кричающих в агонии подданных…идущие в бой по его призыву армии старых и молодых воинов…падение самых дорогих сердцу людей, души которых насквозь пропитывал Обливион, лишая их сна и спокойствия разума.

Священники могли говорить все, что угодно, однако видевший жар проклятых земель, чудом выживший, свидетель на это лишь рванно смеялся. Боги, Принцы Даэдра, впитавшие в себя силу ключей Великих Башен сердца, Всесоздатель, Магне-Ге…аэдра, даэдра, духи… Где все они были в момент боли и смерти? Что они сделали там, где звавшие Их, истинно верующие в Их силу, смертные сгорали в агонии? Где они были, когда отбивающий голову о пол часовни бесполезный монарх взывал к милости, понимая, что лучше тратить драгоценные минуты жизни не на то, чему его учили Отцы церкви, а на спасение тех, кого еще можно было спасти?

– О-о-о…монашка, мне точно нужно объяснять тебе проблему? – прошипел с ничем неприкрытой злобой Руэл, обнажая обгоревшую в жаре прошедшего кризиса душу. – Это не мы истощали себя, пытаясь разобраться с проблемой? Это не жители нашей замечательной Империи бросались во Врата, отдавая ради гребаной жизни все что у них было. Это не Империя сражалась с полчищами даэдра, пытаясь спасти даже жалкий клочок выженной земли. Конечно же, воины Тамриэля ковырялись в носу, просиживая жопу перед воротами, в то время как даэдра исчезали по велению чужой пятки. Это не вы с Вори ползали по полу Храма в попытки разобраться с даэдрической книжонкой. Не я, не птичка и не кошечка мотались по провинциям в поисках помощи. Не ты зажег Драконьи Огни, отдавая свою жизнь трону и становясь для всех священным, жертвенным бараном. И, естественно, это не цветочек разорвал свою душу в жаровне Башни Белого Золото. Это не он делал для рушащегося мира все, что мог. Не он ломал себя, переступая через свои принципы и щедро пропитываясь Обливионом. Не-е-ет, монашка. Это был «Всесоздатель». Именно «Он», собственной персоной спустился на землю, именно «Он» повел нас всех на борьбу, внушая веру и направляя всех к спасению. Именно «Он» внушил нам идеи жертвенности, помогая восстановить границы.

Каждое слово Руэла било точно в цель, болью оседая в сердце бывшего священника. Внутренний зверь человека протяжно рычал, в то время как привитые имперским культом ценности рушились под жестоким взглядом пережившего вторжение даэдра смертного. Уходил ли Нереварин в крайности, прибегая к детской логике, ведь вряд ли все скаалы придерживались описанной мером логике? Мартин никогда не смог бы сказать об этом точно. Вера спасала его слишком часто, однако вечно скрываться за ней было слишком сложно даже для «благословленного» Богами Императора. Драконорожденный понимал боль избранника Азуры, однако видел в его словах и ошибочность некоторых суждений.

– Я понимаю твою позицию, Руэл. – мягко сказал имперец, бросая быстрый, полный молчаливой просьбы, взгляд в сторону кивнувшего главы Дома Дагот.

Поднявшийся с земли аристократ осторожно подошел к данмеру, присаживаясь слева от него, после чего сжимая в знак поддержки серую руку. Проходящие по оврагу урчание Ами очищало разум, позволяя истощенному имперцу достаточно удачно сопротивляться недовольству и ярости собственного внутреннего зверя. Чувство боли, осознание неверия собственным словам, усталость и опустошенность проникли в разум смертного слишком легко, заставляя его глубоко вздохнуть в попытке собраться с мыслями.

– Однако…вера спасла Империю, объединяя смертных ложным обещанием. – слова Мартина заставили Нереварина недовольно фыркнуть. – Нам нужно было успокоение, мнимая надежда, уберегающая нас от отчаяния и чувства безисходности. Но там, где рядом с нами встал весь континент, где газеты писали о чудесных подвигах и самоотверженности смертных, кто был здесь на острове? Кто давал надежду, живущим в уединении людям? Ты…принял нас, принял особенности чуждой Ресдайну терпимости, забывая о ненависти к Империи. Попробуй понять их, давая им шанс показать себя так, как сделала это Фрея.

– Наивная имперская терпимость тех, кто считает себя умнее всех. – раздраженно сказал в ответ Нереварин, беззлобно качая в сторону друга головой. – Я предупредил тебя, монашка. Я буду держать себя в узде, однако эти земли не любят давать шанса добреньким слепцам. Не будь к ним милосердным, не будь к ним уступчивым. Мы пришли за книгой и не обязаны тратить время на решение их проблем.

– Ворин, что Вы думаете об этом? – спросил имперец у аристократа, понимая невысказанные, отозвавшиеся в его сердце иные выходы из положения.

– Риг может быть нашим другом, может быть нуждающимся в спасении Богом, однако даже он безнаказанно не смог бы защитить нас последствий сломленного равновесия. – спокойно заметил Ворин, поднимая задумчивый взгляд на драконорожденного. – Последствия действительно могут быть любыми и лишь время покажет какое решение на самом деле было бы правильным. В наших силах попытаться решить дело миром. Мы можем украсть книгу, применяя чары или же обманывая скаалов. Можем мы и истребить это племя, оставляя на острове лишь власть Империи, да вымирающее племя, живущих где-то во льдах риклингов. Поверьте, нсмотря на мое желание решить дело дипломатией, если понадобится…если таким будет решение, я не дрогну, прибегая к решительным мерам.

– Это Вы так подводите к обсуждению плана грядущей битвы? – поинтересовался Мартин, пробуя разбавить, воцарившуюся после слов Руэла, гнетущую атмосферу.

– Импровизация, несомненно, множество раз спасала наши жизни, однако я все хотел бы знать к чему готовиться. – ответил человеку глава Великого Дома, позволяя себе мимолетной улыбке коснуться благородного лица.

– Расшифровываю, решай, цветочек все же твой супруг. – хмыкнул вновь надевший маску шута Нереварин, расслабляясь и кладя голову на плечо кимера. Тот в ответ снисходительно качнул головой, смягчая взгляд еще недавно безразличных черных глаз.

Урчащие Ами внезапно стало тихим, тогда как внезапный порыв ветра скинул с головы имперца капюшон. Упавшие на ничем не покрытую голову снежинки заставили бывшего священника вздрогнуть, легким движением руки возвращая капюшон на голову и погружаясь в раздумья.

Как дипломат, бывший священник и занимавший, когда рубиновый трон наместник бессмертных аэдра, драконорожденный должен был стремиться к миру. Обязан был искать компромисс, подчиняясь принесенным клятвам и заботясь о своих подданных. Одна просьба в обмен на необходимое – не такая уж и большая цена за жизнь…за даэдрову репутацию Императорской семьи…за веру в милосердие Богов.

Однако так ли это было необходимо теперь? На забытом Богами островке, где живущие уединенно племя не волновалось об Империи и правящем где-то Септиме? Быстрый, простой вариант, гарантирующий истощенному, погрузившемуся в безумие страха драконорожденному возвращение покоя. Смерть, воровство – цель оправдывала средства, уберегая Рига от самоотверженной, безрассудной в своей глупости выходки. С поселившейся в сердце виной Мартин бы справился, в то время как смерть любимого бретонца окончательно бы уничтожила имперца, заставляя того отдать мир в руки Алдуина…или же самому умереть в попытке наконец покончить с драконом ради одной, изменившейся просьбы.

Тяжесть осела в сердце драконорожденного, чьи глаза устремились к небесам. Гладившая Ами рука сжалась на серой шерсти лежащего в ногах зверя, в то время как левая рука рефлекторно потянулась к груди, пытаясь коснуться исчезнувшего с шеи Амулета Королей. Лишь Боги знали, как на самом деле нуждался в советах предков смертный, разум которого невзирая на тяжесть принятого решения пытался найти объяснение собственному поступку.

– Я клялся заботиться о всех подданных Империи. – произнес бывший священник, вновь прокручивая в голове сказанные когда-то Талосом слова. Дракон в душе громко рычал, тогда как с губ смертного срывались уверенные, слабо успокаивающие доводы тяжелого, но принятого всем сердцем, решения: – Простой путь не всегда правильный, однако в вопросах грядущего кризиса мы потратили слишком много времени. От жизни Рига зависит прочность, держащегося на крови Дракона, барьера. От него зависит равновесие и перерождение умерших душ, часть которых ныне застревает в этом плане в виде восставших мертвецов. В условиях же, когда божество пытается…может попытаться уничтожить свои тело и душу, я считаю, что жизнь членов одного небольшого племени не стоит жизни миллионов граждан Империи.

– И это он еще совсем недавно говорил мне о терпении. – беззлобно поддел друга избранник Азуры. – И как ты с такими качельками от милосердного до маньячины правил, монашка?

– Револьвер у виска и похищенный, для воскрешения Ворина, Риг. – парировал слова друга бывший священник, понимая, что лишенный покоя разум действительно штормило из стороны в сторону, превращая смертного в истинного последователя принца Безумия.

Однако, справедливости ради, Мартину стоило признать и то, что тогда рядом с ним были преданные союзники, прикрывающие вчерашнему фермерскому сыну и служителю церви спину. С другой же стороны, знавший свою судьбу драконорожденный прикладывал все возможные усилия, пытаясь обеспечить фундамент для потомков, которые должны были получить в свои руки относительно безопасный, спокойный Тамриэль. Сейчас же, истощившийся разумом человек словно погрузился в то, чему он противился на протяжении семнадцати лет. Подавляемые эмоции, лишенное покоя сердце и новые, проходящие по земле кризисы – ни один даже самый крепкий разум не смог бы сохранять должное статусу хладнокровие или присущее возрасту мудрость.

– Мы попробуем договориться, однако в случае бессмысленного требования, деревня скаалов сгорит в пламени Обливиона. – повторил свое решение имперец, чувствуя, как зверь в его душе радостно рычит, требуя от него пролить чужую кровь. – В этом случае нам нужно будет поскорее завладеть книгой, удерживая позиции до вызволения Рига из Апокрифа.

– Намерение работает только в отношении принцев даэдра? – с любопытством уточнил у Мартина Нереварин, заслуживая в ответ кивок.

– В отношении низших даэдра действует…так называемые правила призыва. – подал голос Ворин, не отпуская руку своего партнера. – Намерение, Договор. Контроль. Прежде всего это намерение и желание мага, который призывает существо из недр Обливиона. Призывает осознанно, понимая кто должен явиться на его призыв и чего чародей желает добиться этим призывом. Осознавая риски перед неудачей, но обращая свою решимость в чары. Следом идет облаченный в желании договор, условия которого должны быть четкими, не позволяющими призванному существу отступить от клятв, оборачивая результат чар призыва реками крови. После в дело вмешивается контроль мага, который призывает столько существ, сколько он может держать под контролем.

– Обычно волшебник должен провести ритуал, выбирая способ призыва и способ привязки существа. – добавил Мартин, вспоминая о принесенных ему присягах. – Однако в моем случае, думаю сыграет свою роль присяга командующих островов и моя кровь.

– А еще отстуствие цветочка на Островах. – с пониманием хмыкнул избранник Азуры. – Не полноценный прорыв, однако умелому волшебнику хватит сил на то, чтобы устроить недолгий хаос на земле.

На несколько секунд в освещаемом лишь костром овраге воцарилась тишина. Прошедшая по серой шерсти Ами, скрытая под перчаткой, человеческая рука дрогнула. Губы драконорожденного тронула усмешка, а сам он ощутил то, насколько на самом деле, без дополнительной защиты, был слаб созданный аэдра барьер. Нескончаемый прорыв, открывающиеся Врата, рушащиеся от прерывающейся энергии Башни и орды даэдра – именно от этого уберегала благословенная кровь дракона. Защищала от лордов даэдра, заставляя их подчиняться правилам и оставляя им брешь в виде намерения…где любая враждебность в отношении плана смертных закрывала проход между мирами.

Однако, почему никто не говорил о кругах призыва. Никто не говорил о разрешенном в Империи направлении школы Колдовства. Разрешенная с большими оговорками, противная многим смертным Мундоса, некромантия и полностью разрешенный призыв. Где все действительно ограничивали таланты призывателя, способного при должном контроле устроить на улицах одного города хаос.

– Однако смогут ли призванные в деревню даэдра переместиться вслед за Вами в Апокриф? – задал внезапный вопрос Ворин, спокойно добавляя: - Учитывая представленные Вами…доказательства, я смею отметить достаточно тревожные, заставляющие сомневаться в благородных намерениях Хермеуса Мора, звоночки.

– А вот и обсуждение подъехало. – заметил устало Руэл, подавляя новый, вырвавшийся из него, зевок. Глаза данмера устало прошлись по лицу бывшего священника, после чего избранник Азуры сказал: – Это все действительно дурно пахнет очередной даэровой многоходовочкой.

Мартин в задумчивости прикусил губу, мягко поглаживая урчащего в его ногах волка. Проходящая по ночному оврагу аура спокойствия незаметно проникала в головы истощенных смертных. Дрогнувшее, почти погасшие пламя костра вновь вспыхнуло, подчиняясь слабой, сорвавшейся с указательного пальца Ворина искре.

– Начнем сначала? – предложил почувствовавший на своих губах кровь драконорожденный, заслуживая в ответ согласный кивок кимера.

– Подобное было бы разумным, помогая собрать нам картину происходящего. – согласился с человеком аристократ, не выказывая каким-либо сильных эмоций. – Нам нужно понять истинные намерения князя Неведомого, подготавливаясь к любым, пришедшим от него, после победы над Мираком неожиданностям.

– То, что это какое-то дерьмо с рождением божества мы уже выяснили, теперь менее важный вопрос - нахуя? – заметил с привычной для него насмешкой Руэл, задумчиво нахмуриваясь. Алые глаза мера всмотрелись в лицо имперца, после чего Избранник Азуры начал: - Итак на тебя напали в городе, возле резиденции ордена Клинков, сперва с попыткой убить, после с привличением внимания в виде известной нам шпильки. Теперь вопрос: чего он хотел этим добиться? Особенно зная о способностях драконорожденных и прекрасно понимая, что твои защитники не позволят тебе подохнуть.

– Позволь дополнить твой вопрос, спрашивая о том почему именно Солстхейм? – взял слово Ворин, в задумчивости поглаживая бородку. – Слуга принца Знаний, способный из Обливиона послать убийц в Мундус и видевший освобождение Пожирателя Мира…сомневаюсь, что он не сумел бы навести справки о своем противнике и том, кто будет его защищать.

Вопросы друзей пусть и не меняли ситуацию, все же подогоревали природное любопытство смертного дракона. В разбавляемой лишь урчанием Ами ночной тишине драконорожденный нахмурился. Действительно картина выходила излишне…недальновидной для того, кто считался избранником Хермеуса Моры. Раньше нападение считалось имперцем реальным, а оказавшаяся в руках культистов шпилька воспринималась как ловушка, призванная лишить Мартина разума. План был грубым, но надежным, ведь имперец не задумываясь последовал на Солстхейм – остров, который по фрескам из Храма Мирака принадлежал первому драконорожденному.

Однако, теперь, вслушиваясь в вопросы соратников, вспоминая увиденные им части Апокрифа…цепляясь за ультиматум Мирака, который мог несколько раз убить его в проклятом плане – бывший священник сомневался. Зачем нести шпильку, оставляя записку, когда можно было убить при помощи яда? Когда можно было выстрелить из-за угла, используя шпионов или неаемников…зачем нужно было нападать в открытую?

«Видел, пытаясь направить его на правильный путь. Случившиеся стало для меня…большой досадой, которая внесла суету в привычное мне течение времени» - слова Хермеуса Моры возникли в памяти драконорожденного слишком легко, заставляя его вновь прокрутить первый разговор с принцем даэдра.

Даэдра не лгали…эта истина была известна каждому смертному Тамриэля. Они манипулировали, играли словами, вкладывая в них определенный, ведомый лишь им смысл, но не лгали…но вкладывал ли князь Неведомого в свои слова тот смысл, который был воспринят драконорожденным как доказательства невиновности?

– Видел, пытаясь направить на правильный путь… - прошептал в задумчивости драконорожденный, понимая, что в словах Хермуса Моры никогда не было конкретики. Задержавшаяся на голове Ами рука дрогнула, когда выдохнувший имперец под внимательные взгляды товарищей горько усмехнулся. – Хермеус видел предательство Мирака...видел, пытаясь направить его на «правильный путь» …но какой путь был правильным? Почему для видевшего варианты будущего божества предательство стало неприятной досадой, нарушившим привычное течение времени?

– Он должен был быть готов к подобному. – задумчиво проговорил глава Великого Дома Дагот, понимая ход мыслей друга. – Только, если это не произошло слишком рано.

– Мирак не хотел моей смерти... – высказал имперец открывшуюся ему мысль, понимая подобная теория была не до конца правдивой, ведь их первая битва в Апокрифе больше походила на попытку убийства, чем на неудавшиеся переговоры. Вновь прокусивший губу драконорожденный поднял хмурый взгляд на друзей, исправляясь: - Он не был бы против моей смерти, однако его настоящая цель убийство Хермеуса Моры.

– И для этого ему нужен был меч крестоносца. – продолжил соединять разрозненные нити Руэл. – Благословленный твоим предком меч, способный убить бессмертного. Допустим, захотел власти. Это понятно, однако не сильно вяжется с попытками создать прорыв при помощи камней и Врат.

– Он хотел существовать. – сказал имперец, вновь вспоминая свои путешествия в Апокрифе.

Слова убитого принцем Неведомого низшего даэдра дали смертному новый камешек для строящейся, кажущейся на первый взгляд бессмысленной, теории. Одновременно с этим истощенного разума коснулись известные увлекающимся оккультной магией чародеям знания о сотворении принцами даэдра избранника…избранника, который у каждого князя Обливиона мог быть лишь один. Глаза Мартина коснулись кивнувшего в понимании Ворина, после чего слова бывшего священника развили их теорию, дополняя ответ на вопрос Руэла:

– Принцы даэдра изменчивы, а их избранники часто погибают в битве с новым чемпионом. Побег или смерть угрозы. Текущая в жилах Мирака кровь, столетия в Апокрифе наложили отпечаток на его поведение.

– Значит у нас возможно новый избранник принца даэдра… - задумчиво протянул Нереварин, поигрывая в руках с револьвером. Лежащая на плече кимера голова не меняла своего положения, в то время как задумчивый взгляд подобных крови глаз будто бы смотрел сквозь имперца. – И это, учитывая, как наша тварюшка крутиться вокруг тебя. Проповеди, напитывание силой Обливиона…точно ли он хочет сделать из тебя отдельное божество?

– Посланник Мирака сказал собрать воедино все увиденное мной в Апокрифе. – произнес, вновь проведший рукой по серой шерсти, человек.

Стальные глаза имперца сверкали едва заметным золотом, тогда как молчаливые заклинания школы Восстановления быстро заживляли ноющие на губах ранки. Вслушивающийся в урчание лежащего в ногах зверя Мартин быстро обдумывал видимые им картины, задерживая свое внимание на разговорах с принцем даэдра. Терпеливо наблюдавшие за ним друзья молчали, позволяя бывшему священнику собраться с мыслями для нового, внезапного вопроса или неподтвержденной ничем теории.

У Хермеуса Моры был план…план, к которому он готовился слишком долго и который должен был исполниться совсем скоро. План, ради которого он по словам его подданных был готов выступить против половины лордов Обливиона…

Восемнадцать коридоров, вобравшие в себя знания о слабостях и уязвимостях князей даэдра. Часть Обливиона с тремя перекрытыми коридорами. «Неведомое», «Порядок» и «Хаос» - «Ит», «Джиггалаг», «Шеогорат».

Зал памяти, где под властью наблюдателя перед глазами Мартина было разрушено видение прошлого. Видение совета, где Хермеус Мора убеждал остальных Владык Обливиона выступить против неподконтрольным им Джиггалагом. Принцем Порядка, хранящим тропы Обливиона и следящим за тем, чтобы остальные не пытались устанавливать свои порядки в неподвластных им регионах Обливиона или Мундуса.

Ит…некая «Ит» сильная настолько, что выступила бы против даэдрического князя Судеб в момент свершения его задумки. Способная остановить его так быстро, что поплатилась за это страшным проклятием, стирающим ее имя и личность из истории. Точно также как поплатился и способный с легкостью вторгнуться в Апокриф Джиггалаг, заслуживший в свою сторону проклятие разорванной души, создавшие из него Шеогората.

Шеогората…чьи имя и статус принял Риг, возвышаясь до аэдра…повелевающий душами и путями Бог, заключивший в момент нужды договор с принцем Неведомого. Сделку, сотворившую из принца даэдра Десятого Бога Тамриэля. Сделку об обмене знаниями с тем, кто мог знать все…договор о душах и бесконтрольном путешествии Хермеуса Моры в неподвластный ему план…

Белое Золото Мундоса повторится…подобные слова были сложны для восприятия драконорожденного, чувствовавшего как внутренний зверь раздраженно поднимает в его груди голову. «Белое Золото Мундуса» - Мартин знал лишь одно известное ему сооружение, название которого частично совпадало с услышанным им. Башня Белого Золота, Императорский Дворец или же Белое Золото – одна из Великих Башен Тамриэля…центр их мира, центр восьмиконечной звезды Великих Башен, отвечающий за равновесие и прочность держащегося на крови Дракона барьера…башня, где в конце вторжения Обливиона заживо сгорел пожертвовавший душой Риг, возносясь впоследствии как божество…

Божество…аэдра…смертный, чей страх и способности к магии позволили ему впитать в себя силы двух принцев даэдра. Тот, кто питался душами, расширяя свои способности и становясь подобным живому, постоянно наполняемому Этериусом, камню душ. Тот, кто добровольно шагнул в Обливион, участвуя в играх бессмертных и тот, кого к титулу принца Безумия готовил лично Шеогорат…Шеогорат, возникший в результате интриги Хермеуса Моры…тому, кто явился перед измотанным Ригом слишком быстро, обманывая его и начиная двигать события к выгодному для него варианту…

Варианту, в котором в мир явится Пожиратель Мира, а Боги направят к нему на бой пробудившего кровь драконорожденного…способного подобно камню душ впитать в себя души детей Акатоша…готового на все Императора прошлого, названного при жизни Золотым Драконом Тамриэля…благословленным Богами Императором, остановившим кризис и посетившим чертоги Богов для обучения…того, перед кем вставали на колени и кого в случае внезапного воскрешения можно было приравнять к бессмертному…о чем неустанно говорили, посланные Хермеусом Морой проповедники.

Точно также приравнивали к Богу свершавшего во время Кризиса Обливиона подвиги Рига… впитывавшего души… подобно драконорожденному… расширявшему свой потенциал… участвующему в эксперименте Шеогората, сделавшего из простого смертного Владыку Обливиона…сделавшего в результате осознанного, пусть и подчиняющегося нужде, добровольного решения…выбора, который можно было взять и при помощи уловок…грязной манипуляции или словами о жертве и спасении дорогого сердцу человека.

«Победа…возвращение к спокойной жизни собственного сердца потребует усилий, смертный Дракон. Поэтому, к тому дню сумей ответить на один вопрос: готов ли ты подобно Невозможному Дитя шагнуть в пропасть, кладя на жертвенный алтарь свои душу и тело?»

Прозвучавшие подобно звону городского колокола слова Хермеуса Моры вырвали из сердца смертного дракона все сомнения. Хриплый, болезненный смех истощенного драконорожденного пронеся по оврагу, заставляя Ами успокаивающе уткнуться в тело бывшего священника. Ускользавшая до сей поры истина щелчками проносилась по разуму Мартина, понимавшего что появление Алдуина должно было стать началом нового, угрожающего башням кризиса…кризиса в момент раздора, когда народ Империи сомневается в положении Императорской семьи…когда один, обрушившийся на землю дракон или посланный убийца способен ввергнуть Тамриэль в хаос…в тот миг, когда на его территории оказывается первый Император четвертой эры, принесший когда-то на земли своих предков золотую эру...или занявший тело и поглотивший добровольно отданную душу принц даэдра…кровь Дракона…проповеди…бессмертное, лишенное слабостей даэдра божество, способное без каких-либо условностей ступить в Мундус, становясь его Владыкой.

– Призови Азуру. – обратился к Руэлу имперец, поднимая свой взгляд на друга.

Отразившаяся на лице друга недовольная решимость, сопроводилась неохотно поднятой головой данмера. Знавший бывшего священника Нереварин не задавал лишних вопросов, перешагивая через свою личную неприязнь к Королеве Ночного Неба и прикрывая другу спину. Поднявшийся с земли Ворин вытащил из ножен серебряный кинжал, придирчиво оглядывая освещаемую костром местность.

– Остынь, Вори. – покачал головой Нереварин, прикладывая руку с блеснувшей на ней Луной-и-Звездой к груди. Алые глаза избранника Азуры закрылись, после чего он устало произнес: - Марионетка.

– Я создам защитный круг. – покачал головой глава Великого Дома Дагот, протягивая руку в направлении кошеля данмера. – Не спорь, Руэл. Я не хочу рисковать, наблюдая за тем как взявшая тебе ненадолго под контроль Госпожа сделает то, о чем ты потом пожалеешь.

Мартин промолчал, наблюдая за тем как данмер без споров отдает в руки кимера зачарованный кошель, из которого аристократ начинает доставать камни душ. Шум раскалывающихся кристаллов и быстрый шепот перемещающего магией осколки аристократа доходил до имперца откуда-то издалека. Серые как сталь глаза смертного закрылись, а сам он, забывая о урчащем рядом Ами, стоял на коленях. Сложенные в молитве рук открывали душу, беззвучно шепчущего молитвы драконорожденного.

Акатош… Талос… Мара… Зенитар… Джулианос… Аркей… Кинарет… Дибелла… Стендарр… Сангвин… Периайт… Ноктюрнал… Вермина… Боэтия… Мефала... Клавикус Вайл… Намира… Меридия… Хирсин… Малакат… Молаг Бал… Мерунес Дагон… Ситис… Шор… Всесоздатель…

Молитва за молитвой. Под хруст разбивающихся в пыль камней душ Мартин умолял вселенную о помощи, понимая, что произнесенные когда-то слова принца даэдра о помощи не смогли бы оказать должного результата. Сангвин имел связи, обещая ему поговорить с бессмертными, однако смог бы он собрать силы, против того, кто вынашивал свой план на протяжении нескольких эр? Смог бы князь Разгула убедить хотя бы половину Владык Обливиона выступить против того, кто знал, казалось бы, обо всем, дергая за нити судьбы так как ему было угодно? Теперь, зная истинный план Повелителя Апокрифа, понимая, что тот никогда бы не выпустил из своих рук Рига, Мартин не мог рисковать. Он не мог спокойно идти вперед, полагаясь на случай и ожидая, что его союзник в решающий момент приведет небольшую помощь.

Бывший священник молился, не зная точно находили ли его слова своих слушателей. Он молился, зная, что быть может его голос сливался с шумом тысячи таких же просителей. Однако, понимая последствия своего бездействия, драконорожденный не оставлял попыток достучаться до бессмертных. Молитвы смертного дракона, влияние Сангвина или визит узнавшей о планах князя Неведомого Азуры…Что бы из этого не сыграло в будущем своей роли, упрямый драконорожденный с уверенностью мог утверждать одно – хотя бы часть разрозненных, готовых вцепиться друг другу в глотки бессмертных, пусть ненадолго, но выступит единым фронтом против, готового нарушить их хрупкое равновесие, Хермеуса Моры.