22 день месяца Заката Солнца 201 год. 4 эра. Храм Ригеля. Вайтран. Владение Вайтран. Провинция Скайрим. Империя Тамриэль.

Тонкая шпилька покинула волосы Рига, позволяя собранным в высокий хвост серебряным волосам мягко упасть на плечи. Струящиеся подобно водопаду, свободно доходящие до спины, прямые пряди огибали женственное лицо божества, создавая удивительное, будто бы пришедшее из снов видение. 

Лишенные сапог ноги бесшумно коснулись светлого камня, проходя в сторону заправленной кровати. Сидевший на мехе белого медведя, соединивший стопы ног, Мартин беспокойно кусал губы, склоняя голову над папками. Многочисленные, терзающие бывшего священника мысли не могли помешать смертному, бросать восхищенный взгляд на хрупкого, присевшего на кровать супруга. Приятная тяжесть коснулась левого плеча драконорожденного, позволяя тому с заботой коснуться подобных шелку волос.

Небольшая, уютная келья мало напоминала императорские покои Храма Повелителя Облаков. Выделенные им жрецом Рахиром комнаты не позволяли развернуться, а скудная, лишенная роскоши или украшений обстановка олицетворяла забытую имперцем простоту веры, давая гостям лишь необходимое. 

– Рахир сказал, что ярл уступил, позволяя тебе занять место судьи. – сказал устало Риг, опаляя плечо драконорожденного теплым дыханием. 

Лежащий у закрытой, запертой на засов, деревянной двери Ами громко фыркнул, поворачиваясь к ним спиной. Свернувшийся в клубок, скрытый под иллюзией, зверь свернулся в клубок, накрывая лапами вытянутую морду.

Мартин промолчал, с привычной заботой перебирая пряди чужих волос. Расслабившийся в его руках Риг доверчиво прислонялся к драконорожденному, терпеливо ожидая его слов. Размеренное дыхание спустившегося с небес божества умиротворяло, заставляя внутреннего дракона имперца мягко урчать, расправляя невидимые крылья, в попытке закрыть супруга от ужасных снов.

– Проблем не возникло? – поинтересовался Мартин, переворачивая страницу обновленного свода законов. 

Прикрепленные к страницам толстой папки, с выписками из обновленного свода, узкие бумажки зашуршали, сминаясь, но позволяя смертному оказаться на интересующих его страницах. Зажатое в правой руке зачарованное гусиное перо застыло в воздухе, не решаясь подчеркнуть некоторые части, лежащих справа от него свидетельств, Малика.

– Они назвали тебя членом Императорской семьи, не уточняя ни твоего положения, ни титула. – заметил тихо, не раскрывающий глаз, Риг. 

Едва не мурлыкающий от прикосновений бывшего священника герой неосознанно улыбался, прикладывая все оставшиеся у него силы для того, чтобы не заснуть. Одновременно с этим, прислушивающийся к связи драконорожденный чувствовал знакомое ему, смешивающиеся с нежностью, умиротворение.

– Титул, который они должны будут произнести в начале слушания. – сказал тихо бывший священник, мягко массируя голову любимого супруга. Тот в ответ молчал, вслушиваясь в голос драконорожденного и позволяя тому обдумывать имеющуюся к него информацию, используя свой опыт правителя. Знающий законы Мартин хмурился, мысленно ругая себя за уступки и сохранение устаревших норм имперского права, которое почему-то так и не смогли реформировать его потомки. – Назвав меня «Императором», они попадут под закон Потемы. Назовут «Императорским Высочеством» ошибутся в линии наследования. Представят «милордом», покривят против истины, однако четко обозначат грань между прошлым и будущим.

– Скандал будет в любом случае. – произнес вознесшийся герой, мягко притрагиваясь к связывающим их узам. 

Слабое, быстро сменяющееся задумчивостью, беспокойство коснулось разума драконорожденного, заставляя того успокаивающе провести по волосам бретонца. Молчаливые, полные дурных мыслей пронесли перед глазами бывшего священника, тогда как открывший глаза Риг несколько раз глубоко вздохнул, останавливая свой взгляд на лежащих вокруг них папках.

Нахмурившийся Мартин лишь сильнее сосредоточился на бумагах, продолжая привычно массировать голову супруга. Тот был прав и назначенный на утро следующего дня суд не пройдет незамеченным для Империи, внося в нее очередную смуту. Пребывший из прошлого Император, который намеревался осуществить свой долг… непонятная в этом отношении до конца позиция Сиродила… известный заранее приговор или смерть уважаемого в обществе человека, оказавшегося даэдропоклонником, что в свою очередь явно пытались скрыть.

Зверь в душе имперца протяжно рычал, тогда как сам Мартин раздумывал над ожидающим его судом. 

Концепция судов была не новой для драконорожденного, пережившего по меньшей мере один суд над собой и впоследствии не раз осуществляя так называемое императорское правосудие. Императорское или, как чаще говорили до кризиса Обливиона, имперское правосудие было не столько правом, сколько долгом и обязанностью властвовавшего землями Тамриэля монарха. Высочайшая милость или свидетельство близости Императора к народу…доказательство того, что перед Их наместником не было ни бедных, ни богатых, ни знати, ни бедняков…безграничная вера в то, что ступив на Императорскую Зеленую Тропу во время прогулки благословенной крови Дракона можно отыскать то, чего не смогли дать короли или графы.

С приходом к власти Мартина Императорское правосудие стало постепенно расширяться, охватывая уже не только Императора, но и наследного принца, в чьем праве была возможность принятия самостоятельных, не зависящих от мнения монарха, действий. Имперец хорошо помнил, как приводил упорядочивал законы вверенных ему земель, изредка получая письма о том, как его старший сын и наследник – Уриэль без страха спорит с графами Сиродила или королями Хай-Рока, лично участвуя в расследованиях убийств или краж. Впрочем, и сам драконорожденный не избегал своих обязанностей, внимательно слушая пришедших к нему с прошением подданных, после чего проявляя к делу все свое внимание.

Несомненно, прошедшие года изменили Тамриэль, меняя в нем часть законов и вновь расширяя круг тех, кто мог занять место судьи при внезапной просьбе. Присущая временам завершения вторжения даэдра самостоятельность решений исчезла, уступая место назначениям и разрешениям. Отныне Императорское правосудие оставалось лишь в руках правящего монарха Тамриэля, который мог в случае нужды делегировать эту обязанность любому своему родственнику, отправляя его в нужную провинцию. Получивший же просьбу о подобном правосудии представитель благословенной крови обязан был написать Императору, спрашивая у того позволения на личное вмешательство.

Чего, впрочем, не сделал решивший помочь Мариону имперец, чьи действия словно пытались бросить вызов времени, выводя Императора из холодного нейтралитета.

С другой же стороны возникала проблема облика суда, который с момента ухода бывшего священника становился все более светским. Вместе с кризисом Обливиона медленно уходили в прошлое клятвы бессмертным Богам, умирая подобно сгинувшему в истории праву поединка. Потомки Мартина Септима щедро выделяли деньги на науку, открывая во всех уголках Тамриэля академии права, из чьих дверей выходили защитники и обвинители. Залы суда, бывшие местом беспощадных обвинительных приговоров, начинали являть взору граждан каменные полы, в то время как звон стали и льющуюся из ран кровь заменяли ядовитые, отдающиеся в стенах, холодные слова.

Мартин нахмурился еще сильнее, понимая, что в своей задумчивости он вновь до крови искусал свои губы. Металлический прикус крови проник в горло драконорожденного, в то время как ожидаемая при прикосновении к ранам ноющая боль, так и не коснулась мыслей смертного. Дракон в душе мягко заурчал, в то время как сам имперец с нежностью в сердце отметил приятное, проходящее по всему тело, тепло.

– Сплетение светского и религиозного начал лишь отражает шаткость положения ярла Вайтрана. – голос любимого супруга отвлек Мартина от мыслей. 

Не поднимающий головы бретонец в задумчивости смотрел на раскинутые перед ними папки, выдерживая долгую паузу. Глубокое, спокойное дыхание вознесшегося героя походило на начало исцеляющей медитации, поднимая в сердце бывшего священника слабую, проникающую в разум, тревожность. Где-то в закромах своей души имперец понимал, что подобное волнение было бессмысленным, в то время как восстанавливающийся после Апокрифа Риг достаточно быстро уставал. Необходимость в отдыхе и последующие исчезновения в очищающей разум и тело медитации были правильным, логичным решением…которое имперец мог лишь поддержать, гоня из собственного разума предательские мысли об охватывающих когда-то супруга панических атаках. Ведь если бы что-то было…если бы Риг вновь проиграл в своей голове битву с гнетущими мыслями, бывший священник почувствовал бы это самым первым, успевая среагировать до появления лепестков или же умиротворяющего рычания Ами.

Движения Мартина в волосах стали более медленными, тогда как тихое мычание мягкой мелодии коснулось лишенных украшений стен. Лежащий у дверей Ами лениво приподнял голову, тихо тявкая, после чего вновь опускаясь на каменный пол. Горящие на косяке прямоугольной двери руны школы Иллюзии ткали в воздухе прозрачный, зависший под потолком, белоснежный шар, чей приятный свет не оставлял в выделенной им келье ни одного темного угла.

– Я не сплю… - пробормотал устало Риг, не пытаясь отстраниться от имперца или взять в руки часть темных папок. Дрогнувший звучащий с легкой хрипотой мягкий голос божества был хорошо знаком драконорожденному, знавшему что так тот пытался подавить рвущиеся наружу зевки. – Просто задумался.

– Прошло три дня. – мягко заметил имперец, хорошо понимая, как сильно его супругу нужны был отдых и время. Заботливые, медленные движения драконорожденного несли в себе понимание, проходящее слабой поддержкой по узам. – Не удивительно, что ты часто задумываешься. Даже, если тебе кажется, что для этого сейчас не время.

– Думаешь я должен был в нашем завтрашнем представлении передать роль защитника Рахиру? – спросил у имперца Риг, вновь сосредотачивая свой взгляд на бумагах.

– Никто не осудил бы тебя, если бы на так называемом суде веры против жреца Талоса выступил бы жрец Ригеля. – не стал давать однозначного ответа драконорожденный, раздумывая над ранее произнесенными супругом словами.

Шаткость положения ярла Вайтрана, решившего сплести светское начало из логики обвинителей и защитников с религиозным началом клятв перед Богами. Окруженный зримыми и незримыми врагами Балгруф пытался балансировать между Империей и Братьями Бури, оттягивая неизбежное. Место Вайтрана в Скайриме было весьма привлекательным, тогда как громкие слова ярла о том, что он склониться лишь перед прибывшим Драконом служили своеобразным щитом, ограждавшим правителя от бунтов. Твердивший о верности наместнику Богов Балгруф мог в любую секунду выступить как на стороне Септимов, так и на стороне Братьев Бури, поддерживая слова одной из сторон.

Однако Император Тит собирался прибыть в Скайрим, лишая ярла попыток отступления. Одновременно с этим, по словам внука имперца становился нетерпеливым предводитель повстанцев, желая уже не союза, а грубого замещения правильным человеком. Озвученный несколько месяцев назад отказ Мартина от титула тана Вайтрана стал первым камушком, лишившим светловолосого норда достаточно весомого аргумента. 

Следом сказался сожженный драконом Ривервуд, заставивший жителей владения усомниться в политике Балгруфа. Улицы медленно полнились шепотками, твердившими о том, что гибель защищенной чарами и баллистами деревни была ответом Богов на сомнения ярла, которые желали от потомка роз Вэйреста выбора…правда выбор этот варьировался в зависимости от позиции говорившего.

Теперь же смерть Предвестника от рук того, кто когда-то по протекции самого ярла оказался в священных залах Йоррваскра. Смерть последователя Хирсина, правда о котором вызовет новые шепотки. Даэдропоклонник…обладающий властью, близкий в какой-то мере к Балгруфу человек, кто знал, как глубоко скверна Обливиона проникла в сердце норда и как часто отвратительный шепоток даэдра отражался в решениях правителя Вайтрана.

Патовая ситуация, где любой ответ ярла мог взорвать общество. Отпустить убийцу Предвестника значило оскорбить знатных нордов Скайрима, насмехаясь над традициями. Наказать, зная, что приговоренный человек спас владение от участи похуже смерти, не раскрывая при этом истину, которую, впрочем, спустя время, мог открыть кто угодно…или же замять дело, отпуская редгада в надежде, что его благородство удержит язык за зубами.

В такой ситуации показательный суд веры был попыткой найти слабое оправдание для наказания. Наказали Боги, но не ярл, который лишь стал Их рукой, подчиняясь озвученным жрецами доводам. Тогда как прибытие драконорожденного…прибытие Мартина, занявшего место судьи окончательно снимало с Балгруфа ответственность, ведь он как верный подданный и верующий в волю Десяти правитель просто не мог поступить иначе, идя против воли Их избранника и истинного наместника.

– Оставить тебя одного, даже зная, что никто из жрецов не причинит тебе вреда… - произнес между тем Риг, наконец подбирая с одеяла ближайшую к нему папку. Связь дрогнула, принося с собой знакомую бывшему священнику задумчивость, тогда как видимые человеку золотые глаза упрямо нахмурились. – Боюсь, я не смогу встать в тень, зная, что мог бы сделать больше. 

– Рахир мог бы вызвать тебя свидетелем. – осторожно заметил в ответ Мартин, чувствуя проблеск слабого веселья.

– А ты из-за предвзятости мог оставить роль судьи на Балгруфе. – мягко парировал Риг, проводя пальцами по бумажным, шелестящим закладкам. Тихие, полные искреннего уважения слова коснулись ушей Мартина, заставляя внутреннего зверя смертного удовлетворенно заурчать: – Однако, ты решился вместо этого исполнить долг Императора. Не взирая на последствия, на возможную угрозу твоей жизни, ты собираешься поступить честно, не прячась за спинами и не пытаясь исчезнуть, делая вид что твои разум и сердце заняты лишь Алдуином и сделкой с Богами.

Рука имперца невольно замерла на серебряных волосах, чувствуя, как в уважение супруга вплетаются знакомые ему восхищение и одобрение. Проходящая по телу имперца теплота несла в себе привычные ему незримые прикосновения к душе. Чувствующий внимание внутренний зверь Мартина ластился к вознесшемуся божеству подобно верному псу, купаясь в чужих эмоциях и позволяя наполнять смертное тело энергией яркой, любящей его души.

– Я не позволю тебе стоять перед ними в одиночестве, без какой-либо поддержки. – выдохнул с решимостью Риг, отрывая свой взгляд от книг. 

В обратившихся на Мартина глазах плескалось расплавленное, чарующее разум, золото, в то время как раскрытая перед смертным душа больше не скрывала от него никаких эмоций. Приобнявшая, проводящая по волосам супруга рука бывшего священника спустилась ниже, касаясь прохладных пальцев божества. Мягкое, уверенное прикосновение сжало руку драконорожденного, переплетая их пальцы.

– Явно или в тени, ты бы остался рядом. – проговорил с улыбкой Мартин, чувствуя в своей душе непрошенное облегчение. 

Дракон в душе все урчал, тогда как сам драконорожденный не мог не подумать о том, как он скучал по подобным словам. Скучал по такому прямому намеку, уверенно говорившему о том, что как бы бывший священник не пытался упасть, какие бы шаги не предпринимал, его подхватят. Без раздумий, без попыток найти выгоду лишь из-за благословенной крови, не стая на чашу весов чью-ту другую жизнь…как бы эгоистично это не было, как бы Мартин не понимал, что так не должно быть, как бы не твердил себе о том, что жизнь дорого человека не должна была вновь подвергать себя опасности…слышать эти слова было приятно.

– Я почувствую больше, чем жрецы. – произнес тем временем Риг, прекрасно понимая невысказанные мысли бывшего священника. – Душа Скьора или Эйлы может отозваться на мой зов. 

– Или мы смогли бы по показаниям Малика найти тайные залы Йоррваскра, где он убил оборотня. – поддержал слова возлюбленного имперец, едва заметно кивая, после чего вновь сосредотачиваясь на деле. – Если мы правильно поняли Малика, все знавшие об этих залах мертвы. Стража города оцепила местность до суда, а оставшиеся в живых члены этого братства не отмечены скверной Хирсина.

Невольно глаза драконорожденного опустились к лежащим перед ним бумагам, выцепляя среди листов отдельные фразы. Тайные залы под Небесной Кузней…тотемы Хирсина…гигантская, стоящая посередине чаша с кровью…полные облегчения слова о том, что простые братья и сестры не знали о творящемся в древнем подземелье ужасе. 

– Если тело еще можно незаметно переместить, то с древним подземельем подобное не выйдет. – справедливо заметил Риг, прослеживая за взглядом супруга. – Рахир не говорил о неупокоенных душах, но и не заходил на территорию Небесной Кузни. Что же касается того, что Хирсин называет своим даром, то, по его словам, оборотней в Вайтране больше нет. 

Драконорожденный в задумчивости прикусил губу, практически сразу же разжимая зубы. Учитывая все произнесенное заключенным в тюрьму Вайтрана Маликом, для его спасения логичней всего было разыграть карту самозащиты и даэдропоклонничества, упирая прежде всего на последнее. В свете зачарованного, парящего под потолком белоснежного, огонька бывший священник хорошо знал, как после кризиса Обливиона подданные Империи относились к тем, кто отдал свои души князьям даэдра. Помнил имперец недовольные крики и попытки уничтожения пустых храмов, с которыми, сквозь скорбь и пустоту души, был обязан разобраться молодой Император.

– Что, если душ не окажется, а тотемы Хирсина и чаша крови покинут зал? – спросил у вознесшегося героя Мартин, пытаясь найти выход для ярла.

– Марион. – коротко ответил бретонец, улыбаясь от коснувшегося его непонимающего взгляда.

Все еще лежащий на плече драконорожденного Риг вызвал в груди знакомое чувство любопытства. Искрящиеся жизнь, частично видимые взору бывшего священника, золотые глаза знакомо щурились, в то время как в связывающих их души узах чувствовался знакомое, похожее на прыжок в бездну неизвестности, напряжение. 

– Он же останавливает время. – нахмурился Мартин, припоминая направление исследований молодого Телванни. Задержавшиеся на строчках показаний редгарда глаза сощурились, тогда как дрогнувший от высказанного предположения голос не смог скрыть смешанного с недоверием интереса: - Неужели он все же смог?

– Он всегда был упорным ребенком. – отозвался спокойно Риг, слабо проводя пальцами по костяшкам. Мягкий голос бретонца звучал с отеческой гордостью, вызывая в сердце имперца множества вопросов: - По-своему же опыту скажу, что несмотря на опасность и излишнюю спешку, один прыжок в неизвестность способен открыть неизведанные, дремлющие в душе силы. Марион разработал формулу, прорабатывая ее теоретически, я же дам сил для того, чтобы в случае исчезновения иных свидетельств, он смог показать нам события минувших дней, не исчезая по завершении в чертогах Богов.

– Думаешь получится перевернуть доску? – поинтересовался у бретонца бывший священник, с трудом подавляя в себе излишней интерес к взаимоотношениям божества и его последователей.

– У Мариона есть стимул. – отметил Риг, на несколько секунд прикрывая глаза, после чего мягко говоря: - Ты знаешь, что, если спросишь, я отвечу.

Пальцы драконорожденного мягко провели по прохладным костяшкам супруга. Строчки расплывались перед глазами смертного, в то время как бушующее в нем любопытство желало вырваться наружу. Где-то в недрах его души тихо урчал зверь, а совсем недавно горящее пламя ревности затухало, подчиняясь чувствам открытой ему души.

– Ты говоришь о нем как гордый отец. – с интересом начал Мартин, вслушиваясь в тихий, пронесшийся по телу божества смешок.

– Я видел, как он рос, являясь к нему во снах как утешитель. – слова любимого супруга лишь подогрели любопытство бывшего священника, заставляя его полностью обратиться в слух.

Поглаживающие костяшки пальцы застыли, в то время как находившиеся в другой руке перо опустилось на исписанные страницы показаний, оставляя на них небольшие кляксы. Привычная Ригу, отражавшаяся в глазах удивительным светом, улыбка манила имперца, чей взор всматривался в каждую черточку родного сердцу лица, с жадностью вслушиваясь в голос:

– Признаюсь, что если бы место моего избранника не было занято тобой, то им скорее всего стал бы Марион. Я…быть может для меня неправильно иметь…фаворитов, ведь каждый, кто…как бы высокомерно это не звучало, принял меня своей душой, занимает особое место в моем сердце…поверь я ценю их всех, чувствуя привязанность к своим жрецам или последователям, однако Марион удивительно легко смог пробраться под кожу.

Свет зачарованной сферы бросил на лицо вознесшего героя небольшую тень, не скрывая мелькнувшей в золотых глазах вины. Путанные слова начавшейся истории никак не сказались на интересе слегка склонившего голову имперца, чувствовавшего приятную щекотку шелковых волос.

– Чем он заслужил твое внимание? – поинтересовался Мартин, вдыхая легкий, медовый аромат акации.

– Марион…ты ведь знаешь, что он член Дома Телванни? – уточнил у драконорожденного герой Кватча, дожидаясь пока имперец тихо промычит, утвердительно отвечая на вопрос. Глубоко вздохнув, осторожно подбирая слова, бретонец продолжил: – Телвании…даже среди аристократии и данмеров Ресдайна их методы воспитания кажутся… излишне жестокими. Что касается семьи Мариона…они каждый день возносили молитвы Азуре, пытаясь раскрыть его талант к пророчествам.

– Манипулируя невинным ребенком, делая за него выбор и ставя под угрозу не только жизнь, но и разум. – понял мысль любимого супруга Мартин, чувствуя зародившуюся в его душе звериную ярость.

Многое теперь становилось понятным имперцу, видевшему как молодой, постоянно дрожащий аристократ, казалось бы, делал все возможное для того, чтобы подавить рвущие его разум картины будущего. Объясняли слова Рига и вечную нервозность данмера, чье поведение теперь становилось бьющим набатом городским колоколом. Впрочем, привязанность героя Кватча тоже теперь не была тайной для бывшего священника, понимавшего какую параллель сумел прочертить ставивший на себе эксперименты в юности Риг. Исключением же пока становилась осознанность действий и там, где бывший принц Вэйреста действовал осознанно, Марион подобного выбора был лишен.

– Я…знаешь после всего, что преподнес нам Обливион… - голос Рига дрогнул, после чего тела бывшего священника коснулся теплый порыв воздуха.

Глубоко вздохнувший бретонец на секунду прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Сжавший в знак поддержки руку супруга Мартин молчал, терпеливо ожидая последовавших вскоре слов:

– По крайней мере так всегда происходит с моими последователями…и поклонниками Сангвина, которых тот без сомнения оставляет в моей власти…с остальными иногда приходиться тяжко, однако их тоже изредка получается убедить…если, конечно, дело не касается твоей крови… - Риг резко оборвался, понимая, что его путанные слова никак не раскрывают произошедшее, внося лишь дополнительную путаницу. Вновь вздохнувший бретонец наконец собрался с мыслями, говоря: - Если попавший в мои владения смертный молод, если не успел толком понять жизнь, я предлагаю ему выбор. Выбор уйти дальше или же вернуться в мертвое тело. Показываю ему тех, кто ждет его в Тамриэле, пытаюсь убедить душу дать миру шанс, говоря при этом о том, что забвение…уход в чужой план может стать освобождением или благом…но оставляя окончательный выбор за душой.

Глаза драконорожденного широко распахнулись в удивлении. Восхищение коснулось громко бьющегося сердца, проходя по связывающих его с Ригом узам. Доброта умершего в молодом возрасте героя всегда удивляла бывшего священника, не представлявшего как, можно было после кризиса и прошедших лет сохранить в себе подобную черту…Вернуть чужую душу в тело, давая ей второй шанс прожить жизнь…давая возможность познать счастье, меняя свою жизнь в попытке прожить ее так как того хотело сердце. Никто раньше, ни аэдра, ни даэдра не позволял себе подобного, забирая причитающееся им по договору или какому-либо иному праву. Дракон в душе смертного тихо урчал, продолжая обнимать супруга невидимыми крыльями, в то время как предательская мысль о нарушающемся равновесии, довольно быстро погасла.

– Они никогда не ошибалась, Varla Angue. – с искренностью в голосе прошептал Мартин, чувствуя слабое непонимание самого молодого архимага Сиродила.

Нежность застыла в стальных глазах драконорожденного, а сам он все же не удержавшись, поднес прохладную руку к губам, опаляя костяшки теплым дыханием невесомого поцелуя. Слабая краска коснулась ушей возлюбленного, тогда как пронесшееся по связи смущение, отразилась в слабой, неуверенной улыбке. Предупреждающе тявкнувший Ами был проигнорирован ими, а сам Мартин, не отводя от любимого божества взгляда произнес:

– Когда они назвали тебя Милостью Девяти...Они не ошиблись, даруя тебе этот титул, Риг.

– Я…им просто нужен был шанс, Мартин. – слышавшиеся в голосе супруга смущение лишь подтверждало слова бывшего священника, не пытавшегося скрыть от Рига охватывающих душу чувств. – Их было так много на перекрестках. Не понимающих, убежденных в том, что все это какой-то сон, отчаявшихся и пострадавших от проклятых вод. Может это было моей слабостью, возможно я навеки навредил планам, нарушая равновесие, но…

– Это показалось тебе правильным. – закончил с пониманием бывший священник, вновь видя в бретонце того, кто когда-то с легкостью и изяществом завладел его сердцем.

Дракон в душе все урчал, окутывая тело смертного теплотой, отражающихся внутри эмоций. Нежность, восхищение, уважение, теплота, безграничная любовь – чувства захватывали смертного Дракона, ощущающего как его сердце ускоряет свое биение, а сам он вновь влюбляется в прижимающегося к нему прекрасного принца, видя в нем истинное сокровище Нирна.

– Ему было десять. – внезапно произнес Риг, не называя известного драконорожденному имени.

Глаза Мартина недоверчиво вспыхнули, становясь холодными и жестокими. Вырвавшийся из смертного воздух был подобен рычанию раздраженного от пробуждения монстра. Десять лет…лишь немногим меньше было Ригу, когда тот совершил прорыв в магии, выживая лишь чудом. Невинный, преданный собственной семьей ребенок, переступивший за грань…Девять Богов, как они могли совершить подобное?!

– Он не был похож на тех детей, что ступили в мои чертоги. – продолжил говорить бретонец, делясь с любимым человеком воспоминаниями прошлого. – Марион знал…забравшись в один из тупиков Деменции он знал о своей участи. Он сидел там, не боясь ни стражи, ни истерзанных безумием душ. Спрятавшись за ящиками, измазавшись в грязи, он смотрел в пустоту, тихо отвечая на мои вопросы.

– Почему он вернулся? – спросил Мартин, чувствуя, как сжимается в жалости смертное сердце.

Знавший супруга имперец и без молчаливых образов мог видеть описываемые любимым божеством события. Маленький, почти не реагирующий на успокаивающие объятия мер, в чьих фиолетовых глазах застыла несвойственная детям пустота. Испачканный в грязи и крови напавших на него, отогнанных стражей в последний момент, тварей Обливиона. Истерзанный предательскими, пронизывающими разум, мыслями. Задающий себе один единственный вопрос: «Почему?».

С болью в сердце Мартин проецировал произошедшее на собственных детей. Совершенное им предательство…причинивший им боль побег в будущее был несопоставим с тем, что пережил Марион, однако…если бы вместо Селии встал Риг…если бы познавший счастье драконорожденный, не узнавая боли вины и пустоты, остался бы в прошлом, был бы он подобен родителям Мариона? Под рев внутреннего монстра Мартин ощутил тошноту, вспоминая свою слабость к собственным детям. Поднять на них руку? Навредить им намеренно, пытаясь что-то кому-то доказать? Лишь монстр был способен на подобное.

– Он был пророком. – тихо ответил ему с сожалением Риг. – Испуганным пророком, видевшим лишь часть картины. Это и помогло тогда. Убедить его в том, что туманная, держащая его как будто он хрупкая драгоценность, фигура принесет ему лишь счастье было достаточно легко. Впрочем, тогда свою роль сыграл и Ами.

– Он не позвал его тогда по имени… - пробормотал неуверенно Мартин, пытаясь вспомнить поведение Мариона в миг появления божественного зверя. Тявкнувший, лежащий у дверей волк, приподнял голову с весельем смотря на имперца. Связь кольнуло непонимание, отражаясь в нахмурившихся бровях бретонца. Заботливо погладивший костяшки супруга смертный пояснил: - Несколько месяцев назад, после моей молитвы к тебе, когда к нам явился Ами, Марион не казался тем, кто радовался встрече со знакомым существом.

– Он видел Ами не так часто, ощущая его шерсть лишь во снах. – сказал в ответ Риг, бросая быстрый взгляд в сторону опустившего голову черного пса.

Стороживший дверь, измененный магией Иллюзии, зверь высунул язык, переворачиваясь на спину и подставляя хозяину живот. Застывшая на краешках губ божества теплая улыбка несла в себе заботу, сопровождавшуюся протяжным, довольным урчанием. Проходящая по связи теплота была подобна легкому ветерку, тогда как проецировавший свои эмоции через связи и образы бретонец не пытался вырваться из рук Мартина, все еще лежа на его плече.

Вновь погладивший костяшки супруга Мартин задумался, прокручивая в голове поступки молодого Телванни. В лишенный сильного беспокойства разум незамедлительно вторглись взаимоотношения аристократа с Маликом. Громкие споры и последующие перемирия, словно ни одна из сторон не хотела терять раздражающего, бросающего вызов соперника. С каждой новой встречей, союзники становились все ближе проходя путь от недоверия до видимой каждому дружбы…в которой изредка можно было увидеть намеки на что-то большее.

– Значит ты думаешь, что его стимулом окончательно обуздать время станет Малик? – поинтересовался у бретонца Мартин, достаточно быстро принимая захватившую его мысли теорию.

– Посмотрим. – не стал отвечать на вопрос смертного Риг, в задумчивости проговаривая: - Учитывая то, что полностью время подвластно лишь Акатошу, то я оставил бы попытки показать всем видения прошлого как последние средство.

– Значит сосредотачиваемся на свидетельствах и клятвах перед ликами Богов. – произнес драконорожденный, не пытаясь хотя бы как-то поспорить с супругом. – Упираем на самозащиту, пробуем призвать к ответу умершие души, проводим показательную экскурсию в попытке очистить репутацию Малика перед Скайримом.

– Таков основной план. – согласился с бывший священником бретонец, с лучащейся удовлетворением улыбкой сообщая: – Жрецы Талоса, Аркея и Ригеля смогли ступить на территорию Йоррваскра, подготавливая ее суду.

– Или же помогая страже города следить за тем, чтобы никто случайно не уничтожил улики.

– Или так.

Возникшая между ними тишина не показалась Мартину неловкой. Поерзав немного на кровати, драконорожденный прислонился к невысокому изголовью кровати, подкладывая за спину подушки. На скрестившиеся ноги вновь легли папки, в то время как теплое, коснувшееся шеи, дыхание стало свидетельством устроившегося поудобнее Риг. Золотые глаза коснулись исписанных листов, молчаливо дотрагиваясь до связи.

Безмолвные образы касались мягко дотрагивались до разума имперца, продолжая вести с ним диалог. Слабые предположения божества обращали внимание драконорожденного на определенные строчки, позволяя ему видеть то, что в первый раз ускользнуло от его мыслей. Дракон в душе смертного заботливо урчал, в то время как направляющий в узы легкие образы Мартин без слов отвечал супругу, медленно формируя акты их завтрашнего спектакля.

Знакомая атмосфера медленно окутывала небольшую комнату, оставляя в сердце драконорожденного приятную теплоту. Умиротворенная, разбавляемая дыханием и урчанием Ами тишина несла в себе любимое имперцем спокойствие. Привычна была и тяжесть на плече, погрузившегося в бумаги, драконорожденного. Редкие обмены образов сменялись задумчивым молчанием, где касавшиеся страниц пальцы соприкасались, меняя ход мыслей, но продвигая стратегию все дальше. Подобное было привычным Мартину, чей разум внезапно забыл о том, что прошло двести лет…забыл о том, что они были в одной из храмов Скайрима, где главной их проблемой становился Пожиратель Мира.

Вместо этого, бывший священник будто бы вновь оказался в прошлом, вслушиваясь в тихий треск пламени камина. Вновь увидел перед собой деревянные балки и закрытые, отодвигающиеся в сторону двери из-за которых всегда раздавался вежливый стук. Слабый аромат медовый акации приятно смешался с фантомным запахом успокаивающих трав и пролитых когда-то в прошлом чернил. Всего на миг, на краткое мимолетное мгновение, Мартин вновь оказался в скрытом среди холодных гор Джерол уединенном Храме Повелителей Облаков.