Примечание

Внимание: в конце главы небольшое насилие над французским языком или тем, что в истории считается языком жителей Хай-Рока.

23 день месяца Заката Солнца 201 год. 4 эра. Ривервуд. Владение Вайтран. Провинция Скайрим. Империя Тамриэль.


Серое, почти ставшее ночным, небо было первым что увидел имперец, когда окружавшие их лепестки упали на землю. Редкий, мокрый свет застревал в темных волосах, заставляя пряди липнуть к лицу. Холодный, проходящий по пепелищу ветер громко завывал, уходя в видимые бывшему священнику дыры.

Дракон в душе смертного тихо зарычал, в то время как сделавший маленький шаг вперед Мартин услышал под своими ногами хруст стекла. В разноцветных, покрытых коркой льда стеклышках виднелись частички черного пепла.  Серые как сталь глаза расширились, в то время как лежащие по обе стороны небольшого, почти полностью обрушенного деревянного здания, обломки лавочек поднимали в бывшем священнике гнетущие воспоминания. Неровные, заостренные обломки поднимающихся вверх стен где-то были соединены тонкими, сбрасывающими вниз пепел, черными балками. Бордовые, будто бы нарисованные чьей-то кровью линии, проходили по всему полу, исчезая в потрескавшейся, уходящей в землю, кладке. Под стук собственного сердца драконорожденный узнавал в линиях руны заклинания перемещения, быстро прослеживая их путь до чудом уцелевшего деревянного алтаря. Бросившаяся в глаза серебряная десятиконечная звезда, в центре которой дрожал белоснежный лепесток акации, едва заметно сверкала, создавая вокруг себя небольшой магический щит.

– Я должен был предупредить… - услышал Мартин полный сожаления голос Рига.

Спустившийся с небес бог Заблудших Душ с горечью смотрел на алтарь, не сводя своего взгляда с лежащего за чертой щита, частично уничтоженного скелета. Замерзшее туловище мертвеца тянулось в сторону десятиконечной звезды, касаясь лишенной кожи пальцами серебре.

– Ничего. – выдохнул в ответ драконорожденный, чувствуя, как в их связи проносится сожаление.

Имперец не знал их местоположение, рефлекторно понимая лишь то, что Риг не совершил бы перемещение в опасное поселение. Не позволил бы себе так быстро, без раздумий шагнуть в огонь, беря с собой того, кто был ему слишком дорог. Так было всегда и Мартин не мог сомневаться в том, что возлюбленный супруг мог изменить своим привычкам.

Успокаивающая улыбка коснулась лица бывшего священника, в то время как его пальцы мягко коснулись прохладных костяшек, направляя в связь свою поддержку. Мартин молчал, терпеливо давая бретонцу время на то, чтобы собраться с мыслями, приводя в порядок собственный разум.

– Ривервуд. – наконец сказал Риг, прикрывая на несколько секунд глаза. – М…Рахир не говорил мне о том, что здесь было проведено очищение. Не были здесь и жрецы других Богов…я же, вернее, божество границ между мирами сейчас не занимает своего трона, что сказывается на потоке душ.

Легкий кивок головы поднял внутри человеческой души рев дракона. Название поселение тяжестью осело в его сердце, позволяя ему ощутить сожаление. Взгляд драконорожденного вновь прошелся по пепелищу, с ужасом отмечая лежащие среди дерева, перевернутых, разрушенных лавок, останки спрятавшихся за ними смешавшихся с пеплом и льдом фигур.

Кватч был таким же…выжженным, тихим, безжизненным. Мертвым лишь от того, что в его стенах оказалась драконья кровь. Но здесь…в разрушенном храме, причиной перехода за грань стал иной выбор. Выбор одного, способного остановить смерть человека, который пусть и сожалел о произошедшем, знал, что подобно истинному эгоисту вновь принес бы в жертву город, оглашая вслух успокаивающее оправдание.

– Я понимаю.

– Ты не виноват.

Голоса смертного и божества слились в одно, говоря об одном, но имея ввиду совершенно иное. Золото любимых глаз несло в себе смешавшуюся со стальной уверенностью поддержку, в то время как руки бывшего священника неловко касались холодных, царапающих руки, обломков скамей. Раскрытая связь сверкала, подобно текущей реке, передавая образы мыслей и эмоций супругов, на которые те, впрочем, не обращали должного внимания. Пронесенные сквозь время знание о характере, прошлом – каждый из них преклоняя колени, протягивал партнеру свое сердце, совершая привычный им прыжок веры в попытке увериться, что любимый человек все также остался верен себе.

– Ты не виноват. – вновь повторил Риг, не сводя с имперца своего взгляда. – Не смей винить себя в том, что случилось.

– Я бы повторил это снова. – очевидной бывшему священнику признание вышло из его уст слишком легко, замечая сузившийся взгляд золотых глаз. Сохранившаяся в них теплая поддержка лишь подстегнула уверенность смертного, чей голос все продолжал: - Клятвы, присяга, что я приносил в момент коронации или в момент заключения сделки, все это отошло на второй план. Я оправдывался, громко твердя о том, что границы важнее бушующего в небесах дракона, но мысли мои были совершенно не о том.

– Но оправдание в твоем сердце все же прозвучало. – заметил с привычной ему улыбкой вознесшийся герой, слегка наклоняя голову. – Оправдание или же попытка успокоить твою душу, почему причина должна была быть одна? Я знаю тебя, Мартин. Знаю, как твои разум и сердце, сплетаясь вместе, подталкивают тебя вперед, позволяя тебе принимать взвешенные, будто бы на первый взгляд поистине безрассудные, решения.

– Люди умирают, такова жизнь смертных. – сказал устало драконорожденный, вспоминая как когда-то в прошлом пытался ослабить вину любимого сердца.

Мартин горестно улыбнулся, проходясь взглядом по пепелищу. Легко быть мудрым в отношении других, давая им советы. Но можно ли быть таким же с самим собой, осознавая свой выбор? Выбор можно сделать, его можно осознать и принять, извлекая из него урок и гася в своем сердце присущее ему сострадание. Лишь новый, вынесенный приговор, который должен был стать в сердце и разуме Императора прошлого лишь колонкой в отчете – тысяча против миллионов. Тяжелое, но необходимое решение для черствеющего желающего забыть о вине, сердца.

– Двадцать восемь миллионов шестьсот сорок шесть тысяч девяносто три. – внезапно произнес возлюбленный супруг, изгибая губы в печальной усмешке. Дракон в душе имперца дрогнул, в то время как сам смертный побледнел, узнавая ужасную цифру. Заметивший поведение супруга Риг сжал его руку, с решительностью смотря в стальные глаза: - Двадцать восемь миллионов шестьсот сорок шесть тысяч девяносто три жизней. Не считая Акавир, Йокуду или иной неизвестный нам континент. Не считая планы Обливиона или же сгорающие в Этериусе души. Империя справлялась, но могли ли мы снизить количество жертв? Ты не хуже меня знаешь ответ на этот вопрос, Angue Latta. Мог ли я расстроиться тогда? Мог ли изводя себя закрывать все Врата, прыгая с места на место.

– Как бы изредка не казалось, мир не лежит на плечах лишь одного человека. – сказал драконорожденный, чувствуя в собственных словах некую иронию. – Даже драконья кровь не способна решить проблемы в одиночку. Империя выстояла в стольких кризисах, становясь лишь сильнее и сплоченные, что иногда кажется, что жертва должна была быть принесена.

– Ты больше не Император, ты больше не обязан нести на себе груз всех этих жизней. – продолжил говорить Риг, дотрагиваясь до сокровенных мыслей супруга. Протянутые меж ними узы дрогнули, принося с собой безграничную поддержку бретонца. – Да ты - драконорожденный, ты - благословенная кровь Дракона, Довакин, представитель Императорской семьи, которого восхваляют газеты и народы…но, Мартин, не смей винить себя там, где твои потомки могли шагнуть в огонь. Где они, имея всю возможную защиту, имея возможность пробудить свою кровь…где Тамриэль мог использовать знания прошлого, захватывая души драконов и уничтожая их смертные тела.

Слова Рига были верны, и бывший священник признавал, что, несмотря на сделку с Богами, мир действительно не держался лишь на одном Довакине. Драконы несомненно были постепенно набирающей обороты проблемой, в которой Ривервуд стал лишь очередным камешком. Камнем, за которым последовали бы и другие, набирая обороты, грозящие в скором времен привести к непоправимому. Растрачивать свое внимание на подобных камнях, пытаясь поймать каждый – было бессмысленным и помнивший кризис Обливиона Мартин знал, что для того чтобы остановить камнепад нужно было уничтожить причину. Причину, которая бы продолжила обрушать камешки, игнорируя идущего по ее следу противника, радуясь его отвлечению.

Все это было знакомым драконорожденному, который знал свою цель. Первенец Акатоша обязан был умереть в ближайшее время, вне зависимости от препятствий. По крайней мере теперь, когда больше ничто не отвлекало бывшего священника… когда рядом с ним оказался готовы поймать бретонец… а орден Клинков рыл землю и смотрел в небе в поисках их противника…когда отступать назад, тренируясь, ожидая момента одобрения Партурнакса, уже было поздно.

Но вместе с этим, Мартин знал насколько сильно на Скайрим и Тамриэль сказалось его поведение. Бастард… благословенная кровь Дракона… Император прошлого… избранник Богов – теперь, когда газеты Империи вернули в мир Императора Мартина Септима поступки имперца рассматривались еще пристальнее, чем, когда тот просто считался незаконнорожденным ублюдком. Рассматривались как отдельно, так и в контексте общей репутации его семьи.

– Но там, где мы уйдем, им всем еще жить. – поделился с любимым супругом своими эмоциями Мартин, замечая в смотрящих на него глазах сожаление. – Имя, титул, как бы мы не говорили о том, что Империя должна идти вперед, как бы не пытались закрыть глаза на текущую в жилах кровь – мы все также пленники своего положения. Даже не имея намерения вернуть себе рубиновый трон, потесняя потомков, даже желая просто разобраться с проблемой Алдуина, я обязан думать о том, как мои действия скажутся на них.

– В этом весь ты. – с нежностью заметил в ответ Риг, заботливо проводя рукой по костяшкам его пальцев.

Глаза бретонца щурились, сверкая знакомыми драконорожденному искрами. Дракон в душе смертного мягко урчал, в то время словно бы смотрящий на яркое солнце вознесшийся герой упрямо не желал отводить своего взгляда. Прохладные пальцы продолжали гладить костяшки, в то время как Риг, поднесший сжатую руку имперца к груди, с искренностью, путаясь в мыслях, продолжил:

– Несмотря ни на что, думать о других. Беспокоиться о тех, кто вверил тебе в руки свои жизни. Мартин…Latta…я…не переступай через себя…не надо…я просто хочу, чтобы ты знал, что тебя готовы подхватить…там, где ты оступился, там, где тебя оставили одного, против пылающего кризиса, не было твоей вины. Ты можешь сожалеть, о загубленных жизнях…можешь пытаться оправдаться, показывая себя называющим жестокие цифры властителем…но правда в том, что здесь нет твоей вины. Чтобы ты вновь о себе не думал, в этом никогда не было твоей вины. Кризис решается не только скоростью, но и поддержкой. Даже кризис Обливиона…как бы это не казалось со стороны, как бы мы не винили себя, но…Империя была едина…аристократия и народ…магия и наука…вера…правосудие и последователи теней…мы были едины, образуя связывающие на века союзы.

Мартин сделал шаг вперед, позволяя переплетенным пальцам бретонца коснуться собственной груди. Печальная, понимающая улыбка застыла на лице драконорожденного, напоминая смертному терзающие его когда-то мысли. Признанный бастард…жертвенный, сидящий в стенах баран…недостаточно быстро переводящий проклятую книгу маг оккультизма, разбирающий книжные завалы и одновременно с этим пытающийся изучить то, что многие изучали едва ли не с пеленок…позволяющий собственному народу без конца умирать спрятавшийся монарх…отпускающий в огонь любимого бретонца человек, осознающий тяжесть чужого выбора и наблюдающий за его последствиями…

Драконорожденный сожалел, винил себя во многом, однако понимал, что выбор каким бы он печальным не был был сделал. Глупый, безумный, жестокий или излишне мягкий. Они могли лишь извлечь урок, принимая его и давая себе время для сожалений. Ожесточая сердце, чтобы наедине с близкими позволить себе проявить мимолетную человечность…именно так как сейчас, когда эгоистичный, приведший к смерти поступок не мог в один момент не обнажить чужую душу.

– И станет их гробом ложе цветов, что в жарком огне отразит нашу скорбь. – прошептал внезапно Риг, зная проносящиеся в голове супруга мысли.

Очищающий огонь. Изучавший когда-то традиции народ Империи Мартин знал достаточно примеров подобных прощаний. Сооружающие погребающие, деревянный костры норды. Сжигающие и убирающие пепел в урны данмеры. Сгорающие в магии огня членов семьи ложи цветов королевства Вэйрест, что находился в Хай-Роке.

– Одного костра для них будет мало. – сказал бывший священник, вновь проходясь взглядом по обломкам деревянных лавок и стен.

Золотые глаза мягко смотрели на него, в то время как тихий, полный теплоты, безмолвный образ касался его разума. Дракон в душе рычал, а разум имперца слишком хорошо знал, как следовало поступать в подобных ситуациях, отдавая дань уважения жертвам их Империи.

– Я знаю, что соболезнования уже были высказаны, а большинство мертвых похоронено… - произнес смертный Дракон, замечая, как прикрывший на секунду глаза бог Заблудших Душ, в согласии с ним склоняет голову. – Но, если ты позволишь…если ты не только препроводишь их души в Этериус, но и попросишь жрецов вторить мне, возжигая погребальные костры п всей Империи.

– Сны последователей подвластны Богам, точно также, как и образы. – мягко заметил Риг, несколько раз сжимая в знак поддержки его руки, после чего заботливо проводя пальцами по серебряному кольцу. Искреннее обещание сорвалось с губ бретонца, заставляя сердце драконорожденного дрогнуть в благодарности. – Костры воспылают по всему Тамриэлю, а неупокоенные души перешагнут за грань, в тот момент как ты выберешь место, возглавляя ритуал.

– Боги… - голос Мартина дрогнул, а сам он, не закончив свою мысль, направил в связь быстрый образ, заставляя вознесшегося героя понимающе кивнуть, вновь прикрывая глаза.

Застыв на несколько секунд, бретонец позволил своим устам изогнуться в довольной, слабой улыбке. Искреннее, невесомое прикосновения заживших губ к костяшкам пальцев, принесло с собой приятную прохладу, отражаясь в сердце смертного нежностью.

– Лишь выбери место, беря на себя главенствующую роль. – повторил вознесшийся герой, глубоко вздыхая. – Жрецам и священникам нужно время, но и костер не соберется быстро.

– Ты чувствуешь их? – спросил в ответ бывший священник, заставляя любимого супруга кивнуть.

Стальные септимовские глаза прошлись по разрушенному храму, задерживаясь на пепельно-ледяных фигурах умерших, после чего останавливаясь на тянущемуся к серебряной звезде скелету. Дракон в душе смертного громко вскричал, в то время как собственный разум с ужасом опознал погибшую жертву пламени…сердце драконорожденного невольно сжалось, когда перед его взором пронеслось лицо молодой нордки. Кто кроме в миг гибели мог тянуться в сторону символа, без конца взывая к божеству в попытке защитить невиновных…кто, кроме единственной жрицы Ривервуда, посланной для защиты поселения смог дать жертвам временную защиту.

– Всех. – подтвердил Риг, прослеживая за взглядом супруга. – Они кричат от боли, ужаса, неверия в своей участи. Кричат, взывая к аэдра, веря до последнего в их защиту, но чувствуя жар драконьего пламени дети, женщины, старики или взрослые воины и маги. Но зов…жрицы…верящей до последнего, знающей истину, Дисы звучит громче всего, неся с собой смирение и решимость. Она упрямо стояла до последнего, переносила их всех с молитвами и зельями… верная до самого конца, в то время как ее, звучащий во время нужды, шепот был для меня лишь одним из многих.

Голос Рига знакомо дрогнул, позволяя всмотревшемуся в лицо драконорожденному увидеть в любимом золото печаль привязанности. Блеск сдержавшихся слез скорби задел струны души имперца, напоминая ему произнесенные в прошлом слова мертвой союзницы. «В нем до сих пор нет безразличия к судьбам смертным» - так кажется сказала светловолосая нордка тогда, пробуждая в сердце влюбленного в божество человека нежность.

– Она была подобна Мариону? – внезапно поинтересовался драконорожденный, делая шаг в сторону разрушенного, ведущего на улицы сожженной деревни, прохода. Легшая под локоть рука заботливо сжалась на ткани серых одежд, в то время как рычащий в душе зверь вел Мартина прочь, не позволяя тому еще сильнее разрушить храм супруга. – Она…

– Нет. – коротко ответил Риг, мгновенно понимая вопрос супруга. Не сопротивляясь, вознесшийся герой следовал за ним выходя через упавшие, почти полностью обратившиеся в пепел, черные двери.

Выжженная, покрытая снегом земля больше походила на пустыню, в то время как когда-то тихо шумевшая вдалеке поселения река иссохла. Изогнутые корни лишенных листвы деревьев, изгибались, сплетаясь друг с другом в небольшие камеры, внутри которых в пепле и льде покоились скелеты мертвых рыб и крабов. Редкие, изогнутые обломки стен и дверей наклонялись под разными углами, изредка издавая неприятный скрип подчиняющихся ветру одиноких ставен. Обрушившиеся этажи, черный проходящий по воздуху пепел и застывшая во льдах кровь, видневшаяся, в чудом сохранившихся среди мусора и пепла, обрывках льняной ткани.

– Диса…она была…она росла при храме с рождения. – произнес между тем божество, покорно следуя за идущим по выжженным улицам поселения драконорожденным.

Невольно Мартин дрогнул, осознавая озвученные бретонцем слова. Росла при храме. Сирота…оставленная родителями на пороге храма или же принятая жрецами в час нужды. Верность Дисы…ее вера в божество не была подобной убеждениям Мариона. Девочка, которую с детства приучили молиться, восхваляя каждый день одно единственное божество. Вера должна была быть осознанной, исходящей от сердца и души…бывший священник выдохнул, вспоминая редких, росших при храме Кватча детей. Задающие вопросы, сомневающиеся, вступающие в бунт или принимающие постулаты Акатоша – они все сгорели в тот день, оставляя в разуме смертного лишь зловещий шепоток о том был ли у них на самом деле выбор.

– Ты можешь рассказать о ней? – спросил внезапно Мартин, чувствуя в сердце отзвук чужой печали.

– Ты хочешь этого? – спросил у него вместо ответа вознесшийся герой.

– Она тронула твое сердце. – искренне произнес бывший священник, останавливаясь возле сожженного, направляющего к разным частям поселения указателя.

Сталь септимовских глаз прошлась по темным, почти нечитаемым письменам, поднимая следов взгляд в сторону когда-то стоящей таверны «Спящий великан». На месте тайной базы ордена Клинов раскинулась глубокая, ведущая под землю дыра. Треснувший от пламени дракона защитные купала, уничтожили каменную кладку, позволяя имперцу краем глаза увидеть руины небольших, узких комнат, в которых среди обломков деревьев и оружий порхал пепел уничтоженных, пытающихся исчезнуть в небесах, бумаг. Металлические лужи, посреди которых лежали части костей заставляли сердце леденеть, в понимании того, что прошедший месяц мог изменить иерархию ордена Клинков в Скайриме.

– Многие служители трогали мое сердце. – сказал с печальной улыбкой Риг, вставая по левую от супруга руку. – Я…я всегда привязывался слишком быстро, Мартин.

– Но никогда подобная привязанность не была бессмысленной или появившейся из пустоты. – произнес Мартин, разворачиваясь всем телом в сторону возлюбленного. Вновь коснувшиеся его груди руки принесли с собой смущение вознесшегося бретонца, тянущегося всей душой в сторону ластящегося к нему дракона. – Просто мимолетное воспоминание, заставившее тебя выделить ее из ряда других. Запомнить ее как личность.

– Подобные похороны всегда требовали слов. – слова возлюбленного супруга заставили драконорожденного понимающе склонить голову, вновь поднося к своим губам холодные, лишенные перчаток, руки.

Быстрые согревающие поцелуи коснулись костяшек чужих пальцев, после чего бывший священник неохотно отстранился, потирая друг о друга руки. Заботливое прикосновение кончиков пальцев окутало вознесшегося героя магическим щитом, позволяя окончательно отстранившемуся имперцу пройтись по руинам Ривервуда, поднимая с промерзшей земли небольшие обломки стен или лавок.

Постепенно вокруг черного указателя собирался покрывающийся снегом костер. Наложенные друг на друга обломки постепенно приобретали форму погребального ложа, на которое можно было уместить тела мертвецов, фигуры которых приносили созданные из белоснежных лепестков платформы. Рассывающиеся под покрывающемся снегом деревом цветки акации мягко касались не успевающего отходить имперца, не причиняя тому никакого реального вреда. Застывший перед указателем Риг не открывал глаз, сильно хмурясь и изредка взмахивая руками. Кружащие в воздухе лепестки завихрились, подчиняясь воле божества заблудших душ. Треск разрушающегося дерева и бьющегося где-то стекла не смолкал, а сминающийся изредка металл являл мимолетному взору замерзшие, покрытые начальными признаками гниения, тела. Запах разложения все сильнее проникал в разум драконорожденного, видевшего как с каждой новой секундой погребальный костер превращается в, смешавшуюся из пепельно-ледяных статуй и едва начавших процесс разложения тел, гору.

Вышедшие на небо луны придали парящим лепесткам чарующее серебряное сияние, среди которого изредка блестели фиолетовые искры молний. Похолодевший воздух вырывал из них поднимающиеся вверх крупные облачка пара, тогда как мокрый, застревающий в волосах снег превратился в небольшие, слипшиеся друг с другом льдинки.

– Погода ухудшается. – заметил наконец Мартин, жалея о своей непредусмотрительности и оставленных в комнате храма Вайтрана плаще. Одновременно с этим сердце драконорожденного сжалось, тогда как зарычавший внутри него зверь вызвал в памяти образ оставленного в стенах города Ами, за которым им после следовало вернуться. Рука бывшего священника неосознанно коснулась висевшего на поясе кошеля, после чего смертный сказал: - Если больше мертвых нет, мы можем приступать.

– Не беспокойся, я отдал указания. – произнес внезапно супруг, не раскрывая своих глаз. – Ами и наши вещи переместят в Храм Богов в Солитьюде. Что касается костра, то жрецы готовы приступить.

Мартин кивнул, вставая перед погребальным костром. Глаза имперца закрылись, а сам он сосредоточился на ощущениях. Злость, животная ярость скапливалась в его душе, разгораясь ярким, готовым разрушить мир пламенем. Дракон, направленная на самого себя злость, горящий Кватч, интриги лордов даэдра, драконорожденный тянулся к своей связи с Этериусом. По согнувшимся пальцам правой руки имперца прошлись огненные, после чего он поднял свою руку, поворачивая запястье в хватательном жесте. Воздух рядом с ним нагрелся, тогда как сформировавшийся в его руке огненный шар все увеличивался в размерах, становясь подобным спелой тыкве.

Закружившиеся вокруг них лепестки ярко искрились, а задрожавшая связь внезапно наполнилась силой. Мир перед глазами Мартина задрожал, а сам он услышал шепот множества голосов. Прозрачные, проявляющиеся в воздухе фигуры тянулись к ним, заполняя улицы сожженного поселения. Кровь, страдания, ужасные шрамы и обгоревшая плоть, луны Нирна бледнели, будто бы пытаясь скрыться с небес. Воздух кружил вокруг них, то нагреваясь от сжатого в руках Мартина шара, то леденея от явившихся сюда мертвецов.

Хрупкая фигура Рига не двигалась, в то время как воспаряющие в небеса, заполнившиеся улицы, лепестки порывами воздуха приподнимали серебряные пряди. Прямая спина божества с царственным величием возвышалась над окружившими их мертвецами, в то время как раскрывшиеся золотые глаза смотрели прямо перед собой. Размеренное дыхание вознесшегося героя меняло пространство, заставляя небеса светлеть, а снег под их ногами таять, покрываясь темной, мокрой травой.

– Редко, кто обращается к Богам в час радости. – мягкий голос Рига был полон власти, отдаваясь в сердце Мартина, знавшего что подобные обряды всегда требовали речи. Добрых слов о тех, кого провожали за грань.

Рука имперца дрожала от напряжения, а сам он под рев внутреннего зверя едва удерживал себя от защитных, способных уберечь их от призраков чар. Смертный терпеливо удерживал контроль над пламенем, вслушиваясь в голос супруга:

– Защита, боль, страх, отчаяние, проклятия…бессмертных просят за себя, за близких, реже умоляют за родные земли и любимый нами мир. Однако именно это обнажает души, позволяя увидеть суть, узнать мысли и воспоминание, отмечая тех, кто чудом прорывается через нескончаемый поток голосов. Тех, кто ведет за собой остальных, позволяя им обрести свои лица перед суровым взором.

Мартин выдохнул, следя за тем как вереница призраков слегка уменьшается, зеленые, стремящиеся вверх зеленые ростки исцеляют выжженную землю. Поток завихряющихся лепестков был подобен тому, что когда-то в прошлом прошелся по улицам Имперского города, восстанавливая то, что злым роком пострадало от даэдра. Мусор исчезал с глаз бывшего священника, в то время как сверкающая серебром, прозрачная вода вновь принесла с собой шум реки. Пепел скрывался с улиц, а стены домов покрывались оплетающими их побегами зелени, соединяясь между собой. Яркое, вернувшее свою власть над небом, полуденное солнце согревало этот мир, прогоняя из мыслей бывшего священника знание о заканчивающейся осени.

– Много слов скорби было сказано о погибших, много слез было пролито по исчезнувшим близким. – продолжил говорить Риг, неосознанно натягивая связывающие их узы, передавая по ним постоянно усиливающийся поток энергии. Огненный шар в руке Мартина дрожал, заставляя контролирующего заклинание имперца побороть желание увеличить размер пламени, вливая в него больше собственных сил и эмоций. – Я присоединюсь к сомну голосов, проводя этот ритуал для той, кто стоял здесь до последнего. Жрица божества, молодая, вручившая свою верность в руки бессмертного дева, что не посмела отступить, зная о цене. Что использовала свои силы, до последнего избегая прибегать к силе своего покровителя, выжимая себя до суха и ступая на грань со столь сильным истощением. Что лишь в краткий, полный боли миг, почувствовав знакомое тепло, позволила своим губам прошептать молитвы о силе. В первый раз в жизни попросить о времени для себя…попросить лишь для того, чтобы она смогла продержаться еще немного, спасая оставшуюся в поселении полусотню.

Риг выдохнул, сжимая свои руки в кулаки. Смотря в пустоту, он ненадолго замолчал, позволяя напрягшемуся сразу же Мартину услышать размеренное дыхание супруга. Прозрачные, встающие на место исчезнувших, фигуры призраков смыкались вокруг них, протягивая свои руки в направлении божества. Крича и плача, они опускались перед ним на колени, обагривая землю липкой, белой эктоплазмой. Раны на их телах зарастали на глазах, в то время как мир над их головой быстро менялся, безумно сменяя день и ночь.

Ривервуд менялся слишком быстро, представая перед бывшим священником пусть заброшенным, но явно плодородным поселением, где постепенно свою власть забирала природа.

– Сегодня я взываю к смелой, оставленной когда-то в боли ненависти душе. – сказал внезапно Риг, позволяя бывшему священнику зашептать в своем разуме быстрые молитвы Девяти. Ало-золотая, играющая языками пламени, огненная сфера дрожала в руках драконорожденного, готовясь подчиниться воле заклинателя, в то время как вознесшийся герой наконец перешел к основной части погребального ритуала: - Я взываю к тебе, преклоняясь перед твоей силой духа, прося тебя идти вперед. Ведя тебя за грань, где больше никто не причинит тебе боль и где вина прошлого больше не коснется твоего лица. Я взываю к тебе, обещая тебе покой, обещаю встретить тех, кто ждет тебя там и кого ты сама так желаешь увидеть. Я взываю к тебе, говоря о том, что ты можешь быть ныне спокойна, ведь твой поступок спас многих. Иди вперед, зная, что ты с честью исполнила свой долг и больше никто не потребует от тебя ничего, лишь воспевая в веках твой поступок.

Риг замолчал, склоняя в знак уважения свою голову. Одновременно с этим пламя наконец сорвалось с рук бывшего священника касаясь дерева погребального костра. Устремившиеся в небеса пламя было окружено переливающимися искрами молний белыми лепестками, сжигая мертвые тела.

Склонивший вслед за супругом голову Мартин почувствовал, как его руки касаются прохладные пальцы. Рефлекторно переплетя их пальцы, имперец вслушался в размеренное дыхание бретонца. Голоса мертвецов стихали, в то время как мир медленно возвращался к привычному ему состоянию, погружая изменившийся Ривервуд в сумерки. Дракон в душе смертного протяжно рычал, чувствуя, как переходящий по связи поток энергии ослабевает, постепенно исчезая.

Спина Рига дрогнула, а величие и сила полностью покинули тело вознесшегося героя, оставляя перед глазами лишь простого бретонца. Мягкая, слегка безумная улыбка касалась родного лица, чьи скулы и уши заметно покраснели. Будто бы опьяненный, бывший архимаг Сиродила покачнулся, поднимая свою голову и позволяя драконорожденному увидеть сузившиеся кошачьи зрачки принца Безумия.

– Пара минут. – попросил его супруг, издавая тихий смешок. – Не думал, что за несколько месяцев можно отвыкнуть от подобного…переноса... В Йоррваскре душ определенно было меньше. Но это того стоило.

Подхвативший на руки бретонца Мартин позволил себе глубоко вздохнуть, вспоминая привычки любимого им героя. Дракон в душе рычал, тогда как разум облегченно шептал, что недолгое проявление задержавшихся в теле супруга энергии душ было лучше огня Мертвых и падающего в изнеможении окровавленного тела.

– Ты все-таки взял меня на руки. – тихо засмеялся Риг, с нежностью проводя пальцами по щеке супруга. Чарующие золотые глаза медленно приобретали осмысленность, а мистические искры потока безграничной магии покидали узкие кошачьи зрачки. – Angue Latta… Авуар ле кьор ки ба ля шамад.

Мягкий, ласкающий звук бретик завораживал, заставляя Мартина замереть от слов любимого супруга. Дракон в душе заурчал, а знавший родной язык бретонцев драконорожденный почувствовал, как его сердце наполняется нежностью, отдаваясь в разуме переводом. «Сердце бьется как барабан» таким был прямой перевод услышанных им слов, в то время как изящные жители Хай-Рока произнося эти слова имели в виду иное…при виде тебя мое сердце бешено бьется.

Крепко прижав к себе хрупкое тело, бывший священник наклонил голову, позволяя их лбам соприкоснуться. Теплое дыхание любимого сердцем человека касалось лица драконорожденного, не способного так просто отпустить услышанные им слова от того, кто так редко переходил на родной язык, признаваясь в любви. Связь между ними дрогнула, неся с собой внезапное смущение осознавшего свои слова божества, в то время как распахнувший свои крылья невидимый, заключенный в смертном, зверь попытался накрыть ими манящую его душу.

Риг… - прошептал Мартин, на секунду прикусывая губу, после чего вспоминая все свои посещения родины бретонцев. Ответное признание жгло его горло не хуже драконьего крика, в то время как мелькнувший перед взором недовольный взгляд, учившего Императора прошлого, Регула нес в себе исходящую из-за грани угрозу. Голос бывшего священника невольно дрогнул, становясь тихим, но слишком хорошо слышимым для доверчиво прижимающегося к нему супруга: - Ле плу бо мо ке же пурэ проносе сэ тон нон.

Смущение полностью захватило связывающие их узы, принося вместе с собой чужую радость. Искренняя, отражающаяся в золотых глазах, улыбка заставляла сердце драконорожденного трепетать, забывая обо всем, кроме находящегося в объятиях божества. Кружащиеся вокруг них лепестки создавали легкие порывы ветра, в то время как свет вернувшихся на небеса лун играл в волосах супруга.

– Повтори. – попросил его любимый всем сердцем бретонец. – Пожалуйста, Angue Latta.

– Самое красивое слово, что я могу произнести – твое имя. – прошептал Мартин, замечая, как вслушивающийся в его голос бретонец слегка нахмуривается, будто бы желая услышать нечто иное. Связь между ними искрилась, полыхая бурей прорывающихся эмоций, главенствующими среди которых были безграничная, всепоглощающая любовь и переполняющее сердце нежность. Чувствующий передающиеся ему отголоски несдерживаемых эмоций имперец позволил себе облегченно улыбнуться, повторяя более уверенно: – Ле плу бо мо ке же пурэ проносе сэ тон нон.

– Я.…услышать подобные слова от тебя…лишь Девять знают, как мое сердце поет от этих слов. – прошептал тихо Риг, прикрывая свои глаза.

Счастливая улыбка на его губах на миг дрогнула, после чего драконорожденный почувствовал новую волну прошедших по связи чувств. Никто из них не тянулся друг к другу в попытке передать полыхающую в душе нежность. Жар глубокого или мимолетного поцелуя не касался их губ, а сами они просто стояли посреди ночного, отдавшегося во власть природы Ривервуда. Теплое, размеренное дыхание приносило им радость, в то время как кружащиеся вокруг них белоснежные лепестки слабыми порывами ветра покрывали тела мурашками. Несмотря на надвигающуюся угрозу они отчего не спешили, позволяя времени неумолимо идти вперед, а держащий в своих руках собственное сердце Мартин никак не мог заставить себя разрушить этот момент, напоминая им обоим о деле.