1 день месяца Вечерней Звезды 201 год. 4 эра. Высокий Хротгар. Владение Вайтран. Провинция Скайрим. Империя Тамриэль

Снег захрустел под ногами драконорожденного, а сам он не мог оторвать взгляда от мрачных, возвышающихся среди гор, каменных башен древнего монастыря. Симметричное, грубое здание было погружено в осуждающую тишину, среди который слышались лишь редкие завывания жестоко ударяющего в лицо ветра. Обитель, словно суровая, лишенная родительской любви мать звала к себе провинившегося сына, пробуждая в душе вину и стыд. Будто бы строгий учитель безмолвное, не способное сказать ни единого дурного слова, здание встречало его, грозно спрашивая лишь о том отчего его руки пусты тогда, когда непослушный ученик должен был вернуться обратно, принося с собой зачарованный рог…рог, который драконорожденный оставил на попечении мастера ордена Клинков.

Рука бывшего священника дрогнула в то время как отстранившийся от супруга Риг быстро поправил капюшон, скрывая прекрасное лицо от внезапных ударов непослушной стихии. Защищенный при помощи магии бретонец заметно дрожал, а сам он, застыв подобно статуе не решался сделать лишнего шага. Впрочем, внезапный порыв, ударившего в спину, ветра заставил вознесшегося героя все же сделать шаг, наступая на скрытый под снегом лед.

– Lok Vah Koor! – не задумываясь выкрикнул Мартин в небеса, придерживая в следующую секунду покачнувшегося супруга. Дракон внутри имперца протяжно рычал, в то время как обратившиеся на него золотые глаза принесли с собой терзающее бретонца сомнение. – Держу.

Вырвавшиеся из уст бывшего священника слова вызвали на лице Рига мягкую, лучащуюся искренним доверием, улыбку. Сомнения не исчезли из глаз вознесшегося героя, однако появившаяся в них нежная теплота стала для смертного прочным, находящимся посреди бушующего шторма, неподвижным камнем за который можно было уцепиться. За который можно было держаться, формируя в своем разуме фальшивое, необходимое внутреннему дракон и любимому супругу объяснение необходимого разделения.

Между тем подчинившиеся воле смертного дракона серые тучи развеялись, являя взору супругом чистое, лишенное яркого солнца или редких почти полностью прозрачных облаков, голубое небо. Оставивший свою жестокую песнь ветер больше не пытался скинуть с них капюшоны зачарованных плащей, в то время как захрустевший под ногами снег ознаменовал крепкое, теплое объятие, прижавшегося к имперцу божества.

– Дай мне несколько недель. – попросил его тихо Риг, держа его так словно они вновь вернулись в горящий пламенем Обливиона Имперский город. – Две недели на то, чтобы разобраться с Алинором и Клинками, выясняя что удалось им удалось собрать.

– Только если пообещаешь навещать меня во снах. – проговорил в ответ Мартин, мягко проводя по ткани капюшона. Вздохнувший удивленно Риг промолчал, прислушиваясь к словам бывшего священника: - Если пообещаешь не изводить себя, вспоминая хотя бы о пяти-шести часах необходимого каждому отдыха. Если пообещаешь рассказывать во снах о результатах, возвращаясь ко мне раньше срока, как только ты найдешь нужную тебе информацию.

– Позови меня в момент нужды, и я приду не задумываясь. – не стал спорить с с имперцем вознесшийся герой, поднимая на того умоляющий взгляд. – пообещай мне, что, если произойдет что-то серьезное, если твоей жизни будет угрожать даже малейшая опасность, ты позовешь меня.

– Здесь я буду в безопасности. – заверил любимого всем сердцем супруга Мартин, гоня из разума мелькнувшие в мыслях воспоминания первых уроков мастером обители. Успокаивающая улыбка заиграла на лице бывшего священника, а сам он, вновь проведя по голове бывшего архимага Сиродила пообещал: - Никакого Алдуина или иных враждебно настроенных драконов без тебя, Varla Angue. Буду сидеть две недели здесь, впитывая мудрость Седобородых и сердца Снежной Башни.

– Не люблю делать тебя избранным. – тихо сказал Риг, будто бы стремясь всеми силами оттянуть момент своего возвращения. – Видят Девять, легче было бы подчиниться Алинору, позволяя им плести свою интригу, чтобы в момент смерти Алдуина рассказать всему миру правду. Но не вешать на тебя вновь это бремя, заставляя Империю вновь удариться в религию, восхваляя тебя на все лады.

– Однако сейчас этот путь кажется самым разумным. – с теплотой проговорил Мартин, слегка отстраняясь, после чего заботливо поглаживая любимого супруга по щеке. Собственный, прозвучавший когда-то в далеком прошлом, смех пронеся по задворкам смертного разума, вызывая на его лице хитрую улыбку. – Империя верит во что хочет, а герой согласно словам древних мудрецов может прийти откуда угодно. Мы же…просто заставляем игральную доску вертеться подобно юле, сохраняя то ради чего мы когда-то сражались. Однако в этот раз у тебя будет мое официальное разрешение на подобную авантюру. С одним маленьким условием…

– Не сметь закрываться? – уточнил у него со слабым смешком бретонец, с легкостью вспоминая события минувших дней.

– Будь осторожен, Varla Angue. – сказал с нежностью Мартин, наклоняя голову.

Мягкий, мимолетный поцелуй коснулся прохладного лба, откликаясь в засверкавших узах бурей поглощающих всякое самообладание эмоций. Любовь, нежность, забота, теплота, доверие, страх и сомнения привычной лавиной обрушивались на драконорожденного, видевшего как тянется к нему дорогой сердцу бессмертный, приоткрывая рот для ответного поцелуя. Дракон в душе бывшего священника радостно закричал, а вновь завывший в ушах вой ветра стал для смертного лишь тихим, ничего не значащим шумом. Слабый и быстрый поцелуй в нижнюю губу согревал имперца лучше любых чар, заставляя его крепко прижимать к себе супруга, мысленно моля Богов о том, чтобы те защитили его светлую душу от зла.

– Иди. – прошептал с видимой неохотой Риг, первым отстраняясь от драконорожденного. Мелькнувшее в чужих глаза манийское безумие смешалось с сожалением и смирением, обращаясь в суровое, не нравящееся никому из них: - Потом. Сейчас у каждого из нас своя задача.

– Ами и Алдуин не будут ждать. – согласился в ответ с теми же эмоциями Мартин, усмиряя бушующего в душе зверя. – Удачи.

– Пусть Боги защитят тебя, Angue Latta. – прошептал напоследок Риг, делая привычные ему три шага.

Закружившиеся вокруг бретонца белоснежные лепестки скрыли за собой ставшую прозрачной фигуру. Под тихий хлопок и взвывший, сбросивший с себя власть чужой воли, ветер вознесшийся герой покинул Глотку Мира, возвращаясь обратно в Рифтен.

– И вернут Они тебя ко мне в целости и сохранности. – сказал тихо Мартин с почти забытым для него сожалением наблюдая за тем как ветер уносит прочь белые лепестки медовой акации.

Зачарованный амулет покинул шею имперцу, как только тот ступил на камень слегка закругленной, ведущей к металлической двери, лестницы. Скользкие, узкие ступени замедляли смертного, заставляя его прикасаться рукой к поднимающемуся, лишенному перил, камню. Резная, изображающая морду дракона, металлическая дверь не сразу поддалась бывшему священнику, заставляя того приложить усилия, надавливая на металл.

Проникший в полутемный коридор сквозняк заставил тусклое пламя факелов задрожать, исчезая в некоторых местах. Рука бывшего священника коснулась пронизывающего темную стену узора завихряющегося пламени, после чего имперец развернулся, с видимым трудом закрывая за собой так и норовящую вновь открыться дверь. Знакомый, узкий коридор не претерпел никаких изменений, точно также как не изменилась и окутывающая пространство гнетущая тишина.

Отдающиеся эхом шаги имперца остались незамеченными, а сам, он пытаясь вспомнить распорядок замкнутых Седобородых, медленно прошел по коридорам, проходясь взглядом по знакомым ему нишам. Лежащие на каменном полу, предназначающиеся для медитаций, коврики-шкуры пустовали, что могло означать как обеденное время, так и медитации во внутреннем дворе. Полукруглые, ведущие в небольшие, пустующие залы, арки были до невозможности мрачны, а встречающиеся на пути серые флаги подчинялись проходящим по коридорам сквознякам.

Ступивший в крыло жилых комнат Мартин быстрым взглядом прошелся по закрытым террасам, отмечая падающий из окон на пол слабый, тусклый свет. Закрытые, ведущие в уединенные кельи двери едва заметно сверкали, не пропуская прочем ни единого лишнего отблеска, проникающего через узкие щели света.

– Вы все же вернулись, Ваше Императорское Величество. – раздался с галерей тихий, хриплый голос. – Пусть без в Ваших руках нет рога, но в движениях виден закрепленный на века урок.

Скинувший капюшон имперец повернул голову в сторону галерей, замечая бесшумно поднявшуюся с коврика фигуру. Длинная серая мантия высокого, широкоплечего Арнгейра подчиняясь сквознякам тихо подрагивала, не создавая прочем ни единого шума. Завязанная в узелок длинная серая борода за прошедший месяц не претерпела сильных изменений, точно также как болезненная худоба не сняла своей метки с тела синеглазого норда.

– Мастер Арнгейр. – поприветствовал Седобородого драконорожденный, склоняя перед стариком голову.

– Ваше Императорское Величество. – в тон бывшему священнику проговорил старик, почтительно склоняя перед Мартином обычно прямую спину. – Ветра и людская молва кричат о Вашем возвращении в мир смертных, а мастер горы дышит более спокойно, утверждая о том, что потоки понемногу приходят в надлежащее им состояние.

– Я применил Ваши уроки на практике, достигая поразительных результатов. – поделился с Седобородым Мартин, замечая мелькнувшее на лице старика удовлетворение.

– Месяц назад один из Клинков принес сюда добытый из Устенгрива рог, рассказывая нам о том, что Вы отправились по следу исчезнувшего Бога. – проговорил спокойно Арнгейр, соединяя спрятанные в длинные рукава руки перед собой.

– Я не мог поступить иначе и несмотря на произошедшие повторно совершил бы этот шаг. – уверенно произнес драконорожденный, наблюдая за тем как спокойно кивает Седобородый.

– Вы поступили так как того требовала назначившая Вам испытание судьба, неизведанными тропами которой идет каждый смертный. – сказал Арнгейр не пытаясь своими словами надавить или вернуть в душу ученика чувство вины.

Синие глаза Седобородого задумчиво прошлись по блеснувшему под плащом мифрилу зачарованных доспехов, задерживаясь на надетой на руке, новой лишенной пальцев перчатке, на ткани которой были вышиты руны заклинания возврата. Голова старого норда качнулась в сторону, а отразившаяся в его взоре скорбь подняла в душе драконорожденного тихий драконий рык. Слабая улыбка коснулась истерзанного морщинами времени лица.

– Жаль лишь, что эта тропа ведет Вас путем не пришедшего к нам несколько месяцев назад, готового изменить мир при помощи разума, мудреца, а готового потопить его в крови воина. Но видимо такой герой сейчас нужен этому миру. Однако, в этих стенах Вы все еще желанный гость и каждый из Седобородых готов продолжить Ваше обучение.

Легкий, прозвучавший в словах, упрек никак не навредил драконорожденному, заставляя того лишь понимающе кивнуть. Учитывая уединенный, умиротворенный образ жизни древней обители подобная позиция не была удивительной, просто символизируя иной подход к решению проблемы. Выбор защиты, способ дипломата или живущего вдали от мира друида…способ, который прекрасно подходил для замкнутого клана мирного времени, но разбивался в момент кризиса, когда реальный мир вторгался на одинокую землю, грозясь уничтожить как смертных, так и всевидящих Богов.

– Я вернулся именно за этим, мастер. – вежливо проговорил бывший священник, пряча руки за спиной.

Прямая, свойственная не знающему отказа монарху спина словно бы возвысила смертного дракона над Седобородым, заставляя того почтительно наклонить голову. Недовольство и понимание смешались в его глазах, принимая почти сразу же знакомое Императору прошлого смирение верного, готово отдать жизнь за Империю, слуги. Стальные глаза имперца не сходили с лица старика, а вежливый, глубокий голос драконорожденного являл миру уже не просто прибывшего из неоткуда бастарда, а знавшего себе цену, ведомого Богами, представителя благословенной крови Дракона:

– Однако, как Вы сказали после случившегося с Ривервудом мой путь стал более кровавым. Я действительно не могу быть ожидаемым Вами мудрецом, побеждающим Первенца Акатоша силой собственного разума. К сожалению, я больше не могу внимать Вашей мудрости с прежним вниманием, подходя к процессу обучения с осторожностью…это время прошло и теперь, когда ситуация начинает ухудшаться я прошу Вас научить меня тому, что действительно поможет мне возвыситься над древним, готовым уничтожить Богов отступником. Я прошу Вас или того, кто владеет подобным знанием, обучить меня крику, чья сила способна заставить дракона упасть на землю.

– Значит Клинки все же добились своего. – покачал головой Арнгейр, указывая рукой на зарытую, ведущую в одну из келий, дверь. – Пойдемте, Ваше Императорское Величество. Я слишком стар, чтобы вести подобные разговоры стоя.

Драконорожденный кивнул, замечая краем глаза темную, горбящуюся фигуру одного из мастеров монастыря. Низенький, явно слышавший разговор, широкоплечий Эйнарт медленно прошел через галерею, успевая ободряюще кивнуть заметившему его имперцу. Одновременно с этим, видимые из-под капюшона серые глаза обратили мягкий, высказывающий неизвестную просьбу, взор на устало вздохнувшего Арнгейра

Легкий толчок открыл перед старым нордом металлическую дверь, позволяя увидеть за ней темные очертания небольшой, лишенной окон комнаты. Вспыхнувшие от легкого, срывающего с пальцев огненные искры, щелка факелы осветили пространство, позволяя бывшему священнику оценить простоту убранства комнаты, чья планировка почти никак не отличалась от выделенной ему.

Находящаяся слева от двери, словно бы являющаяся частью стены, каменная каменная кровать была лишена мягких шкур или подушек, создавая ощущение неудобства или излишней, свойственной жителям Высокого Хротгара, дисциплины. Небольшие, выбитые в другой стене три небольших углубления, находились на равном друг от друга расстоянии, предназначаясь для хранения немногочисленных вещей. Взгляд драконорожденного быстро отметил две осторожно сложенные серые мантии, рядом с которыми лежали несколько светлых льняных рубашек и штанов. Находящийся на полке ниже плетенные из веток тапочки по своему размеру могли принадлежать ребенку, но никак не взрослому, пережившему века старику.

– Присаживайтесь. – попросил, пропустивший гостя вперед, Арнгерй. Голова старика слегка качнулась в сторону каменный кровати.

После этого, дождавшись пока бывший священник присядет на холодный камень, Седобородый прикрыл за ними дверь, делая шаг к правой стене. Присев на раскинутую на полу небольшую, принадлежащую неизвестному зверю, серую шкуру старик повернулся спиной к находящемуся в правой стене комнаты алтарю. Раскрывающая крылья, хрупкая голубка парила над девятью свечами, принося в комнату чувство защищенности и покоя. Мягкий, словно бы смотрящий в душу взгляд не был свойственен заключенной в белом камне птице, неся в себе…нечто более древнее, величественное или близкое к жизни…к природе и населяющим мир смертным.

– Голубка… - произнес с улыбкой драконорожденный, чувствуя прошедший по полу легкий сквозняк. – Я думал, что норды, как и редгарды для передачи Ее звериного образа предпочитают ястребов.

– Многие все еще придерживаются этого мнения. – проговорил со вздохом старец, на несколько секунд поворачивая свою голову в сторону алтаря. – Однако после обучения Тайбера…божественного Талоса облик голубки…он также занял свое место в Ее образах. Однако, мы ведь здесь не для того, чтобы обсуждать таинственную, хранящую драконорожденных, Кин.

– Крик, способный обратить дракона к земле. – не стал тянуть с делом бывший священник, замечая с каким смирением кивает Седобородый. – В чем его опасность для обладателя Голоса?

– Кинарет одарила Вас мудростью, милорд. – улыбнулся в ответ Седобородый, поднимая на драконорожденного полный гордости взгляд: - Вы всегда умели задавать правильные вопросы, видя не попытку помешать Вам, а опасность неподготовленного к подобному знанию души. Что до вопроса, то Вы один из немногих кто лучше других понимает природу изучения слов силы.

Природа изучения слов силы – осмысление полученных от побежденных душ драконов знание…понимание их первого tu’uma – того что по словам Партурнакса олицетворяло саму душу. Осознание, принятие, слияние с силой и знаниями для использования…единение и поглощение того, что при неудачном раскладе, согласно трактату, Рига о магии душ, могло навредить душе практике, разрывая его на несколько частей или лишая того собственной личности, заменяя ее чужим сознанием.

– Этот крик…его создатели – не драконы, но смертные, стремящиеся победить своих владык, Языки…назвали его «Драконобоем». – проговорил между тем Арнгейр, замечая мелькнувшее в глазах ученика понимание. – Они создали его сами, используя дарованные Кин силой, разрывая свою душу и черпая из нее ненависть к драконьему роду. Они вкладывали в слова все свою злость, всю боль и отчаяние. Я не…не могу судить людей того времени, однако их намерение, желание обратить бессмертное, свободолюбивое и живущее в нескольких мирах существо…Драконобой был призван лишить драконов всего этого. Обязан был привязать детей Акатоша к земле, делая их смертными.

Полные беспокойства слова Седобородого растревожили связь подобно полезшего за сладким медом в улей медведю. Покрывшиеся рябью узы засияли красками, а взревевший, поднявший голову дракон принес в душу Мартина ненависть к неизвестному крику. Кровь коснулась прикушенных в задумчивости губ, принося в оказавшейся в смятении разум смертного понимая чужих страхов и беспокойств.

– Вы беспокоитесь за мою смертную часть, боясь, что ненависть языков изменит мою суть. Ожесточая меня и усиливая нанесенные Обливионом раны разума. – с губ драконорожденного сорвался тихий вздох, а сам он успокаивающе дотронулся до испуганного, пребывающей вдали от него любимой души.

Бретонец, способный незримо присутствовать рядом с связанным с ним драконорожденным, слишком медленно забывал о своих страхах, передавая в его разум лишь два повторяющихся слова «смертный Дракон».

– Однако, Ваше беспокойство касается и…моей звериной части. – продолжил говорить Мартин, отмечая мелькнувшие в синих глазах старика гордость и удивление.

Прямая спина старца дрогнула, после чего почти невидимый за бородой рот приоткрылся в поразительном для него осознании. Кивнувший имперец вновь успокаивающе притронулся к связи, передавая в ней свои заверения в необходимости подобного и обещания подойти к делу со всей возможной осторожностью. Пришедший в ответ слабый, смешанный с доверием и пониманием, протест был так сильно знаком драконорожденному, что тот не смог сдержать появившейся на лице теплой улыбки. Разлившаяся в душе нежность уняла ярость внутреннего, не желающего даже прикасаться к крику, дракона, позволяя смертному продолжить:

– Довакин…драконорожденный…смертный Дракон…человек с душой дракона. Мир дал моей крови так много титулов, даже не думая о том, что значит быть носителем благословенной крови.

– Милосердная Кинарет… - пораженно выдохнул Арнгейр, в секундном ужасе прикрывая свои глаза. – Крик, направленный для того, чтобы навредить дракону. Крик, заставляющий простого смертного, исказить свою доброту, принимая в себя ненависть и зло ушедших веков. Крик, способный пробудить в Вас ненависть к самому себе…к части Вашей сути. После Ваших слов, даже если бы я или мои братья обладали знанием этих слов, Вы получили бы их лишь в случае настоящего конца света! Когда ни у кого не осталось бы иного выхода, кроме как позволить Вам в последнем ударе привести мир к перерождению!

– Если бы все думали так, то вторжение даэдра стало бы для нас концом. – с холодной решимостью проговорил Мартин, понимая чужие беспокойства и страхи.

Добровольно поставить себя под удар, исказить свою суть ради других – не каждый мог решиться принести подобную жертву. Не каждый мог спокойно смотреть на то, как на это решался близкий и не всякий был способен принять подобный шаг в качестве верного способа решения проблемы. Попытка найти способ спасти мир, не принося для него дары из мертвецов, не создавая ему мучеников или героев. Мартин слишком хорошо знал подобные страхи, чувствуя каждый раз что сам был готов кинуться в пламя, уберегая от беды дорогих сердцу людей и меров. Слишком хорошо помнил горящие стены и то, как под яростные или протестующие крики народ Тамриэля добровольно создавал многочисленных героев, борясь за мир. Уединенные миротворцы говорили одно…придворные интриганы или сидящие за стенами городов политики иное…близким было милее третье… однако закаленные проклятыми водами, принявшим на себя ответственность, смертные всегда выбирали четвертое.

– Вы говорите о бездействии, порождении мира. – голос Мартина не дрогнул, а сам он все сильнее пытался отрешиться от поглощающих разум воспоминаний ужасного кризиса. – Но перерождении во что? В выжженную, лишенную жизни землю? В орду скрывающихся под землей выживших, принявших рабство воцарившихся драконов? Говорите о мире, забывая о жестокости смертных, способных веками взращивать свою ненависть. Говорите о мире, не думая о разделении, об откате назад, о новых войнах, где каждый чудом выживший народ начнет обвинять противника в предательстве, преклонении перед рабовладельцем. Говорите о перерождении, не думая о том, как исчезнут на небесах Боги, а хранящие наш мир Башни навсегда потеряют свою опору, ввергая нас в Обливион.

– Достаточно, милорд. – тихо попросил имперца старик, отшатываясь от холодной ярости драконорожденного.

– Думаете ваши предки сражались за это? – продолжил давить Мартин, чувствуя, как вторит его голосу рев внутреннего зверя.

Стальные глаза жгло пламенем решимости, в то время как затихшая на секунду связь, начала заботливо окутывать его разум чужим спокойствием и поддержкой. Обливион отступал, однако помнящий о жертвах…о двадцати восьми миллионах шестьста сорока шести тысяч девяносто трех жизнях Император прошлого не мог позволить кому-то забыть урок проклятого кризиса. Поднявшись с кровати, спрятав свои руки за спину, он возвысился над сидящем на коленях стариком, сдерживая рвущийся наружу крик:

– Вы думаете, что ваши предки или старые друзья бились с ордами Обливиона лишь для того, чтобы вы в страхе склонились перед, готовыми уничтожить мир драконами? Что они, миролюбивые или воинственные, старики или молодые, рады были бы подарить мир вторгнувшемуся в него Обливиону, чьи полчища вновь вступили бы в борьбу? Что, они, видя из Совнгарда или иных планов Богов Вашу слабость с радостью раскроют объятия, зная, что один шаг назад заставил Тамриэль встретиться с силой всего Обливиона? С силой всех семнадцати существующих в мире принцев даэдра? Ответьте мне, что останется после битвы драконов и всего Обливиона? Что станет с миром, лишенного башней и Богов? Лишенного защиты и целостности? Ответьте мне за, что бился в те дни ваш мастер?

Мартин замолчал, внимательно всматриваясь в подобного восставшему мертвецу Арнгейра. Бледный, дрожащий, вспоминавший пережитый кризис Обливиона, старик дрожал, держась левой рукой за грудь. Синие глаза потеряно проходили по комнате, не решаясь посмотреть на того, кого газеты называли Золотым Драконом Тамриэля…того, кто благодаря чужой лжи стал Императором, шагнувшим в Этериус и познавшим в нем мудрость Богов и предков.

– Император-мудрец…Владыка, несущий изменения… - Арнгерй с горечью покачал головой, обращая свою голову вниз. – Вы дитя жестокого времени, Император-воитель, несущий бурю и указывающий клинком на неизведанного никому врага. Вы…напоминает о долге, взываете к преданности и лучшим качествам смертных, напоминая тем о радости этого мира.

– Я найду крик в любом случае. – проговорил уверенно Мартин, видя в жестах старика знакомое ему смирение. – Однако, результат подобного поиска может принести Вашему ордену как славу, так и обвинения, и облаву. Готовы ли Вы позволить, воспользующемуся моей медлительностью, Алдуину поразить своего брата? Готовы ли Вы, отказав мне в помощи, увидеть горящие стены обители и падение Снежной Башни? Готовы ли Вы держать на своих руках пепел своих братьев, зная, что могли спасти их?

– Играете на близости, на понимании необходимости сохранения знаний. – горько проговорил сдавшийся Арнгейр, вновь говоря: - Никто из Седобородых не знает того крика, а его знания утеряны в веках. Веках и событиях, свидетелем которых был наш мастер. Я отведу Вас завтра, как только вы отдохнете, подготавливаясь к встрече с Партурнаксом. Мы…если вы почувствуете, как теряете над собой контроль…если ваш внутренний дракон станет подобным…нестабильному Ульфрику, мы с братьями попытаемся защитить Вас.

– Я благодарен Вам, мастер. – проговорил с почтением Мартин, благодарно склоняя перед горько усмехнувшемся стариком голову.

– Оставьте, Ваше Императорское Величество. – устало проговорил Седобородый, не поднимая своих глаз к лицу ученика. – Вы добились чего хотели, потомок Коронованного Бурей Талоса. Пусть Боги сохранят Вашу душу, уберегая ее как от разрушения, так и от интриг Клинков. Сейчас же…я прошу оставить меня…мне нужно слишком много обдумать.

– Как пожелаете. – не стал спорить Мартин, делая шаг в сторону закрытой двери.

Имперец, понимая охватившее старца смятение, не пытался расспросить старика об агентах Императора. Медленные, отдающиеся эхом шаги заставляли Арнгейра потеряно моргать, внимательно наблюдая за тем как со скрипом приоткрывает имперец металлическую дверь. Вышедший в холодный коридор, прикрывающий дверь имперец дрогнул, когда хриплый, лишенный эмоций, голос проговорил:

– Ваша комната сохранилась за Вами, милорд. А Эйнарт думаю уже рассказал остальным о Вашем возвращении…выбор Ваш, но я все же посоветовал бы Вам отдохнуть, успокаивая свой разум.

– Я учту Ваш совет. – проговорил драконорожденный, задерживая ненадолго свой взгляд на склонившейся к полу фигуре. – Пусть Боги оградят Ваш разум от кошмаров.

Дверь с тихим скрипом закрылась, не позволяя смертному услышать ответное, отвлеченное прощание погрузившегося в свои мысли старца. Застывшая в глазах Седобородого была хорошо знакома бывшему священнику, не сумевшему в напряженной, прерываемой лишь редким сквозняком, тишине уединенной обители сдержать облегченного вздоха. Дракон в душе смертного протяжно рычал, в то время как изредка вспыхивающая в протестующем смирении связь лучше любых слов высказывалась о прошедшей беседе.

Лишенный видимой поддержки Мартин прошелся по полутемному пространству монастыря задумчивым взглядом, чувствуя, как постепенно к его разуму подступает усталость. Истощенный событиями этого дня разум требовал отдыха и анализа, моля смертного о том, чтобы тот все же воспользовался советом мудрого настоятеля.

Отдых…такое сладостное для души слово. Позволяющее осмыслить события дня, восстанавливая силы перед новым тяжелым рывком. Однако насколько сильно истощил себя просто сделавший несколько шагов смертный? Как долго имел право, нежась на теплых шкурах, обдумывать произошедшее, зная, что его противник с каждой секундой набирает силы, воскрешая все новых собратьев? Прекрасно зная, что у него не было оправданий для нового побега, тогда как газеты Империи не сегодня, но завтра воспоют в своих статьях Императора прошлого.

Под протестующе дрогнувшую связь рука имперца дотронулась до кошеля, вынимая из него узкий, прямоугольный флакончик из голубого стекла. Мягкий, измененный знаниями Нереварина запах снадобья коснулся разума бывшего священника, позволяя тому без каких-либо проблем залпом выпить зелья, прикрывая глаза в ожидании весьма быстрого эффекта. Прилив сил окутал тело смертного приятной, свойственной пьяным людям теплотой, медленно продвигаясь к каждой клеточке заключенного в смертном теле дракона. Стальные, лишенные защиты чар иллюзий глаза вновь будто бы обожгло пламенем решимости, тогда как тихие, отдающиеся эхом шаги имперца, вопреки всем советам, направились в сторону внутреннего двора обители.