Кортеж принцев проскользнул через врата Элим Аата и медленно потащился по улицам, выложенным холодными сероватыми камнями. Большинство домов стояли пустые и явно заброшенные, местами обрушились крыши, провалились полы, покосились стены; через дыры разбитых окон можно было рассмотреть разворованные и уничтоженные морозом интерьеры, кое-где лед врос прямо в здания и постепенно пожирал их, словно голодный зверь. На дорогах было пусто, над крышами не тянулся пар; Элим Аат не просто умирал, он уже давно умер и стал призраком, насмешкой над тем славным городом-крепостью, что когда-то, как корона, венчал Великую Морань.

Сама крепость располагалась еще выше, и на таком уровне у многих начиналась горная болезнь, но только не у Бальтазара, само собой. А вот Абигейл могло стать плохо. Она всю дорогу сидела в карете Мельхиора так тихо, что он уже начинал сомневаться, жива ли она вообще; и эти мысли никак не помогали бороться с совестью.

Зачем, ну зачем понадобилось ругаться? Почему нельзя было сказать пару хороших слов про платье и на этом заткнуться? Знал же прекрасно, как девушки любят комплименты, столько раз пробивался сладкими речами к сердцу какой-нибудь красотки-поломойки, а для собственной жены и пары добрых слов подобрать не смог? И это в момент, когда, казалось, отношения наконец-то потеплели!

У Бальтазара вместо сердца был кусок льда, но сейчас этот лед как-то странновато побаливал.

Крепость от города отделял глубокий ров, пробитый в скалах силой неведомого чудища, и проехать можно было только по откидному мосту. Кортеж остановился, Бальтазар высунул голову из окна кареты и уже собирался крикнуть, но послышался лязг цепей, и огромный, толстенный мост, сложенный из гигантских древних бревен, полетел вниз, грохнулся с такой силой, что где-то непременно сошла лавина, а то и целая сотня лавин, и сразу за тем, как эхо поглотило отголоски грохота, вокруг воцарилась удивительная тишина. Элим Аат не издавал ни звука.

На мосту показался мужчина с зеленой кожей, низкий и приземистый, в пушистой шубке и шапке набекрень; он бежал навстречу принцам и потряхивал над головой палкой, к верхушке которой прикрепили колокол. Возвещал о прибытии важных гостей всему пустому городу.

— Ваше высочество! Принц Бальтазар! — тяжело дыша, восклицал он. — Мы так ждали вас!..

— Надеюсь, мы не сильно опоздали, — улыбнулся Бальтазар вежливо, отлично зная, что они прибыли даже чуть раньше обещанного — при составлении маршрута было заложено время для отдыха Абигейл от дороги.

— Что вы! Мы так рады, так рады! У нас уже все готово, — восклицал мужчина, хранитель крепости. — Вы так выросли, мой принц! Когда вы были здесь в последний раз, вам было-то, кажется, лет десять...

Точно. В последний раз. На похоронах матери. Значит, прошло уже целых девять лет, да?

Возможно, ее дух где-то сейчас парит рядом и нежно смотрит на сына.

— Да, время летит, — бесцветно отозвался Бальтазар, намереваясь снова залезть в карету, но помялся и решил все же спросить из вежливости: — Хотите прокатиться со мной до внутреннего двора?

И все-таки одному трястись всю дорогу оказалось довольно тоскливо, и несколько не хватало Абигейл под рукой, с которой можно хоть немножко поговорить. Он-то полагал, что после свадьбы она всегда будет рядом. А оказалось...

Смотритель крепости кивнул, обрадовавшись щедрому предложению, и нырнул в карету, пощекотав Бальтазара мягкой шубой. Он пах, как медведь, весил, кажется, тонну, несмотря на невысокий рост, и постоянно за все вокруг хватался пухлыми руками; но Бальтазар невольно вспомнил о том, как обливал слезами эту шубу, прощаясь с матерью, и тут же проникся к смотрителю почти сыновней нежностью. Отца-то в тот момент рядом не было.

Отца и сейчас не было.

Кортеж заехал на мост, проверяя на прочность древние бревна, и без потерь добрался до крепости, выстроенной прямо внутри скал. Порода здесь была совершенно уникальная, чем, возможно, горы и привлекли когда-то бессмертного короля; стены, пол и потолок состояли из светло-розового камня с вкраплениями красного, фиолетового и лилового цветов, перемешанных совершенно случайным образом, будто бы в комнатах методично взрывали банки с краской, одну за одной. Окон в крепости почти не было, только в некоторых спальнях проделали узкие прорези, через которые внутрь могли проникать ледяной ветер с гор и редкие снежинки; свет дарили огромные люстры, настенные светильники и канделябры, и все это покрывали разводы воска от сгоревших за прошедшие столетия свечей, которые уже ничем не счистить. Нет, без сомнений, в крепости Элим Аата была какая-то своя прелесть, дикая, необузданная, как и Морань в целом; особенно выделялись некоторые залы, самые древние, в которых можно было заметить резьбу на каменных сводах, изображавшую животных, уже давно вымерших, цветы, оставшиеся лишь в легендах, и даже фигуры, похожие на человеческие, принадлежавшие славным жителям древней страны. Просто все это становилось слабым утешением тому, кому предстояло жить в каменных палатах без окон и натыкаться на голые розовые стены в нетвердом свете свечей.

Дикое место. Хорошо, что послезавтра отсюда уже можно будет уехать.

Кареты остановились во внутреннем дворе, сделанном в форме шестиугольника; когда-то здесь планировалось построить купол, вроде как сделать крытый участок для стоянки купцов и артистов из далеких стран, но Великая Морань пала раньше, чем дело успели довести до ума, и теперь над головами путешественников висели лишь изогнутые опоры, похожие на когти гигантской птицы, торчащие из стен крепости. Бальтазар вылез первым, хотел помочь смотрителю, но тот с завидной ловкостью справился сам и послал в сторону принца восхищенный взгляд.

— Вот, ваше высочество, — произнес он торжественно, — мы для принцессы тут все помыли и почистили, все как надо...

Принцесса. Абигейл. Слова кольнули сердце, как невидимая игла; Бальтазар оглянулся на карету Мельхиора и как раз застал момент, когда брат за руку вытаскивал оттуда Абигейл. Она выглядела не слишком хорошо, от жара ее лицо раскраснелось, голова безвольно свисала на плечо, волосы слиплись от пота, глаза еще не раскрылись, и было видно, что на ногах ее удерживает Мельхиор, а сама она стоять не может. Ну конечно. Угорела, сидя в таком крошечном пространстве с этим пироманом. Ну и дурак ты, Бальтазар! Надо было силой запихать ее в свою карету и заморозить дверь, чтобы не выбралась!..

Абигейл вздрогнула, поморщилась, потрясла головой и оперлась уже сама на Мельхиора, постепенно приходя в себя на свежем воздухе. А воздух здесь и правда был свежий, насколько Бальтазар мог судить, да и давление, наверное, довольно неприятно вжимало в пол...

— Ох... приехали? — хрипло спросила Абигейл. — Я странно себя чувствую.

Мельхиор что-то ответил — Бальтазар не расслышал слов — и после этого Абигейл встрепенулась, выпрямилась, поправила волосы, хотя ее лицо и оставалось красным, а взгляд плыл, и сфокусироваться на чем-либо ей явно было сложновато.

Бальтазар вновь собрался подойти ближе, но и на этот раз его опередили: в стороне раздался шум, и Абигейл с Мельхиором синхронно повернулись туда.

Привстав на цыпочки, Бальтазар увидел возле одной из карет двоих детей, прятавшихся за колесом и громко друг с другом шептавшихся. У обоих были зеленая кожа и торчащие из-под шапок темные волосы, а на худеньких телах болтались пышные шубы; без сомнений, это были детки смотрителя, просто потому, что кроме него в крепости никто не жил, и кем-то другим они быть не могли. А с другой стороны, жены он у смотрителя тоже не помнил, так откуда?..

Дети начали ругаться, толкаться, и в итоге один из них, кажется, мальчик, заплакал, зато вторая, по виду, скорее девочка, хотя в шапке и шубе понять сложно, сжала кулаки, встала и обогнула карету, направилась прямиком к Абигейл. Та вежливо улыбнулась и вопросительно взглянула на маленькую гостью, по-прежнему стоя с опорой.

Мельхиор вытянул шею и явно рассматривал бившегося в истерике мальчонку за колесом.

— Ты очень красивая! — громко сказала девочка, обратившись к Абигейл. — Ты нам нравишься!

Абигейл отпустила руку Мельхиора, шагнула к ребенке и присела напротив нее, подогнув изящно обнаженные колени.

— Правда? И что именно вам нравится?

Девочка задумчиво рассматривала ее, и восторженное сияние в детских глазах польстило Бальтазару — его жена и правда была признанной красавицей, самой восхитительной женщиной в Морани...

— Твое платье, — загибая пальцы, начала перечислять девчушка, и даже ее пугливый брат прекратил плакать и выглянул из-за колеса, собираясь с силами, чтобы подойти ближе, — твои волосы, твои глазки... а особенно шарфик!

Абигейл коснулась лунного сукна на шее.

— Этот?

— А что, у тебя другой есть?

Абигейл хихикнула, умиляясь детской непосредственности, несколько граничащей, впрочем, с наглостью, и стянула шарф со своей шеи.

— Меня зовут Абигейл, я будущая королева Морани, — пояснила она детям с теплой улыбкой. — Вот, а это для вас, на память. На память об этом дне.

Она передала шарф девчонке, и та вцепилась в него изо всех сил, словно боясь, что добрая принцесса передумает и заберет шарф; мальчишка-брат выскочил, подбежал, схватился за другой его конец, восхищенно наблюдая за игрой света в сложном волшебном сукне, а затем дернул шарф на себя, пытаясь отобрать. Его сестра возмущенно вскрикнула и потянула сукно в противоположном направлении, на что мальчик ответил еще более громким криком, и мгновение спустя дети уже орали, рыдали и мутузили друг друга, выясняя, кому должен принадлежать драгоценный кусок серой тряпки.

Абигейл остановила их уверенным жестом, настолько королевским, что Бальтазар невольно восхитился.

— Хватит ругаться, — попросила она величаво и схватила Мельхиора за руку. — Подсобишь?

От одной лишь мысли о том, что брат воспользуется своей неконтролируемой магией, Бальтазара замутило, и вокруг начали кружить снежинки, опускаясь маленькими сугробами на каменный пол. Выставив перед собой руки, он приготовился колдовать, создать стену или глыбу льда и поглотить пожар, способный вспыхнуть в любой момент — и так быстро, что и глазом моргнуть не успеешь; Мельхиор же, не менее испуганно посмотрев на Абигейл, зажег на кончике своего пальца маленький огонек, и с его помощью удалось разрезать шарф на две равные половины. Лунная ткань от соприкосновения с огнем темнела и сжималась, по воздуху поплыл запах сгоревшего кофе, но пожар, впрочем, так и не начался. Дети с восторгом уставились каждый на свой кусочек шарфа, и девчонка тут же обмотала им свою маленькую шею, а мальчишка засунул свой кусочек в карман, не придумав, видимо, ничего лучше.

Абигейл выпрямилась, улыбнулась Мельхиору и нежно произнесла:

— Большое спасибо!

Бальтазар видел, что брат улыбается, что его лицо прямо светится, а глаза искрятся от восторга, и все это было бы очень милым и так далее, если бы причиной такой бурной реакции не была чужая жена. Бальтазара жена. Не хватало еще, чтобы Абигейл начала гулять с его бестолковым младшим братом!

Тристан выскользнул из своей кареты; передвигался он почти бесшумно, но Бальтазар почувствовал его приближение интуитивно, а еще слишком явственно ощутил то, как отреагировала крепость на прикосновения этих ног. И похоже, такая реакция древних скал вышла уж слишком очевидной — Абигейл тоже вздрогнула и начала оглядываться, заметив дрожь в стенах и гул под полом.

— Что ты тут натворил? — поинтересовался Тристан, приближаясь к Бальтазару. — Зачем столько снега?

И правда, Бальтазар стоял по колено в сугробе, и вихрь вокруг головы только усиливался. Может, удастся списать дрожь крепости на ледяную магию?

— Что-то я распереживался. Коронация, все дела, — произнес он и хлопнул в ладоши. — Ну, а нам больше нельзя терять время! Нужно столько всего подготовить, а осталось меньше суток! Смотритель, вы выполнили распоряжения, которые я посылал вам в телеграмме?

— Да, ваше высочество, — отозвался тот, во все глаза пялясь на Тристана, — нанятые на время торжественных мероприятий слуги ожидают в комнатах, а для принцессы Абигейл я предложил бы свою дочь, она чудесно сможет позаботиться обо всем...

"Это вот эту вот, малолетнюю?", — недоуменно подумал Бальтазар, но ему хватило такта промолчать. А вот Абигейл удивилась куда сильнее и уставилась на девочку, кружившуюся на месте в восторге от шарфа, с нескрываемым недоверием.

— Да! Я позабочусь! — вскричала дочь смотрителя так уверенно, словно это она тут все решала. — О доброй принцессе позабочусь! Сделаю все, чтобы ночь в Элим Аате прошла хорошо! Для моей королевы!

Снег вокруг Бальтазара немного утих, и даже сугробы у ног начали таять; по крайней мере, он сможет подарить подданным королеву, на которую они будут смотреть с восхищением.