Когда начались толчки, Абигейл все еще была в своей спальне, по-прежнему глядела на Ланделин, не понимая, что только что услышала, и еще не успела снять зеленое платье, которым так восхищалась.

Теперь ей казалось, что это платье станет ее саваном. Оказалось, что у абсолютно пустой комнаты есть свои плюсы — в случае землетрясения нечему будет упасть; и в первые минуты пострадали только сами женщины да вещи, принесенные стилисткой. Ее сумку, приставленную не слишком аккуратно к стене, опрокинуло, когда зашатался пол, и во все стороны покатились банки, склянки, бутылки, расчески, заколки, шпильки, Абети знает, что еще; Ланделин повалилась на кровать и испуганно поджала ноги, а Абигейл рефлекторно остановила пяткой металлическую баночку мусса для волос, что подкатилась к ней слишком близко. Цепляясь за трясущуюся стену, стилистка рассыпалась в извинениях, а драгоценные сокровища из ее сумки исчезали в соседних помещениях и со звоном бились о возвышение кровати. Катастрофа.

Катастрофа!

— О нет! — вскричала Ланделин, пытаясь слезть с кровати. Толчки быстро успокоились, но ноги плохо слушались хозяйку. — Мой мальчик!..

— Ты куда? — перепугалась Абигейл. — Нужно подождать, землетрясение может повториться! Вообще, я удивлена, что о сейсмической активности в Морани...

— Мой мальчик там совсем один! — перебила ее Ланделин. — Я нужна ему!

Так ей не послышалось. Жучиное чудовище из постоялого двора — и правда ребенок Ланделин? Но каким образом такая красивая женщина могла породить чудище?

Ответ напросился сам собой. Тристан — одно из чудовищ Морани, и все его потомки тоже чудовищны.

— Ланделин, — Абигейл дотронулась до своей щеки и взглянула на кровь, оставшуюся на пальцах, — послушай, Ланделин, давай будем благоразумными...

Пол снова дрогнул, будто бы кто-то бился в него снизу, из сердца горы, и по стенам прокатился тяжелый отголосок какого-то глубокого и оглушительного звука, и Абигейл даже показалось, что это похоже на смех.

— Абети! — Ланделин схватилась за голову и хотела броситься прочь, но Абигейл постаралась остановить ее, схватить, удержать, призвать к разумности. Ей подумалось, что смерть чудища может даже пойти бедной женщине на пользу. Она так состарилась, так устала, бедняжка Ланделин, и наверняка такая перемена напрямую связана с появлением монстра из ее чрева; если это чудище умрет, может быть...

Взлетела белая рука, и в плечо Абигейл прилетел удар такой силы, что до самой кисти прошел раскат, будто электрический; ни разу в жизни до этого момента никто никогда не бил ее подобным образом, и чувство это оказалось таким новым, глубоким и шокирующим, что на секунду она совсем обомлела, ослабила хватку, замерла, словно замерзла заживо, и этой секунды Ланделин хватило, чтобы выбежать из комнаты.

Стилистка и швея испуганно смотрели на нее, не зная, что делать и можно ли вообще что-то делать; а пол затрясся так сильно, что их всех троих швырнуло в стороны. Абигейл налетела на кровать и ухнула от боли, ударившись боком о каменные опоры; происходящее все меньше и меньше походило на настоящее землетрясение.

— Я... — она обвела испуганных девушек не менее испуганным взглядом и сжала кулаки, пытаясь собраться с силами. Она — королева. Когда ее подданные умирают от страха, ей надлежит сохранять холодную голову и решать проблемы. Королевы не плачут. Они идут гордо, с высоко поднятой головой, и одним своим видом вселяют уверенность и спокойствие в сердца людей. — Я должна найти своего мужа.

В глазах девушек она не видела ни спокойствия, ни уверенности, ничего; вероятно, не стоило прикрываться королем, да и исполосованное ногтями невестки лицо харизмы не добавляло. Абигейл еще есть чему поучиться, прежде, чем она станет настоящей королевой.

Но она готова к этому; да и идея найти Бальтазара и правда стоящая. Если в этом безумии и остался хоть один здравомыслящий мужчина, то, определенно, это будет Бальтазар.

Вздрагивая от толчков и стараясь не отходить далеко от стен, Абигейл вышла в коридор, холодный, длинный и каменный, босыми ногами направилась в случайном направлении, жалея, что не успела за ночь как следует выучить план крепости. Кажется, отсюда налево будет зал с картинами, где она вчера встретила Мельхиора. Комната самого принца, где они провели чудесный вечер, находится дальше по коридору и на два этажа выше, но едва ли Бальтазар предпочел устроиться рядом с ним. Да и какова вероятность, что в такой ситуации он будет в спальне, прятаться под одеялом? Нет, это же ее муж, отважный, благородный, прекрасный принц!

Он ведь как раз готовился к коронации, не так ли?

Может быть, поискать в тронном зале?

А где?..

— Принцесса! — очередной толчок вытолкнул из-за угла Азалию, и бедняжка упала плашмя на пол, но, кажется, шуба защитила ее. Признаться, Абигейл сейчас сама бы не отказалась от шубы! — Вы целы?

Она испуганно уставилась на лицо Абигейл, и та махнула рукой:

— Не бери в голову, я подралась с родственницей.

— Ого! — в голосе Азалии смешались ужас и восторг, что не могло не вызвать улыбки.

Но не время умиляться. Сейчас надо собраться с мыслями и действовать решительно.

— Азалия, знаешь, где принц Бальтазар? — решила спросить Абигейл; эта девочка умела ориентироваться в крепости как никто другая, и, по ее же признанию, знала даже тайные ходы в стенах, которых не было на плане.

— Был в кабинете короля, — ответила Азалия деловитым тоном, словно давала отчет, и новый толчок бросил ее в объятия Абигейл. — Но пробегая мимо, я видела, что он вышел, и скорее всего, пошел в тронный зал...

Не собирается же он короноваться во время землестрясения?

Он не сумасшедший!

— Отведи меня туда, — Абигейл крепко-накрепко схватила Азалию за руку, надеясь, что сумеет уберечь ее от падения в случае чего. — Мне нужно поговорить с ним.

Ответом ей послужил короткий, очень серьезный кивок, и они побежали по коридорам, таким путаным и сложным, что совсем скоро Абигейл бросила попытки запомнить дорогу. Толчки повторялись периодически, приблизительно раз в пять минут, и то становились невыносимыми, так что пол выскальзывал из-под ног, то, напротив, почти не ощущались, лишь слегка потряхивая стены. Крепость пока что держалась достойно, Абигейл заметила лишь пару неглубоких трещин, возможно, появившихся еще задолго до сегодняшнего дня; но кто знает, как надолго хватит запаса прочности древнего камня?

А затем они вбежали в тронный зал, и Абигейл обомлела.

Было в этом месте что-то очаровательное, даже восхитительное, но красота его стремительно исчезала, поглощаемая огромной дырой в полу. Туда уже почти ушел трон, каменный и строгий, ныне покосившийся и лежавший наполовину в яме, откуда торчали обломки ледяных глыб; плиты, покрывавшие пол, почти все потрескались и напоминали каменную щебенку, а стены, покрытые драгоценными редчайшими рисунками, покосились и начинали обваливаться, ссыпаться, рушиться почти до основания. С новым толчком яма в комнате стала еще шире, трон на глазах завалился на спинку, влетел в дыру по самые ножки и застрял там, но было очевидно, что следующая волна землетрясения поглотит его полностью.

Помимо Абигейл и Азалии здесь так же присутствовало несколько незнакомых слуг, крайне растерянных и испуганных, и Бальтазар — Абигейл узнала его спину.

— Эй! — окликнула она мужа, позволив себе забыть о вежливости. — Что происходит?!

Он обернулся на зов и, кажется, чуть не испытал сердечный приступ от испуга — уставился на нее, глаза выпучил, руку прижал к груди. Да, Ланделин подпортила ей личико, но не настолько же?

— Что ты... зачем ты... — растерянно квакал Бальтазар. — Почему?..

— Объясни, что здесь творится! — строго потребовала Абигейл. — Землетрясение? Какое-то необычное!

— Необычное... — подтвердил он. — Ох, Абигейл... я тебя прошу... пока еще есть возможность, ты должна покинуть крепость; возвращайся в Ку Дерли как можно скорее, только избегай джунглей, особенно ночами; а потом постарайся добраться до отца, может быть, в Порядке тебя защитят...

Абигейл буквально чувствовала, как от шока вытягивается ее лицо, а в груди начинается натуральная буря. Покинуть крепость? Уехать? Вот так, молча развернуться, собрать скромные пожитки и дать деру? Только потому, что муж приказал ей так сделать? Да, хорошая жена именно так бы и поступила. Не спорить, не высовываться, подчиняться и покоряться в надежде на то, что покорность заставит твоего мужа заметить тебя и полюбить.

Но взамен на такую жизнь ей должен был достаться прекрасный принц.

А досталось какое-то недоразумение.

Абигейл сильнее сжала руку Азалии, будто девочка могла вселить ей в душу дополнительную уверенность, и произнесла:

— Нет.

Бальтазар совсем обомлел, однако сказать что-либо в ответ не успел: слуги, толпившиеся у дыры, зашумели, начали что-то выкрикивать, и вытащили наружу трон, схватившись за его ножки; а в следующее мгновение из-под земли показались бледные лица людей, несших что-то на носилках. Они не были одеты как целители, а носилки, похоже, создали из подручных материалов — двух длинных кусков льда и намотанной между ними тряпки. Впрочем, тому, что они выносили, больших почестей и не требовалось.

Абигейл заметила его только краем глаза, но впечатлений оказалось больше, чем достаточно. На носилках лежали куски мяса, кровь, явно еще теплая, пропитала ткань и мрачно капала, обозначая путь, по которому прошли слуги. Отдельной кучкой лежали розоватые кишки, достаточно аккуратно извлеченные из тела, рядом поместили какие-то сероватые клочки, напоминавшие не то порезанную печень, не то почки; местами мелькала зеленоватая кожа, сохранилось целое запястье с гладкими толстыми пальцами и аккуратно остриженными ногтями, из которого выглядывала надломленная косточка, и то тут, то там из кучи торчали шерстинки пушистой шубы, разорванной так же зверски, как и тело. Абигейл увидела белые кости, увидела заплетенные в косу волосы, болтавшиеся на затылке черепа, передняя часть которого представляла собой единое красновато-серое месиво; и со странным даже ей самой удивлением она подметила, что под кожей у нее и у жителей Морани находится одинаковое мясо.

Азалия затряслась, и Абигейл поздно догадалась, что надо бы закрыть ей глаза.

— Девочка моя, — она резко подогнула ноги и повернула Азалию лицом к себе, чтобы та не смотрела на изуродованные останки отца, — мне так жаль...

Выражение этого детского личика глубоко ее поразило: оно было спокойное с виду, бледное, но не искаженное мукой, а ровное, только вот из глаз слезы хлестали такими мощными водопадами, что даже затекали за ворот шубы, оставляя блестящие капли на шерстинках.

— Все в порядке, моя принцесса, — заговорила Азалия, и голос ее тоже звучал ужасающе ровно, хотя потоки слез не уменьшались. — Все идет своим чередом. Мы, смотрители крепости, клянемся своей жизнью, что будем защищать ее. И погибнуть на службе — честь для любого из нас.

Абигейл крепче сжала ее плечи, зарываясь пальцами в шубу.

— Маленькая моя, ты просто не понимаешь, о чем говоришь... не бойся, девочка, я тебя не оставлю, я не оставлю тебя и твоего братца в беде...

Бальтазар отшатнулся, словно от огня, и Абигейл резко обернулась на звук его шагов, словно опасаясь, что он что-нибудь выкинет.

И опасения ее оказались совсем не беспочвенными:

— Достаточно, — произнес он угрюмо. — Я иду вниз.

— Ты с ума сошел?! — вскричала она. — Хочешь, чтобы тебя так же вынесли на тряпочке?

Азалию затрясло, но на сожаления о сказанном сейчас не было времени — нужно остановить Бальтазара, пока не случилось непоправимое...

— Так ты еще не поняла? — из его груди вырвался смешок, пока он пятился к дыре в полу, сверля жену неотрывным взглядом. — В Морани водятся монстры, Абигейл. И я был рожден, чтобы сдерживать их в недрах горы. Такова моя судьба. И судьба моих детей. И потомков. И предков. И твоя судьба отныне тоже такая — жить, зная, что в любой момент хрупкое равновесие мира может пошатнуться, и что первыми, кто пострадает, будут ты и твои дети. Прости, Абигейл. Боги нас не пощадили. Смирись, как смирилась эта девочка, и живи с тем, что каждый вечер может стать последним.

Лед вырастал перед ним, прокладывая ступени вниз, в подземелье, откуда доносились крики слуг, пытавшихся сдержать монстра, и грохот разрушающихся опор крепости; Абигейл осталась в тронном зале, наполнявшемся людьми, но чувствовала себя ужасно одинокой, и все смотрела и смотрела вслед мужу, скрывшемуся в подземелье. В Морани живут монстры. И Леружи — самые ужасные из них.

Лишь один звук смог пробиться через гул в голове — голос какого-то мужчины, говоривший:

— Я не останусь в этой крепости ни минуты, — по манере речи Абигейл показалось, что она уже слышала его ранее; кажется, в день свадьбы. — Морань пала, и мы должны с этим смириться. В моей карете есть одно свободное место, я мог бы вывезти кого из женщин...

Резко встав, так, что закружилась голова, Абигейл сжала кулаки и воинственно посмотрела в спину этому вельможе. Сердце билось глухо, гулко, словно бы и не в ее груди вовсе, а в висках стучала одна тяжелая мысль: никто за пределами страны не должен узнать о случившемся в этот день. Паника принесет лишь новые беды. Паника опасна...

— Я — королева Абигейл! — проговорила она громко и уверенно, присваивая себе титул, который пока что ей не принадлежал. — Слушайте мой приказ: заприте ворота крепости, и проследите, чтобы с этого момента никто не вошел и не вышел за ее пределы.

Мужчина, чей голос она помнила, повернулся к ней и уставился настолько осоловевшими глазами, что Абигейл это даже немного напугало.

— Вы с ума сошли? — спросил он. — С ума?

Абигейл переполняло странное, прежде незнакомое чувство: она привыкла жить в осознании, что весь смысл ее жизни — ожидание мужа, а впоследствии смирение с ролью верной жены. Ее царством были женские комнаты, ее ремеслами — шитье и вышивание, а мечтами — здоровые дети и красивый супруг. Живя в этом вечном ожидании, она вполне понимала, что ее настоящее не имеет особого значения, является лишь преддверием того дня, когда ей доведется исполнить свое предназначение, и в соответствии с этим к ней и относился мир — по большей части ее слово никогда не имело веса, и мало кто из семьи всерьез слушал то, что она говорит. Но теперь все изменилось. Вельможа смотрел испуганно, зная, что в руках этой женщины буквально находится его жизнь, и хотя пол постоянно трясло, никогда прежде Абигейл не стояла на своих ногах так твердо, как в этот вечер.

Пускай ей уже не стать любимой женой, но роль королевы ей тоже по душе.

— Все — в кабинет, — приказала она властно, указав рукой направление прочь из тронного зала. — Там состоится совет.

— Вы не в праве раздавать такие приказы, — постарался возразить вельможа. — Вы еще даже не настоящая королева! А даже если бы и были, это должность без реальной власти; не забывайте о своем месте...

Абигейл выросла перед ним, как ангел отмщения, вцепилась пальцами ему в горло, сжала, сама дивясь своей кровожадности, и прошипела, пока грохот дрожащих стен проглатывал эхо ее голоса:

— А ваше место — у моих ног!

И оттолкнула его, перепуганного, задыхавшегося, от себя; он врезался в стену, и над его головой Абигейл увидела изображение королевы Гуйи, наряженной в тяжелый доспех, с арбалетом в руках и в окружении солдат. Королевы Гуйи, о которой все знали, насколько миролюбивым нравом она отличалась при жизни.

Теперь Абигейл стало ясно, почему ее изобразили с оружием в руках.