Обычно ночью становилось легче, но не в этот раз.

Лучи далеких планет скользили по комнате, вспарывали воздух, царапали кожу; опустившись на колени, Ланделин голыми руками собирала осколки тарелки, и Тристан мог видеть обжигающую белизну ее пальцев, ее шеи, ее груди, пока лицо терялось в потоках черных локонов, блестящих и гибких, словно змеи.

Обычно темнота, родная стихия, приносила облегчение, но не в этот раз.

Ланделин ползала на коленях, стирая кожу о соломенный пол и роняя горькие слезы на куски фарфора. Тристан сидел на кровати, измученный, обессиленный, и пока заглянувший в окна Барон окрашивал ночь темно-синим, в душе отчего-то сгущалась печаль. Черные чернила печали, заливавшие взор и руки, липкие, мерзкие...

Неудачно схватившись за осколок, Ланделин поранила палец, и кровь на ее белой коже показалась преувеличенно-красной.

Испуг подарил ему немного сил.

— О Абети! Осторожнее! — Тристан встрепенулся, вскочил, нырнул в темноту и выскочил из нее рядом с женой, забыв, что имел ноги. — Брось ты это, позовем слуг!

Она подняла лицо; ее изумрудные глаза метали молнии, ее зубы были сжаты так плотно, что на худых щеках гуляли желваки, а в руке она сжимала острый кусок фарфора, будто не замечая, что по серой гладкой поверхности осколка кровь вычерчивает сложное сплетение узора.

— Никаких слуг! Хватит свидетелей! — прошипела она. — Ты должен был следить, чтобы никто не вошел в комнату!

— Я отлучился, — смутился Тристан, ощущая, как груз вины падает на плечи. — Хотел принести воды. Меня минуту не было, клянусь, минуту!

— И этого хватило!

Ланделин напоминала фурию, вакханку, дьяволицу; если бы сейчас она набросилась на Тристана и перерезала ему горло фарфоровым осколком, он не испугался бы, не попытался защититься, пусть и несколько удивился бы такой прыти со стороны жены. Смотреть на нее было больно; слишком яркими еще остались воспоминания о дне свадьбе, о том, какой цветущей и радостной она была, как даже братья поглядывали с завистью и перешептывались, понимая, что такой прекрасной орхидеи, как Ланделин, Морань не видела долгие годы. И все исчезло, исчезло за пару лет — куда? Во тьму джунглей, сжирающую все хорошее, что было на свете, а взамен порождавшую чудовищ.

Осколок со звоном упал в складки ее юбки, куда Ланделин собрала и все остальные. На платье остались темные пятна крови, напоминающие расплывчатые фигуры амеб; теперь в Морани завелась новая орхидея, превзошедшая предыдущую.

— А главное, главное, почему именно Абигейл? — причитала Ланделин, сминая юбку в пальцах, зарываясь в ткань, как в защитный кокон. — Бедный ребенок, бедный ребенок! Она так испугалась, так кричала, что у меня чуть перепонки не вытекли; и, Абети, она, наверное, рассудка лишилась от страха... я бы на ее месте точно...

Тристан понял, что все еще стоит перед ней, неприкаянный, потерянный, как столб посреди поля, но не мог определиться, нужно ли присесть перед женой или напротив, вернуться на кровать, в спасительную тень.

— Бальтазар с ней, он все как-нибудь решит.

— Бальтазар, — ее голос звучал бесцветным эхом. — Да он с собой ничего решить не может, а тут целая женщина! Тристан, когда это кончится? Когда мы сможем зажить нормально? Или так будет продолжаться до конца времен: Орион передаст проклятье Бальтазару, Бальтазар — своему будущему сыну, тот — внуку и так далее... А мы? Что будет с нами? Сколько мы будем прятаться, сколько скрываться? Я устала, Тристан; я так больше не могу.

Она встала, подошла к окну, зная, что свет ему неприятен, и лица ее совсем не стало видно; но голос не сулил ничего хорошего. В принципе, Тристан никогда не обманывал себя надеждой на то, что их брак будет длиться вечно. Он-то, в отличие от Ланделин, знал, за кого она выходит замуж. Но думал, что времени ему уделят все-таки немного больше; а еще лучше кого угодно знал, что монстры Морани не отпускают тех, кто имел несчастье встретиться с ними.

— Считаешь, что выбрала не того брата?

Ланделин вздрогнула, разжала пальцы, и осколки посыпались по ее ногам.

— Что?

— Бальтазар хотел жениться на тебе. Мы тогда сильно поссорились, но дали тебе право выбрать. И ты предпочла меня. Теперь передумала?

Она скорбно покачала головой, хотя ее изумрудные глаза блеснули радостью — женщине всегда приятно узнать, что за ее руку велась борьба.

— Ни за что. Уж лучше Мельхиор.

— Да не смеши меня! — он правда рассмеялся, и ночь, реагируя на его веселость, стала чуть темнее, словно окружая фигуру теплыми черными облаками.

— Тристан, послушай, — Ланделин хотела подойти ближе, но наткнулась на осколки и вовремя вспомнила, что уже сняла туфли и чулки, — я довольна своим выбором. Я хотела стать твоей женой. Просто... все так сложно. Все эти тайны, предосторожности, крытая карета, запертая комната; бессонные ночи, и ложь, ложь, ложь, которой приходится опутывать и себя, и каждого встречного, и бедняжку Абигейл. Неужто так будет вечно? Я просто хочу быть принцессой и твоей женой, а не какой-то двойной агенткой на службе короны, вынужденной просчитывать каждый следующий шаг...

Все же стоит подойти; Тристан медленно заставил ноги двинуться, контролируя каждое движение мышц, вслушался в хруст фарфора под своими пятками, встал рядом с ней; с такого расстояния Ланделин казалась маленькой и хрупкой, как цветок лютика, и взгляд ее становился особенно выжигающим. Морань высосала из этой женщины все соки. Высосала всю их любовь.

— Однажды станет легче, — не колеблясь, солгал Тристан, и осторожно взял жену за раненную руку. — Год-другой, может, три, и все изменится. Начнешь закатывать балы. Ты же это любишь. Почувствуешь себя полноценной принцессой. Задружишься с Абигейл.

— Не знаю, милый, мне кажется, что от этого страха я уже не избавлюсь, — пожаловалась Ланделин; Тристан осторожно поднял ее руку и обхватил губами раненное место. — И на моих глазах Абигейл станет такой же, как я; так ужасно!

На губах ее кровь ощущалась соленым поцелуем моря, бесконечным пламенем человеческой жизни, глубокой ночью, хранящей самые сокровенные тайны; но когда Тристан выпустил ее руку, на коже не осталось ни следа от пореза.

— Так будь рядом и помоги ей справиться со всеми кошмарами. Это — единственное, что мы с тобой можем сделать. Бальтазар... на него рассчитывать не стоит.

Ланделин устало улыбнулась, разглядывая то место, где недавно была рана.

— Раз даже ты утратил веру, значит ситуация совсем бедственная.

— Еще как, — получилось даже рассмеяться, хотя веселости не чувствовалось. — Ты же видела, что было на ужине? Я думал, перелезу через стол и отгрызу ему голову. На вкус должно быть как мороженое.

Ланделин рассмеялась тоже, и ее теплые руки мягко опустились на плечи мужа, притягивая его ближе, под колкие лучи планет, от которых, впрочем, любовь неплохо защищала.

— А все же я выбрала правильного брата.

Тристан все равно в этом сомневался, но спорить не стал; и пока в комнате было тихо, пока на небо не выполз вражеский диск Нами, можно было позволить себе пару мгновений в теплых объятиях, как раньше, как прежде, вспоминая о сладких минувших днях.

В Морани живут монстры; но пока что прячутся в будущем.