«Сковорода на плите, такое искушение,

Может быть, мне повезет, и я не обожгусь,

о чем, блядь, я думала?»

— Дженни Оуэн Янс, «Fuck was I»

Он сидел под мостом, подтянув колени к лицу, когда Хиде нашел его, и яростно тер глаза, злясь на себя за то, что был таким ребенком, за то, что позволял собой помыкать.

— Канеки? — окликнул его Хиде, останавливаясь в паре шагов. — Я вернул твои вещи.

Канеки закрыл лицо руками.

— Уходи, — пробормотал он.

Но Хиде знал его слишком хорошо. Он закатил глаза и бросил сумку Канеки к его ногам, прежде чем сесть рядом, их плечи соприкоснулись.

— Не раскисай, — буркнул Хиде. — Ты ничего не мог поделать!

— Я никогда не смогу, — тускло произнес он, наконец подняв голову, с покрасневшими глазами. — Хотел бы я, чтобы они оставили меня в покое.

— Держу пари, теперь они так и сделают, — сказал Хиде, хрустнув костяшками пальцев. — Знаешь, я...

Канеки резко открыл глаза. Юное лицо Хиде исчезло, сменившись тускло-серым потолком, залитым слабым утренним светом.

Сон оставил после себя чувство старого стыда за собственную неловкость, которое жгло изнутри. У него давно не было таких снов, с тех пор как он перешел в старшие классы и научился постоять за себя. Хиде больше не должен был за ним присматривать.

Впрочем, это не мешало ему пытаться.

При мысли о Хиде его затошнило, поэтому Канеки попытался снова закрыть глаза и заснуть, но едва он устроился поудобнее, аромат мяса привлек внимание его желудка.

Ты не относишься ни к нам, ни к ним, говорилось в записке Цукиямы.

Он заблуждался. Просто обязан.

Канеки был человеком. Он, конечно, изменился, но его суть не изменилась. Поедание людей было не тем, что он мог бы сделать. Никогда. Быть гулем для него было невозможно, независимо от того, чьи органы у него были.

Но…

Не думай об этом.

Ему нужно было чем-то заняться, занять себя. Канеки перевернулся на другой бок и схватил телефон. 6:34 утра. Сообщений не было.

Последнее должно было бы радовать, но Канеки ощущал странную пустоту. Ни Хиде, ни Цукиямы. Действительно, такое чувство, будто ему нигде нет места.

Сидеть дома он мог только определённое время, прежде чем запах начал сводить его с ума, а искушение нагло махало пальцем прямо перед носом. Его самообладание уже не было таким, как раньше. Канеки отказался от привычного кофе и схватил сумку. Он возьмёт кофе у уличного торговца возле университета. Потом зайдёт к декану и придумает отговорку, максимально правдоподобную. Травма после несчастного случая? Болезненное восстановление? Если всё разыграть грамотно, то можно списать семестр. Выпустится позже, но всё же выпустится.

Так поступил бы любой нормальный человек.

***

Декан не мог принять его до десяти, поэтому Канеки слонялся по кампусу, тратя остатки своих недельных денег на кофе. Он даже осмелился попробовать мокко¹, но всё кончилось плачевно.

Как только кофе кончилось — а это, увы, случилось быстро — Канеки уселся во внутреннем дворике под окном декана. Если бы он поднял голову, то увидел бы мужчину за работой, который, судя по всему, занимался какой-то полной ерундой на своём компьютере. «Занят до середины утра», как же…

Группки студентов то и дело сновали мимо — дружеские компании, заставлявшие сердце Канеки сжиматься. Будь всё чуть иначе, он был бы одним из них. Наверное, они с Хиде встречались бы между парами и жаловались на нагрузку. Хиде таскал бы его на студенческие вечеринки. А главное, в холодильнике не было бы человечины, но Канеки тут же себя одёрнул. Одно лишь воспоминание теперь разжигало голод, и ему теперь приходилось носить повязку на одном глазу. Если бы Хиде спросил, он соврал бы про травму или инфекцию, втайне надеясь, что друг на этом отстанет.

Из здания вышла секретарша декана, одной рукой прикрываясь от солнца.  

— Он вас примет.

— Спасибо, — Канеки встал, нервно отряхнувшись, и последовал за ней внутрь.

***

Во время разговора с деканом прошло обеденное время. Он предложил заказать им что-нибудь поесть, что было довольно дружелюбным жестом, учитывая обстоятельства их встречи, но Канеки отказался.

— Я уверен, Нишино-сан не возражает, — сказал он, но Канеки покачал головой.

— Нет, правда, все нормально.

Декан кивнул, как будто понял.

Каким-то образом Канеки выкрутился, отделавшись лишь условным отчислением. Его семестр был полностью стерт из его записей как вынужденный академический отпуск. Может ли ему еще больше повезти?

Выйдя из здания, Канеки вытащил телефон по привычке. Быстро напечатав сообщение Хиде с вопросом о его местонахождении, он задержался, палец завис над кнопкой отправки. Стоит ли?

Вздохнув, Канеки отправил сообщение и тут же перешёл в папку входящих, надежда, глупая и навязчивая, всё ещё теплилась в груди. Пусто.

— Как и ожидалось, — буркнул он себе под нос, убирая телефон в карман. Больше он и не надеялся.

Хиде молчал, значит, скорее всего, на занятиях. Прошло так много времени, что расписание друга стёрлось из памяти Канеки. Экономика? Или всё-таки история?

Только собравшись признать поражение и уйти, Канеки заметил знакомую макушку блондина, мелькающую во дворе среди огромной группы студентов, выходящих с лекции. Они высыпались из одного из старых зданий — определенно, с экономического факультета — и Хиде быстро отделился от них, следуя за незнакомым рыжеволосым парнем.

Хорошо, он еще мог его догнать. Канеки поспешил за ними, хотя и застрял в толпе. Ему пришлось пробиваться, вежливо протиснувшись между двумя девушками, стоящими близко друг к другу, уткнувшимися в телефоны, прежде чем он смог их снова найти.

...Чего, к сожалению, сделать не удалось. Канеки нахмурился, оглядываясь по сторонам. Он же их только что видел! Хиде было сложно не заметить в толпе, да и его рыжеволосый спутник выделялся высоким ростом.

Тут его телефон пискнул. Канеки вытащил его и прочитал сообщение: 

 Иду к дому старшего, потом встретимся???

Он быстро ответил: Окей, но тут же нахмурился. Ну вот, все планы рухнули. Без Хиде у него не было причин оставаться в кампусе, но и возвращаться домой он не особо хотел. Мысль о том, чтобы сидеть в своей квартире, пялиться на экран компьютера и притворяться, будто не в курсе содержимого холодильника и урчания в пустом желудке, была мягко говоря, непривлекательной. 

В общем, он так и не пошел домой.

В конце концов, он и раньше, до несчастного случая, все делал в одиночку и мог бы сделать это снова. Может быть, если бы он думал о чем-то вроде грандиозного космического испытания, у него получилось бы лучше. Он мог бы сходить в книжный магазин — он часто там бывал — и, возможно, в кафе. Он мог читать, пить кофе и тратить время впустую, пока Хиде не закончит свои дела.

Книги были безопасны. Они были знакомы, а само чтение не переставало его успокаивать. Канеки мог запросто потерять себя на несколько часов. Эта мысль грела ему душу, пока он направлялся к ближайшему книжному — своему любимому.

Толпа постепенно редела, день клонился к вечеру. Впереди, за вереницей магазинчиков, начиналась стройплощадка — верный признак неблагополучного района. И там, возле стройки, стоял Хиде.

Канеки замер. Нет, это точно не мог быть Хиде. Тот никогда бы не позволил Канеки оказаться в этом районе, уж точно не без боя. Он всегда уводил его в другом направлении, проявляя такую заботу, что Канеки даже подшучивал над ним, называя «мамочкой».

Однако Хиде был там вместе с парнем, с которым, как видел Канеки, он выходил из кампуса. Старшеклассник, подумал он. Странно, он же говорил, что идет к нему домой.

Черта с два он поверит, что студент из университета Камии живет в этом районе.

— Это действительно не мое дело, — неубедительно пробормотал он себе под нос. Он не должен вмешиваться в жизнь Хиде.

Но его инстинкты говорили обратное. Что-то в этой ситуации было не так. Хиде был не из тех, кто без веской причины пойдет против собственного здравого смысла.

Мысль следовать за Хиде заставила Канеки почувствовать себя немного похожим на Цукияму. Но…

Выругавшись себе под нос, Канеки сорвался с места и побежал. Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.

***

Когда-нибудь, оглядываясь назад на свою жизнь, Канеки увидит череду совпадений, настолько подозрительно удачно расположенных во времени, что им не место даже в книгах.

Догнав Хиде и его друга через пару минут, Канеки оказался в запущенном жилом районе. Называть это жилым районом, учитывая его состояние, было, мягко говоря, щедростью. 20-й район хоть и был в лучшем положении, чем многие другие, но в его заброшенных и бедствующих уголках, заброшенных властями, царила настоящая бедность. Именно эти районы сильнее всего страдали от нападений гулей, ведь пропажу местных жителей было проще всего не заметить.

Сомнения снова обрушились на Канеки, на этот раз сильнее. Может, этот старшекурсник просто студент на стипендии? Канеки уже готов был почувствовать себя полным придурком… 

Примерно в полутора кварталах впереди Хиде и его спутник резко остановились. Хиде на мгновение отвернулся, и глаза того парня... мгновенно почернели.

Канеки чуть не стошнило.

Из груди Канеки вырвалось имя Хиде, сила крика удивила даже его самого. Хиде удивленно обернулся. Глаза его спутника снова стали белыми. Он выглядел недовольным.

Канеки поспешил к ним, готовый к схватке, которую он наверняка проиграет, но глаза гуля оставались человеческими, а вспышка гнева сменилась маской безразличия.

— Твой друг? — гуль презрительно посмотрел на Канеки сверху вниз.

— Ага, — обеспокоенно отозвался Хиде. — Все нормально? Ты какой-то... потерянный. — сказал он, словно только сейчас осознав, где находится.

— И ты тоже, — выпалил Канеки, не успев сдержаться.

— Школьные дела, — неохотно пожал плечами Хиде, заполняя неловкую тишину. — Это Нишио Нишики. Вместе в фестивальном комитете, — Хиде упорно избегал взгляда Канеки.

— Просто забираем диск с прошлогоднего фестиваля, — равнодушно бросил Нишио.

— Ага, точно, ну... — чёрт, чёрт, придумай оправдание, — твой научный руководитель!

— Мой… научный руководитель? — непонимающе переспросил Хиде. — Что с ним?

— Он тебя искал, — затараторил Канеки, понимая, что останавливаться уже поздно. — По поводу... э-м...

Пока он отчаянно пытался придумать подходящее оправдание, Хиде скользнул взглядом между ним и Нишио.

— Дипломной работы, — подсказал он, повернувшись к Нишио с виноватой улыбкой. — Извини, это моя вина. Совсем забыл про встречу с научным руководителем!

— Ты же на первом курсе, — холодно отозвался Нишио.

— Но никогда не рано начать поиск темы, — парировал Хиде. — Ладно, Канеки, спасибо, что заглянул сюда ради меня, — в его голосе звучала язвительная нотка, от которой Канеки поморщился.

— Да, не за что, — выдавил из себя Канеки. Тяжелый взгляд Нишио сверлил ему спину, даже когда они с Хиде скрылись за углом.

— Ну и что это было? — спросил Хиде, его голос лишился обычной лёгкости, сменившись озадаченностью.

Канеки помедлил. Слова застряли у него в горле, душа противилась раскрытию правды. 

— Я… мне просто он показался подозрительным, — сказал Канеки, уклоняясь от правды. — Я действительно не верю, что он там живёт…

Хиде задумчиво потёр подбородок.

— Да, он меня тоже всегда пугал, — признался он. — Но с другой стороны, никаких конкретных причин подозревать его нет.

— Большинство решает? — настаивал Канеки, пытаясь донести до друга серьёзность ситуации. — Если он вызывает у обоих мурашки по коже, может, стоит держаться от него подальше?

— Мы оба в комитете, — пожал плечами Хиде, мол, что поделаешь. — Так или иначе, придётся с ним общаться. И довольно часто. 

Чёрт. 

— Может, мне тоже вступить в комитет?

Хиде залился удивлённым смехом.

— Да ладно!

— Я серьёзно! — лицо Канеки залилось румянцем. — Просто я…

— Предпочитаешь книги людям, ага, —  улыбнулся Хиде и легонько толкнул Канеки плечом. — Поверь, я знаю.

Они еще немного бесцельно побродили, прежде чем Хиде снова заговорил. 

— Что ты делал в кампусе? Ты вроде как... — отсутствовал, он не сказал.

— Встречался с деканом. Получил отсрочку от отчисления по болезни.

— Везет! — Хиде выглядел по-настоящему счастливым. — Значит, ты возвращаешься? Знаешь, я очень волновался.

Слышать это от Хиде было все равно что вернуться в объятия человечества, сбросить весь груз случившегося.

— Да, — сказал Канеки, — наверное, так.

***

Расставшись с Хиде после ужина, Канеки с трудом выкрутился, списав свое нежелание есть на нервы после встречи с деканом и переполненный желудок. К счастью, живот не подвёл и не нарушил хрупкую ложь своим урчанием, пока друг не скрылся из виду.

Но домой идти не тянуло.

Наверняка, квартира пропиталась тошнотворным запахом холодного человеческого мяса. Запах, возможно, был таким же притягательным, как аромат домашней лазаньи после долгого дня, но Канеки не нужны были эти жестокие напоминания.

Он бродил по улицам, словно в тумане — растерянный, измотанный. Канеки не замечал, как расступалась перед ним толпа, как люди инстинктивно шарахались в сторону. Он оказался возле своего дома. Ноги сами собой понесли его по кругу, держась на расстоянии нескольких кварталов, будто эта дистанция могла стать щитом от чудовищного поступка.

Голод подтачивал его изнутри. Канеки знал это, помнил лекции по безопасности и репортажи о том, как сказывается недоедание на гулях. Но одно дело — знать, а другое — чувствовать. Голод грыз не только желудок, но и рассудок. Канеки пустился почти бегом. Нужно было добраться до дома. Кофе, сон, хоть какое-то занятие — ему нужно было домой, укрыться от нарастающего безумия.

Первая атака пришлась ребром ладони по голове с такой сокрушительной силой, что Канеки кубарем полетел в затхлый, воняющий помойкой боковой переулок. Второй удар добил, лишив его возможности сопротивляться.

Теплая, липкая жидкость растеклась по боку. Боль пришла позже, тупая, расползающаяся ледяными пальцами. Канеки кое-как сел, опершись о стену, и дрожащей рукой коснулся раны. Кровь. Алая, липкая, пахнущая железом.

Он зажмурился, пытаясь унять волну тошноты, подступающую к горлу. Паника уже билась в его висках, но прежде чем она окончательно захлестнула разум, послышались приближающиеся шаги. Первой мыслью Канеки было: «Помощь! Спасение!» — за которой молниеносно последовало леденящее осознание: «Черт, всё кончено».

Нисио стоял у входа в переулок, глаза гуля смотрели на него сверху вниз, как на что-то неприятное, на что он наступил.

— Вот ты где.

Канеки попытался ответить, но вместо его голоса раздалось жалкое влажное бульканье. «Я сейчас умру», — подумал он.

Нечто мелькнуло под окровавленной рубашкой Нишио, оказавшись прямо перед лицом Канеки. 

— Новенький, да? — голос Нишио звучал ледяным презрением. — В этом районе я мог бы закрыть глаза на охоту на моей территории, но воровать еду прямо из-под носа у старшего? — он цокнул языком, медленно приближаясь к Канеки, каждый шаг отдавался гулким стуком сердца в ушах. — Ты просто еще одно ничтожество, недостойное жрать на моей территории.

«Когти гуля», — мысль пронзила мутным сознанием Канеки. Он никогда раньше не видел оружия гулей вблизи, да и смотреть на эти жуткие, изогнутые лезвия, похожие на когти хищника, ему совсем не хотелось.

Нишио остановился там, где лежал Канеки, и на его лице промелькнуло замешательство, которое появилось и исчезло в считанные секунды. 

— Раны не затягиваются, — процедил Нишио, его голос звучал холодно и бесстрастно, словно констатируя вымирающий вид насекомого.

— Что? — выдавил из себя Канеки, голос сорвался на хрип.

— Ты, должно быть, был в отчаянии, и тогда тебе даже не удалось его съесть? — процедил Нишио сквозь зубы, презрение сочилось из его тона. Он продолжал говорить, но внезапный приступ боли не позволил Канеки сосредоточиться. Все, что он мог слышать, звучало так, словно доносилось сквозь воду, приглушенно и со слабым эхом.

Сквозь боль, панику и стыд, который, казалось, не имел смысла, можно было расслышать тихий голос, который становился все громче: Ты должен бежать, ты должен остаться в живых, ты должен..

Бежать.

Канеки попытался пошевелиться. Он все еще мог, хотя и с трудом. Нишио продолжал говорить. В тот момент, когда Канеки решил нанести удар, он понял, что всякая надежда потеряна.

Коготь — как странно называть это так, когда он больше походил на конечность, текучий в движениях и гладкий на вид, — лениво раскачивался перед Нишио, словно воплощенная угроза. Он мог разрезать Канеки в мгновение ока. Чувствовал, как начинает терять сознание, мысли путались, а в душе поселялось смирение. Спасения не было.

И тут он увидел это.

Люди. Люди шли мимо входа в переулок. Может быть, и была ночь, но они находились в густонаселенном районе, где движение пешеходов не прекращалось ни на час. Нишио напал на него практически на виду у всех.

Наконец, Канеки поднял взгляд на него, встретившись глазами, и открыл рот:

— Гуль! — крикнул он, слова вырвались влажные и сдавленные, но все же громкие, громче, чем он ожидал. — Гуль нападает на меня!

Нишио замер с таким недоверчивым выражением лица, что это было почти комично.

Люди начали скапливаться у входа в переулок. Кто-то закричал, а другой голос ответил, что они вызвали полицию.

— Сукин сын, — процедил сквозь зубы Нишио. В его голосе промелькнуло восхищение, будто он был почти впечатлен наглостью Канеки. А затем он сбежал.

Люди, наблюдавшие за происходящим, опешили, увидев, как Нишио прыгнул на ближайшую пожарную лестницу и скрылся на крышах. Паника охватила толпу, и они разбежались в разные стороны. Воспользовавшись моментом, Канеки поднялся на ноги. Он, шатаясь, добрался до противоположного конца переулка, прежде чем остановиться и опереться о стену. Отстранив лохмотья рубашки, он поморщился, осматривая рану.

Это не была кровавая дыра, которую он ожидал увидеть, но и не намного лучше. Коготь Нишио располосовал его, оставив рваную рану, из которой сочилась розовая плоть. Он осторожно прикоснулся к ней, и боль заставила его потерять сознание на несколько секунд.

Адреналин, позволивший ему подняться, теперь стремительно иссякал, унося с собой остатки сил. Больница. Нужно попасть в больницу, но Канеки сомневался, что остался достаточно человеком, чтобы её двери ему открылись.

Нишио что-то говорил. О заживлении? Точно, Канеки вспомнил. Нишио думал, раны должны затянуться.

— Домой, — пробормотал себе под нос Канеки и повторил это слово, как мантру. Он вернется домой, будет ждать... ждать, когда рана затянется, когда сработает то, что должно сработать, а потом притворится, будто ничего не было.

К счастью, он жил совсем рядом. Путь до дома, который раньше занимал считанные минуты, растянулся на целую вечность. Каждый шаг отдавался раскаленной болью, заставляющей его скрипеть зубами. Кровь уже не лилась рекой, а вяло сочилась из раны. Добраться до дома — вот единственная цель, и он её достиг, едва ли не на пределе. Тело, словно на автопилоте, повиновалось инстинкту выживания.

Его разум же находился в совершенно ином состоянии. Организм, исчерпав ресурсы на поддержание тела под таким стрессом, не справлялся с работой мозга. Каждый звук на пути домой казался потенциальной добычей. При мысли о еде у Канеки непроизвольно выделялась слюна, стекая по подбородку вместе с кровью.

Открыв дверь квартиры, он почуял запах мяса, который потянул его, словно на поводке, прямиком на кухню.

«Ешь, — раздался тот же голос, что и раньше. — Чтобы жить, тебе нужно есть».

Канеки молча кивнул, открыл холодильник и, повинуясь приказу своего внутреннего голоса, рухнул на колени.

Пакетик ощутимо похолодел, из него просочилась какая-то красноватая жидкость, бурый картон размазался в розоватую кашу. Канеки поддел краешек ногтем, опасаясь лишний раз шевельнуться. Запах мяса усилился, густой и острый, он заполнил собой все пространство, поглотив остатки рассудка. Канеки закрыл глаза, уткнувшись носом почти в упаковку, и сделал глубокий, дрожащий вдох. Запах ударил в мозг, отключая последние тормоза.

— Благодарю за эту трапезу, — прошептал он, его голос хрипел, а руки тряслись так сильно, что разворачивать упаковку было мучительно.

Внезапный стук в дверь вырвал Канеки из его кровавого бреда. Он застыл, сердце бешено колотилось о рёбра. Шаги, сначала громкие и четкие, постепенно удалялись, пока не растворились в тишине коридора за соседней дверью. «Сосед», — тупо отметил про себя Канеки,  его разум затуманился голодом и болью.

На руки упала капля. Взгляд Канеки снова упал на пакет. Именно в этот миг сознание начало возвращаться, пробиваясь сквозь кровавый туман.

Пакет. Человеческое мясо.

Он собирался съесть человеческое мясо.

— Нет, нет, нет, нет! — Канеки подскочил на ноги. За ним по полу тянулся кровавый след, ведущий к входной двери и дальше. Он не мог понять, откуда эта кровь — из пакета или из него самого, но одно было ясно — нужно избавиться от него. Срочно.

— Я человек, — твердил себе Канеки, словно мантра могла стать правдой. Он выскочил в коридор, распахнув дверь с грохотом, и бросился бежать. За спиной раздался крик, но останавливаться было нельзя, надо бежать.

Снова в переулки. Он бежал, обезумевший от боли, держась на ногах только на одной силе воли.

— Я человек!

Он выбросит это в реку, сотрет из памяти зловонный запах плоти.

— Я чел... — он запнулся, ноги отказали. Пакет с оглушительным стуком ударился о землю и разорвался. Наружу вывалилось мясо — непонятный клубок органов.

Упав на колени при виде разорванного пакета, Канеки ощутил, как мир вокруг окрасился кровавым туманом. Дрожащие руки вцепились в мясо, и он стал запихивать холодные куски себе в рот. Сделав первый глоток, он уже не мог остановиться. С каждым новым куском росло невиданное ранее ликование.

Но мясо быстро закончилось. Недостаточно.

Крик. И запах. Свежий, теплый, куда более манящий, чем предыдущий. Канеки набросился, действуя чем-то, что не было его руками, но ощущалось… абсолютно естественным. Он ел, ел и ел, пока желудок не наполнился, а боль полностью не утихла.

Реальность вернулась волнами, смывая кровавую пелену. Мир снова обрел привычные краски.

Канеки опустил взгляд. Руки его были обагрены алым, а за спиной, раскачиваясь словно в издевательской игре, свисало нечто темное и жилистое, явно когда-то бывшее частью человека.

Волна тошноты подступила к горлу, но желудок остался спокоен, будто одобрив содеянное.

— Я человек, — прошептал он, опускаясь на землю. Слова повисли в воздухе, пустые и лживые. Даже ему самому они казались жалкой попыткой самообмана.

Время растворялось в забытье. Канеки то приходил в себя, то снова проваливался в беспамятство.  Один раз он очнулся у ног растерзанного тела.  В другой — скорчился у стены рядом с мусорным баком.

Время словно расползлось. Канеки не знал, сколько прошло часов, прежде чем его рука, двигаясь будто сама по себе, нырнула в карман и вытащила телефон. Но рассвет уже забрезжил, мягкий свет которого казался слишком нежным для залитого кровью переулка.

Оцепенев, Канеки пролистал контакты. Нажал вызов. Гудок. Второй. И наконец, голос на том конце.

— Канеки-кун, что-то случилось? — прозвучало с легким удивлением.