— Объяснись, Сукуна. — Такие слова повторяли красные губы его матери.

Годжо Сукуна не пытался встретиться с матерью глазами. Он отвёл взгляд в сторону, храня гробовое молчание. В уголке его обзора отражались большие каминные часы, которые медленно отсчитывали время.

В тот день Сукуна ударил одноклассника.

Задолго до этого он собирался познакомить Сукуну со своей группой. Не из-за того, что ему нравился Сукуна, а потому, что семья Годжо имела в классе больше власти, чем кто-то другой.

В школе, которую посещал Сукуна, и в которой было много детей из выдающихся семей, считалось, что эта причина имеет большее значение, чем личные качества или способности людей. Если бы попытка привлечь Сукуну увенчалась успехом, его группа смогла бы пользоваться наибольшим влиянием в классе.

— Вы, ребята… мусор, ха.

Сукуна откровенно высказал тому мальчику свои мысли. Он вспомнил, как лицо последнего сразу посинело, а затем покраснело. Казалось, что он обменялся взглядами со своими сторонниками. Если бы он отступился, то потерял бы своё положение. Тогда он схватил Сукуну за воротник и произнёс что-то похожее на угрозу.

В следующий момент Сукуна ударил его кулаком в лицо.

Класс мгновенно притих. Мальчик упал на спину, уставившись на Сукуну с выражением недоумения. Его сторонники остолбенели, затаив дыхание.

Сукуна сделал вывод, что, по логике вещей, ситуация должна перерасти в драку. Вероятно, его будут бить, пинать и сбивать с ног. Во всяком случае, с точки зрения количества, он оказался в невыгодном положении. Тем не менее, он был в полном порядке. Он решил, что это принесёт ему гораздо большее облегчение, чем перспектива быть поглощённым подобными человеческими отбросами и стать одним из них.

Но этого не произошло.

Ни мальчик, ни его сторонники не пытались нападать на Сукуну. Мальчик зажал рукой кровь, льющуюся из носа, и все они вышли из комнаты.

Через некоторое время появился учитель, вывел Сукуну из расшумевшегося класса, а слуга, объявившийся в ходе его расследования, забрал Сукуну из школы домой. Таким образом, всё привело к настоящему. Оставшись в холодной комнате наедине с матерью, он оказался в неловкой ситуации, когда должен был самостоятельно объяснить то, что случилось.

Её красные губы сжались, мать хранила глубокое молчание. Скорее всего, она продолжит делать это вечно, если он не заговорит.

Подавив желание цыкнуть языком, Сукуна наконец сказал:

— Я не виноват.

— Это не так.

От ласкового голоса матери лицо Сукуны исказилось. Он был прекрасно осведомлён о том, какой позиции она от него добивалась. От этого готовность отвечать стала ещё меньше, но если он не ответит, его ждёт вечное молчание.

— Это… не моя вина.

Поскольку он сдался и перестроил предложение, красные губы его матери сложились в улыбку.

— Правильно. Не может быть, чтобы Сукуна сделал что-то плохое. Конечно, неправ был Ниномия-сан, не так ли?

Его мать встала с дивана и подошла к нему. Уютным жестом руки погладила его по голове.

Сукуна не встретился с ней глазами, глядя только на её красные губы.

— Сукуна, тебе не о чем беспокоиться. Я надлежащим образом скажу то, что нужно, твоему отцу, школе и конечно, Ниномии-сану тоже.

Молчание.

— Твоя мать — твой союзник. Не правда ли, Сукуна?

Трудно дышать, подумал Сукуна.

Это было здесь всегда. Ощущение преград, которые существовали лишь в мире, окружавшем Сукуну, независимо от того, находился ли он дома или в школе. Сукуна знал источник этого.

Красные губы матери, и заботливые слова, которые они произносили.

Однако Сукуна не знал никакого способа вырваться оттуда. Всё, что он мог сделать, это просто слушаться свою мать.

— Да. Большое спасибо, Мама.

Губы его матери изогнулись в улыбке наподобие растущей луны. Сукуна снова почувствовал, будто он задыхается.

* * * * *

С давних времён род Годжо был одним из знатных семейств, известных по всей стране. Однако если бы некто прочертил родословную семьи назад к её мирному прошлому, это проиллюстрировало бы факт, что она не была известна в тот период. Она представляла собой не что иное как фамилию, которая просто очень долго не прерывалась и могла быть найдена где угодно. Именно в послевоенное время семья Годжо смогла укрепить своё имя.

Годжо были ветвью клана Кокуджоджи.

Когда огромное существо по имени Кокуджоджи Дайкаку предприняло попытку сплотить страну, ему потребовались люди, которые могли бы стать в этом его руками и ногами. Те, кто мог бы работать в открытую, и те, кто мог бы делать ходы из-за кулис. Годжо, оказавшиеся кланом, который Кокуджоджи Дайкаку стал использовать «снаружи», в основном, в области политического управления, быстро начали выделяться. Как только к власти в стране пришёл Кокуджоджи Дайкаку, семье Годжо был дарован статус, соответствующий их работе. Большая часть этого клана, включая его главу, занимала национально значимые должности.

Сукуна родился как единственный сын в семье Годжо. Из-за обстоятельств своего рождения он до сих пор рос без какой-либо свободы. Бесчисленные слуги давали ему всё, чего он желал и чем интересовался, словно аристократу королевской крови. Несмотря на это, Скукна порой хотел улететь из своего дома.

Его общение с отцом-политиком было редким, но это никогда не вызывало у него недовольства. Начать с того, что из-за особенностей своей личности он почти не чувствовал одиночества. Вместо того чтобы резвиться с кем-то, ему было намного веселее закрыться в своей комнате и играть.

Проблема заключалась в его матери.

В отличие от отца, отношения между Сукуной и его матерью были тесными. Всякий раз, когда Сукуна пытался что-то сделать, мать всегда вмешивалась. Она находила вещи, о которых мечтал Сукуна, даже те, о которых он не мечтал, и отдавала их ему прежде, чем он что-нибудь скажет. А потом обязательно спрашивала:

— Ты хотел это, правда, Сукуна?

Вопросы о том, хочет ли он чего-то, становились для него причиной, чтобы в это поверить. Видя, что Сукуна нерешительно кивает, красные губы его матери удовлетворённо изгибались.

Подобные явления охватывали всю повседневность Сукуны. Руки его матери заботились обо всём — о его жизненных потребностях, об учёбе, спорте, увлечениях и даже о человеческих отношениях. Среди того, что делал Сукуна, не было ничего, о чём не знала бы его мать.

По мере того, как его ум развивался вместе с ростом тела, Сукуна начал чувствовать удушье. Его мать контролировала всё. Всё было решено заранее, и если бы он попытался хоть немного отступить в сторону, это было бы устранено в считанные секунды. Его мать давила на него «вещами, которые он хотел», и Сукуна становился неспособен понять, действительно ли они были ему так уж необходимы.

Независимо от его воли, его жизнь двигали чужие руки. Эта реальность медленно, но неуклонно грызла сердце Сукуны, как будто его горло было набито ватой.

* * * * *

Как только прозвенел звонок, учитель поднял лицо и обратил к своим ученикам улыбку, похожую на маску.

— Это всё на сегодня. Всем спасибо за усердную работу. — Его фигура с учтиво склонённой головой больше напоминала слугу, чем наставника.

Экран на заднем плане погас, и учитель убрал со стола свой ноутбук. Он зажал его под мышкой, снова поклонился ученикам у выхода из класса и после этого сразу ушёл.

Ученики, до сих пор хранившие молчание, начали неторопливо двигаться. Однако в углу классной комнаты, которая раскинулась в форме веера, сидевший у подоконника Сукуна оставался неподвижным, с интересом глядя в окно.

Сукуна, который с самого начала был оторван от класса, после предыдущего случая уже полностью рассматривался как «несуществующий». Даже когда его одноклассники пошли в свои группы и на переменах принялись дружески болтать, никто из них даже не взглянул на Сукуну. Словно они были уверены, что стоит им только посмотреть на него, их настигнет проклятье.

В некотором смысле это было правдой.

Одноклассник, которого побил Сукуна, — Ниномия, перевёлся спустя неделю после инцидента. Сукуна не знал, какие обмены происходили за кулисами этого вопроса. Однако мог это представить. Короче говоря, авторитет у Годжо был значительно больший, чем у Ниномии.

Он цыкнул языком: «Тц».

Сукуна побил Ниномию, потому что тот затеял драку. Вот почему он вступил в неё. Он был готов принять ответный удар. Несмотря на это, хотя он ударил первым, он не получил никакого наказания, а Ниномия, единственный побитый, перевёлся в другую школу, словно убегая.

Это была отвратительная, неприятная и тошнотворная история.

Сукуна не мог думать о Годжо, Ниномии и школе иначе, как о чём-то бессмысленном. Жертва, безропотно сдающаяся без каких-либо жалоб, которая могла бы появиться в третьесортных поэтических драмах о правосудии. И больше, чем всё остальное, его раздражали мысли о том, что в драме он был бы назван обидчиком — этакий прожигающий жизнь сын, который применил насилие, защищаясь при помощи силы своих родителей.

В этот момент сзади его окликнул голос:

— Годжо-кун, у тебя есть минутка?

Обернувшись, он увидел, что там стоят трое его одноклассников. Он не помнил их имён, но лица были знакомыми. Это были друзья Ниномии, которые стояли позади него во время инцидента.

Месть? — такая мысль на секунду пришла ему в голову.

Однако этого ни в коем случае не произошло.

— В-видишь ли, мы кое-что не поняли на сегодняшнем уроке математики. Годжо-кун, ты ведь не так давно получил за это 100 баллов? Поэтому мы подумали, что ты мог бы объяснить нам, если у тебя будет желание.

— Э-это правда, это правда! Кстати, Годжо-кун, ты ведь любишь играть, не так ли?

— Мы тоже любим! Если хочешь, может, поиграешь с нами?

Уставившись на группу из трёх человек, которые говорили со страстным единодушием, Сукуна дважды моргнул. Вместо растерянности с его губ сорвался честный вопрос:

— Разве вы не друзья Ниномии? — Его голос прозвучал громче, чем он ожидал.

Троица испуганно замерла. Словно само имя «Ниномия» наложило на них какое-то проклятие. Однако поверх этого выражения на их лицах показались подобострастные улыбки.

— Е-его? Забудь этого парня.

— Мы ему не друзья, и всё такое. Мы просто тусовались с ним потому, что это было выгодно.

— Я уже удалил его электронный адрес. Также удалил его из френд-листа своего приложения. Плюс мы ненавидели его. Он всегда выпендривался из-за своей семьи…

Услышав это, Сукуна понял. Они, потеряв Ниномию, пришли к нему, чтобы следом стать его собственными сторонниками.

Если Сукуна был «прожигающим жизнь сыном, который применил насилие, защищаясь при помощи силы своих родителей», эти трое были бы «мусором, который стремился нажиться на этом прожигающем жизнь сыне, подлизываясь к нему».

Сукуна молча встал.

— Го… Годжо-кун?

Троица быстро отступила. Может, они подумали, что он собирается побить их, как сделал это с Ниномией?

Подавляя желание цыкнуть языком, Сукуна спросил:

— Это ваши родители… велели вам стать моими друзьями?

Троица придерживала языки, но по выражениям их лиц стало ясно, что он попал в яблочко. Скорее всего, в школе не было ни единого человека, который противостоял бы влиянию семьи Годжо. Как ни странно, прошлый инцидент отлично это доказал. Если кто-то будет дружить с ребёнком из указанной семьи, он в конечном итоге получит громадную выгоду. Глядя на ситуацию сквозь подобные расчёты, отвращение Сукуны стало ещё сильнее.

Тем не менее он криво улыбнулся.

— Прекрасно. Я стану вашим другом.

— П-правда? — Лицо одного по центру засияло.

— Да. Вы можете говорить своим родителям и людям из вашего круга всё что хотите. Вы можете распространяться о том, что я ваш приятель или лучший друг, как вам угодно. — После этого Сукуна стёр с лица улыбку. — Так что никогда больше даже не заговаривайте со мной, — прошептал он низким голосом, оставив мальчика внезапно потерявшим дар речи. Оттолкнув троицу, чьи глаза были пусты от шока, Сукуна пересёк класс и вышел в коридор.

Они не преследовали его.