Путь до Гусу Вэй Ин провёл в беспамятстве, и это лишь подтверждало опасения Лань Чжаня, что раны его коварны и в полную силу проявят себя позднее. Устроив гостя в собственных покоях, куда, кроме самого хозяина, никому не было доступа, Лань Чжань сразу же написал для Сичэня небольшое письмо и отправил надёжного человека его доставить.
По окончании облавы, увенчавшейся безоговорочным лидерством Ордена Юньмэн Цзян, Цзэу-цзюнь обратился к Совету и главе Цзян с сообщением, что Лань Ванцзи, загоняя на вершине Байфэн десяток яомо, по неосторожности угодил в ловушку и получил несколько серьёзных травм, из-за чего не мог сам передвигаться. Пристыжённый допущенной оплошностью и специфичностью ранений, он не решился позвать на выручку, отправив в воздух оговоренный турниром сигнал. Помощь ему оказал Вэй Усянь, по счастливой случайности охотившийся поблизости. Он расправился с тёмными созданиями и, дабы Лань Ванцзи сохранил честь и лицо, предложил доставить его обратно в Облачные Глубины.
Подобное поведение, хотя и не противоречило устоям, не отличалось учтивостью по отношению к устроившему облаву клану Цзинь, поэтому Лань Сичэнь попросил его главу о снисхождении в силу досадного происшествия, а также принёс извинения главе Цзян за то, что его шисюну пришлось внезапно отлучиться, прервав собственную Ночную Охоту. Таким образом, благодаря письму Лань Чжаня, Вэй Ин не только сохранил свою тайну, но и выглядел почти что героем.
Будь на месте Второго Нефрита кто-то другой, история, рассказанная Цзэу-цзюнем, Совет не впечатлила бы, но так как всем было известно о вражде и неприязни между Ванцзи и Усянем, никто не заподозрил подвоха, — напротив, нашлись те, кто даже похвалил последнего, что без оглядки на былые распри пришёл на выручку попавшему в беду недругу — чего греха таить, далеко не каждый был способен на такой великодушный жест.
С другой стороны, Лань Ванцзи ещё со времён Аннигиляции Солнца обрёл славу непобедимого заклинателя, располагавшего невероятным уровнем духовного потенциала, а потому некоторым представлялось странным, что его облава на Байфэн настолько не задалась. Но так как на Ночной Охоте прецедентов подобного толка случалось немало и даже самые выдающиеся заклинатели время от времени получали увечья и ранения, а порой и гибли в сражениях с нечистью, действительно пристального разбирательства новость не возымела. Куда больше внимания и разговоров вызвал существенный перевес достижений клана Цзян на фоне остальных участников турнира. К счастью, на фоне благородного поступка Вэй Усяня даже особо ретивые поборники справедливости не отважились кидать открытые обвинения в его адрес. К тому же стараниями Мэн Яо неодобрение итогами облавы вскоре было сглажено расширением зоны охоты, а также продолжившимися застольями и увеселительными зрелищами.
Цзинь Цзысюнь единственный бушевал, не гнушаясь заявлять, что спор с ним Усянь проиграл, несмотря на то, что прикрылся благими намерениями, однако поднятый им шум быстро сошёл на нет, когда вмешался Цзинь Гуаншань, от лица всего Совета пожелавший скорейшего возвращения младшего Нефрита в строй. Цзян Чэн и дева Цзян были заверены Цзэу-цзюнем, что как только самочувствие Ванцзи пойдёт на поправку, Вэй Усянь возвратится обратно в Юньмэн, а пока что он в признательность за проявленное мужество и участие от лица младшего господина клана Лань приглашён погостить в Облачных Глубинах в своё удовольствие.
Лань Цижэнь известие о ранении Лань Ванцзи и спасении его Вэй Усянем воспринял с присущей ему гневливостью, ведь ещё со времён обучения юньмэнского балагура в Облачных Глубинах наставник невзлюбил его и всячески ограждал племянника от взаимодействия с ним. Старейшина ходил по Башне Золотого Карпа мрачнее тучи и ворчал, но, поддавшись уговорам Сичэня, всё-таки не стал срываться вдогонку, помня о необходимости поддерживать репутацию клана.
Лань Сичэнь и сам немало поразился содержанию письма от брата, так как знал, что тот собирался поговорить с Вэй Ином, а не выслеживать монстров, но решил не делать скоропалительных выводов и более детально разобраться во всём уже дома. На ум просилось предположение, что Ванцзи, будучи взволнован предстоящими откровениями, и вправду допустил ряд ошибок, но не с демонами, а в выражении чувств Вэй Усяню, на фоне чего вполне могло вспыхнуть сражение. Обнадёживало то, что эти двое всё же сейчас находились вместе и у них имелось несколько дней до возвращения в Облачные Глубины старейшин во главе с Лань Цижэнем.
Тем временем Лань Чжань принялся выхаживать Вэй Ина, отдав наказ всем в ордене держаться подальше от его обители и ничем его не беспокоить. Ночь после прибытия в Облачные Глубины Вэй Ин провёл в горячке, то приходя в себя ненадолго, то снова на часы проваливаясь в беспамятство. Без Золотого Ядра его тело восстанавливалось в темпе обычного человека. В некоторой степени, так было даже лучше. Лань Чжаню понадобилось искупать его и тщательно обработать раны, и находись Вэй Ин в сознании, после поцелуев на Байфэн эта процедура усложнилась бы в разы для обоих.
Не щадя себя, Лань Чжань играл целительные мотивы всё то время, что Вэй Ин бодрствовал и спал. Использовав ценнейшие снадобья и мази, составленные по секретным рецептам лучших лекарей клана Лань, он ускорил процесс заживления полученных Вэй Ином повреждений насколько был способен, поэтому к рассвету следующего дня жар отступил и тот очнулся.
— Лань Чжань… — тихо позвал он, едва приоткрыв веки.
— Я здесь, Вэй Ин, я рядом, — выдавил Нефрит, оставляя гуцинь и подаваясь к его постели.
Глаза Вэй Ина всё ещё хранили туман недомогания и с трудом фокусировались.
— Воды…
Лань Чжань незамедлительно удовлетворил его просьбу, добавив в питьё щепотку порошка из душистых трав, укрепляющих тело и дух.
— Лань Чжань, — снова повторил Вэй Ин. — Как же странно… Мне приснился удивительный сон.
— Какой?
— Будто… будто мы были в лесу и ты меня… — слова стихли.
Вэй Ин задышал чаще, молча обвёл обстановку комнаты глазами, а затем зажмурился и застонал.
— Это не сон… Чёрт! Где я?
— В Гусу.
— Что согласился следовать с тобой в Гусу, я помню. Где именно?
— В моём доме.
— Цзэу-цзюнь и Лань Цижэнь тоже вернулись?
— Нет. Они пробудут на собрании в Ланьлине до завершения турнира.
— Им известно, что я здесь?
— Известно. О том, что ты задержишься в Гусу на несколько дней, также осведомлён и глава Цзян, но не волнуйся, я сообщил только те факты, которые позволят в дальнейшем сохранить твой секрет.
— Спасибо.
— Это меньшее, что я могу сделать. Из-за меня ты пострадал и раньше времени покинул облаву.
Вэй Ин пару мгновений молча о чём-то размышлял, ещё более внимательно оглядываясь кругом, а затем попытался пошевелиться и сразу же ощутил возражение не вполне здорового тела. После чего перевёл взгляд на постель — на благоухающие свежестью и чистотой белоснежные простыни с рисунками облаков и мягкое, лёгкое как лебяжий пух одеяло, осторожно приподняв которое, Вэй Ин обнаружил, что полностью обнажён, если не считать тугой повязки на рёбрах.
— Лань Чжань!
— М?
— Ты что, раздел меня?
— Раздел и вымыл.
— Какого чёрта? Я же предупреждал, чтобы ты не переступал границ.
Смущение и растерянность Лань Чжань по обыкновению маскировал суровостью облика и сердитым голосом, и этот раз исключением не стал.
— Я и не переступал, — низко проговорил он. — Как ещё мне было очистить раны от грязи и заняться их лечением?
Вэй Ин стиснул губы в ровную линию и демонстративно натянул одеяло до самого подбородка, поглядывая на Нефрита так, словно в любой момент ожидал, что тот набросится и попытается совершить над ним насилие.
— Я не касался тебя… там, — изнывая от неловкости, начал оправдываться Лань Чжань. — Смотрел лишь на раны и даже близко не допускал ничего недостойного.
Он больше всего тяготился тем, что теперь, зная о его особенности и предпочтениях, Вэй Ин будет сторониться его и презирать. Нынешнее поведение юноши было скорее закономерным, нежели неожиданным.
— Я обещал, что не коснусь тебя с непристойным умыслом, и держу своё слово, — отчеканил Лань Чжань, едва дыша. — Но если не веришь мне, могу позвать слуг, чтобы дальше о тебе заботились они.
— Нет.
Словно испугавшись, что Лань Чжань и вправду вручит его попечительству чужих людей, Вэй Ин потянулся и схватил его за край рукава, но в следующий миг, опомнившись, резко отдёрнул руку.
— Давай не будем горячиться, Лань Чжань. К тому же, если подумать, ты ведь уже видел меня без одежды — когда я здесь учился, и даже не единожды… Разом меньше, разом больше. Не стоит на этом зацикливаться, — обращаясь больше к самому себе, сконфуженно проронил он.
Мгновение спустя в его глазах мелькнуло любопытство.
— Подожди-ка… — сорвалось с губ. — А с каких в точности пор ты питаешь в отношении меня неподобающие намерения?
Лань Чжань поперхнулся дыханием. Он вовсю заглядывался на Вэй Ина с первых дней его пребывания в Облачных Глубинах — терял голову, когда они вместе коротали время в библиотеке ордена, исподтишка наблюдал за ним, когда он дурачился с приятелями, и втайне жаждал его внимания, хотя и не понимал, почему всё это с ним происходит — почему так хочется смотреть на этого непоседливого мальчишку, слушать его несмолкающую болтовню, незаметно касаться его волос и одежды.
Поначалу Лань Чжань боролся с собой и злился, что не способен заглушить растущую в нём тягу к Вэй Ину. Когда накатывало возбуждение, наказывал себя стоянием на руках вниз головой часы напролёт, а если это не помогало, нёсся к Холодным Источникам и истязал себя там. И всё же спустя некоторое время стало очевидно, что страсть к Вэй Ину сильнее его разума и воли. Капитуляция перед собственными чувствами далась Лань Чжаню через отчаянье и изматывающую моральную боль. Влюбиться в пятнадцать в человека одного с собой пола без надежды на взаимность — к такому он был попросту не готов, метался и срывался, чаще всего именно на виновнике своего томления, представая перед Вэй Ином не в самом лучшем свете и вынуждая думать, что они непримиримые враги.
— Что молчишь? — не утерпел Вэй Ин. — Как давно ты втрескался в меня?
— Втрескался?
— Втрескался. Втюрился. Влюбился, — краснея, покачал головой Вэй Ин. — Ты меня понял.
Лань Чжань тяжело вздохнул и какое-то время молчал. Унося Вэй Ина с Байфэн в Облачные Глубины, он знал, что вопросы непременно последуют. То, что случилось на горе, всё для них двоих изменило, только по-разному. Лань Чжань добровольно принимал эту ношу. В конце концов, это ведь он решился на принуждение Вэй Ина к поцелую и в полной мере несёт ответственность за содеянное.
— Ты правда хочешь знать?
— Конечно. Иначе для чего бы спрашивал?
— Мои чувства тебя ни к чему не обязывают. Необязательно обсуждать их, если тебя это огорчает.
— Меня огорчают не твои чувства, Лань Чжань, а то, как ты их проявил.
— Вчера на горе я поступил крайне скверно. Поддался порыву, когда ты не имел возможности видеть, нарушил правила собственного клана и действовал не как благородный муж, а как последний проходимец. Скажи, как загладить мою вину, и я это сделаю.
— Перво-наперво отвечай честно и откровенно на мои вопросы. Я тебя за язык не тянул. Ты сам заикнулся, что, если я соглашусь отправиться с тобой в Гусу, мы поговорим. Момент настал. Выкладывай, как ты понял, что неровно ко мне дышишь?
— Как понял? — округлил глаза Лань Чжань. — Просто взглянул на тебя на стене резиденции в ночь, когда впервые встретил, и понял.
— Уже тогда? — изумился Вэй Ин.
Лань Чжань опустил глаза и кивнул.
— То есть, когда мы были в пещере черепахи-губительницы, я уже нравился тебе?
— Мгм.
На лице Вэй Ина проявилась сложная гамма эмоций.
— И когда я просил тебя петь и вроде как слышал твой голос, мне вовсе не померещилось?
— Нет.
Вэй Ин поёжился, массируя виски, словно внезапно многое из того, что происходило между ним и Нефритом, приобрело иное значение и восприятие.
— А как же девчонки? — вдруг выпалил он. — Как же будущая госпожа Лань? Брак? Детишки? Неужели ты никогда не сомневался? Я имею в виду, ведь вокруг полно хорошеньких заклинательниц. Любая бы с радостью стала твоей, достаточно лишь пальцем поманить… О тебе мечтает, если не каждая вторая красотка, так третья. Уверен, пожелай ты, у тебя не было бы отбоя от поклонниц, да и поклонников тоже! Что ты нашёл во мне?
— Вэй Ин, — резко бросил Лань Чжань, не в силах больше слушать. — Никто, кроме тебя, мне не нужен.
Произнеся это, он ощутил острый всплеск стыда и болезненное желание выскочить из дома, метнуться к ледяным водам и уйти в них с головой. После поцелуя и всего сказанного со вчерашнего дня смотреть в глаза Вэй Ину было неимоверно сложно. Под действием услышанного тот умолк, но ненадолго.
— Откуда тебе знать, что больше никто? — заладил он. — Судя по всему, ты робок и застенчив, раз всё, на что у тебя хватило смелости, это, воспользовавшись моей беспомощностью, украсть мой первый поцелуй.
Лань Чжань судорожно вздрогнул, уставился на него ошеломлённым взглядом и спросил:
— Ты сказал… твой… первый поцелуй?
— Ну да, первый, а ты что думал? — вскинулся Вэй Ин, явно не находя объяснения тому, что Нефрит взирает так недоверчиво и огорошенно.
Удивлению Нефрита не было предела. Он несколько мгновений не сводил с Вэй Ина расширенных глаз, будто в ожидании, что он следом добавит, что пошутил, но тот смотрел до странного уязвимо и бесхитростно. Даже такой неискушённый и несведущий в вопросах отношений моралист, как Лань Чжань, сознавал, что тут что-то не так. Вскрывшаяся непорочность и целомудренность Вэй Ина не вязались с его развязностью и популярностью, которой он пользовался у девушек. Этот парень проявлял живой интерес и любопытство к жизни во всех её проявлениях, включая самые запретные и даже порицаемые — в пятнадцать распивал вино, таскал за пазухой порно-книжки, волочился за каждой красоткой, рисовал эротические рисунки и много чего прочего, но до поцелуев, даже приблизившись к двадцати, не дорос?
Лань Чжань был уверен, что Вэй Ин с его характером, очарованием и красотой не задержится в девственниках — это противоречило его природе и обилию возможностей получить заманчивый и желанный для любого мужчины опыт. Везде, где появлялся Вэй Ин, слышались восхищённые женские вздохи и кокетливый смех. Красавицы сами тянулись к нему и жаждали пасть в его объятия, так неужели он всех до одной отверг?
Вероятно, глаза Лань Чжаня слишком очевидно лезли на лоб и излучали неверие, потому что Вэй Ин неуютно поелозил под одеялом и нехотя произнёс:
— Не смотри на меня так обалдело. Хочешь сказать, ты не девственник?
— Я это я, а ты… — Лань Чжань попытался вспомнить, почему считал, что у Вэй Ина чрезвычайно богатый опыт. — Как же…как же…
Всё из-за доносившихся в Облачные Глубины слухов, которые краем уха цеплял Нефрит. О несдержанности и любвеобилии юньмэнского ловеласа не судачили только ленивые. И стар, и млад говорили с порицанием и отчасти с завистью. То, как Вэй Ин вёл себя в обществе женщин — что в минувшие годы, что сейчас, — любого натолкнуло бы на мысль, что он горазд с ними не только языком чесать.
— Как же — что? — настороженно уточнил Вэй Ин, выдавая полное недоумение по поводу такой реакции Нефрита на его благочестивость.
Их беседа становилась всё более смущающей с каждой минутой.
— О тебе разное болтают, — против воли процедил Лань Чжань, спрятав взор.
— А ты что же, ударился в погоню за сплетнями? — возмущённо фыркнул Вэй Ин. — Вот так так, господин хороший! Ты, значит, верил той грязи, которую обо мне распускают? Любопытно, что даже это тебя не остановило от того, чтобы поцеловать такого развратника и повесу!
Лань Чжань мысленно обозвал себя идиотом, потому что прочёл на лице напротив неподдельную обиду и негодование. Кто бы мог подумать, что он так ошибался в Вэй Ине!
— Я до вчерашнего дня ни с кем даже за руку не держался, не то что целоваться! — последовало от того секундой позже с ноткой желчи. — Но разубеждать тебя не стану — хочешь думать, что я тискаюсь с кем попало и переимел тысячу и одну девицу, дело твоё. Плевал я.
Вэй Ин сжал челюсти и откинулся на подушки, уставившись в потолок. В голове Лань Чжаня царила сумятица — с одной стороны после таких откровений, напрашивалось предположение, что Вэй Ину никогда не были настолько привлекательны девушки, чтобы с одной из них возлечь или хотя бы поцеловаться, с другой — он озвучил, что ему и мужчины не интересны.
— Когда мы учились вместе, ты постоянно строил кому-то глазки, напропалую флиртовал и лип к каждой юбке, — с упрёком вспомнил Лань Чжань. — Людям порой и меньшего хватает, чтобы сложить о ком-то определённое мнение.
— Тот, кто так рассуждает, сам не чист мыслями, — немедленно парировал Вэй Ин. — Я всегда имел склонность веселиться и угождать женщинам, этого не отнять, но одно дело подмигнуть, улыбнуться, перекинуться парой фраз, подарить цветок или заколку — и совсем другое затащить кого-то в постель. И пусть бы недалёкого ума людишки шушукались и выдумывали небылицы, но ты, Лань Чжань… Чёрт подери, от тебя я подобного не ожидал!
Губы Лань Чжаня задрожали.
Ну и глупец же я! — повторял он раз за разом, слушая Вэй Ина.
И ведь правда, только полный глупец мог повестись на людскую молву, вместо того чтобы прислушаться к здравому смыслу. Вэй Ин был и оставался озорным и неугомонным, порой дерзким, порой несдержанным на язык, но на глазах Лань Чжаня он никогда не проявлял неуважительности с женщинами или малодушия с мужчинами.
Часть Нефрита ликовала от сознания, что первый в его жизни поцелуй состоялся с избранником сердца и, более того, тот, оказывается, достался ему совершенно невинным. Но другая часть Лань Чжаня сгорала от позора и изнывала в сожалениях, потому что этот первый важный опыт он взял у Вэй Ина силой, и прежде всего потому, что поддался неверным представлениям о его нравственных приоритетах. Когда Лань Чжань притиснул Вэй Ина к дереву, тот пытался отбиться, но их силы были несоизмеримы. И хотя, спустя некоторое время, после снятия повязки Вэй Ин добровольно поцеловал его, это нельзя было принять за доказательство расположения, ведь в шоке он мог не отдавать себе отчёта в том, что делает. В пользу последнего выступали последующий побег и падение с утёса.
Вэй Ин не являлся обрезанным рукавом, и будь у него за плечами какой-никакой багаж из любовных достижений, возможно, ему было бы чуточку проще пережить случившееся, тогда как то, что он дожил до почти двадцати лет, отвергая плотские утехи и храня себя в чистоте, могло означать лишь одно — он берёг себя для одной-единственной возлюбленной, а у него это безжалостно отняли.
Лань Чжаня снова накрыло волной отвращения к самому себе. Мозг разрывала мысль, как низко он пал, что поставил свои интересы выше интересов любимого человека, заставив пройти через столь неприятное событие. Память о произошедшем останется с Вэй Ином навсегда — первый поцелуй против воли, ещё и с парнем. Неловкость, порождённую вопиющим инцидентом, ничем не смыть и не ослабить.
Увидев, что Лань Чжань побледнел и виновато свесил голову, Вэй Ин, казалось, испытал жалость и пустился в утешения:
— Да будет тебе, Ханьгуан-цзюнь. Всё равно назад уже не повернуть, так и не стоит понапрасну убиваться. На самом деле…
Длинные ресницы Вэй Ина мягко затрепетали. Щёки залил румянец. Он задумчиво посмотрел на Лань Чжаня и вымученно улыбнулся, трогая кончиками пальцев свою укушенную им губу.
— Было даже приятно.
От тихого смирения в его словах чувство вины Нефрита взвилось до небес.
— Ты смеёшься надо мной?
— Да нет же. С чего бы мне шутить по такому поводу?
Вэй Ин перестал улыбаться и снова попытался привстать, теребя край одеяла, но, поверженный слабостью, опустился обратно на простыню. Резкие движения потревожили рану на боку и исказили его черты страданием.
— Когда ты подстерёг меня и втянул в поцелуй, я сначала испугался, оторопел, а затем… — тем не менее, отдышавшись, продолжил он. — Ты, оказывается, очень страстный.
— Замолчи.
— Ну вот, я делюсь с тобой впечатлениями от своего первого поцелуя, который ты же мне и устроил, а ты приказываешь мне заткнуться. Где это видано!
— Прости.
— И хватит чуть что говорить «прости».
— А что говорить, если я действительно виноват?
— Знаешь, — Вэй Ин внезапно вновь подался к Лань Чжаню, но обхватил уже не рукав, а его пальцы. — В прошлом я покидал Облачные Глубины с чувством, что ты на дух меня не переносишь, и после неизменно сталкивался с мыслью, что вызываю у тебя лишь раздражение и неприязнь. Выходит, мне следовало надеть на глаза повязку, чтобы по-настоящему прозреть…
— У тебя снова жар? — забеспокоился Лань Чжань.
И он не ошибся. Вэй Ин горел сильнее, чем накануне. Его взор плыл, отливая багрянцем в глубине, а хватка на кисти Нефрита слабела, хотя он вцеплялся в неё обеими руками, как отчаявшийся утопающий за соломинку.
— Не отпускай… — роняли его губы и Лань Чжань, сам того не сознавая, шептал в ответ:
— Никогда.