В распахнутые окна прорывались слепящие лучи солнца. С улицы доносились звуки кипящей городской жизни. Пробуждение Лань Чжаня было муторным и тягостным. Гортань стянуло сухостью. Затылок будто налился свинцом. Лань Чжань с трудом разлепил глаза и огляделся, поначалу поразившись тому, что вокруг не его цзинши, а совершенно иная обстановка, и к тому же эта обстановка оказалась перевёрнутой вверх дном. Едва ли не повсюду в обозримом пространстве виднелись лужицы воды, детали сломанной мебели, сорванные занавеси, покрывала и сосуды с вином — одни целые, другие осколками. Ножны Бичэня, брошенные как попало среди этого хлама, поблёскивали в свете пробегающих по ним солнечных зайчиков. Сам клинок торчал из дальней стены, на которой им же было высечено несколько витиеватых иероглифов.

      Прищурившись, Лань Чжань разобрал в этой надписи название мелодии, исполненной для Вэй Ина в пещере Черепахи-Губительницы, — «ВанСянь», — и невольно застонал, сознавая, что смотрит на дело собственных рук. Дополняли безумную картину сваленные в кучу ярко-красные одежды и прочие атрибуты свадебных церемоний, а также разбросанные в огромном количестве недозрелые финики вперемешку с куриным пухом и перьями — пол от входа до террасы был буквально устлан ими. В углу комнаты, кудахтая, словно причитая, пристроились на подставке для благовоний две жирные несушки.

      Лань Чжань подскочил на месте как ошпаренный и обнаружил, что волосы его влажные и всклоченные, на теле царапины и кровоподтёки неизвестного происхождения, а из одежды на нём лишь нижние штаны с разорванными тесёмками, и те неприлично спущены, измяты и перепачканы соком травы, фруктов и чем-то, весьма схожим с кровью. Кровать, на которой он лежал, также покрывали алые разводы и пятна. Она пребывала в немыслимом беспорядке и являла собой не то поле боя, не то гнездо лишившихся рассудка и чувствительности любовников.

      К горлу подкатил тугой ком. Воскресив в памяти всё предшествовавшее забытью, Лань Чжань ужаснулся и, обливаясь ледяным потом, сполз на край постели. До него доходили смутные слухи, что в его ордене алкоголь был под запретом не только из-за строгого устава и тлетворности влияния спиртного на сознание человека, но и по причине нестандартности вызываемых им реакций у представителей фамилии Лань. Судя по тому, что Лань Чжань совершенно не помнил, что творил, будучи в нетрезвом виде, опасения за нравственность и достоинство возглавляющей клан семьи были небеспочвенны.

      Вэй Ина рядом не оказалось, хотя пили они вместе и, озираясь, Нефрит обнаружил его нижнюю рубашку на входе в купальню. Отталкиваясь от того, какое безобразие творилось кругом, и своего полуобнажённого тела, Лань Чжань без труда нарисовал в уме фрагменты происходившего в этих стенах минувшей ночью. Принимая во внимание страсть к юньмэнскому балагуру, долго копившееся желание и замутнённый вином разум, напрашивался самый скверный вывод: если кровь и вправду принадлежала Вэй Ину — а на себе Лань Чжань никаких серьёзных ран не обнаружил, — значит, между ними произошло нечто по-настоящему страшное. Возможно, имела место жестокая драка, но драка на почве чего?

      Лань Чжань заметался, цепляясь взглядом за свадебные наряды. Они-то как сюда попали и для чего? Неужели в хмельном порыве ему пришло в голову инсценировать свадебную церемонию? Заигравшись подобным образом, Лань Чжань мог попытаться принудить Вэй Ина к близости силой, а тот ожидаемо оказал сопротивление, и ситуация вышла из-под контроля. От возникшего предположения волосы на теле встали дыбом, а желудок скрутило спазмом. От нервов и шока Лань Чжаня встряхнуло рвотным позывом. Обзор комнаты поплыл, и он едва снова не отключился.

      Тем временем за дверью наметилось неясное движение. Послышались шаги и приглушённые голоса. Лань Чжань одновременно молил, чтобы это был Вэй Ин, и более всего страшился его увидеть. Что он скажет в своё оправдание? Как будет объясняться после того, как обещал держать себя в руках и не позволять лишнего? В каком состоянии Вэй Ин после попойки с ним и как далеко зашли их ночные забавы?

      Раздался тихий стук.

      — Ванцзи, ты там? — донёсся до слуха озабоченный голос Цзэу-цзюня. — Ты одет? Я могу войти?

      Лань Чжаня в который раз окатило волной сначала колючего холода, затем влажного жара. Почему здесь Сичэнь? Он ведь ещё несколько дней должен находиться в Ланьлине! Неужто события ночи обрели столь широкую огласку, что хозяин гостиницы вынужден был отправить донесение в клан, а старейшины в свою очередь не придумали ничего лучшего, как поставить на уши главу?

      — Ванцзи, — последовало более настойчиво. — Ответь мне. Ты очнулся?

      — Мгм, — простонал Лань Чжань, впопыхах разыскивая и натягивая одежду. — Входи.

      Даже наглухо запахнув ханьфу, он чувствовал, что чего-то не хватает. Лань Чжань потуже затянул пояс и в этот миг осознал, что на нём отсутствует лобная лента и её нигде не видно. Он пронёсся ураганом по руинам некогда великолепного, а ныне полностью уничтоженного гостиничного номера в попытке отыскать драгоценный предмет обихода, но тот исчез, словно его никогда и не было.

      — Небеса! — одновременно вырвалось у мужчин, только у Лань Чжаня по причине утраты ленты, а у Лань Сичэня от переизбытка эмоций на фоне представшей панорамы.

      Очутившись посреди невиданного хаоса и взирая на богоподобного младшего брата, ныне кардинально отличающегося от своего привычного образа, глава Лань от неожиданности отшатнулся обратно к двери и со звуком стукнулся об неё лопатками.

      — Ванцзи! — с дрожью сорвалось с его губ. — Боги милостивые! Что приключилось с тобой?

      Он, казалось, очень не хотел верить собственным глазам и с полминуты просто сражался с подкашивающим ошеломлением. Благо, Цзэу-цзюнь явился один, хозяин лишь проводил его до нужной двери. С головы до ног Лань Сичэня укрывала простая широкая накидка с капюшоном, какие можно было встретить в городе повсеместно, что подтверждало — он прибыл в гостиницу тайно. В руках его покоился такой же неприметный плащ, по-видимому предназначенный загулявшему брату.

      — Где… где твоя лобная лента? — наконец подавив недоумение, спросил Сичэнь.

      Лань Чжань не оставлял попыток найти упомянутое, при этом его лицо, что случалось нечасто, на долю секунды утратило невозмутимость.

      — Где Вэй Ин? — выдавил он, стараясь скрыть предательскую вибрацию страха в голосе. — Он в порядке?

      Лань Сичэнь часто заморгал, с трудом подавил удивление и произнёс:

      — Господин Вэй отбыл в Юньмэн.

      — Что? — Лань Чжань застыл на месте как вкопанный.

      Самые неблагоприятные предположения обретали форму. Вэй Ин скоропалительно удрал, следовательно, тому имелся повод.

      — На рассвете, — сообщил Лань Сичэнь, осторожно переступая ногами в белых как снег сапогах, чтобы не угодить в мякоть раздавленных фруктов и влагу. — Воспользовался услугами направляющегося в Юньмэн купца, чьи повозки доставляют специи.

      Уставившись на жирных, хотя и заметно измученных кур, глава Лань на мгновение обмер.

      — Мне не давало покоя твоё странное послание, поэтому, оставив дядю и старейшин гостить в Башне Золотого Карпа, я вернулся в орден вчера поздно вечером. Не обнаружив тебя и господина Вэя в резиденции, я отправился искать вас в город и, судя по всему, не зря.

      Лань Чжань стоял как в воду опущенный. Сичэнь продолжал:

      — Хозяин гостиницы оказался не готов к тому, что творилось здесь ночью, и не он один.

      — Что ты имеешь в виду?

      — Вас заметили и признали в разных частях города. По словам владельца одной из лавок, вы вломились к нему, унесли пару свадебных одеяний и кое-какие украшения, оставив взамен пригоршню серебра. Ваша щедрость, однако, не отменяет того, что они не предназначались для покупки. Это были вещи, заказанные на свадьбу местного торговца, запланированную на конец недели.

      Пока Лань Чжань огорошенно постигал услышанное, Сичэнь окинул взглядом то самое похищенное имущество, ныне изорванное и разбросанное среди прочего, прочистил горло и снисходительно вздохнул.

      — К счастью, деньги способны смягчить последствия этих шалостей, хотя полностью упразднить инцидент не удастся. Клан предстал в не самом выгодном свете, и это, вероятно, рано или поздно дойдёт до дяди и повлечёт его гнев.

      Лань Чжань и мысли не допускал, что идея нарядиться молодожёнами была встречена Вэй Ином положительно. Он также сознавал, какой серьёзный проступок совершил в отношении репутации ордена. Стыд застил глаза и жёг нутро. Сложив перед собой ладони, Лань Чжань склонился перед братом в низком поклоне.

      — Я признаю вину и искуплю её любым приемлемым способом, но скажи, что в точности я сделал с Вэй Ином?

      Лань Сичэнь растерянно вскинул брови. От изумления глаза его сделались почти круглыми.

      — Думаю, этот вопрос лучше адресовать тебе, — он скользнул ошеломлённым взглядом по красноречивому виду истерзанной постели за спиной Лань Чжаня. — Ты не помнишь, верно?

      — Не помню. Ты видел Вэй Ина, говорил с ним. Как он?

      — Наша беседа была недолгой, — пожал плечами Лань Сичэнь. — Он очень спешил покинуть Гусу.

      Помолчав, глава Лань добавил:

      — Это ведь не ты, а он получил ранение на горе Байфэн?

      Так как Лань Чжань молчал, Лань Сичэнь удручённо потёр пальцами висок, двинулся вперёд и протянул ему плащ.

      — Господин Вэй показался мне истощённым и чем-то весьма взволнованным. Я сразу понял по его состоянию, что ему требуется некоторая помощь и, конечно, предложил её, но он наотрез отказался, сославшись на какие-то неотложные дела.

      Чем дольше слушал Лань Чжань, тем больше убеждался — между ним и Вэй Ином в самом деле случилось что-то из ряда вон выходящее и это дало толчок его немедленному побегу.

      Будто прочтя его мысли, Лань Сичэнь подступился ещё ближе.

      — Ты напрасно пил, Ванцзи. Всё не так просто с этим правилом. Теперь понимаешь?

      — Мгм.

      — Хорошо, что господин Вэй нисколько не обижен на то, что ты был немного… буйным.

      — Буйным? — нахмурился Лань Чжань, впившись в Лань Сичэня глазами. — В каком смысле буйным?

      Скулы последнего окрасились румянцем. Взор вновь коснулся опороченного ложа.

      — Вы с ним немного повздорили — так он выразился. Отсюда и этот жуткий беспорядок, полагаю. Также господин Вэй попросил передать тебе благодарность за гостеприимство и заверить, что его скорое отбытие в Пристань Лотоса носит исключительно личный характер и не связано ни с твоими откровениями, ни с опьянением.

      Тяжесть на сердце Лань Чжаня от этих слов утроилась. Он всё надёжнее убеждался, что ночью произошло нечто настолько чудовищное, что Вэй Ин даже при его лёгком отношении ко многим вещам не мог больше оставаться рядом с ним и, даже не взирая на незажившее ранение, решил уносить ноги.

      Мгновение поразмыслив, Сичэнь сказал:

      — Я позволил себе уточнить, о каких откровениях речь, и господин Вэй, пусть и не прямо, подтвердил мои догадки. Очень рад, что вы поговорили, хотя у меня имеются вопросы относительно того, что случилось во время облавы.

      — Какая теперь разница? Вэй Ин обо всём знает, но не принимает моих чувств.

      — Тебе нужна была определённость.

      — Нет, она была нужна тебе.

      — Ванцзи, не стоит жалеть о признании. Сдаётся мне, оно ещё сыграет свою роль в вашей с господином Вэем истории.

      — Уже сыграло. Вэй Ин отправился домой, не попрощавшись.

      Лань Чжань внезапно ощутил такой моральный упадок, что его ноги подогнулись и он, где стоял, вдруг сел. Это было совершенно неподобающе — перед ним возвышался глава клана и его старший брат, но овладевшая Лань Чжанем тоска и отчаяние перечеркнули оглядку на манеры.

      — Я причинил Вэй Ину вред. Дважды.

      Под изумлённым взглядом Первого Нефрита руки Лань Чжаня заползли в волосы и, сжавшись в кулаки, натянули до боли.

      — Первый раз на горе. Второй — здесь, ночью, и ничего не помню об этом.

      Лань Сичэнь, испугавшись его нетипичной реакции, ринулся вперёд и, поддержав его за плечи, помог сесть на край софы, затем, подобрав собственные длинные одежды, устроился рядом. Он знал, выспрашивать у Ванцзи подробности бессмысленно — не скажет, да и деталей тот совершенно не помнил, поэтому оставалось лишь принять его доводы такими, какие они есть.

      С момента, как умерла их мать — а Лань Чжаню тогда едва исполнилось пять, — нрав Второго Нефрита претерпевал всё больше изменений в сторону замкнутости и нелюдимости. Нежный и доверчивый ребёнок день ото дня становился мрачнее и молчаливее, словно остывал изнутри и отдалялся в недосягаемость.

      Когда Лань Чжаню исполнилось тринадцать, за исключением выполнения поручений старейшин и участия в охоте на нечисть, он почти не контактировал с внешним миром и предпочитал дни напролёт сидеть в одиночестве в собственных покоях, заменяя живое общение книгами и медитациями.

      Лань Чжань был невероятно одарён и талантлив. Ему легко и быстро покорялись любые задачи и самые разные умения, о которых иным людям приходилось лишь мечтать. Особое место в его дневном распорядке занимали игра на цине, каллиграфия, тренировки с мечом и совершенствование навыков заклинателя. Он не приемлил не ведущего к развитию духа и росту потенциала времяпрепровождения, а также пустых разговоров — даже с ближайшими родственниками держался прохладно и отстранённо.

      Лишь со старшим братом Лань Чжань позволял себе быть чуть более открытым, но и с ним сохранялась дистанция, которую Лань Сичэнь всегда остро чувствовал. То, в каком состоянии находился ныне Ванцзи, причиняло ему нестерпимую боль. Он впервые видел брата таким разбитым и сломленным.

      — Что я могу сделать для тебя? — осторожно слетело с его уст.

      Лань Чжань долго не отвечал. Когда он наконец поднял голову и посмотрел в глаза, Сичэню стало не по себе от переполняющей их безысходности.

      — Я хочу забрать в Вэй Ина в Облачные Глубины.

      — Что значит забрать в Облачные Глубины?

      Светлые глаза Лань Чжаня сияли, но свет их был горестным и недобрым.

      — Забрать и спрятать, — процедил он низко.

      — От кого спрятать?

      — Ото всех.

      Лань Сичэнь в смятении помял подбородок и на секунду смежил веки.

      — Ты не можешь осуществить это против его воли, а он, боюсь, не согласится оставить главу Цзян. Они не разлей вода.

      — Вэй Ин в опасности, — сдавленно уронил Лань Чжань. — Теперь я не сомневаюсь. Тень беды, нависшая над ним, не иллюзорна.

      — Прости, Ванцзи. Я не понимаю, о какой беде ты говоришь, и, если не пояснишь, продолжу недоумевать.

      — Я дал слово и не вправе поведать всего.

      — В таком разе у меня связаны руки. Только ты сам склонен влиять на ситуацию.

      — Вэй Ин не желал слушать раньше, — покачал головой Лань Чжань, вновь пряча лицо в ладонях. — А теперь и подавно не станет. Я напугал его и отвратил от себя.

      — Ты признался в чувствах. Это большой шаг.

      — И он был ошибкой.

      — Не согласен. Отныне господин Вэй знает, что, если окажется в затруднительном положении, может обратиться к тебе за помощью и ты не откажешь.

      — Он не обратится ко мне, даже если будет катастрофически нуждаться, — отрезал Лань Чжань, резко встав. — Слишком гордый, слишком самонадеянный…

      Грубо выдернув Бичэнь из стены, он одним слитным движением отправил меч в подобранные с пола ножны.

      — Во всяком случае, ты попытался сблизиться с ним, — не оставлял попыток утешить его Сичэнь. — Возможно, сейчас господин Вэй слишком смущён и растерян, чтобы правильно оценить твоё к нему отношение, но осмыслив всё, он непременно захочет продолжить общение.

      — Нет, — уверенно проронил Лань Чжань, завершив приводить себя в порядок, и рывком направился к двери: — Вэй Ин больше ни на шаг меня к себе не подпустит.