Прошло почти три месяца с облавы на Байфэн и ночи в Гусу. Все их Лань Чжань провёл в затворе, наказывая себя физическими нагрузками и голоданием. Лань Цижэнь, озадаченный коснувшимися племянника переменами, пытался завести разговор о том, что случилось на горе и почему по итогу он не получил подтверждений ни его ранениям, ни беспомощности — но ожидаемо ничего не добился. Возможно, параллельно до него доходили слухи о происшествии в городской гостинице, потому что, когда Лань Чжань начал худо-бедно возвращаться к своим обязанностям в ордене, количество наставлений от старейшины существенно возросло. Лань Цижэнь будто умышленно добавлял ему заданий, стараясь максимально занять — отвлечь от всего, что не являлось праведным и безопасным в его представлении.

      Когда в клан доставили приглашение на очередной пир в Башне Золотого Карпа, наставник позвал к себе обоих племянников и велел Лань Чжаню собираться в дорогу, хотя Лань Сичэню вовсе не требовалось дополнительное сопровождение. Не нужно было гадать, в чём тут дело: состояние Ванцзи беспокоило Лань Цижэня не на шутку. Он не знал доподлинно, в чём причина постигших его любимца тревожных изменений, но то, что странности в его поведении ообнаружили себя после его общения с Вэй Усянем, не давало мужчине покоя.

      — Дядя, могу я отказаться от поездки? — подтверждая худшие его опасения, с учтивым поклоном начал Лань Чжань, впервые за долгое время заговорив.

      — Не можешь, — было ему ответом.

      — Если Ванцзи не хочет ехать, то и не нужно, — вступил в разговор Лань Сичэнь.

      Он явственнее прочих видел, что Лань Чжань с трудом сдерживал эмоции последние месяцы и сражался с собой каждое утро, когда поднимался с постели. Медитации давали временный эффект успокоения. Сидя в них, Лань Чжань словно убаюкивал свою сердечную рану, но как только возвращался к реальности, она вновь открывалась и кровоточила ещё сильнее.

      — Клан Цзинь не настаивал на прибытии Ванцзи.

      — Но я настаиваю, — оставался непреклонен Лань Цижэнь. — Ванцзи полезно сменить обстановку и отвлечься от привычной рутины.

      — У меня много дел, — совершил новую попытку отказаться Лань Чжань, вытаскивая из себя слова как клещами. — Не всё, что мне тобой поручено на этой неделе, выполнено полностью.

      — Неважно, — отрезал старейшина. — Что-то подождёт твоего возвращения, что-то я перепоручу другим.

      — Какая необходимость мне ехать? — отважился открыто возражать Лань Чжань. — Пир не то место, где мне надлежит непременно быть.

      — И всё же я настаиваю, чтобы ты посетил его.

      Лань Цижэнь наградил младшего племянника тяжёлым взглядом с искорками недобрых подозрений, и Лань Сичэнь, предчувствуя, что назревает буря, вдруг спешно повернулся к брату и одарил его тёплой улыбкой.

      — Ванцзи, клан Цзинь будет рад твоему присутствию, но ещё более буду рад я, если составишь мне компанию. Мы давно не появлялись нигде вместе. Прошу тебя как брат и как глава присоединиться ко мне в этой поездке.

      Лань Чжань понимал, что брат ищет способ избежать накала между ним и дядей. В случае неповиновения Лань Цижэнь, не первый день искавший повод задать неудобные вопросы, непременно воспользуется возможностью и примется в свойственной себе жёсткой манере добиваться истины, поэтому, скрепя сердце, Лань Чжань уступил, смиренно склонив голову в согласии.

      — Хорошо, — сухо одобрил Лань Цижэнь и, глянув на старшего племянника, добавил: — На этот раз постарайся не терять Ванцзи из виду, дабы история, имевшая место на Байфэн, не повторилась.

      — Сделаю всё от меня зависящее, дядя, — заверил Лань Сичэнь, а после, оставшись один на один с братом, сообщил, что Цзинь Гуанъяо был так учтив, что приложил к приглашению список тех, кто посетит приём, и члены клана Цзян, а значит, и Вэй Усянь, в нём отсутствуют.

      Услышав это, Лань Чжань испытал смешанные чувства: с одной стороны облегчение, потому что после ночи, которую совершенно не помнил, боялся новой встречи с Вэй Ином как огня; с другой — глубочайшее разочарование, потому что жаждал если не заговорить, так хотя бы коснуться его взглядом.

      Дорога до Ланьлина прошла в тягостном молчании, несмотря на робкие попытки Лань Сичэня скрасить их путешествие беседой. Лань Чжань пребывал в немой агонии, и её ни в коей мере не отменял вынужденный визит в клан Цзинь.

      — Ванцзи, я волнуюсь за тебя, — на подходе к Башне Золотого Карпа серьёзно сказал Лань Сичэнь. — Тебе не становится лучше.

      — А должно? — сглотнув, выдавил Лань Чжань.

      — Время врачует.

      — Не все раны можно залечить, брат. Некоторые загнивают и ведут к гибели.

      Лань Сичэнь не намеревался с этим спорить, помня о том, какими выдались годы после ухода матери для их отца. Лань Чжань не хоронил возлюбленного, но сердце его болело от неразделённой любви, и зная, каким человеком он является, Лань Сичэнь опасался, что печаль эта будет крепнуть и толкать его к пропасти.

      Орден Ланьлин Цзинь, находясь на пике расцвета благоденствия, не скупился на закатывание роскошных пиров. Этот раз также не являлся исключением. В павильоне Несравненной Изящности братьям Лань отвели места среди самых почётных гостей. Устроившись за ломящимися от яств столами, заклинатели из множества кланов вели разговоры, смеялись, выпивали и угощались. Стайка прелестных девушек в расшитых золотом лёгких платьях ублажала публику грациозным танцем с лентами и веерами. Атмосфера, как и полагается событию, царила расслабляющая и непринуждённая.

      Лань Чжань единственный был далёк от настроения всеобщего веселья, источал холод и оставался погружён в свои мысли. Взгляд его мрачно скользил по изысканным чайным пиалам, заменившим для представителей клана Лань чарки с вином. Ни для кого не являлось секретом, что адепты ордена Лань воздерживаются от употребления спиртного, поэтому такая сервировка никого не удивляла.

      Лань Чжань вновь и вновь прокручивал в голове вечер, когда на пару с Вэй Ином нагрянул в Гусу, снял номер в гостинице и впервые попробовал алкоголь. Он так и не смог вспомнить, почему при них оказались свадебные наряды и что он делал до того, как протрезвел, — невзирая на то, что использовал различные магические приёмы, дабы встряхнуть и освежить память.

      В прошлом Вэй Ин был равным ему по силе и легко бы парировал любой выпад с его стороны, но после утраты Золотого Ядра, случись им сойтись в противостоянии без использования Чэньцин, перевес был очевиден. И если алкоголь толкнул Лань Чжаня на переодевания и новые попытки поцеловать Вэй Ина или, не доведи небо, зайти ещё дальше, это могло обернуться непоправимой бедой. А если учесть, в каком состоянии пребывали свадебные наряды, покои и в частности кровать под утро, вероятность подобного расклада нельзя было отменять.

      Вскрывшаяся тайна потери Золотого Ядра преобразила Вэй Ина в глазах Лань Чжаня. Оказалось, Нефрит его совсем не знал. Легкомысленность и беспечность юньмэнского балагура были лишь ширмой, маскирующей сложную и непостижимую натуру. Вэй Ин мог стерпеть и скрыть что угодно. Он широко и свободно улыбался, ступая босыми ступнями по битому стеклу, поэтому его разговор с Сичэнем до отбытия в Юньмэн не представлялся надёжным подтверждением того, что Лань Чжань не впал в неистовство и не натворил дел похуже выходки на Байфэн. Скорее всего, Вэй Ин просто умолчал о том, что заставило его так спешно и внезапно бежать из Гусу.

      Из мрачной задумчивости Лань Чжаня вырвал знакомый голос. Над их с Сичэнем столиком навис уже изрядно поддатый, чересчур этим вечером возбуждённый и развязный Цзинь Цзысюнь. В руке он держал чарку, щедро наполненную вином, и протягивал её в сторону Нефритов.

      — Цзэу-цзюнь! Ханьгуан-цзюнь! Предлагаю вам испить вина в честь нашей знаменательной встречи под процветающим и гостеприимным кровом моего дяди! Да пошлют Небожители ему долгую и счастливую жизнь!

      Братья Лань были не первыми, к кому перебравший Цзинь Цзысюнь сунулся с подобным предложением, только в отличие от них ему никто не посмел отказать. Лань Сичэнь, неизменно тактичный и вежливый, радушно улыбнулся, тем не менее, приблизившуюся чарку уверенно отвёл в сторону.

      — Господин Цзинь, ваш любезный, досточтимый дядя и впрямь превзошёл сам себя, устраивая этот прекрасный пир, но вам, должно быть, известно, что в Ордене Лань алкоголь под запретом.

      Брови Цзинь Цзысюня в нескрываемом недоверии сошлись к переносице.

      — Я слышал об этом, но также до меня доходили и иные слухи, — с апломбом объявил он. — Так что, полагаю, запреты запретами, а за пределами ордена любой из вас сам решает, соблюдать их или нет.

      Пребывавший в противоположном конце зала Цзинь Гуанъяо, заслышав его слишком громкую и весьма дерзновенную речь, тут же оставил все иные заботы и заспешил в сторону делегации из Гусу.

      — Цзысюнь, не настаивай, — приблизившись, проговорил он вкрадчиво, словно обращался к заносчивому ребёнку, воздействовать на которого удавалось лишь увещеваниями и уговорами. — Ты разве забыл? Цзэу-цзюнь и Ханьгуан-цзюнь воздерживаются от алкоголя по причине строгих правил.

      Лицо Цзинь Цзысюня при звуке его голоса недобро скривилось. Во взгляде отчётливо проступила неприязнь. Хотя Цзинь Гуанъяо приходился ему близким родственником, он вёл себя с ним даже хуже, чем с некоторыми слугами.

      — Ты тут как тут, хотя тебя никто не звал, и смеешь напоминать о том, что всем и так оскомину набило. Конечно же мне известно о Стене Послушания в Облачных Глубинах и о множественных запретах, в числе которых алкоголь и разврат.

      — Если тебе всё известно, так к чему ты затеял этот разговор? — нисколько не удивившись его грубости, спросил Цзинь Гуанъяо. — Не разумнее ли продолжить…

      — Не лезь куда не просят, — гневливо перебил Цзинь Цзысюнь, нисколько не стесняясь унижать его на глазах у посторонних.

      — Я отвечаю за порядок и довольство гостей, а ты, похоже, этим пренебрегаешь, — мягко напомнил Цзинь Гуанъяо.

      Надменная физиономия Цзысюня вмиг сделалась крайне раздражённой.

      — Не допекай меня. Не видишь? Мы разговариваем! Фамилии Лань и Цзинь одинаково благородны и прославлены. Сегодня в этих стенах праздник и все пируют на равных. Я заметил, что настроение братьев Лань оставляет желать лучшего, и не могу пройти мимо.

      — Мы непременно это исправим, — лучась дружелюбием, заверил Цзинь Гуанъяо, — но не при помощи алкоголя, раз уж по устоям Ордена Лань подобное не приветствуется.

      — Э нет, так не пойдёт! — принципиально упёрся Цзысюнь. — Хватит ссылаться на правила и тому подобные отговорки. Дело не в том, что нельзя, а в компании, не так ли?

      Он перевёл глаза на неподвижного и невозмутимого с виду Лань Чжаня, чей облик с каждым его словом становился всё более неприступным и отдающим стужей.

      — До меня дошли слухи, что благородный Ханьгуан-цзюнь с Вэй Усянем из Юньмэна пить не отказывается! Да что там пить, они неплохо повеселились в одной из гостиниц Гусу некоторое время назад. Вина и девушек было столько, что не справилось бы и полдюжины мужчин.

      На его последней фразе все беседы в зале поутихли и десятки взглядов с любопытством устремились в направлении Нефритов. Лань Сичэнь поперхнулся воздухом. Цзинь Гуанъяо, хотя и продолжал улыбаться, сильно побледнел. Он шагнул едва ли не вплотную к не в меру вздорному родственнику и заговорил ещё более подобострастно, но всё так же настойчиво.

      — Цзысюнь, следи за тем, что говоришь. Цзэу-цзюнь и Ханьгуан-цзюнь — наши гости, прояви уважение.

      — Не вопрос. Проявлю, но уважение должно быть взаимным.

      Он снова посмотрел на Лань Чжаня.

      — Насколько я помню, среди правил Ордена Лань есть одно, порицающее ложь. Ханьгуан-цзюнь, правдива ли молва, что ты и этот выскочка из Юньмэна настолько близки, что снимаете одну комнату на двоих и делите женщин…

      Цзысюнь вынужден был прервать свою пылкую, обличающую речь и отшатнуться, потому что Лань Чжань так резко подорвался на ноги, что даже Лань Сичэнь оказался застигнут этим врасплох. Зал окончательно погрузился в тишину, даже музыка в какой-то момент оборвалась и танцовщицы замерли. Заклинатели, вечно таскающиеся за Цзинь Цзысюнем в качестве его свиты, видя, что беседа принимает весьма неприятный оборот, торопливо подались к предводителю, будто готовились отражать атаку.

      Их можно было понять. Многим при взгляде на Лань Чжаня пришла в голову та же мысль. Непоколебимое выражение его лица осталось привычно безэмоциональным, но свирепо вспыхнувшие глаза вынуждали с опаской затаить дыхание.

      — Ты уж определись, чего хочешь, чтобы я с тобой выпил или исповедался.

      Слова Второго Нефрита резали как остро заточенный нож. Под их действием лёгкость и беспечность праздника моментально улетучилась. Цзинь Гуанъяо, словно не веря собственным глазам и ушам, озабоченно ринулся вперёд, встав между парнями.

      — Господа, умерьте пыл. Незачем так горячиться по пустякам, — он с внушением посмотрел на кузена. — Цзысюнь, мало ли что болтают? Опомнись, куда годится обвинять благородных людей, руководствуясь сплетнями? И уж точно пустопорожняя молва не стоит того, чтобы затевать ссору, да ещё и посреди праздника.

      Лань Сичэнь, также подорвавшись с места, попытался со своей стороны урезонить конфликтующих.

      — Послушайте Цзинь Гуанъяо. Этот разговор не приведёт к добру. Лучше всем нам вернуться на свои места и продолжить трапезу.

      Цзысюнь с вызовом выпятил подбородок.

      — Нет уж, глава Лань. Давайте начистоту, ведь нашим кланам скрывать друг от друга нечего. Мы отнюдь не чужие друг другу люди. Что преступного я сказал? Лишь озвучил то, о чём и так все, кому не лень, говорят.

      Осмелевший под винными парами, он, чувствуя поддержку приближённых и интерес пребывающих в зале заклинателей, не собирался идти на попятную и продолжал сверлить взглядом Лань Чжаня.

      — Мне нет дела до того, какие нравы на самом деле правят в клане Лань, но разве не имею я права спросить, почему достопочтенный Ханьгуан-цзюнь распивает вино с Вэй Усянем из Юньмэна, а мне отказывает? Чем я хуже него? В прошлом, помнится, вы не слыли заядлыми друзьями. С чего внезапно выручаете друг друга во время облавы и устраиваете совместные попойки, не стыдясь посторонних?

      — Справедливо, — подхватили голоса его сторонников. — Раз зашёл такой разговор, пусть Ханьгуан-цзюнь ответит прямо и положит конец домыслам.

      — Величие заклинателя в его честности.

      — Если же нет желания объясняться, почему одному — согласие, другому — отказ, так и не надо делать различий!

      Цзинь Гуанъяо побелел. Улыбка, зависшая на его губах, начинала отдавать болезненным напряжением, а взгляд, обращённый к Лань Сичэню, стал потерянным и почти умоляющим.

      — Глава Лань, я заранее приношу свои искренние извинения за эту сцену, — проронил он скороговоркой и вновь назидательно обратился к Цзысюню. — Будь благоразумен. Отступись. Братьям Лань предстоит этим же вечером добираться до дома на мечах.

      — И что? — пренебрежительно бросил Цзинь Цзысюнь. — Никогда не поверю, что от чарки вина способность управлять клинками притупится. А если и так, я готов разместить обоих со всеми удобствами в собственном доме. Ну что? Я своё предложение сделал, дело за вами: выпьете со мной или нет?

      Заклинатели в зале, вероятно надеясь, что согласие Нефритов на глоток вина сгладит опасную дискуссию, разразились общим одобрением.

      — Выпейте, Цзэу-цзюнь, Ханьгуан-цзюнь, и оставайтесь в гостях до утра! В клане Цзинь места на всех хватит!

      Лань Чжаня их восклицания нисколько не смягчили — напротив, вскипая от наглости Цзысюня, он отчётливо ощутил, что хочет проломить ему череп. Золото его глаз затвердело льдом. Кровавая дымка размыла обзор. Фокус внимания сузился до размера чарки с вином, в который раз навязчиво протягиваемой ему захмелевшим упрямцем в одеяниях сияния средь снегов. Пальцы до скрипа сомкнулись в кулаки. Лань Чжань понимал, что, поставив Цзинь Цзысюня на место на глазах десятков людей силой, непременно спровоцирует скандал, но ему внезапно стали безразличны последствия. Он жаждал оборвать происходящее любым способом и наконец оказаться в уединении и покое.

      Лань Сичэнь, в отличие от остальных читающий брата куда лучше и сознающий, что вскоре последует, испуганно обронил:

      — Ванцзи… Пожалуйста.

      В следующее мгновение чарку вдруг стремительно подхватила чья-то красивая бледная рука.