У Лань Чжаня ёкнуло сердце и на миг размашисто поплыло перед глазами. Жадный вдох принёс аромат локв, персика и цветов ванили. В груди закружилась метель чувств. Дрожь прошила загривок и опустилась к пояснице. Первое, что удалось отчётливо различить, — тёмное как безлунная ночь одеяние и чёрную как уголь флейту Чэньцин с кроваво-алой кисточкой на конце, заткнутую за широкий бордовый пояс.

      — Ваше здоровье! — произнёс Вэй Ин, обводя пристальным взглядом присутствующих и демонстрируя обалдевшему Цзинь Цзысюню опустевшую чарку. — Выпил всё до капли. Теперь доволен?

      Вэй Ин широко улыбался и выглядел настолько ослепительно, что Лань Чжань не решался моргнуть, боясь упустить хотя бы миг восторженного любования им. Сердце напряжённо сжималось каждый раз, когда он окидывал Вэй Ина взглядом, — что в прошлом, что ныне. После поцелуя на Байфэн Лань Чжань знал, что даже смертельный яд с его губ пил бы подобно божественному нектару. Нестерпимо хотелось податься вперёд, обхватить, прижать, каждым участком тела влипнуть, ощутить, поглотить. Он бесповоротно помешался на Вэй Ине, противореча логике, фантазировал о нём, не мыслил себя без него, словно в какой-то неподвластный рассудку момент стал его раболепной тенью.

      Роскошные, доходящие Вэй Ину почти до середины бедра волосы как чернильный водопад ниспадали на его спину и плечи, лишь несколько прядей на затылке небрежно перехватывала узкая красная ленточка. Худощавое телосложение и хищная грация Вэй Ина подчёркивали изящество и достоинство каждого движения. Он был бледен, при этом безжалостно красив и одухотворён, будто сошедший с художественных полотен вечный небожитель.

      Лань Чжань пожирал его глазами и благодарил многослойную широкую одежду, что скрывает, насколько отчаянно он рад видеть посетившего пир Вэй Ина. Три месяца уединения и затвора ничем не помогли. Лань Чжань в который раз натыкался на вывод, что это наваждение не рассеется ни завтра, ни через год, ни через сто — сколько бы благовоний он ни сжёг, сколько бы ни просидел в медитации и сколько бы дисциплинирующих плоть практик ни претворил в жизнь. Ситуация только накалялась и усугублялась.

      Последние три года не случалось и дня, чтобы Лань Чжань чувствовал себя удовлетворённым и счастливым, потому что проблески воодушевления и радости посещали его лишь при виде Вэй Ина. В этом состояло странное и нелогичное противоречие, ведь безбрежность безответных чувств доставляла ему одни мучения. Сначала он гнал от себя понимание, как глубоко в нём проросла нежность к Вэй Ину, потому что попросту был не готов и незрел, а после оказался слишком растерян и испуган, чтобы принять укореняющуюся в сердце любовь без попыток выкорчевать, извести, избавиться. Быть может, прояви он больше теплоты и открытости изначально, Вэй Ин не отдалился бы настолько и их отношения не пришли бы к тому, чем являлись теперь.

      Ночь после распития вина в Гусу похоронила надежду навести мосты и стать для Вэй Ина хотя бы просто близким человеком, к которому можно прийти за советом или попросить поддержки в трудной ситуации. Оставалось лишь молиться, чтобы всё, что творилось тогда, свелось к поразившим Вэй Ина безумствам с переодеванием, разгромившим номер играм, похищению кур и фруктов. Лань Чжань не мог перестать опасаться того, что, будучи под действием алкоголя, неумышленно совершил по отношению к Вэй Ину какое-то чудовищное насилие, в котором тот никогда не признается, но будет носить внутри, как ещё один никогда не зарубцующийся шрам.

      Цзинь Гуанъяо при виде пожаловавшего на пир незваного гостя, казалось, ещё сильнее оторопел, тогда как Лань Сичэнь, словно ощутив облегчение, откликнулся улыбкой:

      — Молодой господин Вэй, какой приятный сюрприз! Откуда вы здесь?

      — Да, откуда? — послышалось из зала.

      — Когда он вошёл?

      — Явился без приглашения?

      Вэй Ина нисколько не смутила прохладная реакция большинства присутствующих на его визит. Он вежливо поклонился Цзэу-цзюню и с громким звуком опустил чарку на стол, затем, заведя за спину руки, вновь кинул взгляд по кругу.

      — Верно, господа. Меня не приглашали.

      Вэй Ин бросил это легко и невозмутимо, тогда как среди заклинателей наметилось неуютное ёрзание и перешёптывания. Лица многих исказило не только удивление, но и недовольство. Цзинь Гуанъяо, чудилось, понадобилось всё его самообладание, чтобы продолжать играть роль радушного и уверенного в себе распорядителя празднества.

      — Право, как неожиданно вы посетили нас, господин Вэй, — протянул он сладкозвучно. — По всей видимости, слава о сегодняшнем торжестве достигла самого Юньмэна. Стоит ли мне подготовить для вас место?

      Вэй Ин, всё это время упрямо избегавший встречаться с Лань Чжанем взглядом, признательно улыбнулся и покачал головой.

      — Не нужно беспокоиться. Я здесь не ради застолья и, полагаю, не задержусь. У меня дело к молодому господину Цзинь, — он повернулся к Цзысюню и одарил его долгим взглядом. — Можем поговорить?

      Лань Чжань, трепещущий внутри и снаружи, ощутил, как в нём поднимается не одно лишь беспокойство, но и ревность. Наблюдая за Вэй Ином, он испытывал острую потребность находиться рядом не только в короткий миг случайных встреч, а всегда. Проникновенный взгляд Вэй Ина, озорная улыбка и дразнящий голос задевали что-то сокровенное внутри. Жгло страхом утратить это и в то же время оказаться непонятым и отвергнутым в лицо. Против воли Лань Чжань продолжал мечтать о возможности быть частью его жизни, хотя и не представлял, как изменить препятствующую его стремлению реальность.

      Цзинь Цзысюнь, побагровев не то от возмущения, не то от смущения, ответил не сразу, но когда заговорил, фразы его отдавали желчью.

      — Лёгок на помине. Заявился, хотя тебя не звали, и сразу взялся учинять переполох. Вино предназначалось не тебе, а дела, какие бы они срочные ни были, подождут. Это пир моего дяди, устроенный им с особым вниманием к деталям и нацеленный на отдых и веселье. С чего бы я стал бросать всё и по первому твоему зову вникать, что там тебе вздумалось мне поведать посреди торжества? Хочешь переговорить — переговорим, но уж точно не сейчас и может даже не сегодня.

      Ресницы Вэй Ина на миг опустились. Казалось бы, столь неучтивый и необоснованно резкий ответ мгновенно выведет его из себя и спровоцирует конфликт, но он лишь прохладно хмыкнул, словно заведомо знал, как поведёт себя Цзинь Цзысюнь, и нисколько не удивился.

      — Молодой господин Цзинь, — начал он с поразительной выдержкой. — Неужели я бы стал беспокоить тебя и смущать собравшихся под кровом твоего дяди гостей в разгар праздника, если бы моё дело возможно было обсудить завтра или в любой иной день? Боюсь, нравится тебе или нет, мне придётся настаивать на твоём внимании здесь и сейчас.

      Цзинь Цзысюнь уже оправился от ошеломления его появлением и готов был держать удар:

      — То, что ты станешь настаивать, не означает, что будет по-твоему.

      Цзинь Гуанъяо, впопыхах сознавая, что чудом не случившаяся потасовка кузена с Лань Ванцзи вполне вероятно состоится, только уже с Вэй Усянем, вновь вынужден был вмешаться в диалог:

      — Молодой господин Вэй прибыл издалека, следовательно, дело и впрямь срочное. Может, если вкратце озвучить суть вопроса, удастся разобраться со всем без лишнего промедления и благополучно вернуться к застолью?

      — Опять ты влезаешь! — гаркнул на него Цзысюнь. — Заняться нечем, так ступай на кухню, там твои наставления нужнее.

      Цзинь Гуанъяо умолк, но остался стоять на месте. Цзысюнь надменно сменил чарку, которую осушил Вэй Усянь, и наполнил её вином, затем опять повернулся к Нефритам.

      — На чём мы остановились? Ах да! Моя просьба выпить всё ещё не удовлетворена.

      Лань Сичэнь издал тяжёлый вздох. Во взгляде Лань Чжаня полыхнуло жаркое пламя, но обращён он был не к Цзысюню, а потому последний, устремив на него прищуренные глаза, едва ли не оскорблённо процедил:

      — Ханьгуан-цзюнь, ты так и не ответил, чем я хуже человека, который прямо сейчас возвышается рядом со мной. Почему запреты твоего ордена не распространяются на времяпровождение с ним?

      Вместо Второго Нефрита отозвался Вэй Ин:

      — Если я отвечу, уделишь время моему делу?

      Его серые глаза заметно потемнели и в глубине начали отливать рубиновыми искорками. Улыбка стала навевать смутную опасность. Лань Чжань, а вместе с ним и Лань Сичэнь затаили дыхание. Цзысюнь же ничего замечать не желал. Он порывисто втянул носом воздух и развернулся всем туловищем к добивающемуся его внимания гостю.

      — Почему бы и нет! Раз Ханьгуан-цзюнь не считает нужным мне ответить, я, так и быть, послушаю твою версию.

      — По правде говоря, то, что случилось в ночь, когда меня и Ханьгуан-цзюня видели в Гусу, полностью на моей совести, — без обиняков заявил Вэй Ин.

      — Как это понимать?

      — Младший господин Лань не хотел пить и, тем более, не намеревался заселяться в гостиничный номер, но, как вы все знаете, на горе Байфэн я оказал ему весьма значимую услугу, а в уплату потребовал составить мне компанию в ночном приключении и испить вина, невзирая на строгие правила его ордена. Что же до женщин, наделавших столько шума, то все они были для меня. Лань Ванцзи и взглядом их не касался, а в итоге и вовсе выдворил вон.

      Лань Чжань, наконец обретя дар речи, немедленно возразил:

      — Вэй Ин, зачем ты…

      — Подожди, Лань Чжань, — не дал ему продолжить Вэй Ин. — Пусть люди знают правду, иначе эта история обрастёт ещё большим количеством кривотолков.

      Вэй Ин по-прежнему не смотрел на него, но говорил так убедительно и непринуждённо, что поневоле закрадывалась вера в его слова. И хотя Лань Чжань прекрасно знал, как обстояло дело, для прочих в зале фразы Вэй Ина представлялись чистейшей истиной, ведь его много лет за глаза величали смутьяном и повесой.

      — Незачем и дальше подкреплять заблуждения окружающих, — красноречиво врал он. — Той ночью я стребовал с тебя то, чего бы ты никогда не сделал, если бы не должок передо мной за инцидент на Байфэн.

      От понимания, что Вэй Ин намеренно отсекает всякую связь с ним, Лань Чжань вконец опешил и смешался. Выходило, он не ошибся: в гостинице случилось что-то настолько недопустимое, что разделило их непреодолимой пропастью.

      — Для чего так подло поступать? — не выдержал захваченно внимавший Цзысюнь. — Что такого тебе сделал Лань Ванцзи, что ты так себя повёл?

      — Нет никакого конкретного повода. Как известно, мне с давних пор не даёт покоя его высокоморальность и благочестивость, и я во что бы то ни стало хотел спустить его с небес на землю. Когда мне представилась такая возможность, я воспользовался ею безотлагательно. Вот и весь сказ. Ну как, мой ответ удовлетворил твоё любопытство?

      — Натуральное ребячество, — припечатал Цзинь Цзысюнь. — Достойный заклинатель не позволяет себе подобных выходок.

      — Мне свойственно идти своим путём. Достойно это или нет — не тебе судить, — твёрдо парировал Вэй Ин. — Удивительно другое. Ты ведь не хуже меня знаешь, каков Лань Ванцзи. Он самый благовоспитанный, исполнительный и степенный член Ордена Гусу Лань. Почему же ты так легко поверил, что он вдруг обрёл в моём лице собутыльника и компаньона в набегах на бордели? Будь это так, разве не повторялось бы это снова и снова? Но разве после того случая он хотя бы единожды появлялся в моём обществе или позволил себе вновь выпить?

      Спешно анализируя упрёк и жалея о несдержанности, Цзинь Цзысюнь в растерянности прикусил язык. Сказать ему и впрямь было нечего. Лань Чжань не покидал орден с той ночи, как его видели в Гусу, и ни в каких иных компрометирующих обстоятельствах замечен не был.

      — Видишь ли, добрые люди, донесшие до тебя эту историю, всё в ней значительно переиначили, — закреплял эффект сказанного Вэй Ин. — Ни для кого не тайна, что я и Лань Ванцзи плохо ладим с самой первой встречи и никогда не были настолько близки, чтобы впадать в высказываемые тобой крайности. Впредь лучше не гоняйся за сплетнями. Прежде чем выдвигать не подкреплённые фактами обвинения, пораскинул бы мозгами, с чего вдруг человеку с подобной Ханьгуан-цзюню репутацией, не имея на то весомого повода, изменять своим догмам и пускаться во все тяжкие с таким, как я?

      На вытянувшемся в замешательстве лице Цзинь Цзысюня отразилась усиленная умственная деятельность.

      — Лань Ванцзи пытался наставлять меня на путь истинный сколько себя помню, только зря потратил время, — иронично ронял Вэй Ин. — Как бы он ни старался, у нас разные дорожки по жизни. Ханьгуан-цзюнь образец порядочности и великодушия. Бескорыстнейший и честнейший из известных мне заклинателей. Постыдился бы портить ему вечер своими грязными намёками и требованиями объясниться. Он слишком добродетельный и скромный, чтобы признаться, как нехорошо я себя с ним повёл.

      — Вэй Ин…

      — Не надо, Лань Чжань. Людей ведь не обманешь. Уверен, собравшиеся здесь ни на минуту не усомнились в твоей благонадёжности.

      Вэй Ин пробежал насмешливым взором по притихшим рядам гостей.

      — Мы с тобой как молоко и чернила. Было бы даже странно, если бы кто-то всерьёз поверил, что ты добровольно позволил вовлечь себя в непристойности, но спасибо, что не стал обсуждать меня за моей спиной, в отличие от некоторых.

      Фразы Вэй Ина били чётко в цель. Цзысюнь выглядел пристыжённым и обескураженным. Его попытка уличить Лань Ванцзи в неискренности перед залом, полным заклинателей, обернулась неловкостью сродни навязчивости уличного выпивохи, прицепившегося с нелепыми бреднями к благородному человеку.

      — Молодой господин Вэй, — подал голос Лань Сичэнь. — Вы всё весьма ярко описали, но ведь я тоже там был, хотя и застал лишь концовку ночи, и мне показалось, ситуация складывалась несколько иначе.

      — Я и вас ввёл в заблуждение, глава Лань, — ничуть не смутился Вэй Ин. — Не хотел долгих разбирательств. Правда в том, что ваш брат в очередной раз стал жертвой моих дурных наклонностей. Прошу за это прощения и впредь постараюсь вести себя более подобающе.

      Тогда как Цзинь Цзысюнь не мог скрыть своего провала и возвышался со скривившимся от злости лицом, Лань Чжань, носивший маску непоколебимости изо дня в день, хорошо скрывал раздирающие его болезненные чувства, хотя на фоне ладной лжи Вэй Ина онемел нутром. В груди отчаянно ныло, в голове воцарилась сумятица. Невзирая на то, что на первый взгляд слова Вэй Ина имели целью сбить спесь с Цзысюня и обелить Лань Чжаня, последний видел за всем этим куда больше. Указывая людям в очередной раз, как плохи их отношения и сколь недопустимо их сближение, Вэй Ин публично отталкивал его — проводил черту, рвал даже те незначительные связующие их ниточки, что имелись между ними в прошлом.

      — И раз уж мы говорим обо всём без прикрас и мишуры, не стану дольше ходить вокруг да около, — донеслось до Лань Чжаня в следующий момент. — Молодой господин Цзинь, известен ли тебе человек по имени Вэнь Нин?

      Имя вынудило Лань Чжаня шире распахнуть глаза. Цзинь Цзысюнь, озадаченный резкой сменой темы, переспросил:

      — Вэнь Нин?

      — Да, Вэнь Нин.

      — Первый раз слышу.

      Вэй Ин склонен был не поверить.

      — Ну как же первый? В прошлом месяце ты в сопроводжении пары десятков человек отправился на Ночную Охоту в Ганьцюань, было такое?

      Цзысюнь равнодушно пожал плечами.

      — Может и было. Я провожу в охоте на нечисть большую часть времени, как и полагается талантливому заклинателю. Всех мест, где бываю, не упомнить.

      Вэй Ин усмехнулся.

      — В таком разе давай я освежу твою память. Ты и твои люди объявились неподалёку от предгорья Ганьцюань, преследуя восьмикрылого царя летучих мышей — редкий и довольно ценный трофей, попадись он вам в руки. Погоня привела вас в затерянное в чаще селение — место заточения остатков клана Вэнь.

      По залу прокатилась волна приглушённых голосов, но Вэй Ин, не обращая внимания, продолжал:

      — Ты облегчил себе и своим спутникам задачу в поимке твари и, дабы не гоняться за ней по всему горному хребту — выманил её, использовав вопящую и истекающую кровью наживку.

      Лань Чжаня поразило услышанное — после завершения военной кампании он не интересовался делами поверженного клана, не вникал в суть вопроса и был далёк от понимания положения, в котором ныне существовали выжившие. Все его силы уходили на подавление изматывающей сердечной тяги к Вэй Ину, все мысли крутились вокруг него. Но, судя по реакции заклинателей в павильоне, те были прекрасно осведомлены о судьбе остатков разбитого противника.

      После Аннигиляции Солнца и уничтожения Ордена Цишань Вэнь его богатые плодородные земли разделили между собой крупные кланы, участвовавшие в решающей битве. Местность Ганьцюань по итогам обсуждений отошла Ордену Ланьлин Цзинь, и как лидер среди прочих, он же занимался распределением и устройством военнопленных. Клан Вэнь почти полностью истребили. В живых осталось лишь несколько сотен — в основном дряхлые старики и маленькие дети, которых и близко не было в местах, где шли сражения. Пленников согнали в пустынную часть гор Цишань, ограничив возможность передвижения до смехотворных размеров, — даже скоту отводят больше. Люди лишились крова, имущества, пропитания и выживали, как могли.

      — Вопреки твоим стараниям, царь летучих мышей не клюнул на уловку, оказавшись смышлёнее той нечисти, на которую ты обычно охотишься, — вещал Вэй Ин, делая размеренные шаги вдоль стола, где преимущественно восседали поддерживающие Цзысюня молодые люди. — Твой скудный дар его не прельстил, и, будучи в расстроенных чувствах, ты решил наказать тех, кому и так пустили кровь ради твоей прихоти. Пытаясь остановить бессмысленное кровопролитие, к вам вышел заикающийся юноша по имени Вэнь Нин.

      Лань Чжань быстро сопоставлял сведения. Младший брат Вэнь Цин — целительницы, осуществившей пересадку Золотого Ядра, — тоже принимал в этом участие, следовательно, Вэй Ин был должен им в равной степени. Судя по всему, к нему обратился кто-то из близких Вэнь Нина, скорее всего — сама Вэнь Цин. Вэй Ин не мог отказать ей в услуге. Она и брат пришли к нему и Цзян Чэну на помощь, когда Пристань Лотоса пала, а также по сей день хранили его секрет, поэтому он безотлагательно прибыл в Ланьлин и не стал ожидать окончания торжества, чтобы призвать клан Цзинь к ответу.

      Цзинь Цзысюня переполнял гнев. Он жадно отхлебнул вина, всем видом демонстрируя враждебность и нежелание развивать беседу.

      — То, как я веду себя на охоте, моё личное дело. Псы из клана Вэнь только и годятся, что служить приманкой для тварей.

      — Значит, признаёшь, что забрал с собой Вэнь Нина и приходящихся ему роднёй людей из селения?

      — Что ты пристал ко мне? К чему этот допрос?

      Взгляд Вэй Ина остывал, как и его голос, хотя самоуверенная ухмылка по-прежнему теплилась на красивых губах.

      — Ты и твоя «талантливая» компания показательно избили ни в чём не повинного юношу и прихватили с собой вместе с теми, кого он защищал. Ныне местоположение всех этих людей неизвестно. Я здесь, чтобы выяснить, где они.

      Цзинь Цзысюнь не намеревался содействовать, даже услышав причину прибытия Вэй Ина в Башню Золотого Карпа. Во взгляде его вспыхнуло стремление отыграться за старые обиды и нынешнюю неловкость перед Нефритами и прочими гостями.

      — И для чего же тебе это знать? Псы из клана Вэнь давно не твоя забота.

      — Я сам решу, моя они забота или не моя. Скажи, где искать Вэнь Нина и его родственников, и возвращайся к веселью.

      — Сущая наглость с твоей стороны затевать подобный разговор. Ты, видать, совсем заигрался с инструментами тьмы и утратил здравомыслие, раз возомнил себя вправе приходить сюда и требовать от меня отчёт относительно дел, которые тебя совершенно не касаются.

      — Если бы и вправду не касались, меня бы здесь не было. Не трать моё время понапрасну. Отвечай, где Вэни, или поведай, что с ними сделал.

      Тон Вэй Ина изменился, его терпение явно иссякало. По залу Несравненной Изящности хлынул ледяной поток воздуха, коснувшийся всех и каждого. Стройную фигуру юноши в чёрном будто окутало прозрачное вибрирующее марево, вынуждая многих содрогнуться от ужаса. В пространстве копилось напряжение, как в знойный день перед страшной бурей.

      Нарастающее в покоях волнение всё же не вразумило Цзинь Цзысюня. Он и без того потерял лицо из-за вмешательства Вэй Усяня в его обличающую беседу с Лань Ванцзи, теперь к этому добавилось разоблачение его неудачи на Ночной Охоте и использования пленных в качестве наживки, что отнюдь не добавляло доблести его персоне и вынуждало проводить параллель с покойным Вэнь Чао, кто также питал склонность измываться над неугодными и скармливать их нечисти.

      Несмотря на то, что речь Вэй Ина должна была осрамить и припереть к стенке Цзинь Цзысюня, Лань Чжань кожей чувствовал, как обстановка в зале меняется не в пользу обвинителя. Большинство заклинателей, помимо того, что благоволили клану — зачинщику застолья, откровенно побаивались юного и необузданного мастера тёмных искусств и закономерно таили злобу.

      Цзысюнь также был в числе тех, у кого тряслись поджилки и шевелились волосы от взаимодействия с Вэй Усянем, но он пытался замаскировать страх яростью и нападками.

      — Куда смотрит глава Цзян? — чеканя слова, воскликнул он. — Ты совсем от рук отбился! Без приглашения нагрянул на приём и устроил не пойми что! Решил, раз повелеваешь силами тьмы, я испугаюсь тебя и не посмею рта открыть? Вот ещё! Поостерёгся бы лучше!

      — И кого же конкретно мне остерегаться? Тебя? Твоего дядю? Всего вашего ордена?

      — Ну вы только поглядите, каков наглец! — побагровел Цзысюнь. — Отваживаешься говорить со мной свысока, да ещё и в подобной обстановке? Совсем совесть потерял!

      — Оставь в покое мою совесть, озаботься лучше своей, — отбил Вэй Ин. — Я не препираться с тобой явился и с порога ясно озвучил свой вопрос. Возвести его в ссору было твоей идеей.

      Лань Чжань заметил движение в дальней части зала. Важно ступая, на почётное место взошёл Цзинь Гуаншань. Было неясно, как давно он присоединился к пиршеству и как много успел услышать. Лань Чжань сначала был слишком ошеломлён выпадами Цзысюня в свой адрес, затем появлением Вэй Ина и уже его репликами, потому упустил этот момент из виду.

      Лицо главы Цзинь освещала слащавая улыбка, будто перепалка молодых людей его нисколько не огорчила, а напротив — позабавила. Расположившись на шёлковых подушках во главе стола, он перекинулся парой фраз с сидящими бок о бок старейшинами и чуть погодя огласил:

      — Молодой господин Вэй, вы и впрямь не заботитесь о такте и манерах. Прибыли на частное застолье без надлежащих регалий, обвиняете Цзинь Цзысюня и портите настроение гостям.

      Говоря это, Цзинь Гуаншань сохранял лучащуюся доброжелательность, однако сквозь неё пробивалось возмущение, и не заметить это было невозможно. Он, безусловно, был наслышан о стычке Цзинь Цзюсюня с Вэй Усянем на горе Байфэн и в точности, как и тогда, не торопился положить конец своевольному поведению племянника. Лишь поняв, что грубость Цзысюня нисколько не влияет на решимость Вэй Усяня докопаться до истины, глава Цзинь соизволил вмешаться.

      — Глава Ордена Цзинь, — Вэй Ин повернулся к нему и по правилам этикета на миг склонил голову: — Приношу извинения, что посетил ваш праздник без договорённостей и причинил неудобства присутствующим. Дело, с которым я прибыл, можно решить меньше чем за минуту. Достаточно лишь сказать, живы ли те люди, которых силой увели из лагеря для беженцев, и если живы, то где ныне пребывают. После чего я пожелаю вам и вашим гостям всех благ и скроюсь с глаз.

      — Ваши требования ясны, но позвольте узнать, с чего вы так печётесь об этом Вэнь Нине и других пленниках?

      На этом вопросе Лань Чжань вздрогнул вместе с Вэй Ином.

      — Я обязан жизнью упомянутому юноше, а долг, как известно, платежом красен. Узнав, что его постигло несчастье, я не могу оставаться в стороне.

      — Ваши доводы понятны, но такие вещи лучше обсуждать с холодной головой и сытым желудком, — кивнул Цзинь Гуаншань. — Займите место в зале и переведите дух. Вернёмся к этому вопросу, когда вы выпьете вина и вкусите наших угощений.

      — Благодарю за великодушие и гостеприимство, глава Цзинь, но как уже было мной сказано, я здесь не ради вина и угощений. Не будь дело чрезвычайно срочным, я бы не посмел тревожить вас в день, когда вы принимаете у себя гостей.

      Цзинь Гуаншань, посмеиваясь, потирал массивный подбородок и размышлял.

      — И всё же, молодой господин Вэй, вам придётся внять моей просьбе и задержаться. Когда ещё представится такой случай?

      — Я не совсем вас понимаю.

      — Вы ворвались под мой кров и ссылаетесь на срочность, но, если подумать, отлагательств не терпят не только ваши дела, но и наши. Так не будем же упускать возможность решить и их заодно. Что на это скажете?

      Лань Чжаня настигла скручивающая внутренности паника. Лань Сичэнь почувствовал это и незаметно надавил рукой на его запястье под столом. Вэй Ин застыл и, недоумевая, уставился на Цзинь Гуаншаня. Тень смутной догадки промелькнула в его глазах.

      — О каких делах речь? Можно поточнее?

      — Эту тему я поднимал, и уже не раз. Разговор пойдёт о вещи, которую вы применили во время Аннигиляции Солнца.

      — Тигриная Печать Преисподней, — мрачно обронил Вэй Ин, и светлый оттенок в его глазах окончательно померк, уступив густой черноте.

      — Да, — согласно качнул головой глава Цзинь. — Насколько я помню, вы утверждали, что она создана из демонического металла, который вы добыли в пещере Черепахи-Губительницы.

      — Это так. В основу изготовления амулета лёг переплавленный древний меч, — подтвердил Вэй Ин.

      — Вы наделили его исключительными свойствами, но как именно это сделали, открыть не пожелали.

      — Не все мои изобретения предназначены для всеобщего пользования.

      — Тигриная Печать Преисподней была применена вами на поле боя лишь единожды. Сила её оказалась так велика, что переломила ход войны.

      Вэй Ин всё сильнее хмурился.

      — Я по-прежнему не улавливаю, к чему вы клоните.

      — Молодой господин Вэй, когда вы задействовали этот особый артефакт, судьба Ордена Вэнь была предрешена, однако в момент, когда мощь Печати вырвалась наружу, гибель постигла не только его членов — были затронуты, пусть и в значительно меньшей степени, и другие кланы.

      Вэй Ин, представлялось, наконец уяснил, что ему вменяют, и тяжело вздохнул.

      — Глава Цзинь, вы только что сами сказали, что когда я использовал Печать, орден, против которого мы все самоотверженно выступали, оказался повержен. Благодаря чему закончилась многолетняя тирания и война, уносившая тысячи жизней. Могущество предмета, даровавшего нам победу, не поддаётся осмыслению, но именно он приблизил этот день и этот чудесный приём, на котором вы все мирно и весело проводите время.

      — В этом и состоит моё беспокойство, — с приторным добросердечием внушал Цзинь Гуаншань. — Тигриная Печать Преисподней обладает колоссальным потенциалом, который весьма сложно контролировать. Вы очень молоды, господин Вэй, и, будет справедливо отметить, весьма склонны идти наперекор общественным устоям. Такая вещь, как ваш амулет, должна пребывать у того, кто знает, как правильно ею распорядиться, дабы она не представляла опасности для других и служила благу.

      — То есть мне следует передать её вам? — выразительно вскинул соболиные брови Вэй Ин.

      Его надменный смешок заставил улыбку Цзинь Гуаншаня побледнеть, а следующие слова окончательно лишили иллюзий относительно будущего амулета.

      — Глава Цзинь, я не для того проливал кровь в борьбе с Орденом Цишань Вэнь, чтобы, едва его не стало, Орден Ланьлин Цзинь занял его место и перенял повадки, что отчасти и так уже происходит. Тигриная Печать Преисподней — моё создание и останется при мне независимо от вашего мнения на сей счёт.

      Могильная тишь накрыла покои. Заклинатели молчаливо переглядывались, и во взглядах читалась общая мысль — юноша, стоящий перед ними и открыто заявляющий, что не покорится, отныне обрёл статус признанной угрозы, которую во что бы то ни стало необходимо устранить. Лань Чжань больше не сомневался — этот день и час всё изменит в судьбе Вэй Ина, а значит, и в его собственной.