30-е Цветеня 3790 года

Калхедон, Локерра

Когда они подъехали к воротам калхедонской столицы, Кэррол мысленно возблагодарила Франца за выбор кареты. Фестиваль был уже завтра, солнце медленно садилось в собравшиеся у горизонта тучи, а люди кишели у городских стен, как спешащие до заката вернуться в улей пчелы. Будь она сейчас в фамильном расписном чудовище с незабудками на дверцах – все бы слетелись посмотреть на эдакий цветочек!

Их скромный светлый экипаж вполне сносно трясло в дороге, которая, вопреки слышанным прежде слухам, была не хуже ардалинской части тракта. По крайней мере, Хейвуд сумела поспать днем и не улететь на пол, при том что гнали близнецы во весь опор. Кларенс и вовсе до сих пор спал, смешно морща нос и обнимая вторую подушку.

− У них там какая-то сумасшедшая толчея. Не то воз перевернулся, не то кто-то из местных князьков сломал колесо своего тарантаса и сел в лужу. Возможно, и то и другое, но это произошло прямо посреди дороги, теперь не объехать и ближе не подобраться – там уже и без нас тесно. Можем подождать здесь или встать в очередь к воротам, – вернувшаяся из разведки Оливия спрыгнула на землю, готовясь сменить скучающего на козлах брата.

− Значит, самое время начинать знакомиться с местными. Давай в очередь, − Кэррол потянулась до хруста в костях и по пояс высунулась из окна, разглядывая разномастную толпу.

Самые ушлые торговцы уже развернули цветастые шатры и начали предлагать всем съехавшимся на праздник свои товары. Зачем ждать до города или до утра, когда попробовать все традиционные яства можно здесь и сейчас, с пылу с жару на полевой кухне? Не успели прикупить наряды? Пожалуйста! Нужно чем-то развлечь уставших с дороги детей? Вот вам игрушки от лучших мастеров!

− Госпожа, ты давай уж или туда, или сюда, − близнецы поменялись, и теперь по правую сторону кареты на запасном коне гарцевал Оливер.

− Хочу чего-нибудь горяченького и свежую газету. И леденцов, я видела, там продают леденцы, − Оливер кивнул и шутливо отдал честь, а Кэл нехотя втянулась внутрь. Для плаща с капюшоном было слишком жарко, для шляпы – тесно и лень, а без них она будет, мягко говоря, слишком приметной. Дома ее лицо служило пропуском и заменяло документы, но здесь…

Ничего, со сбором слухов и сплетен справятся и без нее, а там уже и Элоиза введет в курс дела.

***

Вернулся Оливер нескоро: сперва наверняка флиртовал с тающими при виде светлоглазого улыбчивого северянина торговками, затем едва не сцепился с врезавшимся в него дворянчиком довольно облезлого, но неимоверно гордого вида. Будучи на две головы выше и на два заряженных пистолета убедительней, Блэкстоун, тем не менее, предпочел извиниться первым и залить оплошность хорошей выпивкой, тем более что боги столкнули их прямо у бочки с медовухой.

− Мой новый знакомый оказался третьим сыном благородной семьи Дубравных, и чтобы услышать его бесценное мнение о Столицкой Думе, Великой княгине и политике вообще, хватило одной кружки и удачно сунутой под нос газеты. Держите, кстати, − потеснив уже проснувшегося, но не до конца осознавшего себя наяву Кларенса, Оливер сел напротив нее и вручил непривычно бледную газету. Бумага была более гладкой на ощупь, да и оформление отличалось – кажется, у каэльцев была какая-то особая страсть украшать завитушками каждый заголовок, а такого понятия, как ровные поля, не существовало в принципе. Пожалуй, даже это могло говорить о том, как здесь принято жить и вести дела.

Горячие пирожки с картошкой и сладкие булочки Оливер отдал минутой раньше, а потому Кэррол лишь угукнула, поощряя рассказывать и не ждать от нее более внятных реплик.

Услышанное было столь же важно и хорошо для дела, сколь и предсказуемо: все мелкие «родославичи», иначе говоря, не удостоившиеся боярского титула дворяне, давно грезили о земельной реформе на манер Ардалина, Новой Кседонии и Дамана с присными. Земли у каэльцев было много, и хотя немалую ее часть занимали «ничейные» степи, посматривающим на соседей «пришедшим за песней»* стало ясно – если не предпринять что-то в ближайшее время, самые влиятельные боярские семьи легко отсоединятся и провозгласят себя Великими князьями в собственных обширных владениях. И эта революция едва ли будет напоминать фиссалийскую вольницу*.

Один слабый и неизменно дружелюбно настроенный сосед куда лучше десятка молодых, честолюбивых и буйных, каждый из которых стремится урвать себе кусок получше, а то и силой откусить его у соседа. Вот только все оружейные мануфактуры в руках Елецких и Перекрасовых, а чтобы отрастить свои собственные зубы, нужны деньги, которые, конечно же, будут рады предоставить в обмен на службу или часть земли радушные соседи. Ардалин уже почти спираль как встал поперек горла не только Кседонии, а иметь такое осиное гнездо под боком – значит тратить огромные деньги на армию и приграничные гарнизоны, чего очень не хотелось бы.

До прошлого года о таких мерах и речи не шло – Великая княгиня Мирослава и королева Сильвия были подругами, разделявшими политические и философские взгляды друг друга. Они постоянно писали длиннющие письма и ездили в гости, именно в гости, ведь назвать эти поездки официальными визитами значило бы обесценить и опошлить то, что связывало этих двух сильных, любящих своих людей и свои страны женщин. Вместе они разработали целую программу для обучения академиков, планы на строительство ткацких мануфактур в богатой на лен приграничной области и ту самую реформу, проведение которой разом подрезало бы боярам и загребущие руки, и излишне длинные языки.

Не пожелавшие лишаться привилегий в пользу любимого отечества князья сделали ход первыми, и осуществить дело всей жизни Мирослава не успела: прошлой весной ее вместе с мужем и старшей дочерью нашли мертвыми в собственных постелях. Ждавшие своего часа падальщики тут же обвинили во всем главу Приказа тайных дел и его ближайших союзников. «Осиротевшие» бояре казнили «негодяев и отравителей» быстро, можно сказать второпях, после чего с упоением принялись грызть уже друг друга и чудесным образом упустили момент, когда в столицу вернулись Дария и Милена.

Старшую из сестер венчали на княжение в тот же день – боявшаяся пить и есть в собственном дворце Дария не стала ждать пышной церемонии, и, вероятно, лишь благодаря этому умудрилась выжить. Что касается младшей… что ж, спасибо родославичу Дубравному, теперь сомнений не осталось: волну последующих смертей среди особо радевших за спокойствие в стране дворян все, не сговариваясь, приписали ей.

«Ведьма» примчалась в Локерру одновременно с сестрой, хотя всем было прекрасно известно, что теплую половину года княжна Милена проводит якобы у родственников, на севере страны у самых болот, где «ворожит и колдует непотребное, подчиняет трясину и выводит яды, прежде невиданные». Тьфу, ну придумали же! И ладно простой народ – не обремененные собственным мнением дворяне и даже некоторые чиновники, как оказалось, придерживались тех же взглядов, а потому и среди союзников княгини начался разлад. Кто-то решил, что сама Милена родителей и отравила, потому что от Болот добраться до столицы так быстро попросту невозможно. Кто-то – что она опаивает сестру зельями и правит вместо нее, а кто-то в своих безумных фантазиях и вовсе дошел до того, что княжна не выносит солнца, потому что обращается к темной силе и не является человеком!

Читать об этом сидя у себя дома в Эмберхолле, городе нетерпимых к бездоказательным небылицам академиков, было забавно. Слушать клевету о «зеленоглазой Отраженке» от образованного, с уважением и трепетом отзывающегося о «матушке-княгине» молодого парня было мерзко, даже в пересказе.

− Дурь какая-то, − без обиняков озвучил ее мысли Кларенс. – Она же постоянно к нам в Эмберхолл приезжала, мне отец рассказывал. Барышня как барышня, бледная очень только.

− Как видишь, в дурь и страшные сказки о порче люди верят гораздо охотнее, чем в вовремя погнавшую ее домой интуицию и плату за особый дар, − как же им с Генри повезло родиться не здесь!

А вот княжне Милене не повезло, и решать эту проблему теперь графине Хейвуд лично.

− Кэррол, можно я прогуляюсь? – Клару, как и всякому учуявшему новые открытия мальчишке, совершенно не сиделось на месте, а из окна кареты удобно было рассматривать разве что проезжающих мимо пыльных всадников и куски ближайших к дороге палаток.

− Если не вернешься через четверть часа, я съем твой леденец, − мальчишка просиял и вручил ей свое улыбающееся солнце на палочке, мол, держи сразу, не жалко. Оливер понятливо выскочил следом за ним, и Хейвуд осталась наедине с газетой, сладостями и собственными мрачными мыслями.

Писали, помимо объявлений о найме рабочих, в основном о предстоящих празднованиях. Привели даже историческую сводку о переходе Калхедона на всеобщий календарь с празднованием Нового года в первый день зимы, а не лета. Новые традиции ожидаемо смешались со старыми, и хотя официальные бумаги ныне соответствовали мировым стандартам, в сознании людей главным праздником года так и осталось первое Травеня с его звездопадом.

Читать на каэльском было легко и увлекательно, тем более что учили их чаще не на печатных изданиях, а на полных ненавистных завитушек и совершенно немыслимых наклонов и углов рукописях, которые она вспоминала с теплотой, а Франц и Генри – с ужасом. О, вот и чьи-то стихи на последней странице, совсем как в родном «Вестнике», разве что здесь все больше оды падающим звездам и расцветающей под их светом возвышенной и вечной любви, а дома – кое-как зарифмованные чеканные строки перебранок ученых, которым звание и статус не позволяют поливать друг друга грязью как-то иначе.

Не удивительно, что наизусть они чаще учили переводы чужих стихов.

Чтиво и леденец разочаровывающе быстро кончились, а искатели приключений не спешили возвращаться, так что ей остались только мысли, тяжелые и отнюдь не сладкие.

Итак, как только закон пройдет обсуждение в Столицкой Думе, Дария объявит все земли принадлежащими государству и начнет раздавать поместья своим людям, если таковые, конечно, у нее еще остались…

***

Кларенс чувствовал острую необходимость проветриться после долгого, ужасающего своей нелепостью кошмара о голодных пнях, гонявших его по незнакомому темному лесу.

Не то чтобы в толчее у городских ворот была возможность подышать свежим воздухом – скорее, отличный шанс наглотаться пыли и быть незаметно ограбленным – но духоту вполне искупала веселая предпраздничная суета, улыбки на лицах незнакомцев и возможность прикупить что-то действительно диковинное. Ну, вот например какую-то странную прыгучую игрушку на ниточке или резную свистульку для Клары. Хотя нет, свистульку не надо – Генри и так уже вручил мелкой варган, что оказалось едва ли не хуже бубна и барабана. Их приглушенный дверьми стук хотя бы был привычным, его можно было терпеть и не обращать внимания, а вот совершенно потустороннее треньканье, сопровождаемое «шаманскими» завываниями, вызывало смутную тревогу и навевало мысли о призыве домашней нежити.

Стоило им отойти от запруженной каретами и повозками дороги, как Оливер заприметил палатку торговца местными узкими и кривыми кинжалами, название которых Клар позабыл. Внутри не слишком интересующемуся оружием Брэдли быстро стало скучно, так что он пообещал подождать снаружи и ни во что не ввязываться. Но боги решили иначе.

− Держите воровку! – визгливый женский голос разрезал жужжание толпы.

Кларенс вздрогнул и закрутил головой, неосознанно прижимая рукой спрятанный во внутреннем кармане куртки кошель. Из-за широкого шатра с оружием и стоящего рядом вола в упряжке ничего было не разглядеть, он шагнул в сторону – и тут же полетел на землю, сбитый с ног кем-то ужасно костлявым.

− Пусти! Пусти, кому говорят!! – заверещала врезавшаяся в него девица, которую ни разу не прогулявший занятия по искусству защиты Кларенс после приземления рывком подмял под себя. Далее следовало оседлать противника и надежно зафиксировать руки, дабы не получить ответный удар в голову, но Брэдли замешкался, увидев сперва темные синяки на тонких запястьях, затем – полные паники и гнева светлые глаза, нежно-зеленые, как первые травы…

Боль была сильной, а удар до того низким и обидным, что утереть непроизвольно выступившие слезы и подняться Клар смог лишь спустя полминуты, за которые резво подскочившая на ноги девушка успела отбежать к соседней палатке и столкнуться со стражниками. Они, в отличие от Кларенса, не растерялись и скрутили воровку в два счета. Та не унывала, продолжая шипеть и вырываться, но притихла сразу же, как только из начавшей собираться толпы вышла женщина постарше в богато расшитом сарафане и с окровавленным платком у очевидно разбитого носа.

− Эта мерзавка напала на меня и попыталась ограбить! – визгливо провозгласила дама, ткнув в сторону пойманной девушки тонким пальцем с ярко блеснувшим золотым перстнем. Боярыня, видать, вон и свита в одинаковых оранжевых кафтанах подоспела.

Отряхнувшись и поморщившись – все оказалось не так плохо, как ему думалось, но синяк на бедре точно будет – Брэдли побрел в их сторону, ведомый исключительно любопытством.

− Неправда! Это мои деньги, ты, выдерга кривозубая!

− Да как ты смеешь, паршивка! Все думаешь, что раз мордашка миленькая, так все с рук сойдет? Нет уж, теперь тебя, разбойницу, точно высекут!

− Что?! Как? – Клар не планировал привлекать внимание, но восклицание вышло до того удивленным и громким, что повернулись все, кто стоял рядом.

− Как-как, розгами. За грабеж, ежели докажут, − хмуро ответил усатый стражник, оглядевший наивного иностранца с головы до пят.

Пока Кларенс переваривал эту новость – в Ардалине телесные наказания отменили еще до его рождения – охрана боярыни попыталась забрать что-то тихо шепчущую девушку у стражи, но не тут-то было.

− Ку-у-уда? Куда руки тянешь, тебя спрашиваю? Пройдемте-ка все вместе, расскажете, что стряслось, а девица в любом случае пока при нас останется, до выяснения. – Второй, более пузатый и представительный стражник выдвинулся вперед и положил руку на эфес. Зрители заинтригованно загудели.

− Да нечего тут выяснять! – вновь взвилась женщина, и Кларенсу внезапно остро захотелось услышать, что она неправа и вообще клевещет.

− Она все врет! – оглядевшись, названная воровкой девушка неожиданно расправила плечи, выпятила грудь и расставила ноги, словно позируя для картины. Вот только для легендарных местных богатырш она была слишком тощей, а для правительницы − слишком встрепанной.

− Я ее троюродная сестра, эти деньги – мое приданое, и вообще они хотят меня замуж продать, голодом морят и на привязи держат, как собаку, вот! – в доказательство под нос мгновенно разжавшему руки стражнику сунули уже виденные Кларенсом синяки.

Толпа загудела громче, а готовая лопнуть от злости тетка хлюпнула сломанным носом и едва не выронила платок. Кожа на ее лице пошла красными пятнами, и заметившие это охранники вновь предприняли попытку отбить добычу у стражей порядка.

− Как звать-то тебя, барышня? – уже мягче спросил поймавший девушку усач. Второй стражник недвусмысленно чиркнул вынутой из ножен саблей у самых носов топчущихся рядом охранников, на радость Кларенсу и толпе не подпуская их ближе.

Жаль, что здесь нет Анатоля. Вот кто точно мигом вспомнил бы, что в этой стране полагается за такое обращение с родственниками! Впрочем, полагается ли вообще?.. Будь у него хотя бы неделя перед отъездом, успел бы разузнать сам!

− Василиса… − договорить девушке не дали.

− Я – боярыня Светлозерская, − несмотря на окровавленное лицо и хлюпающий нос, прозвучало это достаточно грозно. − И если вы немедленно не передадите эту умалишенную моим людям, я объявлю вас ее сообщниками и, − второе слово Кларенс не понял, но оно явно значило какое-то тяжкое преступление и произвело нужный эффект: стражники растерянно переглянулись и под натиском трех окруживших их охранников отступили назад, сдавая позиции.

Да как так можно?!

− В таком случае мне придется обвинить вас в лжесвидетельстве! – он произнес это как можно громче, тверже и с намеренно ужасным акцентом, прекрасно понимая, что иных козырей, кроме правоты, наглости и собравшихся вокруг зрителей у него нет. – У нее… у барышни Василисы синяки, это видел я, это видели все, а если вы не оставите ее в покое, то об этом еще и услышат, причем не только в Локерре, но и в Ардалине! Хотите ославить свой род на две страны? Прекрасно! Такие скандалы забывают не скоро, верно я говорю?

Тетка покраснела еще больше и уперла руки в бока, очевидно желая высказаться в ответ, но зрители не подвели.

− Верно!

− Безобразие! Посреди бела дня!..

− Что о нас подумают люди?

− Нажаловаться на них княгине!

− Мы невестами не торгуем!

Двое дюжих торговцев из соседних палаток оттеснили заметно поубавивших спеси охранников от стражи, и, насколько успел заметить Кларенс, в этот момент усач шагнул в сторону, закрывая Василису от чужих глаз и больше ее не удерживая.

− Семейные дела вне наших полномочий, − поспешил умыть руки стражник, как только окончательно рассвирепевшая боярыня повернулась к нему. Дальше Кларенс не слушал – дело было сделано, толкавший его на подвиги праведный огонь угас, сменившись мелкой дрожью в руках и осознанием ненужных последствий. Он медленно, спиной вперед протиснулся в толпу, и только убедившись, что на него не смотрят, бросился обратно к палатке оружейника.

Оливер настиг его на полпути, резко ухватив за плечо и напугав до тихого, какого-то задушенного писка.

− Я это, я, не мельтеши, герой, − ободрительно похлопав его по спине, Блэкстоун кивнул в сторону дороги. – Идем скорее, пока эти буйные про тебя не вспомнили и не хватились.

− Ты видел?

− Я в основном слышал, но и поглядеть успел. − Еще бы, с его-то ростом! – Это было правильно и глупо, вот что я тебе скажу.

Клар обиженно запыхтел, но спорить не стал. Да, девушка могла и врать, да, он мог серьезно влипнуть, и тогда Кэррол пришлось бы тратить время на совершенно ненужные разбирательства, но боги! Как же он был рад, что сперва сделал, а потом уже обо всем этом подумал.

− Сударь! Сударь, постойте! – Услышав знакомый голос, они остановились и повернулись к… что ж, больше всего это напоминало огромную медузу, хотя на самом деле являлось дальней родственницей шляпы-поганки генерала Клифф, отрастившей полупрозрачную вуаль почти до самой земли. И когда успела раздобыть?

− Барышня Василиса?

− Тс-с, они все еще меня ищут! – «медуза» подплыла к ним вплотную. – Я хотела извиниться и сказать спасибо.

− Да не за что, − Клар улыбнулся, пытаясь разглядеть так впечатлившие его глаза под вуалью. – Если я могу еще чем-то тебе, то есть вам, помочь…

− Кларенс! – возмутился вежливо отступивший на пару шагов Оливер. – Мы торопимся!

− Вообще-то, можете, − Василиса подалась вперед и крепко схватила его за руку прямо через ткань шляпы. – Помогите мне попасть в город, пожалуйста! Вы же на карете, верно? Скажете, что служанка, документы не станут проверять! – Клар опешил, не зная, как быть, и девушка усилила напор. – Я в самом деле никого не грабила, даже если узнают, вас ни в чем не обвинят! Это мои деньги, и я могу вам заплатить…

− Не надо! – он заставил себя вырвать руку и покачал головой. – Денег не надо, и я тебе верю, но… − а стоит ли верить? Тогда в таверне тоже ничто не предвещало беды, а они попались, как мухи в кисель. Но разве кто-то стал бы разыгрывать такое представление ради него? Вот целься они в Кэррол – было бы подозрительно, а так – чушь! Стыдно, Брэдли, стыдно! – Но решать не мне, а госпоже графине. Наша карета уже у самых ворот, идем, я попрошу за тебя!

Оливер поджал губы и глянул неодобрительно, но мешать не стал. Верно, люди Хейвудов приветливы только со своими, чужаков они терпеть не могут. Как и сама Кэррол, к слову, так что придется поднапрячься.

***

− ..и потом она нашла нас в толпе и попросила помочь проехать в город, потому что иначе ее обязательно задержат и вернут родственникам, и они сделают так, что до совершеннолетия она не доживет, − закончил тараторить с надеждой заглядывающий ей в глаза Кларенс.

Кэррол тяжело выдохнула и потерла переносицу, обдумывая услышанное. Торопился Брэдли не зря – они были уже у самых ворот, и поймать беглянку могли в любой момент, хотя странно, что она в этой своей шляпе не слишком-то привлекала к себе внимание. Если нынче в Калхедоне такая мода, то ей очень повезло!

− Кэррол? – в искусстве строить глазки до Генри ему было как до дома пешком, но Клар очень старался. Влюбился, что ли, в эту сногсшибательную особу?

− Хорошо, пускай садится. Но учти, − рванувший было наружу мальчишка звонко стукнулся лбом о косяк, ойкнул и замер в смешной позе, навострив уши, − так просто я ее не отпущу. Придется рассказать и как так вышло, и куда планирует податься дальше, это как минимум.

− Как скажешь! – тут же решил за двоих юный герой. Он выпрыгнул наружу, и на его место спустя полминуты взлетела – иначе и не скажешь – бойкая худая девица с длинной русой косой. Кларенс и шляпа расположились по обе стороны от нее, занимая все свободное место.

− Ну, приятно познакомиться, барышня Василиса. − Смотрела девочка настороженно, но без удивления. Предупредили, значит. Хорошо. – Не думаю, что с проездом в город возникнут проблемы, но кровь на сарафанчике на всякий случай прикрой.

− Это не моя! – девчушка тут же смущенно переложила шляпу на колени. – Это Ленкина, я ей нос разбила перед тем, как сбежать.

− Здорово, − не кривя душой похвалила боевую пташку Кэррол. Та зарделась, явно не ожидая подобной реакции, и в этот момент в левую дверцу кареты постучали.

Досмотр и проверка подорожной не заняли и десяти минут. На встрепанную девицу без документов внимания не обратили, а вот двойное дно экипажа вызвало вопросы. Пришлось звать Оливера, открывать и демонстрировать совершенно пустой тайник.

На уложенную брусчаткой широкую улицу они выехали уже в сумерках, благо, город в преддверии праздника даже не думал спать, так что узнать дорогу до дома Элоизы Грэнси труда не составило.

− Ну что, юная сударыня, расскажешь теперь, что такое с тобой стряслось?

Девочка кивнула и сжала тонкие пальцы на несчастной шляпе. Все еще волнуется. А глаза и впрямь хороши, да и носик ничего такой. Боевой, целеустремленный.

− Меня зовут Василиса Вельяминова, госпожа графиня. – Боги, как официально! Будто бы ей не двадцать четыре, а как минимум шестьдесят. Впрочем, пока она здесь, так и будет, надо привыкать. – Та женщина действительно боярыня и моя троюродная сестра, и она действительно везла меня в город за тем, чтобы выдать замуж.

− Разве у вас такое законно? За кого, кстати? – Дария что, вообще уже ни за чем уследить не может?

− За боярина Головкина. Не законно, но они бы все подделали так, будто я согласилась, а потом обязательно отравили бы. Или еще что, не знаю, им важно, что Павел уехал и не вернулся, Виталий в темнице вместе с родителями, я одна наследница осталась! – сказано это было так возмущенно, что Кэррол приготовилась услышать, что посадили ее родственничков год назад. Вот было бы удачно…

− Как твой брат мог уехать и оставить тебя в такой момент? – встрял Кларенс. Да, хороший вопрос, но не самый важный.

− Пашка не знал, − девочка отпустила шляпу, сложила руки на коленях и отвернулась к окну, видимо, чтобы проще было держать себя в руках. И поглядывать на них через отражение. – Дела у нас уже тогда шли не очень, дорогие родичи помогать не хотели, и Павел нанялся охранником в торговый караван до Элодеи. Деньги оставил нам и сбежал ночью, потому что иначе матушка его бы нипочем не пустила, это ведь так опасно…

Да, опасно. Особенно если морем.

− Отец после этого решил, что негоже ему дома сидеть – все равно один хороший урожай делу не поможет, земли у нас не так много. Они с матушкой посоветовались и решили переехать в столицу, вернуться на службу, как в молодости. Заодно Виталия устроить, невесту ему присмотреть.

− Твои родители оба служили? Кем?

− Отец при Думе секретарем, матушка – в казначейском приказе, − с гордостью ответила Василиса, и Кэррол ободряюще улыбнулась, уже зная, что услышит дальше. − Когда год назад все случилось, отец заступился за главу Приказа Говорина, потому что знал, что тот не мог никого отравить. Говорин был старый, ворчливый, но о его преданности княгине и князю знали все!

Ого, как разошлась! Но это уже любопытно, более того, это может быть полезно. Кларенсу решительно благоволит Удача – что ни прогулка, так богатый улов. Может, если выпустить его завтра на площадь погулять, он и княжну ей за ручку приведет?

− Да, мы слышали, что тут у вас дело нечисто. Ты тоже так думаешь? – Кэррол постаралась спросить так, словно ответ ее не очень-то интересует.

− Я уверена! – подтвердила Василиса. – Отца с матушкой в темницу бросили сразу же, на второй день, еще до приезда нынешней княгини. Меня тогда в спальне заперли, чтобы не мешала, но я вылезла через окно на крышу и видела, как их увозят. Отцу даже мешок на голову нацепили, как какому-нибудь убийце или каторжнику! – девочка стукнула кулаком о стенку кареты и шмыгнула носом, не желая реветь перед незнакомцами. Кэррол молча подала ей чистый платок и подождала, пока Василиса продышится. – Виталий, это мой второй старший брат, не смог это вытерпеть и назавтра пошел во дворец. Он требовал объяснений, его попытались прогнать, тогда он устроил драку – и его тоже схватили. Объявили потом, что они признались в сговоре с отравителями! Да будь это правдой, Елецкий со своим дружком Перекрасовым эти улики княгине под нос сразу сунули, родителей бы казнили, а титул можно было бы и без меня кому им надо передать. Но нет, ко мне приехали дорогие родичи, которые матушку после свадьбы с простым писарем и знать не хотели, увезли к себе – вроде как моей же безопасности ради – а дом продали!

− Это возмутительно! Ты обязана на них пожаловаться! – Кларенса эта история явно ранила в самое сердце. Да и ее саму, стоило признаться, задело, разве что в отличие от Брэдли она могла при этом сидеть спокойно, а не подпрыгивать от едва сдерживаемого гнева и обиды. – Ты ведь поэтому не сбежала от них по дороге в столицу, да?

− Именно! – девочка благодарно схватила его за руку, Клар положил вторую ладонь сверху, и оба посмотрели друг на друга так, что Кэррол почувствовала себя третьей лишней. – Я даже составила официальное прошение, я умею по правилам, папа научил. Теперь осталось только до княгини добраться, ну, или хотя бы до княжны!

− Ты ей доверяешь? – быстро переспросила Кэл.

− Конечно! Она гениальная травница, матушка всегда восхищалась, как ей удается все цветы оживлять и выхаживать даже в непогоду. У нас один горшок васильков дома стоял – ее подарок.

Прелюбопытно.

− Насколько я помню, по традиции во время Многоцветника княжеский двор и все Приказы не работают, даже гостей и дипломатов официально не принимают, − а также не делают никаких объявлений, не приговаривают заключенных и не начинают войн.

− И свадьбы тоже не играют, − подтвердила Василиса. – Ох, знали бы вы, чего мне стоило целый месяц прикидываться комнатным растением! Не спорить, не хамить, поручения Ленкины выполнять. Лишь бы на праздник взяли, а не потом сразу в ратушу провезли, с мешком на голове, чтобы на помощь не звала!

− Так зачем устроила побег перед самым въездом в город? Разве после это сделать было не логичнее?

− Вы правы, но я просто… не выдержала, если честно, − девочка замешкалась, подбирая слова, и очень красноречиво потерла запястья. − Ленка знала, что я прикидываюсь, и приказала своим уродам связать мне руки и кормить раз в день, чтобы сил «на фокусы» не было. Я молчала, но она все больше ехидничала. То уверяла, что Витальку казнили или замучили давно, то «сочувствовала» что Пашку наверняка морские твари съели, и косточки его на берег вымыло. Я слушала и потихоньку пыталась ослабить веревку, на второй день получилось. А после очередного смакования того, что она на деньги с «продажи» моей и наших владений себе прикупит, я дала ей головой в нос, схватила кошелек – его еще бабушка маме дарила – и бежать.

− Ты молодец, что так долго держалась. Я бы точно не смог, − Клар продолжать вилять хвостом и смотреть теперь уже откровенно влюбленно. Все, в омут с головой, теперь хочешь не хочешь, а девчонку придется сберечь. Сколько ей, интересно, лет? Пятнадцать? Нет, должно быть больше, так рано вступают в брак разве что в Орэдо или Элодее.

− Ты провернула хороший фокус, но для осуществления твоей затеи этого мало. Мы приехали отдыхать, но я, пожалуй, буду не против немного развлечься и помочь вывести твоих родичей на чистую воду. Два дня, пока длятся праздники, будешь под моей защитой, а там посмотрим, что можно сделать.

 − Спасибо вам! Я этого не забуду!

Хейвуд отмахнулась, мол, пока не за что, Клар – умный мальчик − спросил, не хочет ли она пить и как вообще себя чувствует, а Кэррол смотрела на их неловкое воркование и мрачно думала, что если девочку удастся привлечь к делу – хотя бы как отвлекающий маневр – такого она и вправду никогда не забудет.