Севастиан прекрасно понимал, что характер по молодости у него был прескверный. Склочный, резкий, обидчивый – не удивительно, что они не раз попадали в ситуации, когда Дэвиду приходилось удерживать его от драки. А однажды даже буквально зажимать рот, чтобы острый друидский язык на нее не нарвался. Особенно после заката, хотя сам одаренный по этому поводу не переживал – перчатки решали проблему болезненных прикосновений, так что хоть ты кулаками маши, хоть пинайся… лишь бы за шею не хватали.

Впервые на его памяти дело обстояло с точностью до наоборот: Дэвид неумолимо закипал, незаметно для себя повышая голос, а он стоял рядом и жалел, что не подлил другу снотворного. Гвардеец, что и говорить, был сильнее, так что на месте его удерживала не сжимавшая плечо рука, но понимание последствий. Вряд ли приближенный государя лишится должности за перепалку с дэмнбриджским градоправителем, но за такую важную шишку прилетит все равно знатно… Да и, по мнению друида, этот усатый бледный господин Сандерхилл трусил совершенно обоснованно.

– Господин Брэдли, поверьте, я целиком и полностью разделяю ваше негодование! Я и сам глубоко оскорблен подобной безнравственной наглостью, но и вы меня поймите! – На удивление не попытавшийся выставить их вон чиновник встал и оперся широкими ладонями о дорогущий, нефритом инкрустированный стол. Маленькие хитрые глазки бегали с Дэвида на него, точно этот облаченный в мундир угорь чуял, что «доктор семьи Хейвуд» также заинтересован в том, чтобы задержать отправление стражи в Нижний Пригорок. – Если вы и ваш уважаемый друг правы, и в деревне нас поджидает такая опасность… мы не можем рисковать накануне праздника, когда город переполнен и каждый страж на счету! Тучи разойдутся не позднее трех часов, умоляю вас, дайте природе время! Дорога подсохнет, а мы хотя бы будем защищены от Отраженцев. С наступлением темноты согласно праздничному протоколу освещение и охрана улиц будут усилены…

– Что дадут ваши фонарики жителям деревни? Они просили о помощи еще две недели назад!

– И не дождались ее, поверив бес знает в какие бредни! – градоправитель грохнул-таки кулаком по столу, но тут же опомнился и поспешил извиниться. Возмущенный чужим бездействием Дэвид даже не вздрогнул, а отступать тем более не спешил. – Я посылал людей для проверки их жалобы, но ни стража, ни местные стервятники ничего не обнаружили! Что мне было, самому там ночью дежурить с факелом в одной руке и пучком благовоний в другой? – Дэвид открыл было рот, но Севастиан успел предупредительно сжать пальцы. Даже не вздумай! – Господин Брэдли, при всем уважении! Если с ними что-то случилось, то произошло это ночью и по их вине. УЖЕ произошло, ну поймите же! Какой смысл рисковать сейчас, если этим самым мы можем подвергнуть неизвестной опасности целый город с населением в сто тысяч человек?!

Брэдли шумно вдохнул, готовясь возразить, но Сандерхилл оказался быстрей:

– И нет, я не открою ворота и никуда вас не пущу, можете сколько угодно говорить о своих правах и размахивать документами. Да хоть медалью мне в лоб швырните, я же вижу, у вас руки чешутся! Если с вами что-то случится, Его Величество виновных на рудники отправит, и даже не спорьте! – Вот теперь Дэвид в самом деле опешил. Смутился. Неужели сам не подумал, что так и будет? – Лучше послушайте вашего друга и, если долг зовет вас даже из отпуска, помогите нашим ребятам с подготовкой. Зажигательные смеси, правильная группировка, подготовка трав для окуривания… вам видней. Господин Флетчер, ваши наблюдения и помощь так же могут оказаться полезны.

– Мы поняли. Прошу прощения за беспокойство, – последний аргумент, как видно, возымел свое действие, и Дэвид, еще растерянный, раскланялся и покинул кабинет градоначальника вслед за ним.

– Ты знал, что так будет, – это не было вопросом, но очень походило на укор, и Севастиан на всякий случай кивнул.

– Догадывался. Поэтому и сказал домашним не будить тебя, а то бы мы тут под дверью час проторчали вместо завтрака.

– С такими друзьями, как ты…

– И часов не надо, ты это хотел сказать? – Гвардеец хмыкнул и остановился, забыв, видно, куда теперь идти. Севастиан запомнил путь по коридору ратуши лучше и уверенно указал направо. Там висел очередной праздничный венок и целая гирлянда хрустальных звезд, на которую оба и уставились, нелепо застыв на месте.

– Забудь. Спасибо, что удержал…

– Ерунда. Пошли, научу местных гарнизонных пташек паре трюков… должен же быть прок от моей второй профессии?

***

Закрыться и посекретничать удалось не сразу. Сперва к ним пристали требовавшие показать и погладить орла дети, которым пришлось объяснять, что орел – птица вольная, клювастая и вообще довольно хищная, так что характерами дядя Севастиан и Драчун сошлись не просто так, оставьте их в покое. Затем прогнавшая детвору госпожа Делис решила расспросить об увиденном вчера, ведь очевидно же, что зять сбежал из дома по вполне определенной причине… Лиам, кажется, о чем-то догадывался, но все же смог успокоить гостеприимную хозяйку тем, что Брэдли ни в коем случае не отправится в деревню один, да и вряд ли отправится вообще – что у них здесь, мало своих людей?

После непродолжительной беседы о благонадежности знакомого домочадцам Севастиана – с Генри несколько потов сошло, пока Буш так и эдак кружил, пытаясь выяснить что-то компрометирующее о его лекаре – почтенная мастерица удалилась. Зато на смену ей явились, как трехглавое чудище из сказок, Гектор, Уильям и Филипп, успевшие с утра пораньше передать местной школе привезенное из столицы оборудование и собранных вчера пауков. Там лаборанты вволю потрепали языками с местными коллегами и теперь рвались исследовать тайны природы, но Генри с порога огорошил их тем, что собирается закрыть «паучье дело» и направиться в Верхний Пригорок еще до праздника.

– Да чего вы от меня ждете, чуда?! – Захотел, ёж вам в кровать, побеседовать с глазу на глаз! Надо было сразу врать, что собирается сесть за статью, а куратор будет сидеть над душой, тогда бы точно никто близко не сунулся! – Я все уже сказал! Паводки, обилие мушек, у птиц гнезда смыло, а оставшиеся всех склевать не могут… кстати, самих пауков ливнем тоже смыть могло, в этом плане погодка что надо. Дальше только окуривать деревья перечной мятой, а в домах избавиться от вредителей поможет овечья шерсть, лимон и лесной орех…

– Нужно будет составить из них какое-то зе… в смысле яд? – Гектор, казалось, ожидал увидеть по меньшей мере представление с танцами и бубном. За кого они его принимают, дикого шамана с севера Залесья? Шкуру на плечи и вперед на кухню за свеклой для боевого раскраса?

– Разложить по углам и ждать, пока запах всех отпугнет, – догадался Филипп. – Мои так делали, только лимонов, конечно, не было… это я уже позже, в Академии вычитал.

– Этого вполне хватит для отчета. Можете приступать, а мы с виконтом как раз займемся статьей… – заклинание «отчет-статья-писать» в исполнении Буша сработало безупречно, и уже через минуту они заперли, наконец, дверь любезно предоставленного господином Орнером кабинета и остались одни.

Генри, не дожидаясь приглашения, принялся пересказывать свой сон, то и дело запуская лапу в вазочку с орешками и черешней. Это было некрасиво, но Лиам, поколебавшись, не стал делать ему замечание и даже присоединился. А потом все тщательно записал и продемонстрировал Генри изящный футляр для бумаг, вскрыть который, не зная секрета, можно было разве что топором. Подготовился или всегда возил с собой такую удобную вещицу? По поводу его кошмаров куратору сказать было нечего – вряд ли у Бушей дома завалялся запрещенный к распространению томик толкования сновидений – и Генри рискнул спросить.

Лиам помедлил, смакуя очередную ягоду.

– Я знал, что меня ждет, еще когда собирал вещи в Эмберхолле. Других объяснений некоторым неочевидным – давай я не буду перечислять, это личное – приготовлениям у меня нет.

– Ты предупредил кого-нибудь? Или, быть может, оставил завещание? Записку?

– Узнаю, когда вернусь, но ничего подобного не припомню. Я не собирался умирать, Генри, – Лиам задумчиво крутил черенок последней ягоды в пальцах, не спеша воспользоваться салфеткой. Далекую от приличий мысль, мелькнувшую при этом в голове, Хейвуд постарался тут же забыть. Тем более что дело в самом деле приобретало знакомые по рассказам Тристана жуткие черты.

– Надо бы записать все детали. Место, время, ощущения до и после… голова болит при попытке вспомнить, верно?

– Раскалывалась в первый день и еще немного в дороге. Теперь гудит, как после долгой работы, но это пустяки. Скорее… становится как-то тоскливо. Чем дальше, тем сильней. Будто у меня отобрали что-то, очень важное, а я даже не знаю теперь, что именно.

– Нематериальное? Или какие-то вещи пропали тоже?

– Нет, все было на месте, карманы я проверил в первую очередь.

Показалось, или ответ прозвучал слишком уж быстро? Вряд ли он врал, в этом нет смысла, но если недоговаривал…

– А лишнего, кроме своей записки, ты ничего не нашел? – куратор покачал головой. – А место, в котором ты ее составил? Это ведь твоей любимой ручкой писано, той, со звездами?

– Чернила смазались, не разобрать. Может, и другой… И вообще, ты прав, мне лучше записать все по порядку. Раз уж твой друг ввязался в расследование…

– Да, кстати об этом, – и как он раньше не подумал? – Во всех случаях память старалась как можно скорее «заживить рану», забыв сам факт забывания. Быть может, это даже хорошо, с ума сходить не начнешь…

– Со мной этот номер не пройдет, – уверенно, почти воинственно отозвался куратор. – Я начал размышлять, как только это стало возможно без риска потерять сознание. На сегодня заметил уже пять значительных пробелов, помимо того, что случился на твоих глазах четыре дня назад. И Генри, если мне не кажется, ваша теория насчет Старого замка неверна. Ведь это случилось десять лет назад в Ворочунах, недалеко от истока Рематы*.

– Что? – вести хуже некуда, это что же, просто уехать из замка недостаточно? А они, наивные, почувствовали себя в безопасности! И разделились, и теперь если что-то случится, некому будет заметить и запомнить! – Ты уверен, что не… ну, ты понимаешь, не просто забыл что-то, что было настолько давно? Тем более на фоне… стольких потрясений. Это ведь тогда была экспедиция, в которой…

– Погиб мой отец? Не стесняйся, это ведь не праздное любопытство, а тоже исследование, – смявшие салфетку пальцы выдавали отголосок боли, но нарочито отстраненное выражение лица призывало вежливо обмануться. – Именно в этом и загвоздка. Как я тогда выбрался, Генри?

– Не знаю? Или не помню, мелкий был. Об этом ни во дворце, ни в городе не болтали. Все больше о самой трагедии и несостоявшемся открытии… – а он мог бы спросить. Но не хотел, не интересовался… что уж, ему вообще во время учебы не интересно было, что за человек этот зануда.

– Я был в кишащих нежитью, богами позабытых местах, диких настолько, что даже найденная нами деревня в скальных пещерах сохранилась со времен ни много ни мало Эпохи чудовищ. Нетронутой. – Лиам поднялся, словно давая ему время обмозговать эту информацию. Зря, Генри давно уже утратил ощущение реальности происходящего. – Я помню тварей, похожих на помесь орла с дикой кошкой. Они не были живыми, я знаю, это очевидно и с точки зрения науки… и потому что они были сделаны будто бы из камня. Гладкие, блестящие… я помню звук, с которым их когти ударились о камни. Цокотушник им ближайший родственник, не иначе.

Отец сделал тогда что-то странное. Выступил вперед, попытался говорить с ними, будто твари с птичьей головой способны понять человечий язык… пусть даже древний. Когда стало ясно, что это не помогает, он достал какой-то порошок, швырнул в них, крикнув всем закрыть глаза… твари отступили, а мы бросились бежать. Просто чтобы найти ровное место, чтобы нас не окружили – вряд ли кто-то в отряде всерьез надеялся просто унести ноги от целой стаи нежити. Дело было ясным днем, кстати говоря, – сверкнула золотой гравировкой знакомая ручка. Что он, чернила хочет проверить? Так высохло уже все, что могло. – Отец оцарапал руку о какой-то сук, магистр Хейл споткнулся и повредил ногу. Мне пришлось взять его сумку и тащить ее до самого лагеря, ведь в ней были ценные записи. А тогда казалось, что камни… Твари отстали или вовсе не пытались нас преследовать, но запах крови привлек горных леопардов. Или они просто вышли к костру, дождавшись, пока станет тихо? Кто теперь разберет. Дальше ты, полагаю, в общих чертах так или иначе слышал.

– Не особо, – признаваться было стыдно, и Генри сделал вид, что изучает содержимое книжного шкафа. Отец Илайн любил эпические романы, да и издание было не из дешевых. Сам Хейвуд ни за что не осилил бы такой талмуд, но спасибо Кэл за чтение вслух, что не остался он вовсе без сказаний о героях древности. Они тоже отправлялись исследовать неизведанные места, то в поисках Мечты, то ради бессмертия, то просто ради славы. Но возвращались неизменно с чудесными сокровищами или великими знаниями, а вот современным их последователям везло куда реже. – Я знаю, что вернулся только ты один. И что ту деревню так и не нашли, как и полукошек-полуптиц. И что ты поэтому взялся изучать нежить.

– Все так и есть. Почти, – Лиам закончил безуспешную возню с ручкой и сел обратно, но убирать ее не спешил. Будто надеялся увидеть что-то в расположении крохотных золотых звездочек. – Трое наших спутников пропали той ночью. Наверное, леопарды утащили, когда те отошли от костра. Мы уже не узнаем, а следов и тогда не нашли. Нога Хейла распухла, пришлось сооружать костыль, а отцу стало худо, хотя все ссадины он промыл и обработал. Мы пометили нужное место на карте и начали спуск, рассчитывая к следующему закату выйти к городку Маретимо, где оставили лошадей и поклажу. Я помню нагревшиеся из-за жары камни, стоны терпящего боль Хейла, привал у небольшого озера с водопадом. За ним могла быть пещера, я даже хотел слазать проверить… Отец убеждал нас, что просто перегрелся, но у него творилось что-то с глазами. Даже не с рукой, хотя и она тоже доставила хлопот, вновь начав кровоточить. – Лиам поморщился, сжал зубы и потер виски, борясь не то с памятью, не то с болью, что в их случае могло быть одним и тем же. Генри хотел встать и подать куратору хотя бы воды, но тот отмахнулся. – Нет, сиди, я смогу. Избавлю тебя от подробностей, сейчас они не существенны, но положение наше было не из легких. Взрослые велели мне идти дальше одному и привести помощь, я пошел. Добрался, как и рассчитывали, до заката, в город пустили, но ночью местные жители само собой никуда не хотели идти… а дальше пробел. Огромный, в несколько дней. Заканчивается тем, что я перебираю вещи отца, держу перстень с печаткой…

– А что вы там искали-то вообще? То древнее поселение? Если в тех местах столько лет никто не бывал, то откуда вы знали, куда идти? – Лиам пожал плечами, а он все же не выдержал и поднялся, чтобы подойти и осторожно опустить ладони на эти самые плечи, поднявшие груз ответственности слишком рано. Сравнивать было бессмысленно, он был младшим и ничего не решал, полагаясь на Франца и сестру, а позже и на Илайн с Дэвидом, но понимал все равно. Теперь понимал, и получалось почему-то лишь винить себя в по-детски глупой невнимательности и жестокости к, как оказалось, ставшему близким человеку. Думать о всякой мистике расхотелось совершенно, это тоже было безответственно, но кому тут судить?

Не Лиаму, откинувшемуся назад, затылком прямо ему в живот. Сам не заметил, как подошел так близко… и эта спинка кресла, бесы бы ее побрали, была сейчас совсем лишней!

– Скажешь мне, чем этот лекарь поставил тебя на ноги?

– Что?! – светло-карие глаза смотрели спокойно, без привычной цепкости, и остро чувствовалось – сейчас не стоит шутить.

– Просто ответь. И я отвечу тоже. Разве мы не договорились разобраться в этом вместе?

– Но это никак не связано… причем здесь вообще Севастиан, что ты к нему прицепился?! – голос друида, велевший молчать, шелестом дождя раздался в голове, и Генри резко убрал руки, отступая.

– Что ж, это тоже своего рода ответ. – Буш выпрямился и потер шею, будто та успела затечь. – Экспедицию послали за редкими цветами, входящими в состав недавно расшифрованного древнефиссалийского рецепта. Лекарство от грудной болезни, из-за которого мои родители и познакомились.

– О, вот оно как, – досада от упущенного неизвестно чего была так велика, что захотелось выйти на улицу и подышать воздухом, а то и вовсе сбежать в лес. Впрочем, этого хотелось в любой непонятной ситуации. А самым дурацким было то, что он хотел бы, правда хотел сказать!

Сперва соврал Кэл, теперь это… сколько еще это будет продолжаться?

– Тут стоит проветрить. По чаю?

– Угу. И ты не мог бы… посидеть тут, со мной? Хочу дописать эту несчастную статью, пока тихо и время есть.

– Похвальное здравомыслие! А я как раз запишу все, что забыл.

***

Вспоминать тот свой побег в Лес Генри не любил. Только вспоминалось все равно – перед праздниками, во время прогулок по заснеженному саду, просто так по ночам. Севастиана, тогда еще незнакомого, забавно-насупленного, интересного, он помнил едва ли не четче всего. Только теперь стало ясно, почему.

Вода Вечных рек, память мира, живая и мертвая вода. Способная поднять на ноги обреченного, теряющая всю свою силу в самый неподходящий момент. Официально Академия не отрицала ее особые свойства, но и изучать столь непостоянный объект никто не брался. Генри даже не был уверен, запрещено это или просто не нашлось желающих ходить по грани с «низким» ведовством. Одних лечит, других калечит, и тут не угадаешь, а не умеючи так и вовсе неизвестно, до чего доворожишь – так объяснил друид, стоило ему прийти в себя. Кости не срастаются так быстро, а от обычных лекарств мозг не плавится в текущий по течению времен кисель, податливый и уязвимый. После обычного лечения не было бы способности не спать по несколько суток без ощутимых последствий и бьющей через край энергии, стремящейся вырваться наружу хоть бы и в виде танца. Не было бы и мысли давать друиду опрометчивые обещания и доставлять в столицу его письма…

Первый раз он подставил себя обещанием и именем, второй – спасенной жизнью, и вот, теперь этот «скромный лекарь» может повесить замок на его рот, чего не удавалось еще никому.

Само собой, Севастиан не имел целью сделать что-то дурное. Генри и сам понимал – результат такого лечения непредсказуем, и если пустить слухи, вернуть внимание людей к ведовскому искусству, то это скорее вызовет всплеск мошенничества и попытки отравить колодцы, чем волну чудесных исцелений. А вслед за этим…

– Ты там уснул?

– Я думаю, – в самом деле, завис. Ну ничего, дело будет сделано, они с Севастианом обязательно объяснятся, а потом он пригласит Лиама помочь в деле с коллективной забывчивостью. Осталось совсем чуть-чуть.

– Может быть, еще и размышляешь? – пару лет назад он бы уже шипел на эту наглую ухмылочку, а теперь только и хочется, что улыбнуться в ответ.

– Может. Выводы вот записал и залип. Ты уже закончил?

– Да, но судя по этому конскому топоту, обсуждение придется отложить.

Тройка коней в самом деле прискакала по их души, правда, у самого порога шум затих, и в дверь постучали очень даже деликатно. Правильно, лебедь не морской змей, но сожрать при должном желании тоже может.

– Вы там уже дописали?

– Не помешаем? Мы просто…

– Погодите кричать, – Лиам отпер дверь, и по трем парам горящих глаз Генри понял – произошло как минимум открытие. Ну, или в городе тоже нашли пауков.

– Мы решили пройтись по магазинам, праздник же на носу, – говорить начал Гектор, который, в силу принадлежности к древнему роду Марли, в средствах стеснения не испытывал и вообще имел страсть прохаживаться по магазинам в свободное время. Элоиза прежде нередко составляла ему компанию, притворяясь, что присматривается к виконту, как к жениху… – И наткнулись на любопытную лавку хельянского* торговца!

Хейвуд, накануне добывший в подобном месте подарки для всего семейства Брэдли, только брови приподнял. Эка невидаль, на севере страны полно выходцев из Залесья! И проезжих купцов, и местных жителей, Генри со своей внешностью здесь даже не особо выделялся. Хельянцы, в отличие от собратьев-кочевников, предубеждений против благ их цивилизации не имели, так что селились в ардалинских и калхедонских городах целыми семьями, занимали государственные должности и поступали в Академию. Гектор что, неожиданно уверовал в стереотипы?

– Лавку чудесных диковинок и оберегов, – пояснил с нескрываемым презрением Уильям. Потомственный академик, неужели рискнул сунуться в обитель шарлатанов, предварительно не обругав любопытных товарищей? Или наоборот, воспользовался интересом друзей как поводом к сделке с совестью? – Впрочем, вещи там в самом деле нашлись очень разные. Но Лиам, ты не поверишь…

– Там скелет выхрыщня*! Целый! – не выдержал Филипп. – Продается за бешеную сумму, якобы не на снадобья и обереги, а как украшение! Можешь себе представить?!

– Нет, – Буш пытался звучать грозно и категорично, но тут и ослу понятно – сорвется проверять. – После нежити не остается скелетов, тем она и нежить, чтобы истлеть без следа. Мне что, нужно напоминать вам то, что входит в программу первого курса?

– Лучше напомни собственное исследование о полумифических существах, ошибочно считавшихся нежитью! Если эти твари просто вымерли…

– Ладно, убедили! Сейчас оденусь! – Лиам нашел в себе силы не подорваться с места сию же секунду, но бумаги в свой прекрасный футляр с танцующими журавлями складывал не слишком бережно. Ну, по его меркам. – Генри, ты идешь?

– Я вообще-то с живыми тварями общаюсь, а не с мертвыми. Но не сидеть же тут одному?

В самом деле, не дурак же он пропускать ритуальный танец ученых вокруг наверняка фальшивых косточек?

***

К трем часам распогодилось, но лужи не спешили сохнуть. Жаждущих праздника горожан это не останавливало, а цветные гирлянды и венки стойко перенесли и ливень, и ветер, так что Генри словно окунулся в детство, когда старый добрый Дэмнбридж казался огромным и полным тайн.

Лавочка в самом деле оказалась не из тех купеческих семейных «базаров под крышей», в которых виконт Хейвуд частенько покупал то новые перчатки и замену сожранной медведями сумке, то унты, то мед и завертыши с мясом. Эта ютилась в темном углу старой узкой улочки меж двумя высокими зданиями и выделялась лишь яркой вывеской: пьющий воду красный северный олень с цветами на рогах. Генри не понял, что именно ему не понравилось в кривеньком, странно согнувшемся копытном, но задерживаться на пороге не стал.

Воздушный колокольчик с целой гроздью деревянных трубочек мелодично оповестил об их приходе. Милая безделушка, но слишком уж соблазнительная цель для котов… Интересно, герцогиня Грэнси взбесится, если подарить такую?

 – О, так вы в самом деле вернулись с товарищем? А я уж думала, сбежали, – навстречу посетителям выскочила невысокая черноглазая девушка, на вид его возраста. Наверняка тоже полукровка, а какая лучезарная улыбка! Уильям смутился такому вниманию, а Гектор уже вовсю строил глазки.

Вслед за бойкой девицей поднялась похожая на нее молодая женщина со сложной, высокой прической из переплетения роскошных черных кос. Круглолицая, с хитрой улыбкой и цепким взглядом, она мигом напомнила Генри рассказы матушки об игривых духах лесов и озер, что заманивали путников в свои владения…

– Андама, не напирай так на гостей. Рада, что благородных господ так заинтересовала наша находка. Прошу, проходите, я как раз достала заметки мужа о месте, в котором нашли кости. Вот, как вы и просили, – женщина протянула Уильяму потрепанную тетрадь, и обладавший идеально ровным почерком Митчелл слегка скривился, тут же извинившись и попросив принести ему лампу.

Лиам выглядел как престарелый ментор, которого бессовестно заманили посмотреть на танцы, не уточняя количество одежды на выступающих: уйти не позволяло любопытство, а наслаждаться зрелищем – воспитание.

Ловцы снов из цветных перышек и бусин Буш оценил положительно, задержавшись напротив них и даже будто начав вглядываться в хитросплетение нитей. Против народных музыкальных инструментов он тем более не был, а вот от сомнительных книг и глиняных идолов-оберегов, внутри которых вполне могли скрываться зубы и кости не только животных, любимчик Савеперо поспешил отвернуться. Он явно разрывался между долгом куратора, велевшим немедленно вытолкать падких на запретные знания подопечных прочь, и вежливостью гостя, которому от хозяев нужна не ссора, а редкий товар по справедливой цене.

Выставленный прямо на прилавке череп в самом деле выглядел внушительно. Длинный клюв, огромные провалы глаз… крупной была птичка, нечего сказать. Может, в самом деле умела имитировать звуки, как скворцы, может, несла какие-то древние знания, как вьюрки… или вовсе была громадным попугаем и ничего общего со сказочным людоедом-выхрыщнем не имела. Так или иначе, в извлеченный из глубины лавки деревянный ящик все четверо ученых смотрели с благоговением и нетерпением ждущих новогодних подарков детей: кто-то еще пытался казаться взрослым и держать себя в руках, а кто-то уже откровенно дрожал и приплясывал от предвкушения.

Генри в костях не разбирался, зато однажды ему довелось споткнуться и кубарем скатиться в овраг, где догнивала сломавшая ноги лошадь. Впечатлений хватило надолго, так что с куда большим удовольствием он отступил в сторону от толкавшихся плечами спутников и любовался безупречно вежливым, недоверчиво хмурящим брови и сыплющим уточняющими вопросами Лиамом. В будущем магистре боролась выработанная годами привычка все досконально проверять и неискоренимая никакими научными методами отчаянная надежда на чудо. Что вот именно здесь, именно сейчас ему повезет, и еще один ранее неизученный, ошибочно отнесенный к неживым монстрам вид откроет миру свои тайны…

От наблюдения за столь занятной внутренней борьбой его отвлекла встретившая их девушка, кокетливо ткнувшая его в плечо роскошным костяным веером.

– А вам, быть может, приглянется это? – пластины раскрылись с тихим щелчком, обнажая узор из все тех же кривых, странно-несуразных и взъерошенных оленей. И красные гвоздики…

– Не очень, если честно, – после сунутых едва ли не под нос копытных улыбка девушки показалась какой-то неестественно широкой.

Она спросила что-то на хельянском, но разобрать вышло только «мертвый» и «Арья-атан». Стало как-то неуютно.

– Прости, я владею только ардалинским. – Признаваться раньше было неловко, тем более что учителя бились над этой проблемой столько лет… но в итоге обе стороны сошлись на том, что дорогу он в незнакомом месте спросит скорее у уличной кошки, чем у иностранца, и будет по-своему прав.

Девушка удивилась, нахмурила аккуратные черные брови – и тут же вновь улыбнулась, добавив в голос изрядное количество сахара:

– Не любишь прикасаться к мертвым?

Ах, вот оно что. И смотрит еще так пронзительно, будто прямо в душу… а потом еще говорят, что это его улыбка дикая и жуткая.

– А кто любит? – он попытался вежливо отступить к начавшим что-то оживленно чертить товарищам, но настырная красавица шагнула вместе с ним, преграждая путь.

– Я.

Что ж, вот теперь незазорно будет и на помощь позвать.

– Рад за тебя, но мне это не интересно. Пропусти, – и снова шаг, и снова ответный маневр. С такими выверенными движениями ей бы танцевать или в мяч играть, а не сходить с ума в темной лавчонке. – Что тебе нужно?

– Поговорить… но это мы успеем, не при них, – косой взгляд в сторону его спутников Хейвуду очень не понравился. Ему вообще уже ничего не нравилось здесь, хотелось наружу, там хоть солнце проглядывало иногда. – А сейчас просто дай руку… хочу посмотреть, насколько ты уже не-жив.

Ждать согласия она не стала, но заметивший движение Генри отпрыгнул назад так резко и быстро, что сбил столик с веерами и фигурками духов, и те раскатились во все стороны по чисто выметенному полу. Сам Хейвуд тоже на нем оказался, поскользнувшись и успев лишь вжать голову в плечи, и теперь потирал ушибленное острым краем бедро, на котором наверняка останется огромный синяк.

– Реки вечные, Генри! – Филипп тут же бросился поднимать его, Гектор – утешать побледневшую, вцепившуюся в шаль хозяйку. – Мы возместим, не волнуйтесь, духи тоже не обидятся, он у них свой…

– Ну точно, как кот от огурца. Права была Кэл, – Лиам укоризненно сложил руки на груди, но за насмешкой во взгляде читался вопрос.

– Андама, что случилось? Ты не порезалась?!

– Да все в порядке! – эта бесохвостка вновь выглядела милой озорной девчушкой, но больше он не обманется. – Он просто не понял шутки!

– Ничего не берите здесь. Уходим тихо, как только приберем за собой. – Филипп был ближе всех, и он прошептал ему как мог четко, стараясь при этом удержать глупую виноватую улыбку на губах. Лаборант вздрогнул и кивнул, слишком заметно, но спасибо и на этом.

Очень хотелось крикнуть, чтобы заперли двери, позвали стражу, но…

– Генри? – Лиам что-то заметил и забеспокоился, пришлось помотать головой и схватиться за первую попавшуюся фигурку в виде влюбленных духов лисы и змеи. Что угодно, только не костяные веера.

– Простите, да… сейчас все уберем…

Выдать или же нет? Если она из друидов, то знает ли Севастиана? Не сорвет ли это их планы?

Он думал, стараясь не встречаться ни с кем взглядом и помогая собирать рассыпавшийся товар. О, а вот, кажется, и та штука, на которой он поскользнулся. Застряла между досок. Что-то черное, гладкое, на глину не похоже, как и на пластинку веера.

Боль пронзила не пальцы даже – сразу голову, будто острые иглы вонзились в затылок за ушами. Он распахнул рот, силясь закричать, но не услышал и звука. Только плеск, тихий отдаленный рокот, сырость… глаза ослепли. Ослепли давно, ведь зачем видеть, когда чуешь? Они были там, наверху, их было много, много, но нужны были не все… вода плескалась в пустых глазницах, искажая низ и верх, путь туда и оттуда, но она же и помогла подняться, позвать, окутать… Песнь не может литься под водой, ей нужен выход на поверхность.

...очнулся он на какой-то телеге, под прекрасным голубым небом, в котором даже угадывалось скромно подглядывающее из-за пушистого облака солнце. Вонь нюхательной соли заставила чихнуть, а чих, в свою очередь, окончательно вывел из оцепенения.

– Хвала богам!

– Что стряслось-то? Тебя череп напугал?

– Я твоим черепом гостей пугать буду, если не отстанешь, – Гектор фыркнул, ничуть не обидевшись, а придерживавший его плечи Лиам помог сесть, тут же принявшись искать у него пульс и проверять температуру. Вот ведь наседка… но хорошо, пусть держит. А то лужи… – Эта девушка какая-то сумасшедшая, давайте сойдемся на том, что мне сделали неприличное предложение. Куда важнее та штучка… черепок…

– Значит, мне не показалось, – Лиам убрал руку и вынул из кармана платок, в котором оказался вовсе не жуткий, треснувший черный кусочек… чего? – Это кость, Генри. Черная кость, а ты ее голыми руками схватил.

Черная кость… кость самой темной из всех известных тварей, ведь ни одно Искаженное животное не чернеет после смерти, ни одна нежить не оставляет после себя ничего, кроме горстки праха.

– Откуда у них кость Отраженца?!

– В подобных местах часто торгуют подпольно, но, пожалуй, обычной человеческой я удивился бы куда меньше, – страшный осколок вновь отправился в карман, и Гектор смотрел на спокойно державшего эту пакость Лиама так, будто тот личинку с трупа в платок завернул.

– Не подноси его так близко к себе! Положи, пусть стража потом хоть в банку какую приберет… вы послали за ними?

– Да, Филипп припустил во весь опор и сказал нам ничего не брать. Уильям обошел дом и караулит заднюю дверь, если эти двое надумают сбежать или выкинуть улики. Парадную видно отсюда, – похвастался Гектор, в руках которого Генри только сейчас заметил новенький многозарядный револьвер. Дорогая игрушка, еще дороже за ней ухаживать… Зато, говорят, надежная.

– Использовать оружие в городе запрещено, а перед праздниками ты его вообще должен был дома оставить, – Генри очень хотелось попробовать пострелять, но пока что он удовлетворился тем, что Буш помог ему встать, и стало возможно как следует оглядеться. Отнесли его в самом деле недалеко, но хорошо, что на улицу. И что не дали сжать пальцы на опасной находке. А уж если бы он оцарапал ладонь…

– Лиам, ты что, его покусал? Виконт Хейвуд, едва выйдя из обморока, говорит мне о правилах!

– Ага, ночью за лопатку цапнул, – тут же подтвердил Генри, за что получил легкий, почти нежный тычок в бок. – Нужно срочно рассказать об этом Дэвиду и доктору Флетчеру, они могут что-то знать. Или госпоже Орнер, она же живет здесь…

– Расскажем, не волнуйся. Слышишь? – лай собак. Конечно, куда в таком деле без них? Стража спешила на зов, и наверняка городские власти только рады поводу обыскать возмутительно близкую к запретным ведовским практикам лавку…

– Мне нужен Севастиан, срочно.

***

Они не успели. Снаряженный для борьбы с Искаженцами отряд отправился в Нижний Пригорок вместе с Дэвидом, а доктор увязался за другом, будто бы вовсе забыв о подопечном. За ворота их с Лиамом выпустить отказались, сославшись на приказ градоправителя и то, что догнать их все равно уже не выйдет.

Верхом может и нет, но вот по воздуху…

Драчун к обязанности посыльного отнесся без особого энтузиазма. Втолковать ему, куда и к кому лететь, было не сложно, но вот заставить не срывать с лапы одолженный на голубятне футляр…

– Это ты сейчас на кого щелкнул, это ты на меня сейчас щелкнул? – Вовремя перехваченный клюв он держал крепко, а умный, но слишком уж наглый птичий глаз смотрел так, словно Драчун хотел полакомиться человечиной. – К доктору. Туда, где мертвые птицы.

Почесывание горла помогло гордому орлу сделать вид, что все идет так, как он сам того хочет. Донесет или нет, быть поосторожнее вид парящего над головой гонца заставит точно.

– Я не уверен, что стоит говорить тебе это, – до того молча помогавший ему Буш перевел обеспокоенный взгляд с улетевшего в правильном направлении Драчуна на его руки. М-да, снова прощай куртка, коготки у птички острей ножей. – Но Генри, тебе не кажется, что твои питомцы… слишком уж умные?

– Вот это претензия, – возвращаться в дом Орнеров и «радовать» тем, куда запропал Дэвид, не хотелось. Еще меньше было желание давать показания нагрянувшим в подозрительную лавку стражникам. Может, взобраться на дозорную башню? А когда отряд будет возвращаться, они заметят первыми и спустятся с ветерком.

– Позволь объяснить. Тебе, быть может, происходящее кажется естественным, ведь ты понимаешь своих друзей. Но если дрессированных кошек и заслужившего свою кличку Гения я еще могу понять, то совершенно ручную рысь и едва с тобой знакомого, но такого верного орла… Все они, оказавшись рядом с тобой и пробыв рядом дольше, чем пару дней, уже в твое отсутствие продолжают выказывать удивительную смекалку и прозорливость. Даже… нет, осознанность – это слишком.

– Скажешь тоже. Тебе просто кажется с непривычки, потому что у тебя питомцев нет.

Куратор нахмурился, но упорствовать не стал и поход на башню поддержал охотно. Трехглавое чудище распалось: Филипп остался объясняться со стражей после их ухода, Уильям решил отнести страшную находку в местную лабораторию при школе, а догадавшийся прихватить не только револьвер, но и кошелек виконт Марли пообещал поболтать с хозяином лавки, как только тот объявится, и раздобыть Лиаму вполне способный оказаться настоящим скелет. Почему Буш не остался там сам и предпочел снова взять на себя роль няньки, Хейвуд искренне не понимал, но и отбрыкиваться желания не было. Вместе спокойней, а то привяжутся еще какие фанатики… что-то их много развелось в последнее время, или это просто ему так везет?

– Мою идею вполне можно подтвердить экспериментальным путем. Если ты позволишь.

– А что мне за это будет? – Буш очаровательно опешил. Еще бы, искать выгоды вместо знаний, какое кощунство! – В смысле, если вся писанина на тебе, а мне только роль подопытного и соавтора, то я не против… твоих изысканий.

Ладно, это прозвучало уже чересчур откровенно. По какой-то причине, Лиаму показалось также, и некоторое время они смущенно разглядывали уже показавшиеся над головой канаты «воздушной дороги».

– А не боюсь ли я высоты, – задумчиво вопросил у неба куратор.

– Ты же в горы ходил и по скалам лазил, – не понял Генри.

– Так мы же не знаем, чем все закончилось. Вдруг теперь боюсь.

– Ничего, если будешь громко визжать при спуске вниз, я обещаю никому не рассказывать.

***

Показавшаяся вчера зловеще притихшей природа вокруг злосчастного села похорошела после ливня. В лесу вовсю пели птицы, перед которыми теперь было очень совестно, а паутина местами отвалилась, местами гордо сверкала, притворяясь драгоценными подвесками. Правда, мушек было многовато, да и ветрено как-то вне городских стен. Промозгло.

В разведку отправили двенадцать человек, но обеспокоенных добровольцев оказалось несколько больше: к городской страже присоединились не только они двое, но и заволновавшийся за родню кузнец, а также отставная наемница, имевшая опыт столкновения с лесными тварями и приходившаяся сестрой главе отряда. Сама госпожа Анастасия Хиллроуз на фоне сестры казалась едва ли не хрупкой, но выправка и полный уверенности голос не позволяли обмануться. Стражница выслушала все их советы, сухо поблагодарила и даже воздержалась от ехидных замечаний о столичных птичках, лезущих не в свое дело. Но смотрела при этом так пронзительно, что Севастиан предпочел ехать подальше от воинственно настроенных дам. Дэвид, вопреки обыкновению, с новыми знакомыми почти не общался, не балагурил и вообще держался сдержанно и замкнуто, и это напрягало еще сильней.

Еще на подъезде стало ясно: птиц с ворот никто не снял, да и сами они остались закрыты. Тяжелые, крепкие створки, проще перелезть, чем ломать. А караульные что же, так и остались валяться в кустах? Или очнулись ночью и уползли в ту же сторожку, что и сам он накануне? Узнать не должны, но могут, чего очень не хотелось бы.

Дым из труб не шел, но пока стража обходила деревню по кругу, снимала с кольев крохотные трупики и лазила открывать ворота изнутри, вдали раздались возмущенное мычание и приглушенный лай, свидетельствующие о том, что хоть кто-то живой по ту сторону остался. Если так, то учуять обмазавшийся травяными настойками отряд должны были еще при входе – полынью, гвоздикой и кедром несло, казалось, до самого Дэмнбриджа.

Главная улица Нижнего Пригорка встретила хранивший настороженное молчание отряд пустотой и грязью. Последняя была нетоптана и густа, но дорога под ней все же угадывалась. Казенная лошадка слегка волновалась и косилась на него вопросительно, но желания немедленно удрать не испытывала. В отличие от самого друида, с некоторым удивлением отметившего, как вспотели державшие повод ладони.

Он бывал в Лесу ночью, удирал от Искаженных и даже видел однажды вдалеке волочивший покрытую мхом ногу горбатый силуэт Отраженца. Он сбегал от стражи, бродил по болотам, переплывал Северный Рукав… воровал книги из библиотеки Академии, в конце концов! Эти мысли должны были утешать, но отчего-то с каждым шагом становилось только хуже – сердце билось быстрее, голова норовила вжаться в плечи, и приходилось дышать на счет и держаться. Не думать о том, что в этих аккуратных, украшенных к празднику домах уже, быть может, не загорится огонь, а за первым же порогом их ждут покрывшиеся черной сеткой вен оболочки, оставшиеся от доверившихся не тому ведуну людей… Они не поднимутся сразу, не станут нападать днем, но кто знает, чем их отряд рискует сейчас, подходя так близко? В чем кроется напасть? В запретных словах и движениях, в оскверненной земле? Могли ли крошечные пауки, на вид такие обычные и лениво-сытые, принести ее с собой?

Колодец. Все началось именно с пресловутого колодца, в котором завелось невесть что. Несколько ночей оно кошмарило народ, но никто так и не пострадал. Что же они, не нашли достаточно длинной жерди и достаточно храброго дурака, чтобы слазить и проверить? А Хиверий как ждал… собрался быстро, шайку свою прихватил и припустил на зов, будто в самом деле надеялся совершить чудо и завербовать благодарных селян в ученики и последователи.

Ричард-Ричард, ты ведь вовсе не наивный простак, чтобы так рисковать головой. Идейный, амбициозный, но нет, не безумный, в отличие от той одаренной девчонки, что смотрит тебе в рот и пугает даже старейшин. Но сестру жены «дипломированный специалист» на ритуал не потащил, хотя до этого она регулярно ездила куда-то, не боясь даже темноты. Уж не сами ли они все тут подстроили… но зачем?

Отряд разделился: до темноты предстояло проверить если не каждый дом, то хотя бы десяток, пока не станет ясно, что тут произошло. Двое остались караулить у ворот, двое зажгли приправленные мятой лампы и пошли уже по внутреннему периметру, проверяя все канавы и темные углы. Оставшиеся поделились на две группы и разошлись по противоположным от дороги участкам. Бояться днем и в компании было легче, но все же они невольно оглядывались на каждый шорох и старались говорить потише и поменьше.

Первый же дом оказался обитаем, пусть и заперт. На стук ответили испуганные, из-под крыльца не вылазившие собаки. На чужаков они не кидались, а одна белолобая дворняжка после пары добрых слов и сухарика даже принялась ластиться к нему, из-за чего тут же нарвалась на осмотр. Собак на его памяти ни разу не искажало, но ведь все может случиться впервые?

Осторожно сняв с петель ставни и высадив раму, они обнаружили, что жильцы спали, как убитые, будто день не перевалил за половину несколько часов назад. Женщина на печи, мужчина прямо на лавке за столом, лопоухий подросток лет четырнадцати так и вовсе нашелся на чердаке, а чистивший сапоги старик – в сенях. Молодую девушку, спасибо бегавшей туда-сюда собаке, обнаружили в коровнике. Растормошить их удалось не сразу, головы у всех болели, как с похмелья, но и взрослые, и дети в один голос утверждали, что на душу не принимали и вообще заперлись с вечера по велению старосты. А потом Элиза незаметно и без разрешения обеспокоенной матери вышла проверить, чего это Белянка так воет… это было около шести вечера, дальше же история была одна – «сон одолел».

Подозрительных видений никто из них не видел, необычной реакции на травы, свет и огонь не выказывал, так что решено было двигаться дальше и позволить людям волноваться, носиться по двору и будить соседей самостоятельно. Все равно этот шум было не пресечь, да и согнать всех в одно место и пересчитать по головам по окончанию «побудки» было бы куда проще, чем убеждать не паниковать вот так, по одному.

Те, кто жил на окраине, просто уснули. Но везде ли так?

У второй половины отряда новости были точно такие же: запертые двери, напуганные животные, уснувшие и ничего не знающие люди с головной болью. Дэвиду вспомнилась сказка о спасших деревню от мора волшебных птицах: благодарные за зерно и приют зимой огневицы* своим пением погрузили людей в недельный сон, а сами выжгли несколько улей земли вокруг, не пустив зараженных беженцев и зверей за ворота. Но и пения никакого люди не слышали, повторяя одно и то же – староста велел не высовываться, привел с собой городских ученых, решать проблему с колодцем да пауков травить. А что с колодцем? Так булькает жутко, а последние ночи воет там кто-то, тоненько так, как раненый. Или как ветер зимой, или как филин ухает, или как северный горлодер* по весне…

Складывалось впечатление, что каждый, кто приближался к колодцу, слышал что-то свое, но неизменно жуткое, так что воду оттуда не брали уже пятый день, а спуститься и проверить дно никто не решился. Это Севастиану очень, очень не нравилось. Страх перетек в раздражение, хотелось обругать трусливо кружащий по окраине отряд и поскакать прямо туда, тем более что и искать не надо – колодец был в центре деревни у векового дуба, вокруг которого первые дома и строились. Схожее желание испытывали многие, первоначальный план обходить дома по сужающейся спирали больше не имел смысла – прежней тишины как ни бывало, вокруг хлопали дверями, стучали в окна, кричали, жаловались, рыдали, суетились…

Госпожа Хиллроуз попыталась вызнать что-то у родичей кузнеца, которых по его просьбе отправились будить «вне очереди», и тут им признались – видели накануне, как староста вернулся из леса с клеткой, да только соловьев внутри было всего три, и все живые…

Севастиан наконец запомнил, что их спутника, прихватившего с собой молот вместо сабли, звали Килеорн. Найдя тетку и племянницу живыми и здоровыми, он немного успокоился, но вызвался помогать с поимкой и допросом «этого паскуды» деревенского головы лично, что было отнюдь не лишним. Не выпускавшая из рук охотничий арбалет Лекса Хиллроуз первой предложила сестре оцепить опасное место до того, как обрадованные приходом «спасателей» селяне додумаются скинуть подставившего их старосту в этот колодец.

Несмотря на то, что вокруг стало оживленно, расслабляться никто не спешил. Да, не вся деревня оказалась причастна, да, судя по следам со вчерашнего дня никто из Пригорка не выезжал… но что-то все еще было не так.

Лошадей они оставили у тетки Килеорна и больше уже не задерживались нигде. Анастасия все ускоряла шаг, Дэвид шел с ней плечом к плечу, о чем-то тихо совещаясь. Шум от одного дома к другому перетекал медленней, чем показалось сперва – в центре деревни все еще спали, а скотина, растревоженная галдежом, бесновалась в стойлах. Какая-то коза даже выпрыгнула на дорогу, странно пошатнулась, помотала башкой из стороны в сторону, а затем недвусмысленно наклонила голову и начала разгон.

Выстрел грянул справа, заставив вздрогнуть всех, кроме подавшей знак командирши, и буйное животное дернулось, спотыкаясь и падая. Зря ли, не зря? Надо бы глянуть…

Кровь была обычной, язык тоже. А вот зрачки…

– Все назад! Факел!

Объяснять не пришлось. Пахнуло запасенным в городе маслом, и труп начавшего Искажение животного тут же занялся характерно полыхнувшим синими искрами огнем. Не обошлось, конечно, на что он вообще надеялся?

– Поторопимся, господа. Глядите в оба, – Анастасия поморщилась и первой зашагала дальше.

Глядеть особо не пришлось – в огромную черную собаку они не попали, да та и бежала мимо, а не стремилась напасть; ее товарки подняли вой, не выходя за ворота. До того забиравшая вверх дорога выровнялась, и цель их оказалась ближе, чем думалось: толстый, наверняка спираль разменявший дуб, ярко-красная, покрашенная к встрече лета крыша колодца, перевязанный черной предупредительной лентой ворот… и прислонившийся к оголовку человек с раскинутыми в стороны руками. Собственно, только руку до локтя да ногу в огромном сапоге и было видно, остальное скрывал колодец.

Стражники рассредоточились полукругом вдоль ближайших заборов, изготовившись стрелять на поражение. Севастиану очень хотелось взять Дэвида за плечи, развернуть к дубу задом, к воротам передом и отправить оказывать местным жителям моральную поддержку. Вместо этого он без возражений последовал за ним и Анастасией, с каждым шагом замечая все больше и больше деталей.

Часть камней осыпалась в сторону, так, будто оттуда – или нет, получается туда – кто-то ломился, но не пролез. По стволу дуба протянулись тонкие нити баюн-лозы, разве могли люди не заметить?! Разве что они и подходить к колодцу боялись… но нескольких молодых побегов недостаточно для того, чтобы усыпить столько людей разом… разом, задолго до заката, а ведь правильной песней и совместными усилиями действительно знающих древнее искусство друидов…

–…!

– Стекло небесное!

Хиверий все же провел поистине незабываемый ритуал. А староста, значит, и впрямь был с ним заодно… так вдвоем они и остались, оплетенные лозой, вросшие в землю… Староста вывалил черный язык из полусгнившей челюсти и смотрел на Ричарда провалами глаз: Отраженцы не выносят солнца, а потому потемневшие глаза вытекли, веки провисли, а кожа местами облупилась, обнажая черные кости. Но друид… друид выглядел куда страшней, Севастиан вполне разделял чувства согнувшегося где-то у них за спиной в рвотном позыве стражника. Хиверий умер будто бы не вчера, да и вовсе походил не на труп, а на вросшую в ствол дерева куклу, увитую лозой. В руке, покрывшейся корой как коростой, остался зажат флакон из-под Чистозерья. На ногах вырос мох, кое-где даже проглядывались шляпки грибов, а лицо… почти целое. Одухотворенное, в счастливой улыбке застывшее – будто не было для ведуна счастья большего, чем такой конец…

– Люди не должны это увидеть, – прохрипела вцепившаяся в руку сестры стражница. – Пять минут вам на осмотр, потом все здесь, включая дерево, должно гореть.

– Сев? – Дэвид, сам весьма зеленый, осторожно тронул его за плечо.

– Все верно. Я… управлюсь.

Мальчишку, если заиграется, ждет то же самое? А его самого? Нет, нет, думать он будет потом… И о том, как оказался не на дне колодца, а плечом к плечу с теми, кто держит факелы – тоже.

В небе тревожно прокричал знакомый орел.