29-е Цветеня

Ардалин, Дэмнбридж. Верхний пригорок

Столб черного дыма не заставил себя ждать, но колокола в городе отчего-то не забили тревогу. С высоты было видно, что стража копошится у запертых ворот, но ни толп паникующих людей на улицах, ни закономерного шума не последовало. Будто каждый день у них под боком Отраженцев жгут!

Генри остервенело потер глаза, уставшие от пристального наблюдения. Солнце то и дело кокетливо выныривало из облаков и мешало высматривать Драчуна, но если бы не оно…

– Тоже испытываешь это иррациональное и крайне раздражающее желание оказаться там, в центре событий? – Лиам культурно протер уголки глаз платком и явно сдерживался, чтобы не ударить его по рукам. И снова этот воинственный взгляд, как тогда, на палубе!

– Да ты прямо рвешься в бой. Не сбегай никуда один, а то в прошлый раз это плохо кончилось. – Лиам неопределенно хмыкнул, но улыбнулся. – А почему желание-то не рациональное? Дэвид с Севастианом там; о том, что что-то неладное затевается, мы знали заранее и еще вчера могли…

– И чем мы им там поможем? – прозвучало это иронично, но бессильную злобу не то на себя, не то на обстоятельства Хейвуд чувствовал и сам, а потому без труда опознал ее в чуть нахмуренных светлых бровях куратора, то и дело остервенело поправлявшего тонкие летние перчатки. Может быть, Буш переживал за честь Академии, а может просто искренне хотел вмешаться и помочь, и Генри предпочитал думать именно так. Сам-то хорош, ехал разбираться, а в итоге только и может, что пару советов на бумажке написать. С безопасного расстояния. – Ты верно сказал, мы знали. А они – подготовились, в этом не стоит сомневаться. И все равно…

– Ага, – в самом деле, уж кто-кто, а эти двое вместе горы свернуть могут. У Севастиана обязательно найдется козырь в рукаве, а Дэвид договорится с кем угодно, это тоже можно считать даром. Это было понятно и помогало держать себя в руках, но тревога – что комариный укус, зудит сильнее, стоит только вспомнить. – Надо радоваться, что не вляпались вчера, а ощущение, будто пропускаем все веселье.

– Ну, твой веселый обморок в лавке они тоже пропустили.

– Как и ваши хороводы вокруг костей. Думаешь, настоящие?

– Похоже, что да. Вопрос только, чьи. И нет ли там еще каких сюрпризов…

– Куда ты их, кстати, денешь?

– Оставлю здесь, в доме Орнеров. Гектор предлагал на время поездки передать скелет в местную школу, но так я и позволил им взяться за исследование первыми!

Генри тотчас представил, как куратор, нежно сюсюкая, широкой кисточкой смахивает невидимые пылинки со скелета доисторической птахи. Как смотрит влюбленными глазами, оглаживая и замеряя каждую косточку, и разговаривает с ней, записывая результаты в тетрадь и сверяя их с сохранившимися в архивах описаниями… Да, пожалуй, в таком случае Буш будет обезврежен на несколько месяцев, если не больше.

– Делать людям в праздник больше нечего, как у тебя кости… то есть открытия воровать. А у госпожи Делис внуки и пес, и я даже не берусь сказать, чьи зубки для вашей находки страшней.

– Их жажда знаний все равно тревожит меня куда меньше. Хотя бы потому, что результаты своих изысканий они не опубликуют, – ревниво отозвался Буш, прежде чем рассмеяться вместе с ним. Глядеть на черный дым и вести непринужденную беседу было дико, но всяко лучше, чем волосы на себе рвать.

Торчать на башне и дальше смысла не было. К тому же, что-то подсказывало Генри, что лучше бы им убраться из города до того, как паника неизбежно поднимется. Оказаться запертым на этом острове еще на одну ночь решительно не хотелось. Вдруг в этот раз Лиам не сможет – или не захочет – отогнать кошмар? С ним было надежно и спокойно, но то Генри, жадному до прикосновений.

А что сам Лиам? Просто терпел, потому что обещал присмотреть?

– Спустимся вместе? – слова сорвались с губ неожиданно для него самого. Внутри что-то судорожно сжалось и перевернулось, щеки и лоб кольнуло, видно, от жара, еще и Лиам посмотрел как-то странно… удивленно, но без привычного ехидного превосходства.

Который раз за эти дни повисла неловкая пауза, которую нужно было срочно перевести в безобидную шутку, да только она все никак не придумывалась. Ведь обидеть его теперь казалось чем-то более страшным, чем дать понять, что Генри это всерьез. Он и так отказал Лиаму в откровенности, пусть и имея весомый повод, если еще и сейчас ляпнет сдуру какую-нибудь гадость…

– Я… в детстве катался с Кэл. Придержу…

– Хочешь потратить на это свое желание? – куратор возмущаться не спешил, но смотрел так, будто Хейвуд предложил что-то неприличное. И это после утренней беседы о разнице, кхм, температур!

– А? Вот еще! Просто…

– Тогда нет. Хочу насладиться полетом в одиночестве и проверить, не среагирует ли повреждённая память на такие яркие эмоции. Голова снова гудит, может, получится что-то выцепить.

– А. Разумеется… – ладони успели вспотеть, и разом накатили облегчение и досада. Будто сам он уже прыгнул вниз, но вместо бьющего в лицо ветра и мига свободы получил отрезвляющий удар по лбу. Причем от пролетавшего мимо голубя, больше-то не обо что тут…

– Но я подожду тебя внизу. Пойдем, пока очередь не набежала и крик не поднялся. Не мы одни такие умные…

Куратор резко развернулся, громко стукнув каблуком о камень, и поспешил к низкой двери на лестницу. Генри медленно, боясь поверить, поднял руки и коснулся подрагивающими пальцами щек, в самом деле теплых.

Стекло. Небесное. Когда он успел так вляпаться?!

***

Спуск Лиаму понравился, а ему помог хорошенько проветрить голову. Ощущение желудка, оставшегося где-то на верхней площадке, и сердца, камнем летящего вниз, с детства почти не поменялось. Это было свободой, безумием, самой жизнью – шагнуть вперед, добровольно лишившись опоры, оторваться от всех забот, в буквальном смысле пролетев над ними. Город – красивый, шумный, праздничный – пролетел перед глазами за считанные секунды. Даже муха в рот не попала!

– Давай повторим потом, на обратной дороге, – неожиданно предложил счастливо улыбавшийся куратор, пытаясь пригладить забавно растрепанные ветром волосы. Радость шла ему куда больше нарочитой серьезности, делая разом младше и ближе. В глазах горел живой огонек, больше не напоминавший о лихорадочной решимости. – Это… выше всех ожиданий. Ничего нового я, правда, не вспомнил, но так сосредоточился, что толком полюбоваться не успел…

– Без проблем! Можно еще с другой стороны крепости прокатиться, там такая же «дорожка» натянута, но ратушу и площадь видно лучше. – Сердце билось, заставляя шумно и часто дышать, и было так радостно, словно ему предложили крылья отрастить, а не просто сходить вместе «проветриться». – Кстати, вид сверху напомнил мне о делах насущных. Надо бы крышу кареты чем-то прикрыть, хоть газетами старыми.

– Зач… а, – Лиам понятливо рассмеялся, – птицы. Тогда еще сказать нашим спутникам не надевать мантии.

– Да ладно, на белом почти не видно…

– В тебе нет ни капли уважения к Академии. Второй курткой хотя бы запасся? – мгновенно перешел в режим наседки Лиам.

– А то! Я ученый! Даже сапоги на смену есть. И шляпа с широкими полями, а у тебя?

– А у меня карета. И ты.

***

Собрались они на удивление быстро, так что надежда успеть прибыть в Верхний Пригорок до темноты не была напрасной даже с учетом непростой, петляющей вместе с Ужехвосткой дороги, круто забирающей в гору в паре улей от Дэмнбриджа.

Известие о черном дыме запоздало, но все же вызвало бурное волнение как в городе, так и в доме Орнеров. С прилетом перепугавшего всех собак Драчуна и бодрым посланием от «сбежавших из дома неугомонных спасателей» тревожное молчание сменили горячие споры: господин Юджин утверждал, что все дело в дрянном колодце и погоде, бледная испуганная Ирэн – что люди сами виноваты и накликали беду, тайком кого-то в этом самом колодце притопив. Идони и Джордж отчаялись запереть успешно все подслушавших детей и включились в обсуждение, начав спорить о пользе благовоний и старых советах при любом подозрительном шорохе очищать воду золой.

Генри, устав слушать, сбежал во двор и почти полчаса пытался вытянуть подробности происходящего в деревне из устроившегося отдыхать на крыше сарая орла, но тот думал лишь о мертвых несъедобных птицах и уставшем крыле. Нагрузка была преждевременной, как Севастиан и опасался. Молодец, что доставил ответ и вообще вернулся!

Город гудел. Горожане раскупали благовония и мгновенно подорожавшую соль, радовались высоким стенам и праздничным украшениям, которым полагалось отпугивать даже самую лютую нечисть. Госпожа Делис, сперва схватившись за сердце, после рюмки коньяка велела дочерям проверить все углы и погреб, а не сотрясать воздух лишними причитаниями, а зятю с внуками – прочистить дымоход и смазать все петли, чтобы случайный скрип не напугал домочадцев посреди ночи.

«Герой он и есть герой, на месте не сидит, хоть ты его к стулу пришей, – заявила она. – Илайн не знает – и хорошо, мы за нее поволнуемся, а потом встретим да расспросим. И вы правильно в путь собрались, нечего тут сидеть сплетни ловить, лучше тамошним людям сами все расскажете и успокоите, чем молва вперед дойдет и еще одну деревню на уши подымет».

Генри в целом думал примерно о том же, но оказался не готов к тому, что куратор мгновенно согласится с предложением позже всех вернувшегося в дом Гектора взять с собой охрану. Пятеро здоровых молодых людей, умеющих обращаться с оружием и не везущих ничего ценного – и слать с ними еще столько же стражей?! При том, что в городе приток гостей и такая суматоха? Конечно, сбежавшие друидки могли быть опасны, а без Севастиана на них могли выйти и другие… Но ведь Лиам не знал об этом! Да еще и вызвались эти ребята очень уж быстро и охотно, будто заранее знали, что понадобятся. И выглядели, как на подбор, хмуро и сосредоточенно, разве что мундиры надевать не стали. Ехать с такими бок о бок не было совершенно никакого желания, но оставаться в карете один на один с Лиамом Хейвуд не захотел.

Уильям и Филипп отстали, о чем-то тихо переговариваясь, Гектор вообще с самого своего возвращения был мрачен и ехал с другой стороны, даже не глядя на спутников. Оставшиеся позади пауки теперь казались прекрасным развлечением и поводом отвлечься от самокопания: сейчас бы подбросить одного кому-нибудь в сапог… Еще и лошади все какие-то тихие и скучные.

Хейвуд остался наедине с собой, и мысли, ранее пинками выброшенные за порог, вернулись с подкреплением в виде однообразного пейзажа, скуки и тишины. Пришлось спросить себя, что это было там, на башне, и прийти к неутешительному, неожиданному ответу.

Кажется, куратор начал нравиться ему не только как собеседник.

Когда и с какого беса, ёж вам в кровать?! Все же было замечательно: они работали над схожими темами, делились статьями, весело препирались при каждом удобном случае. К взаимному удовольствию, иначе Буш просто отказался бы от дурного подопечного! Он ведь хотел поначалу, когда Генри, обозленный вынужденной зубрежкой, кусался в ответ практически на любую просьбу, сбегал из класса через окно, рискуя сверзиться с карниза, а то и прятался на крышах, только бы не сидеть за партой. А как он безобразно обзывался! Вспомнить стыдно! Нет, конечно, мысленно он порой костерил куратора и теперь, да и извинения его Лиам принял, но того себя все равно хотелось хорошенько отлупить, до того противно было от воспоминаний о нарочно пролитых на чужую новую рубашку чернилах, репье в волосах и постоянных попытках что-то доказать «шибко умному»  высокомерному любимчику Савеперо.

Пожалуй, последний факт здорово подливал масла в огонь. Это теперь ему все равно, да и понятно, что Лиам без отца остался, вот и искал опору в лице учителя, но тогда…

Они встретились на вступительном испытании, которое Генри, уже имевший дело с Искаженными, вовсе не обязан был проходить. Его даже отговаривали, но Хейвуд заупрямился – как он поможет Лесу, если так и продолжит прятаться за стенами?! Учителям пришлось уступить, Кэррол и вовсе выслушала его пылкую речь и мешать не стала. Волновалась, но позволила рискнуть… шутила еще, что его накажут, если снова без разрешения всех подопытных перережет.

Отважившимся изучать не простых зверей студентам после общего первого года обучения полагалось выдержать простенький, но неизменно отсеивающий слабых духом экзамен: отличить распиханную по клеткам и аквариумам нежить от настоящих Искаженцев. В идеале – усмирить и тех и других. Делать для этого разрешалось что угодно, даже просто стоять в стороне и предлагать остальным идеи было правильным. Плюс балл тому, кто вспомнит о зависимости нежити от эмоций людей. Два балла за знание истории – нежить существовала в мире с самого начала, Искаженцы же появились вскоре после Последней войны. Три балла за упоминания стадий Искажения и правильное их описание… он сам помогал провести экзамен в прошлом году, и помнил все лучше, чем хотелось бы.

Не прошедшими проверку считались лишь те, кто сбегал из погруженной в полумрак лаборатории, не выдержав близкого соседства с оглушительно жужжащими жальницами, копошащимися в груде тряпок пыльниками, мерзко хихикающими волосатыми шишигами и измученными, но продолжающими кружить по клеткам и кидаться на решетку лисами. Стол с инструментами, впрочем, внушал ужас едва ли не больший: иглы, пинцеты, скальпели, ряды склянок с ядами и кислотой, жуткого вида обереги, надежность которых была проверена Академией…

Мэтр Эндрю объяснял потом, да он и сам понимал: это вынужденная мера. Не стоит отчаянной молодежи тратить время на то, с чем они никогда потом не осмелятся иметь дело. Пусть лучше испугаются сразу, возьмут год перерыва, выберут другую кафедру… Янтарные печати с Левиафаном и баюн-лозой* ценились высоко и открывали множество дверей в будущем, но получали их лишь те, кто прошел практику после основного, теоретического обучения.

Он спустился в просторный, пропахший травами и нарочно плохо освещенный зал первым, хотя был младше многих своих товарищей, да еще и ниже всех. Уже в те годы значение имел лишь его дар, а не телосложение и титул. Лиам, бывший тогда старшекурсником, стоял рядом с учителем и помогал поддерживать порядок. Холодный и отстраненный, он то и дело одергивал сбившихся в кучку у стены студентов, не позволяя громко разговаривать и отвлекаться. Некоторые тут же попались на лебяжью красу и пытались строить «господину виконту» глазки, но все было тщетно: Буш вежливо напоминал, сколько времени осталось до конца испытания, и дежурно улыбался в ответ на неловкие комплименты. В какой-то момент один из старших ребят вспомнил загодя прочитанную теорию и попытался поставить одной из лисиц укол снотворного, но та подняла такой визг, что Генри, и без того чувствовавшему себя предателем, пришлось зажать уши. Надо было еще и зажмуриться, а он, дурак, глядел на куратора, в глазах которого читалась та же коробящая жалость, что и у Савеперо порой. Это взбесило достаточно, чтобы сжать зубы и продержаться до конца, не мешая остальным вспоминать о различиях нежити и не-мертвых. Но и впечатление осталось неизгладимое…

Виконт Буш ему, выросшему во дворце, вообще-то был уже знаком, но до того дня Генри едва ли мог запомнить его имя. Пять лет разницы не казались бездонной пропастью сейчас, в девятнадцать, но тогда Лиам был для него не больше, чем «скучным знакомым Кэл». А после экзамена стал едва ли не тюремщиком, от одного взгляда которого хотелось шипеть и кусаться.

Как же. Стыдно. Лучше бы он тогда запомнил, как Лиам позволял девочкам прятаться у себя за спиной, делая вид, что не замечает этого.

Постепенно, конечно, его «дикарские замашки» уступили дворцовой жизни. То ли глядя на присмиревшего – заклеванного матерью – Тристана, то ли просто перебесившись, на учителей кидаться он перестал, вместе с тем смирившись и с постоянным надзором куратора. Что поделать, каждому одаренному, будь он даже родич и друг короля, полагалось регулярно проходить проверки у лекарей и иметь такую вот «няньку». Это разумно и правильно, но как же бесполезно было говорить ему об этом в пятнадцать!

И все-таки. Как? Когда? Можно было бы понадеяться, что «никак» и вообще показалось, но… стоило вспомнить одинокую светлую фигуру на красном камне окруженных омутами ступеней, как сердце болезненно сжималось, требуя не допустить подобного, защитить и помочь. И это было ни с чем не спутать.

Что же это получается, все его прежние дразнилки были обычным «он мне нравится, дерну за косичку»?

…а он ведь дергал. Хвост-то красивый, длинный.

Но тогда еще был влюблен в Лиззи, надеялся даже, что они как-нибудь найдут компромисс между Лесом и сценой… Надеялся, признавался, засыпал корявыми стихами и подарками, но верен не был. Она смеялась и строила глазки Францу и Гектору, он сбегал на концерты и заводил разные знакомства…

Нормально, без взаимных издевок. Это вообще не его стиль! Любовь отдельно, споры отдельно, чтобы красиво и нежно, как у Дэвида с Илайн, как у государыни… Интересно, а как было у отца? Он ведь вообще был женат… а графиня на его памяти не ругалась с мужем. И с матушкой дружила. И его, не своего, любила, уж в этом он был уверен. Ругаться можно не при детях, терпение легко принять за дружбу, когда тебе семь… Впрочем, что бы там ни было, это не его случай и вряд ли чем-то поможет самому себе объяснить переход от «бесит» до «нравится».

А уж как Буш бесил, когда танцевал с Кэррол! Танец за танцем, порой больше трех, заставляя придворных шептаться по углам – не к свадьбе ли дело идет? Не потому ли виконт Буш так возится с одаренным мальчишкой? А уж если после танца тот уводил сестру на балкон или в сад «подышать»… Но разве это что-то значило? Разве мог он не знать?

Кэл отказала Тристану, отказывала и всем прочим женихам, не церемонясь даже с их родителями, если те смели настаивать на «ни к чему не обязывающем» визите. Подарки назад отсылала…

А Лиам всегда присылал подарки на Новый год им обоим. И в гости приходил без предварительного письма. К нему чаще, ругаться или помогать, или хватать за шкирку и тащить в лаборатории… но и к Кэл на чай тоже. На ночь, правда, никогда не оставался…

Пожалуй, прояснять ситуацию следовало начать именно отсюда. Остальное… было не менее странным, но хоть не таким щекотливым. Да и куда торопиться, если куратор все равно смотрит на него, как на бешеную лабораторную зверушку?

Смотрел. Первое время. Подраматизировать он после отказа успеет, заранее не стоит. Вряд ли это Дэвид тогда зашел к нему в каюту и принес одеяло, он ведь крепко спал, даже на палубу после него вышел. Да и вчера…

А он только и смог, что найти куратора, когда страшное уже случилось. Ну да, помог не упасть в воду, дотащил на себе до учителя, но кто бы на его месте не сделал того же? Нет, прежде, чем что-то предпринимать, надо хотя бы помочь Лиаму разобраться с провалами в памяти. И закончить тот разговор о тварях и звездах, ведь он точно был неспроста, может, прояснится что.

– Тпр-ру! – ехавший впереди охранник резко затормозил и привстал в стременах. Ушедший глубоко в себя Генри не сразу вспомнил, что должен был, вообще-то, прислушиваться к подозрительным звукам. С тракта они уже свернули, дорога стала хуже, а места здесь пусть и не совсем глухие, но неспокойные, к тому же небо снова затянуло серыми тучами.

– Что это там? Тварь?!

Он привстал в стременах, быстро оглядываясь и прислушиваясь ко всем лошадям. Его Забияка был спокоен, зато девочка Филиппа и кони охраны заволновались, чуя хищника.

Радость встречи, любопытство. Страх. Не сильный, можно не убегать. Коней много, копыта тяжелые, не приближаться. Чужие люди, злые люди. Почему много, почему он с ними? Нагнать потом, когда один? Но надо предупредить!

– Нет… нет, погодите! – Голос был знакомо четким и громким. Нашла, умничка!

– Целься левей!

– Стойте! Да стойте, кому говорят! – чрезмерно ретивая охрана схватилась за пистолеты, и пришлось бросить коня вперед, заслоняя испуганно зашуршавший куст. – Это же Кисточка!

– Где? – Лиам широко распахнул дверцу остановившейся кареты, и рысь, будто только того и ждавшая, прыгнула из соседних кустов прямо на него. Последовал грохот, радостный мяв и болезненный стон.

Едва не зацепившись за стремя – только лоб разбить сейчас не хватало! – Хейвуд спешился и пулей кинулся к карете, грубо оттеснив по дороге плечистого стражника.

Лиам сидел на полу, держась за голову, и нежно улыбался, второй рукой придерживая пылко вылизывающую его щеку рысь. Тарахтела Кисточка так, что сомнений не оставалось – Буша, помогавшего откармливать замерзшего котенка, она помнит не хуже Генри.

– Передай ей, пожалуйста, что я рад, но лучше бы больше так не делать, – за протянутую руку куратор ухватился и даже ругаться не спешил. Этой влюбленной даме он с самого начала отвечал взаимностью.

– Больше так не делай, не то поломаешь Лиама, – строго сказал Хейвуд, закрывая дверцу за собой. Ехать втроем – это уже другое дело, а для Филиппа места нет, как бы он теперь не скулил снаружи, суя любопытный нос в окно.

***

Смотреть, как куратор обнимается с Кисточкой, можно было бесконечно. Хотелось бы и поучаствовать, но его рысь видела чуть больше месяца назад, а Лиама… зимой после праздников, получается. Вот и тыкалась теперь головой под подбородок, блаженно мурча и жмурясь. Куратор посмеивался и совершенно не обращал внимания на пыльную шерсть и грязные лапы. Даже нащупанные в пышной шубке листья и травинки молча отбрасывал на пол. Удивительно, если вспомнить, как он отряхивался после домашних котов.

– Ну как можно было спутать ее с тварью?

– Учитывая все творящееся последнее время, не удивлюсь, если наши спутники в следующий раз набросятся на подозрительную корягу. Все на нервах, вот и… эй, не надо меня причесывать! – куратор мягко перехватил мордочку пытавшейся зализать его кошки, тут же принявшись начесывать ее за ушами.

– Мрр?

– Она спрашивает, где ее щетка.

– Не знаю. У тебя?

– Не-а.

– Свою не отдам. Прости, милая, придется потерпеть до деревни… ты же пойдешь с нами гонять птиц?

Птицы злые, клюются, нападают. Не очень-то вкусные.

– Так ты уже успела там побывать? Гнезда разворовывала, а?

Лиам все же умудрился уложить ее на бок, и рысь послушно замерла, блаженствуя от ласковых поглаживаний. Дальше вытягивать информацию стало сложней, но картинка была ясна: Кисточка ждала его у деревни, где много-много черных птиц. Они умные, они помнят, и за несколько десятков сожранных яиц ее не простили… еле лапы унесла, пришлось бежать у самого гиблого места…

– Это что еще за новости? – Буш, для которого Генри старался максимально точно повторять все вслух, напрягся и бросил взгляд за окно. За которым было уже довольно сумрачно, а ночевать вне деревенских стен в такие дни рисковали разве что друиды. Впрочем, с рысью, пасущим их орлом и таким количеством оружия они могут рискнуть, просто не хотелось бы. – Я собирал сведения об этих краях перед поездкой, и действительно узнал об одной, м-м-м, достопримечательности, но она у самого Леса, совсем не по пути. Низины с болотами остались ниже по течению… Связанное с человеком, быть может? Капканы, волчьи ямы…

– М-м-м… нет. Совсем ничего про людей. Может, она о гейзерах?

Местность выше по течению Ужехвостки была гористой, чуть южнее уже начинались здравницы с горячими источниками, пользующиеся популярностью и потому хорошо защищенные от гостей из леса. Он уточнил, упрощая – вода бьет из земли, горячо? Но Кисточка не согласилась – не вода. Тяжело дышать, голова болит, к воде нельзя – там дохлые мыши и барсук, она умней, она не подошла…

– Час от часу не легче, – озвучил его мысли куратор. – Она сможет показать, где это место? Заглянем после птиц, раз уж мы здесь. Уильям немного разбирается…

– Вот что мне в тебе нравится, так это твое любопытство, – совершенно искренне отозвался Генри, сам уже подумывавший, как соблазнить куратора съездить на разведку. – Деревенских тоже надо будет расспросить, раз уж это настолько близко.

– Угум, – как-то без прежнего энтузиазма отозвался Лиам. – Главное, чтобы в этот раз с нами захотели говорить.

– И открыли ворота, а то придется по примеру Севастиана в сторожке ночевать. Толпой.

– Откроют, – уверенно отозвался Лиам. Прозвучало это так грозно, будто в случае отказа ворота придется снести, причем вместе с деревней. – Да, моя милая? У кого-о-о красивые ушки?

В ответ вновь затарахтели. Генри оставалось завидовать или умиляться, и он выбрал второе.