— Скоро мы выступаем, — объявила герцогиня Габриэлла с высоты помоста.

И ничто не нарушило спокойствия большого чертога Краухойза, главного замка Шингстена. Здесь было весьма просторно и сумрачно — ни свечи в высокой люстре под сводчатым потолком, который поддерживало несколько массивных колонн, ни пара масляных ламп на длинном дубовом столе не давали достаточно света, чтобы победить полумрак, окутавший этот зал.

И тишина так хорошо сочеталась с сумраком, словно не зал замка это был, а царство мёртвых… Дело в том, что почти все собравшиеся давно знали: война неизбежна. Пожалуй, окончательно это стало понятно в тот момент, когда Габриэлла, тогда ещё вдовствующая баронесса Тодден, приняла веру в шингстенских богов и вышла замуж за герцога Эрлиха, регента при малолетнем лорде Мареке Карпере и брата покойной леди Элис Карпер.

К браку их подтолкнула вовсе не любовь: Вальтеру Эрлиху было за пятьдесят, волосы его давно поседели, некогда красивое лицо покрылось сетью морщин, а Габриэлле шёл лишь тридцать первый год. Детей такой союз тоже не принёс бы, к тому же у обоих супругов были дети от первого брака. Однако все издержки того стоили, да и шингстенская вера с её обычаями, множеством богов, рунами и жрецами Габриэлле нравилась больше скучного чопорного единобожия, что по какому-то недоразумению приняли дома её отца и первого мужа пару сотен лет назад. Она прошла через обряд посвящения в день летнего солнцестояния в прошлом году: её омыли в священных водах Ханка, надели на неё белую грубую рубаху и хангерок, традиционное платье шингстенских женщин… На её лице углём нарисовали руны, и потом жрецы долго шептали молитвы и заговоры, прося богов принять в свои объятия заблудшую дочь.

Конечно, барон Тодден, свёкор, тут же проклял нерадивую невестку, и почти все священники Шингстена (коих, к счастью, было немного) дружно отлучили её от церкви. Но Габриэлле уже было плевать на церковь. Через месяц после своего посвящения она вышла замуж за герцога Эрлиха — тоже по древним шингстенским обычаям, ибо Эрлихи своим богам никогда не изменяли.

Но главное преимущество этого брака заключалось не в новой вере, интересной и красивой. Дело было в положении супруга Габриэллы.

Герцог Эрлих стал регентом по воле короля, убедив того, что не нападал на Эори под началом Джойса Коллинза, а напротив, участвовал в переговорах с леди Кристиной и всеми силами стремился наладить мир с Нолдом… Да и других ближайших родственников у маленького лорда почти не осталось. Двоюродная бабка, сестра лорда Киллеана леди Марианна пропала незадолго до смерти Элис, и до сих пор никто не знал, где она. Оставался лишь герцог Вальтер, двоюродный дед Марека, уделивший немало времени его воспитанию и подготовке к обязанностям лорда.

Правда, самого Марека Карпера сейчас в Шингстене не было. Это и являлось основным затруднением для Габриэллы.

— Меня всё ещё интересует, как вы собираетесь нападать и при этом обеспечить безопасность лорда Карпера, — негромко протянул граф Лассен, сидящий за столом совета ближе всего к помосту. Он отпил немного предоставленного гостям белого вина и добавил: — Разве леди Элис отдала своего внука в руки врагу не в качестве залога мира?

Габриэлла лишь лукаво улыбнулась и отвернулась. Тогда слово взял её муж, сидящий на высоком троне, принадлежавшем лордам Шингстена (его жена не была регентшей и поэтому не имела права занимать трон, довольствуясь небольшим, но богато украшенным стулом с высокой спинкой).

— Лорд Марек Карпер здесь, господа, — заявил герцог Вальтер — он чуть шепелявил из-за выбитого в давней битве зуба.

В зале было не так много людей, но гул изумлённых голосов наполнил его до потолка. И тут же как будто стало светлее: может, дело в том, что за окном окончательно рассвело, утро уступило место дню, а робкие солнечные лучи выиграли битву с тучами… Ну или Габриэлле просто показалось: мёртвое царство ожило, подало голос, и окутавший зал сумрак отступил.

— Ну и где же он? Где его милость? — раздался насмешливый голос юного графа Гэвина Мэлтона — ему совсем недавно исполнилось восемнадцать.

Габриэлла кивнула одному из стражников, стоявших по периметру зала, и он приоткрыл небольшую дверцу справа от помоста. Оттуда вышел мальчик — не броско, но богато одетый, довольно высокий и крепкий для своих восьми лет.

В зале воцарилась гробовая тишина, но через пару мгновений её робко нарушил граф Гэвин.

— Это не он, — покачал головой глупый мальчишка.

Габриэлла посмотрела на него многозначительно, и Гэвин, поймав её взгляд, тут же сконфузился и опустил глаза, делая вид, что край бордового с чёрными узорами камзола его интересует больше всего на свете.

На самом деле Гэвин Мэлтон знал о том, как выглядит Марек Карпер, едва ли не лучше всех присутствующих. Сын покойного Джоната Карпера часто бывал в Мэлтоне, у своего ныне почившего деда Войцеха (Габриэлла горько усмехнулась, осознав, что вспоминала покойника за покойником), где виделся с Гэвином и мог даже играть с ним. Не менее часто он бывал и в Эрлихе у герцога Вальтера. Но большую часть жизни мальчик всё-таки провёл здесь, в Краухойзе, под присмотром леди Элис, которая берегла его как зеницу ока и редко отпускала в гости куда-либо ещё. Поэтому многие дворяне Шингстена не знали, как выглядит их новый лорд.

На это Габриэлла и герцог Вальтер и решили сделать ставку.

Она чуть повела плечами и подалась вперёд: сидеть в платье, пусть даже свободном, мешковатом, сшитом по шингстенской моде, ей было неудобно — штаны, камзол или даже кольчуга куда привычнее… Однако приличия требовали одеться хотя бы так, и Габриэлла выбрала серый лён и зелёный шёлк — на рукавах и высоком воротнике, — что отлично сочеталось с низкой бус из малахита и прозрачного стекла. Волосы она убрала в две простые косы и не отказала себе в удовольствии вставить в левое ухо целых три серьги — так украшать себя было необычно даже для шингстенок.

— Леди Элис, — громко начала Габриэлла, — оставила леди Кристине самозванца. Я точно не знаю, кого именно — конюшонка, поварёнка или вообще маленького попрошайку… — Кто-то в зале коротко рассмеялся. — Вы думаете, что она стала бы так легко отдавать своего любимого внука, наследника в руки врага? Вы думаете, она взяла бы Марека с собой на переговоры на чужой территории из-за детских капризов? Она подсунула Кристине самозванца, — Габриэлла поправила причёску, убрав выбившуюся из косы тёмно-русую прядь под филлет, — а та, судя по всему, до сих пор не заметила, что вместо лорда у неё «гостит» мальчишка из черни. Настоящий Марек Карпер, — она встала, взяла за руку подошедшего мальчика и подвела его к столу совета, — здесь.

Гэвин в неверии качал головой, но возражать не смел. Остальные приглядывались, осматривали мальчика с ног до головы, вспоминали, раздумывали… Габриэлла улыбалась. У мальчика были серые глаза и тёмно-русые волосы — почти как у Джоната Карпера, разве что оттенок волос потемнее.

Но на самом деле это был её сын. Росший похожим на мать (а не, слава богу… богам, на придурка-отца, Виктора), он вполне мог сойти и за сына лорда Джоната и леди Анабеллы. Иржи — так на самом деле звали мальчика — родился в один год с Мареком, что тоже было Габриэлле только на руку. Идея с подставным лордом принадлежала ей, точнее, она пошутила наедине с мужем, что могла бы как супруга регента объявить своего сына наследником… А Вальтер придумал остальное. Этот серьёзный, молчаливый человек, всю жизнь находившийся в тени властной сестры, наконец-то смог проявить себя, показать свой ум и способности.

Габриэлла не любила его так, как жена должна любить мужа, но всё-таки очень им гордилась.

— Мы возьмём этого мальчика с собой, — продолжила она, обводя взглядом всех сидящих за столом. Задержалась на Гэвине — тот вновь смутился и посмотрел вниз, — чтобы все, кто пойдёт за нами, знали, что их лорд не оставил нас.

— А от леди Марианны нет вестей? — вдруг несмело поинтересовался граф Лассен, будто он не был до конца доволен нынешними регентами и ждал, что сестра покойного лорда Киллеана вернётся, возьмёт власть в свои руки и тут же угодит всем. — Герцогиня, вы всё-таки были последней, кто видел её… — он замялся, — живой.

— Она будто испарилась, — покачал головой граф Гэвин. — Мы посылали в Анкер к семье её мужа несколько раз, но ответа так и не получили.

— В день её отплытия и ещё седмицу после были страшные грозы, — напомнила Габриэлла. — Моряки рассказывали, что в южной части Серебряного моря царили дикие шторма. Её корабль легко мог стать жертвой этих штормов… — Она притворно вздохнула: на самом деле исчезновение леди Марианны сослужило ей прекрасную службу, никто не мешал под ногами и не оспаривал права герцога Вальтера на титул регента. — Но мы будем продолжать поиски, — горячо уверила присутствующих Габриэлла, — и я уверена, что леди Марианна с радостью бы поддержала наше начинание. И легко бы подтвердила, что перед вами — истинный лорд Шингстена, ожидающий, что вы поддержите его.

— К слову о поддержке… — раздался из-за спины негромкий, но уверенный голос Вальтера. — Я правильно понимаю, господа, что все здесь собравшиеся готовы отправиться в новый поход?

— А зачем? — вдруг подал голос доселе молчавший барон Адриан Кархаусен. — Вы уже дважды пытались взять Эори, и чёрт его знает, что вас там привлекало раз за разом… Но неужели вы думаете, что в третий раз вам повезёт?

— Бог, ради которого вы предали наших богов, — отозвался Вальтер, — любит число «три», разве нет?

— Бог, которого предала ваша супруга ради ваших богов, — парировал Кархаусен, откинув с лица тёмно-рыжую прядь, — плевать хотел на какие-то числа… Я говорю о том, что Эори сейчас неприступен, границы Нолда защищены лучше, чем когда-либо, и я просто не понимаю… на что вы рассчитываете?

Габриэлла рассмеялась. Адриан Кархаусен никогда ей не нравился: он не явился на первую войну, воспользовавшись правом отказаться от настойчивой просьбы леди Элис, что регентшей тогда ещё не была; на второй войне он до последнего тянул, не собирая войска и не приводя их в Краухойз, и в итоге ему повезло — Джойс Коллинз проиграл, леди Элис заключила с Кристиной союз и новый мирный договор… И сейчас он, кажется, тоже не горел желанием поддерживать вторжение.

— Мы и не рассчитываем на Нолд, ваша светлость, — улыбнулась Габриэлла, пронзительно взглянув на Адриана. — Мы сами толком не знаем, для чего леди Элис вновь и вновь стучалась в его непробиваемые двери. Наша цель сейчас — не Нолд и не Эори, не та неведомая цель, которой пыталась добиться наша добрая госпожа… Наша цель — отомстить за госпожу. Наша цель — причинить леди Кристине и её близким как можно больше боли, принести на их земли разруху, пожары и голод. И начнём мы не с Нолда, ваша светлость, — наклонила голову Габриэлла, любуясь ошеломлённым Адрианом. — Мы нападём на Бьёльн. Перейдём Пурпурный хребет и ударим с юга. Вдоль границы и дальше на север множество деревень и городков так и ждут разорения и разграбления, да, господа?

По залу прокатилась волна грубого мужского смеха — естественно, молчал лишь Адриан и… Гэвин. Он всё так же смотрел вниз, вертя скромный перстень на указательном пальце, а затем резко встал.

— Я с вами, господин регент, — гордо вскинул голову граф Мэлтон, светло-голубые глаза его заблестели. — Леди Кристина убила мою дорогую сестру, из-за неё же мой отец сложил голову на минувшей войне, а мать… — Он покачал головой, вздохнул и сел.

— Как здоровье графини Ванды? — сочувствующе поинтересовалась Габриэлла, делая пару шагов назад, к помосту. Иржи она продолжала держать за руку, тот вёл себя совершенно спокойно и уверенно, ибо знал, какая участь — и какая честь ему уготована.

— Она уже никого не узнаёт, кроме меня, ваше превосходительство, — скорбным тоном ответил Гэвин и вновь опустил взгляд. — А когда я прихожу, она постоянно спрашивает, где Анабелла, скоро ли она придёт… Поначалу я напоминал ей, что Анабелла умерла, она плакала, и моё сердце разрывалось… Но вскоре она об этом забывала и спрашивала снова, когда вернётся её любимая дочь. Мне приходится лгать ей, и от этого ещё больнее…

— Бедняжка, — покачала головой Габриэлла. — Тогда вам тем более следует отправиться с нами на эту войну, граф. Добыть побольше трофеев и вернуться к матери победителем.

Гэвин молча кивнул.

— А я не с вами, — вдруг поднялся с места барон Кархаусен. Габриэлла вовсе не удивилась его словам, однако взглянула на него с гневом и возмущением. — Я понимаю, герцогиня Габриэлла была слишком юна, но вы-то, господин регент! — Он усмехнулся. — Вы сами участвовали в Фарелловской войне пятнадцать лет назад. Вы сражались с нолдийцами и бьёльнцами плечом к плечу, как и я. Неужели вы не понимаете, что они нам — не враги? Мы — подданные одного королевства, мы должны быть едины, дружны! А мы постоянно ссоримся то из-за каких-то туманных целей, то из-за мести, то из-за богатств… Что ж, если вы этого не понимаете, если вы забыли о плодотворном сотрудничестве с Бьёльном и Нолдом, то я не забыл.

— Пламенная речь, ваша светлость, — хмыкнул Вальтер. — Приберегите её для своих солдат, когда будете поднимать их боевой дух перед нашим походом.

— Не буду, — буркнул Адриан.

Замер на мгновение, словно собирался с силами, а затем громыхнул стулом и стремительно покинул зал, словно его здесь и не было.

Габриэлла посмотрела ему вслед взглядом, полным ненависти.

— Я его верну, — спохватился граф Гэвин, но сидящий рядом с ним граф Лассен положил руку ему на плечо.

— Успокойтесь, ваше сиятельство, что он сделает? — усмехнулся он. — В очередной раз так или иначе откажется выполнить свой вассальный долг?

Граф Гэвин покачал головой, и выражение его лица стало донельзя тревожным… словно он искренне переживал за барона Кархаусена, словно не терял надежды наставить его на путь истинный, вернуть в исконную шингстенскую веру и внушить ему преданность своим сюзеренам.

— В таком случае у меня есть право лишить его земель и титула, а то и… — Вальтер не стал договаривать, но все присутствующие сразу поняли, о чём речь.

Барон Адриан ходил по краю пропасти, с каждым днём всё сильнее рискуя сделать неверный шаг. И сейчас он как никогда приблизился к падению в эту самую пропасть.

***

Адриан покинул Краухойз ближе к ночи: с ним было лишь десять телохранителей, а большая часть того отряда, что он привёл из Кархаусена, ожидала поблизости. Он не стал брать с собой в замок всех — знал, что это не обеспечит ему безопасность, а напротив, сделает уязвимее. Герцогу Эрлиху с женой лучше не знать, каковы его силы на самом деле, сколько у него боеспособных людей, как хорошо они вооружены и защищены… Вообще, чем меньше о нём знают, тем легче.

Рвение герцогини Эрлих (привыкнуть к её новому титулу после того, как эта женщина почти десяток лет пробыла баронессой Тодден, оказалось непросто) Адриану даже нравилось. Волей-неволей Габриэлла напоминала ему погибшую сестру, Кассию: та тоже осмелилась взять в руки меч в раннем возрасте, тоже рвалась в бой — что в итоге её и погубило… Надеялся ли он, что и Элла, как её называли за глаза и в домашней обстановке, тоже падёт жертвой собственной самоуверенности? Пожалуй. Но сидеть сложа руки и ждать, когда это случится, Адриан не собирался.

Лошади вихрем неслись по тёмной ленте дороги, холодный ночной воздух свистел в ушах и впивался в лицо миллионом ледяных игл.

— Хвоста нет? — выкрикнул Адриан одному из своих телохранителей.

— Нет, вашесть, — отозвался тот, на ходу поправляя шлем — все сопровождавшие Адриана воины были в кольчугах и защите головы, шеи и ног.

Он всё яростнее подгонял коня, разумно ожидая преследования, но пока, судя по всему, его отсутствие в Краухойзе не обнаружили. Он нарочно не стал селиться в гостевом крыле замка и предпочёл казармы, более многолюдные, где было легче скрыться и затеряться… И откуда, как ни странно, легче сбежать, изобразив из себя простого солдата.

Копыта коней глухо стучали по вытоптанной земле — слава Богу, весна в Шингстене в этом году выдалась сухой, без дождей и гроз, снег растаял быстро, да и стоило отдать должное герцогу Эрлиху: за дорогами он велел заботиться на совесть, не позволяя скапливаться грязи, лужам и выбоинам. Оттого и скакать по тракту было легко. Копыта взбивали облака пыли, которая по большей части оседала на земле и почти не летела в лицо, не мешала обзору и дыханию.

Адриан то и дело оглядывался, но никого, кроме скачущих позади собственных людей, не видел. Все они сняли плащи и сюрко, чтобы не выдать себя гербами и геральдическими цветами, и лишь сталь их кольчуг тускло поблескивала в скупом свете почти закатившегося солнца. А Краухойз удалялся всё стремительнее, постепенно превращаясь лишь в небольшую чёрточку на пока ещё красноватом горизонте. Этот замок был древним, выстроенным из грубых камней, что со временем поросли мхом. Две высокие башни — Белая и Чёрная — издалека напоминали рога адского демона, и если учесть, что Краухойз был средоточием шингстенской веры во множество ложных богов, то такая ассоциация не удивляла.

Адриан невесело усмехнулся: вот в чём ещё заключалось сходство его погибшей много лет назад сестры и герцогини Эллы — они обе были язычницами. Правда, Кассия родилась в языческой семье и с детства впитывала в себя эту опасную веру. Владеющая магией, она считала, что боги помогают ей развивать этот дар, и всегда очень надеялась на него — что в мирное время, что на войне. Элла же приняла язычество совсем недавно: её родной дом, Кетлеры, и дом её первого мужа, Тоддены, верили в Единого Бога, как в Нолде и Бьёльне. Но, видимо, она слишком хотела выйти замуж за регента, слишком желала влияния и власти… Что ещё могло заставить её отречься от Бога и принять в своё сердце демонов и порождений ада, называющих себя богами?

Покойную Кассию Адриан не винил: они оба росли в неведении у родителей-язычников, и у сестры просто не было ни времени, ни возможности познать истинность веры в Единого Бога. Но Элла… Она отреклась от Бога добровольно, и гореть ей за это в пекле.

За это — и за развязывание очередной войны. Которую Адриан, впрочем, ещё надеялся предотвратить.

Его небольшой отряд резко свернул с прямой ровной дороги, идущей от Краухойза на северо-запад, к Бьёльну. Где уж точно будут искать сбежавших, так это в первую очередь на тракте… Поэтому Адриан заранее отдал приказ ждать его в глубине небольшого, но густого леса неподалёку: оттуда он окольными тропами собирался добраться до Пурпурного Хребта — границы Шингстена и Бьёльна, — а там… А там как Бог укажет. Путь предстоял нелёгкий: в отличие от главных трактов, идущих от Краухойза и иных важнейших замков земли, лесные тропки уж точно никто не облагораживал. Да и никто не мог сказать наверняка, что сухая и тёплая погода продержится долго: всё-таки весной часто идут дожди.

Тут в считанных сантиметрах от головы Адриана что-то свистнуло — будто стрела…

— Вашесть, за нами! — раздался позади голос одного из телохранителей.

Он не выдержал и выругался. Рядом просвистела ещё одна стрела: кажется, преследователи нарочно стреляли мимо, чтобы напугать, и цели убить кого-то из сбежавших перед собой не ставили…

Нужно было либо увеличивать скорость, либо сворачивать, запутывая преследователей; но первое не было способно спасти жизни беглецов, ибо ни один конь не в состоянии обогнать стрелу, а второе не входило в планы Адриана. Заблудиться в лесу и попасть в когти волку или медведю легко, пожалуй, даже легче, чем дать бой нагонявшему их отряду и сгинуть в этом наверняка неравном бою.

Кони беглецов устали, а скакать по плохо протоптанным лесным дорожкам им было тяжело — они то спотыкались о выступающие из-под земли коренья, то вязли в низких зарослях кустов… Колючие ветви елей, словно когтистые птичьи лапы, царапали лица. Воины ругались, Адриан держал себя в руках, хотя внутри у него всё горело от ярости, негодования и страха. Да, он не стыдился страха и сейчас чётко ощущал, как он сковал его нутро жгучими цепями.

В конце концов их догнали: менее уставшие и более выносливые лошади противника быстро преодолели расстояние, отделяющее их от беглецов. К тому же копыта коней, что везли людей Адриана, уже более-менее протоптали путь по зарослям, и коням противников было легче пробираться сквозь лес.

Один из преследователей, догнавший Адриана, протянул руку, чтобы схватить уздечку и остановить лошадь, но барон Кархаусен не растерялся. Стремительным движением он извлёк из ножен кинжал и рубанул противника по руке: тот взвыл и отстал. Но радость Адриана длилась недолго. Его и без того уставший конь резко споткнулся то ли о камень, то ли о поваленный бурей ствол — в общем, обо что-то, что было сложно заметить в ночной тьме. К счастью, конь не упал, но Адриан вылетел из седла как миленький. Хорошо хоть, что успел вовремя вытащить ногу из стремени, однако падение не было слишком приятным…

Тут же он заметил, что большинство его людей преследователи уже спешили, однако сдаваться никто не собирался: кто-то обнажил меч, а кто-то — кинжал, ибо дать ближний бой среди деревьев было бы легче. Кинжал Адриана улетел куда-то в кусты, поэтому он был вынужден воспользоваться мечом. Тут же бегло посчитал противников: их оказалось не так много, как он ожидал. Как же Габриэлла так оплошала? Почему не послала в погоню целое войско?

И что самое главное — почему во главе этого смехотворного отряда оказался мальчишка Гэвин, юный граф Мэлтон?

Глаза уже давно привыкли к темноте; хотя на тракте благодаря недогоревшему закату и полупрозрачной луне видно было лучше, чем в густом лесу, Адриан всё равно смог разглядеть Гэвина, встревоженного, растрёпанного, как воробей, но всё равно полного решимости и дерзости… Невольно губы искривила горькая ухмылка: барон Кархаусен тоже был таким… до тех пор, пока не потерял сестру шестнадцать лет назад. Гэвину, если можно так выразиться, повезло, ибо его сестра погибла, когда он был ребёнком и ещё не успел осознать и прочувствовать боль потери. Кроме того, его отец прожил ещё несколько лет, да и мать оставалась в живых несмотря ни на что — хотя иногда казалось, что лучше бы она умерла, чем существовала в плену собственного безумия.

Адриан же лишился сестры в уже вполне зрелом возрасте, в двадцать три года. Впрочем, тогда он ещё был полон юношеского задора и наглой уверенности в себе… Гэвин же совсем недавно вступил в пору этих ощущений и чувств и теперь оправдывал свой возраст в полной мере.

Не сразу Адриан понял, что в лесу стало светлее благодаря факелам: конечно, преследователи прихватили с собой огня, как иначе? Правда, велика вероятность пожара, но, видимо, Элла готова была спалить весь Шингстен, лишь бы остановить возможного предателя.

— Ваша светлость, не делайте этого, — покачал головой Гэвин. Голос его зазвучал неожиданно мирно, спокойно, словно не было ни бешеной скачки, ни обнажённых клинков, ни пущенных стрел, ни уже нанесённых ран…

— Почему ты нарушаешь приказ своей госпожи, мальчишка? — усмехнулся Адриан, с трудом поднимаясь: после такого жёсткого падения болел копчик.

— О чём вы? — Гэвин даже отпрянул.

— Ну, герцогиня Габриэлла наверняка отправила тебя убить меня или заковать в цепи, а не болтать со мной попусту…

— Меня никто не посылал. Я сам поехал.

Адриан опешил. С одной стороны, хотелось не поверить, обвинить мальчишку во лжи, в попытке запутать, оправдаться… С другой — а ведь он мог. Горячности и порывистости ему было не занимать. А ещё он зачастую сначала говорил и делал, а потом уже думал, и на утреннем совете это его свойство проявилось в полной мере.

— Вот как, — пожал плечами Адриан. — Ну так убирайся тогда и не мешай под ногами, щенок.

— Барон Адриан, вы ведь не предатель, — не обратив внимания на его слова, завёл свою песню Гэвин. — Вы всегда были порядочным шингстенцем, и даже ваш переход в другую веру почти не испортил вашу репутацию… Но если вы запятнаете себя предательством…

— Предательство — это то, что вы затеяли с герцогиней и господином регентом, — возразил Адриан, осторожно подходя ближе и держа меч наготове. — Предательство интересов всего шингстенского народа. Как вы не понимаете, что мы уже устали от войны? Устали раз за разом биться в ворота Нолда и Бьёльна и проигрывать.

— В этот раз мы не проиграем! — горячо воскликнул Гэвин; сталь его меча сверкала в слабом свете факелов под стать небольшой фибуле, скрепляющей бордово-чёрный плащ, накинутый поверх кольчуги. А он хорошо подготовился… и людей своих хорошо подготовил. Так, может, всё-таки врёт? Может, Габриэлла его снарядила и послала в погоню? — В этот раз любой наш шаг обернётся победой. Мы будем лишь собирать трофеи и мстить.

— Это ещё хуже, — покачал головой Адриан. — Если ты решил переманить меня на свою сторону обещаниями разбоя и мародёрства, то ты ошибся, щенок. Иди к чёрту вместе со своей герцогиней.

Кажется, Гэвин даже зарычал. Он крутанул в руке меч и бросился вперёд, а за ним — его люди.

Во время беседы телохранители Адриана столпились вокруг него и к нападению оказались готовы.

Думалось, что воинам Мэлтона сражаться будет тяжелее из-за того, что каждый второй в одной руке держал факел, а в другой — меч или кинжал, но они всё-таки хорошо себя показали… В ночном густом лесу зазвенела сталь, зазвучали людские крики, забурлила кровь.

Боль то и дело пронзала нижнюю часть спины Адриана, но он терпел и ухмылялся: в своём возрасте он ожидал, что боль в спине будет сопровождать его по иной причине, нежели падение с лошади… Неудобство создавали также окружавшие его еловые лапы, кустарники, испуганные кони — как их потом ловить, чтобы доскакать куда нужно?

Гэвин сразу, недолго думая, бросился на Адриана, и тот с усмешкой отразил его удар: как восемнадцатилетнему мальчишке тягаться с опытным воином, прошедшим через битвы и ад? Однако юный граф оказался не так слаб, как думалось, он бил жёстко, напористо, редко промахивался… Вот прицелился в плечо — Адриан еле-еле отразил этот удар, — а вот его клинок скользнул по колену, разрезав шерсть штанины и разодрав кожу… Себя он ранить не позволял, близко к себе не подпускал, отчего Адриан то и дело сталкивался спинами с другими воинами (чёрт их знает, чьими), зато с Гэвином ничего подобного не случалось.

Чёрт, ещё не приходилось барону Кархаусену так недооценивать противника…

Но со временем что-то в тактике юного графа стало меняться: он всё чаще не выставлял меч вперёд, а держал его ближе к телу, всё чаще скрещивал его с мечом Адриана ближе к рукояти, нежели к острию… Это настораживало, однако Адриан принимал вызовы Гэвина; он даже чуть расслабился, чему не мешали напористость и ярость противника, ибо, несмотря на численное превосходство, отряд преследователей стремительно редел. Вот один из телохранителей Адриана полоснул по плохо защищённой шее воина в сюрко с гербом Мэлтонов; вот другой уложил сначала одного, а потом второго солдата из Краухойза верными ударами в корпус… Любо-дорого было посмотреть, но отвлекаться не стоило: Гэвин всё приближался, нанося уверенные удары (будто он за время боя вообще не устал) и целясь в лицо.

— Ты можешь пойти со мной, — заговорил неожиданно для себя Адриан. Мальчишка чуть отступил, но тут же бросился в атаку — это и было его ответом. — Если ты выберешь их, — продолжил Адриан, отбивая его удары, — то умрёшь. Определённо.

— А если выберу тебя, то выживу? — дико ухмыльнулся Гэвин.

Адриан лишь пожал плечами.

— Кто знает… Со мной шансов выжить больше. А с ними тебя ждёт лишь смерть. Ты ищешь славы и мести, но ты погибнешь… прямо как твоя сестра, — добавил он.

Дикая усмешка Гэвина переросла в обезумевший смех. Но его солдаты настроения хозяина не разделяли — их теснили телохранители Адриана, раззадорившиеся, словно обретшие второе дыхание… Да, люди Мэлтона отступали, но их предводитель отступать не собирался.

Он замахнулся мечом так, словно желал разрубить голову Адриана, однако тот вовремя увернулся… но этого оказалось недостаточно — левый глаз распороло адской болью.

Мальчишка, кажется, сам не понял, что сделал. Он отступил на пару шагов назад, и его люди восприняли это как сигнал: они начали поворачивать, хватать своих коней, прятать оружие в ножны… Но Гэвин замер посреди всей этой суматохи, смотря, как Адриан зажал глазницу ладонью, как по его пальцам стекала кровь вперемешку с остатками глазного яблока… и как его губ коснулась слабая усмешка.

— Твои люди отступают, Гэвин. — Он впервые за этот вечер назвал графа Мэлтона по имени. — Но ты ещё можешь пойти со мной. Даже сейчас… — Со скрипом зубов снося боль, он убрал руку, показывая Гэвину результат его трудов — вряд ли от глаза что-то осталось. — Пойдём со мной, и я клянусь тебе: тогда я сделаю всё, чтобы ты не погиб.

Мальчику восемнадцать, ему ещё жить да жить… Графиня (точнее, на момент смерти уже леди) Анабелла умерла, едва дожив до двадцати лет, неужели он хочет пойти по её стопам?

Гэвин в неверии покачал головой, каким-то чудом нащупал в темноте своего коня и ускакал в Краухойз: на всё это у него ушло не менее минуты, но для ослепшего на один глаз Адриана прошло примерно мгновение.

***

— Иржи! — позвала Габриэлла сына.

Мальчик оторвался он книги и взглянул на неё вопросительно. Она закатила глаза.

— Даже когда мы наедине, ты должен отзываться на имя нашего лорда, — сказала она, поднимаясь с кресла и поправляя тяжёлый шерстяной халат.

— Элла, отстань от ребёнка, — добродушно усмехнулся Вальтер. — Час уже поздний, милорд, отправляйтесь-ка в постель.

Иржи был тихим мальчиком, спокойным и послушным, и фраз вроде «ты мне не отец» от него ждать не стоило. Он осторожно закрыл обложку увесистого тома истории Шингстена, потушил свечу на столе и поплёлся в постель, зевая, — сам уже явно устал, но не хотел отрываться от чтения. Габриэлла даже не могла вспомнить, был ли настоящий лорд Карпер таким книгочеем… Кто знает, может, северные дикари во главе с Кристиной уже отучили его читать.

Раздался громкий стук в дверь, и, когда Вальтер позволил войти, на пороге появился взволнованный стражник — начищенная кираса блестела в слабом освещении спальни, сине-зелёный плащ сполз с одного плеча.

— К вам граф Мэлтон, ваше превосходительство, — поклонился стражник, сжав рукоять меча, словно готовясь вынуть его из ножен и защитить регента с супругой от возможной опасности.

— Почему он до сих пор не спит? — в изумлении поднял бровь Вальтер, а Габриэлла кивнула стражнику — впускай, мол.

Гэвин выглядел ещё более озадаченным, чем стражник, причём его кольчуга была испачкана кровавыми пятнами, полы бордового плаща — изорваны, а сапоги — вымазаны грязью с влипшими в неё еловыми иглами.

И где только его черти носили?

Лишь когда стражник поклонился и покинул комнату, закрыв за собой дверь, Габриэлла вскочила и бросилась к Гэвину, желая дать ему хорошего тумака; хоть мальчишка был в кольчуге и с мечом, выглядел он как нашкодивший ребёнок, ожидавший нагоняя.

— Что ты натворил? И кто, скажи на милость, после тебя будет отмывать мне полы? — возмущённо зашипела Габриэлла.

Гэвин лишь сейчас догадался взглянуть на свои сапоги и покраснел.

— Барон Кархаусен сбежал, — выпалил он.

Габриэлла опешила. Услышала, как скрипнуло кресло Вальтера — он встал и стремительно приблизился к жене, вглядываясь в испуганное лицо Гэвина.

— Как ты узнал?.. — осторожно спросил герцог Эрлих.

— Мои люди видели, как за полчаса до одиннадцати он выехал из казарм с небольшим отрядом, — охотно отозвался Гэвин, безуспешно пытаясь убрать с лица слипшиеся, взлохмаченные русые волосы, — я бросился в погоню, но…

— Бросился в погоню, не сообщив мне? — перебила его Габриэлла, чувствуя, как в её груди загорается огненное возмущение. — Не сообщив его превосходительству регенту? И не принеся жертвы Аристе перед охотой… — добавила она с невесёлой ухмылкой. — Ты кем себя возомнил?

— Простите, герцогиня, я не догадался, — пожал плечами Гэвин как ни в чём не бывало.

— Я надеюсь, ты исправил свою оплошность, — заговорил Вальтер, приобняв вскипевшую от ярости жену за плечи — и так словно бы пытаясь успокоить, хотя спокойствия Габриэлла не почувствовала ни капельки, — и смог остановить беглеца? И он сейчас в оковах в темнице ожидает приговора?

Гэвин молчал.

Вместо огня в груди Габриэллы возник пугающий удушающий холод.

— Ты его упустил. — Это был не вопрос, а утверждение.

— Послушайте, но вы сами после совета могли бы арестовать его! — вдруг вступился за себя Гэвин. — А вы его отпустили, чтобы он спокойно обдумал и совершил этот свой побег… А я ещё и виноват, хотя я пытался его догнать!

— Пока сам догонял — кто-то из твоих людей мог бы сообщить мне, я бы послала подкрепление, а что в итоге? — продолжала шипеть змеёй Габриэлла — ей хотелось кричать, но она боялась разбудить уснувшего сына. — Я правильно понимаю, что жалкий отряд Кархаусена раскидал твой, если ему удалось сбежать?

Мальчишка лишь кивнул и чуть попятился.

— Погоню всё равно надо послать, — раздался за спиной голос Вальтера — он отошёл чуть назад, к своему креслу, в раздумьях нарезая круги по комнате.

— А ещё нужно найти его детей, — осенило Габриэллу. Барон Кархаусен некогда был женат и прижил с ныне покойной супругой двух детей, которых надёжно прятал и никогда не выводил в люди. — Не мог же он потащить их с собой незнамо куда! Надо послать отряд в Кархаусен, пусть обшарят там все углы и привезут сюда этих мелких ублюдков! — Она невольно повысила голос, но тут же попыталась сдержать себя — всё ещё боялась разбудить Иржи. — Если они будут у нас, он не посмеет…

И, конечно, побег Кархаусена не отменял планов по наступлению на Бьёльн. Наоборот, нужно было как можно скорее разработать стремительную тактику, собрать отряды и отправиться к Пурпурному хребту, для начала — разорить земли Штольца, а потом можно пойти западнее и севернее…

— Но сначала — погоня, — напомнил Вальтер. — Прямо сейчас, пусть хоть до утра скачут, но найдут его.

— Он не по тракту поскакал, свернул в лес… — пролепетал Гэвин.

— Вот и покажешь, — кивнула Габриэлла.

— Но…

— Ты устал и хочешь спать? — зло ухмыльнулась она. — Сражение вымотало тебя, раны беспокоят? Но ты упустил предателя! — Она приблизилась к Гэвину и заглянула в его светло-голубые глаза — ей даже не пришлось особо задирать голову, ибо роста они были почти одного. — И тебе нужно вернуть моё доверие, иначе, если ты его не поймаешь, я отправлю на плаху тебя вместо него!

Фамильная черта Мэлтонов — их глаза, светлые, ледяные, никогда не навевали ассоциаций со взрывами чувств, но сейчас во взгляде Гэвина было столько страха, самоуничижения и стыда, что Габриэлле показалось, будто этот голубой ледок растаял и вот-вот превратится в алую вулканическую лаву.

Гэвин сделал пару шагов назад, к двери, хотел было развернуться… Вдруг замер и тихо, но как-то весело и горделиво сообщил:

— К слову, я выколол ему глаз.