Утро плавно переходило в день, когда две армии встретились на поле боя.

Генрих всерьёз не рассчитывал, что шингстенцы согласятся на разговор перед битвой — последнюю попытку уладить всё без кровопролития. На этот раз было ясно, что пришли они без конкретной цели что-то завоевать и заполучить. Им просто нужна месть, и договариваться о чём-то они просто не собираются. Впрочем, нолдийцы и бьёльнцы — особенно бьёльнцы — тоже. Нужно просто прогнать врага со своей земли, и всё.

Но если сделать это получится, не пролив ни капли крови… Тогда Генрих будет готов поверить в божью милость и в то, что Господь всё-таки не оставил своих смертных детей.

Он встал довольно рано, чтобы как следует подготовиться к битве, но Кристина, по-видимому, проснулась ещё раньше: её место на их общей лежанке было пустым и холодным.

И правда, когда Генрих вышел из шатра, Кристина уже облачалась в доспехи. Несколько непривычно было видеть её не в одной только кольчуге, как раньше, но и в блестящей массивной кирасе сверху — Кристина, недавно посвящённая в рыцари, перестала носить пехотную броню. Её наскоро заплетённая коса, ещё не завязанная на конце шнурком, расплелась, и Генрих невольно замер, залюбовавшись тем, как красиво смотрелась мягкая волна каштановых волос на стали, блестящей в утренних лучах.

В любое другое время он бы сказал ей напрямую, насколько она хороша, насколько он любит её и восхищается ею… Но сейчас Генрих чувствовал, что Кристина в этом пока не нуждается. Может, после битвы она станет чуть теплее, менее суровой и жёсткой… Сейчас её мысли явно занимал лишь враг и победа над ним, а о друзьях, близких и любимых она, кажется, немного подзабыла. И Генрих не спешил осуждать её за это, прекрасно зная по себе, что за несколько часов перед битвой тебе уж точно не до любви.

А уже через полчаса их войско заняло всю северную часть поля. Конечно, засадные отряды остались в лесу, там же скрылись лучники и арбалетчики. Шингстенцев на первый взгляд было меньше, но кто знает, сколько человек так же сидело в засаде. Да, изначально они собрали несколько небольших отрядов для набегов, но ведь они тоже готовились к битве всё лето, судя по докладам разведки, накапливали силы, и теперь их войско не сильно уступало армии Нолда и Бьёльна.

К тому же Генрих прекрасно знал, каковы шингстенцы в бою — совершенно остервенелые, безжалостные и как будто не чувствующие боли. Один такой вдохновлённый воин стоил пятерых обычных.

Но пока они стояли спокойно, не вполне стройными рядами, ощетинившись копьями и мечами. Конных у них было немного, но и те всадники, что имелись, выглядели весьма внушительно и грозно. А возглавляла войско женщина, которую столь часто упоминал в своих рассказах барон Адриан, которую обсуждали на военных советах и которую так яро возненавидела Кристина.

Герцогиня Габриэлла Эрлих.

На ней не было шлема — она держала его в руках, и светлая начищенная сталь блестела в лучах свежего утреннего солнца. Её тёмно-русые волосы были заплетены у висков в тонкие косички и убраны на затылке в высокий хвост. Броня на ней не вполне соответствовала положению конного воина и напоминала скорее доспехи пехотинца: кольчуга, горжет, наручи и защита ног до колен, вместо сабатонов — кованые сапоги. Примерно так предпочитала облачаться для боя Кристина до того, как её посвятили в рыцари…

Лицо Габриэллы показалось Генриху смутно знакомым, но он никак не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах встречал её.

Увидев герцогиню, Кристина застыла на миг, сжав поводья, напряглась… И вдруг послала коня вперёд.

Первые ряды вражеского войска выставили копья вперёд, но герцогиня Габриэлла сделала знак рукой и тоже пришпорила свою лошадь.

Время будто замерло. Две армии застыли на противоположных концах поля. Даже ветер улёгся, затих, и верхушки вековых елей больше не качались, и ковыль на поле не шуршал.

Лишь две женщины-воительницы, заклятые враги, доселе друг друга не видевшие и не знавшие, приближались друг к другу мерным шагом.

И Генриху казалось, что в этой звенящей тишине был слышен только стук его встревоженного сердца.

Но Кристина проехала не так много, даже не добралась до середины поля. Натянула поводья, останавливая коня, и герцогине Габриэлле тоже пришлось остановиться.

— Я знаю, зачем вы сюда пришли и чего хотите, — заговорила Кристина громко и звонко, и голос её ни разу не дрогнул. — И всё это я слышала уже не раз — и от леди Элис, и от лорда, — она сплюнула, — Джоната. Но я не знаю, как вас остановить. И не знаю, почему вы ищете мести мне здесь, — она окинула взглядом поле, — в Бьёльне.

— Потому что Бьёльн ещё семь лет назад полез не в своё дело, — отозвалась герцогиня — её голос звучал чуть тише, не столь уверенно, как у Кристины.

— Те мирные крестьяне, которых вы грабили и убивали, полезли не в своё дело? перебила её та. — То, что вы сделали, — подлый удар в спину, а не месть тем, кто, может быть, и правда нанёс вам обиду.

Впрочем, тут она была не совсем права. Хельмуту шингстенцы отомстили. А вместе с ним — и Генриху, и Кристине, и всем, кто его любил. Но это и правда был удар исподтишка, без предупреждения, без честного объявления войны. Впрочем, иного от Шингстена ждать не приходилось — в последние семь лет он действовал только так.

— Впрочем, ты можешь сосредоточиться на мне, — продолжила тем временем Кристина, делая голос ещё громче, хотя было слышно, что она устала кричать. — Я беру на себя ответственность за всех бьёльнцев, которые помогали мне в войнах против вас. В конце концов, я теперь ещё и леди Бьёльна, хоть и по праву брака. Тебе нет нужды мстить за леди Элис и других ваших погибших кому-то ещё. Мсти мне.

— И что ты предлагаешь? — В голосе Габриэллы послышалась насмешка, граничащая с презрением. — Прямо сейчас взять и убить тебя?

Рука Генриха невольно дёрнулась к рукояти меча, ибо шингстенка наверняка была готова тотчас же воплотить слова в жизнь.

— Отчего же, — оскалилась Кристина. — Ты помнишь, с чего всё началось? С дуэли. Пусть дуэлью и закончится.

С этими словами она сняла с руки латную перчатку и кинула её вперёд — она упала прямо у передних ног лошади герцогини Габриэллы.

Та сначала взглянула на перчатку округлившимися от изумления глазами. Невольно повернула голову, оглядываясь на своё войско, словно ища поддержки или одобрения, словно её люди должны были принять решение за неё… Генрих хмыкнул. Нет уж, дорогая, раз уж назначила себя предводительницей — решай сама.

Наконец Габриэлла нехотя спрыгнула с седла, не выпуская из рук шлема, наклонилась и подняла перчатку. При этом лицо её было крайне недовольным, ибо для того, чтобы принять вызов, ей пришлось слезть с коня, тогда как Кристина оставалась в седле и с гордой улыбкой взирала на неё сверху вниз.

На некоторое время они разошлись по своим краям поля, чтобы подготовиться к дуэли.

По закону такие поединки разрешались, но никаких конкретных правил нигде прописано не было. Однако существовали древние традиции, которые не стоило нарушать. И вот, согласно этим традициям, Кристина начала нервно, дрожащими руками снимать с себя доспехи — кое-как расстегнула ремешки на горжете, сбросила его прямо на землю… Ей пытались помочь, но она отмахивалась ото всех, как от надоедливых мух, и это грозило тем, что Кристина могла провозиться с доспехами слишком долго.

Генрих быстро подошёл к ней и всё-таки решился её коснуться — положил руку на плечо. Кристина вздрогнула. Медленно повернула голову, взглянув на него абсолютно растерянным взглядом. Будто сама не поняла, что только что сделала. Будто её заставили это сделать. Будто это была не она.

— Ты уверена?.. — шепнул Генрих, хотя собирался сказать ей что-то совсем другое, но этот её взгляд заставил его спросить именно это.

— Не смей сомневаться во мне, — покачала головой Кристина.

Эти слова она произнесла тоном не злобным, не раздражённым, не процедила их сквозь стиснутые зубы, не прокричала ему в лицо… Голос её был умоляющим, и слова звучали, как последняя просьба.

— Я никогда… — Ком в горле помешал договорить.

Кристина слабо улыбнулась.

Генрих помог ей снять кирасу; нагнувшись, она сама стрясла с себя кольчугу и быстро избавилась от мелких частей доспеха. Осталась в штанах, высоких сапогах и стёганке тёмно-синего цвета. Стёганка от царапины защитить может, но от сильного колющего или рубящего удара — вряд ли… Понятно, что эта дуэль не продлится долго.

Хотелось обнять Кристину — и никуда не отпускать её. Закрыть собой от этой дуэли, от этой битвы, от этой войны. Но сейчас она бы не позволила — Генрих это чувствовал. Сейчас Кристина бы никому не позволила её остановить. Она как будто должна была отгородиться ото всех близких, от тех, кому была дорога.

Кристина вынула из ножен меч — свой верный Праведный, принадлежавший ещё лорду Джеймсу. Когда-то он подарил этот клинок Генриху — в тот час, когда посвятил его в рыцари, почти двадцать пять лет назад. Но через пару десятков лет клинок вернулся в дом Коллинзов и с тех пор стал верным другом Кристины, и все свои битвы, за редким исключением, она прошла именно с ним.

Герцогиня Габриэлла вышла на поле боя первой. На ней была красная стёганка, и Генрих хмыкнул: пятна крови на такой не разглядишь. Меч у герцогини был, как и у Кристины, полуторным, с чёрной рукоятью и тёмной тусклой сталью клинка. В целом ничто в её облике не говорило, что она сильнее, ловчее, что у неё есть какие-то преимущества перед Кристиной. Да, она была чуть повыше, капельку крупнее, но до покойной герцогини Альберты ей далеко — а это была самая могучая женщина на памяти Генриха.

Увидев, что соперница готова, Кристина на миг закрыла глаза, словно молясь, а затем уверенными шагами пошла вперёд.

И молиться теперь предстояло Генриху.

В истории бывали случаи, когда судьбы феодов, земель, целых королевств решались женщинами. Правительницы и консорты, леди и королевы садились за стол переговоров друг с другом или с мужчинами, подписывали мирные соглашения или объявляли войны… Но ещё никогда не случалось такого, чтобы две женщины сходились на поле боя и в поединке определяли будущее государства. Об этом можно было прочитать в легендах и сказках, услышать в балладах и песнях, но никак не узреть в реальной жизни.

Генрих вернулся в седло, готовый в любой момент дать сигнал к атаке. Хоть и понимал, что Кристина наверняка не одобрит никакого вмешательства в этот бой… Но никто не мог быть уверенным, что не вмешаются шингстенцы. Что если Кристина убьёт герцогиню Габриэллу, а её войско тут же бросится в бой? Нужно быть готовыми отразить эту атаку… и любой ценой спасти Кристину от смертельной волны мстящих за свою предводительницу шингстенцев.

Кристина не стала слишком близко подходить к Габриэлле. Она оглянулась и посмотрела на Генриха так, словно прочитала все его мысли — и про вмешательство, и про битву, которую может спровоцировать эта дуэль, и про спасение… Усталые серо-голубые глаза сверкнули золотом, и Генрих вздрогнул, хотя, казалось бы, ему давно следовало к этому привыкнуть.

Одна рука Кристины держала меч, вторая же была стиснута в кулак — и вдруг этот кулак резко разжался. А из ладони и кончиков пальцев полился огонь. Именно полился, словно светящаяся горячая жидкость, переливающаяся оранжевым, жёлтым и алым… Огонь начал разливаться кругом по полю. Занимался ковыль, поджигалась высушенная жарой трава, да и редкие зелёные былинки скукоживались и чернели под напором этого магического пламени. Серый дым взмыл в небеса.

Вскоре пламя образовало большое кольцо вокруг обеих женщин. И пылало именно это кольцо, за его пределы огонь не выходил — видимо, Кристина держала его под контролем.

В тот миг Генрих жутко ею гордился.

Поначалу обе дуэлянтки обменялись парой ленивых ударов, но вот Габриэлла начала наступать. Она будто не обратила никакого внимания на огонь, зато было видно и даже слышно отсюда, с другого края поля, что её войско чуть перепугалось — кто-то не сдержал изумлённого вскрика. И теперь, когда всполохи чуть осветили лицо герцогини Габриэллы, Генрих наконец начал узнавать её, начал понимать, что и правда видел её раньше. В конце первой войны с Шингстеном, после битвы за Эори, его людям удалось взять немало пленных. И Габриэлла была среди них.

Вообще с благородными пленниками было принято обходиться милосердно, чтобы те по крайней мере имели приличный вид для выкупа. Однако тогда Генрих не выдержал, ибо Кристина чуть не погибла, и самого Джоната Карпера отправил в глубочайшие темницы Эори, заковав в сдерживающие магию кандалы, а его вассалов и военачальников велел бросить в не столь дальние и тёмные камеры… Но всё же это было унизительно для них, и полный ненависти, презрения и отчаяния взгляд единственной женщины среди тех пленников он запомнил надолго.

И ведь этот взгляд никуда не делся. Этим взглядом она сейчас пронизывала Кристину насквозь. Хотя Генрих знал, что чем-то подобным его жену не возьмёшь.

Габриэлла наступала, тесня Кристину к огненному кольцу, и в конце концов та пригнулась, вывернулась, как юркая змейка, и попыталась нанести удар сбоку. Однако Габриэлле удалось отбить этот удар в последний момент. Звон мечей казался оглушительным.

Теперь настал черёд Кристины — она наградила свою противницу несколькими уверенными ударами, и та отбилась не от всех, в какой-то миг меч задел её плечо, но выступила ли кровь на алой стёганке, видно не было. Однако казалось, что боли Габриэлла не почувствовала — Генрих готов был поклясться, что она зарычала от ярости и бросилась вперёд. Удар сверху — отбит, удар сбоку — отбит с трудом, удар по низу… Кристина слишком много сил отдала на то, чтобы не позволить Габриэлле ранить себя в бок хотя бы скользящим режущим ударом, и пропустила то, как клинок кольнул её в колено.

Генрих замер, не решаясь даже моргать. Ожидал, что она сейчас упадёт, не выдержав боли, но Кристина лишь слабо пошатнулась. В те моменты, когда она в пылу сражения поворачивалась лицом к своему войску, Генрих видел, насколько она бледна. Из её каштановой косы выбилось несколько прядей, ткань стёганки на плече надорвалась, обнажая клочок светло-серой пакли. По коричневой штанине стекала струйка крови, заливаясь в сапог.

А пламя всё пылало.

Хотя, казалось бы, весь этот сухой ковыль должен был сгореть за считанные мгновения… И он сгорел — пламя держалось на одной лишь магии и больше не дымило, ибо дымить было попросту нечему. Лишь тогда Генрих подумал, что Кристина наверняка где-то спрятала руну, ведь так долго удерживать заклинание самостоятельно она вряд ли бы смогла.

Она пришла в себя за считанные мгновения, но Габриэлле и этого хватило, чтобы замахнуться мечом вновь: возможно, не среагируй Кристина вовремя, лезвие меча прошлось бы по её лицу и снесло полголовы… Но она чуть пригнулась, чуть увернулась, и в итоге Габриэлла смогла лишь ударить её по лицу рукоятью меча.

Женщины подошли довольно близко друг к другу — заносить мечи было уже не так удобно, удары становились мелкими и быстрыми… Кристина даже убрала одну руку с полуторной рукояти — Генрих сперва подумал, что так ей было удобнее держать меч в столь ближнем бою, но потом…

Он решил, что ему привиделось. Слишком уж волновался за жену, да и возраст уже не тот, чтобы душевные тревоги и переживания не отзывались в теле. Но нет — это было правдой.

В левой руке Кристины начала искриться молния.

Герцогиня Габриэлла тоже её заметила. Попыталась отойти, но Кристина не позволила — она быстро выставила ладонь вперёд, едва ли не ласково прижала её к плечу противницы…

Габриэллу затрясло, словно в приступе падучей, но молнии надолго не хватило, и она быстро успокоилась. Однако продолжать бой не спешила — та магическая молния наверняка пронзила её насквозь, задев не только плечо.

Кристина стояла к нему спиной, но Генрих легко представил, как она ухмыльнулась.

Ибо, видимо, поняла, что одной молнии ей мало. Ей подчинилось пламя, ей хватило сил создать это кольцо и сохранять его на протяжении всей дуэли… И что мешает ей применить его в бою?

Кристина никогда не использовала магию в битвах. Говорила, что ей не хватает сил одновременно сражаться с мечом в руках и колдовать — невозможно сосредоточиться на обеих этих вещах, нужно выбрать что-то одно. А так как Кристина, по её словам, в боевой магии была не очень сильна, то всегда выбирала меч. И правда, он надёжнее.

Но сегодня, судя по всему, силы она всё-таки нашла. Иначе как объяснить, что в одной руке она сжимала свой Праведный, а на другой зажгла язычок пламени — сначала маленький, тусклый, трепещущий, готовый вот-вот погаснуть… Однако он начал расти. Занял всю ладонь, перекинулся на пальцы, чуть лизнул кожу запястья, не закрытую рукавом стёганки. Интересно, Кристине не горячо?

Габриэлла попыталась отбиться от настойчивой противницы, сделав несколько неуклюжих взмахов мечом — видимо, удар магической молнией лишил её сил, и она начала действовать, будто неумелый простолюдин, впервые взявший в руки меч. Кристина поначалу отступила, пригнулась, крутанула меч и сделала выпад. Габриэлла не отразила его, лишь отшатнулась, и острие клинка прошлось в каких-то миллиметрах от его лица. Вновь попыталась атаковать, но испытавшее на себе удар молнии тело плохо её слушалось. Она позволила Кристине подойти ближе, кое-как парировала очередной её ленивый удар…

На огонёк в ладони противницы она взирала с истинным ужасом.

Генрих, заворожённый этой битвой и опасной красотой, силой и отвагой своей жены, уже не обращал внимания на то, как реагировали на дуэль шингстенцы. Да и на своё войско он почти не оглядывался, будучи, впрочем, уверенным, что его вассалы и воины смотрят на Кристину с таким же восхищением, что и он.

Пока Габриэлла пыталась отражать натиск, держа меч над головой и защищаясь от ударов, Кристина набралась решимости. Было видно, как глубоко она вздохнула, как уперлась ногами в землю, словно готовилась поднять нечто тяжёлое, гораздо больше её собственного веса… И сделала жест, напоминающий пощёчину.

Её ладонь впечаталась в шею Габриэллы. Пламя проступило сквозь пальцы Кристины. Затлела алая стёганка. Запахло палёными волосами, а затем — жареным мясом.

Послышался истошный крик.

Генрих решился перевести взгляд на шингстенскую армию. Ему казалось, что сейчас она бросится вперёд и сметёт Кристину, собьёт с ног и втопчет в землю… Рука невольно метнулась к мечу. Пока шингстенцы стоят в оцепенении, наблюдая, как поджаривается их предводительница, нужно успеть подготовиться к атаке и как-то увести Кристину с поля…

Но шингстенцы не шелохнулись — отсюда, с противоположного края поля, было плохо видно, но Генрих всё же разглядел, как один из их всадников сделал жест, призывая оставаться на месте.

Тут же послышался глухой звук падения и удара о землю: Кристина отняла руку, огонь на её ладони погас, и Габриэлла, обожжённая с правой стороны, рухнула на спину. Кажется, она была ещё жива, ибо дёргалась, будто её вновь било молнией. Кожа её покраснела, кое-где даже почернела до угольев, правый глаз исчез, словно вытек от жара, и стёганка продолжала тлеть… Понятно, что выжить ей не удастся, но сколько она будет так мучиться в агонии?

Кристина, видимо, подумала о том же.

Было видно, что дышала она тяжело, согнувшись, словно пробежала целый километр на самой высокой скорости. Однако меч оставался в её ладони — она перехватила его обеими руками, занесла и добила Габриэллу, чтобы уж точно закрепить свою победу в этом поединке.

Ну или это был удар милосердия.