Кристина проспала целые сутки, словно её грубо столкнули в омут забытья, а она часами пыталась из него выбраться и не могла. Ей ничего не снилось, а после пробуждения она не сразу вспомнила, где находится и что произошло перед тем, как она уснула. Во рту стоял отвратительный привкус, и Кристина одновременно с ухмылкой и отвращением вспомнила, что её долго и болезненно рвало, прежде чем она наконец провалилась в бездну сна.

 

А проснулась Кристина крайне вовремя. Не успела она прийти в себя, умыться и переодеться, как её позвали на переговоры с шингстенцами. Опять… И почему они до сих пор не убрались отсюда? Почему не вернулись в свои проклятые богом края и окончательно не отстали от неё? Что им ещё нужно?

 

Кристина уже готова была схватить меч и в одиночку изрубить в куски всех шингстенцев, что посмеют прийти к ней, даже Кархаусена… А потом вспомнила, что сделала вчера.

 

Кольцо пламени вокруг… Пламя в её руке… Пламя в её глазах — и, что главное, внутри, в душе. Оно терзало её, грозило сжечь до угольков, превратить в безумное, яростное, мстительное чудовище… Это пламя было ненавистью и болью, тоской по погибшему Хельмуту, усталостью от бесконечных войн, отчаянием и страданиями… Но Кристина смогла обуздать его. Смогла буквально вырвать его из своего сердца, создать в своей ладони огненный шар и сжечь им одну из виновниц своего горя. Остальные виновники уже гнили в могилах на их же счастье.

 

Кристина помнила и запах горелого мяса, и жуткий ожог на правой стороне лица и шеи герцогини Габриэллы. После такого не живут, но дело всё же довершил острый клинок Праведного, ибо ждать, когда противница умрёт от ожогов, Кристина не собиралась.

 

И тут же ненависть отступила. Она вспомнила вчерашнюю дуэль и поняла, что больше не желает мести, не хочет никого убивать.

 

«Ты отомщён, друг мой», — мелькнула мысль.

 

Наверное, правда стоит поговорить с оставшимися в живых шингстенцами, принять их поражение, договориться о каких-то выплатах, гарантиях… Связаться с королём, чтобы назначил нового регента… Может, и Марека теперь следует отпустить…

 

Кристина не успела расчесаться, поэтому убрала волосы в небрежный пучок, набросила синий стегач поверх рубашки и, на всякий случай прихватив меч, отправилась в шатёр главнокомандующего. У входа её встретил Генрих, и она поняла, что кроме них двоих, скорее всего, говорить с шингстенцами никто не будет. Ну и слава Богу.

 

— Как ты, любовь моя? — спросил Генрих с лёгкой тревогой в голосе, но, тем не менее, со счастливой улыбкой, озарившей его усталое лицо. — Что-то болит?

 

Кристину тронула его забота, будто он проявил её впервые, хотя он всегда заботился о ней, всегда беспокоился и волновался, если с ней что-то было не так… Но сейчас это всё звучало как-то по-особенному, как-то иначе…

 

У Кристины болело раненое колено, с которого, пока она шла, сползли бинты, и чуть ныл сломанный нос: лекарь вправил его после дуэли, она прекрасно помнила этот момент, когда нос противно хрустнул, загорелся болью… Зато дышать после этого стало легче.

 

— Ничего не болит, — покачала головой она, слабо улыбнувшись.

 

В шатре их уже ждал Кархаусен с Мареком за руку, а ещё тот мальчишка, возглавивший войско после гибели Габриэллы — Кристина краем глаза видела, как одним жестом он остановил готовых кинуться в атаку людей. Она внимательно вгляделась в лицо этого юноши — на вид ему было чуть больше восемнадцати, — пытаясь понять, где уже могла видеть эти холодно-голубые глаза…

 

Барон Адриан невольно подсказал ей.

 

— Милорд, миледи, — поклонился он, — это граф Гэвин Мэлтон, именно он взял на себя ответственность за всю шингстенскую армию и сегодня будет говорить от имени Шингстена вместе со мной.

 

— Мэлтон? — вздрогнула Кристина, схватившись за столешницу. — Ему точно можно доверять?

 

Глупый вопрос. Конечно, Мэлтонам доверять нельзя. Вот почему она узнала эти глаза! До сих пор Кристина не могла забыть этот хищный, полубезумный взгляд Анабеллы Мэлтон, жены Джоната Карпера, с которой она сражалась на дуэли. Та дуэль стала символическим началом долгой, кровопролитной, бессмысленной войны между Нолдом и Шингстеном, а ещё принесла Кристине столько боли, страданий и чувства вины, что она иногда до сих пор думала: «Лучше бы на той дуэли погибла я, а не Анабелла».

 

А это, стало быть, её брат… Кристина пригляделась. На самом деле он был похож на Анабеллу лишь этими светло-голубыми глазами; у него были русые волосы с неровно обрезанной чёлкой, а ещё широкие плечи, накрытые бордовым плащом поверх синей стёганки, и немного оттопыренные уши. Красотой он не отличался и смотрел на Кристину с Генрихом как-то затравленно, словно боялся удара исподтишка — защититься в таком случае он бы не смог, ибо оружия при нём не было. Зато Кархаусен оставил на поясе небольшой острый кинжал.

 

— Можно, миледи, — кивнул барон Адриан, кладя руку на плечо Мэлтона. — Граф Гэвин не участвовал в набегах, на его руках нет крови бьёльнских крестьян…

 

— Но те, кто участвовал, должны за это заплатить, — позволила себе перебить его Кристина. — В ваших же интересах, ваше сиятельство, честно и ничего не скрывая, назвать имена всех виновных в разорении деревень, грабежах и гибели людей.

 

Гэвин сдержанно кивнул, вслух не сказав ничего. Зато говорить продолжил барон Адриан:

 

— И ещё я ручаюсь, что сейчас без моего ведома в Шингстене никто и шагу не сделает. В том числе и и граф Гэвин.

 

— Вот об этом мы в первую очередь и собирались поговорить, — сказал Генрих, коротко взглянув на Кристину, словно ища подтверждение своим словам… Но она не знала, о чём ей говорить с шингстенцами. Просто хотела потребовать, чтобы они больше не смели ступать на земли Нолда и Бьёльна — и всё. — Пожалуй, было бы разумно вернуть лорда Марека домой, чтобы Краухойз не пустел без законного властителя.

 

После этих слов мальчик засветился улыбкой, что очень тронуло Кристину.

 

Надо же, какой чувствительной она стала… Или всегда была… Часто её доброта, миролюбивость и милосердие играли с ней злую шутку. Часто она до последнего настаивала на переговорах, жертвуя многим, лишь бы предотвратить битвы и стычки… Стоило ли оно того? Кристина ухмыльнулась. Всё-таки, наверное, нет, не стоило.

 

— Но ему нужен регент, — продолжил Генрих, подходя ближе к столу, что располагался посреди шатра: на нём, помимо кувшина с водой и нескольких жестяных кружек, лежали куски хорошего белого пергамента, чернильницы, перья, деревянные печати. Несмотря на светлый полдень, в шатре было сумрачно, поэтому без свечей тоже не обошлось — так что и воска для печатей хватило бы сполна.

 

Вокруг стола были расставлены скромные складные стулья, однако они так и остались незанятыми.

 

— Вы, ваше сиятельство, — пока Кристина рассматривала шатёр, Генрих вёл свою мысль дальше, — лорду Мареку приходитесь родным дядей, однако, полагаю, от титула регента вы откажетесь?

 

Конечно, это был не вопрос. Даже захоти мальчишка стать регентом, ему бы никто этого не позволил. Генрих намекнул на это мягко, тонко, и Кристина даже испугалась, что Мэлтон не поймёт…

 

Но он уверенно закивал и добавил:

 

— Я к этому пока не готов, а моя мать — тем более. — Он невесело хмыкнул. — И я бы с радостью передал титул его светлости барону Адриану, если это возможно.

 

В его речи почти не проскальзывал шингстенский акцент, однако говорил он всё же несколько непривычно.

 

— С разрешения короля возможно всё, — пожал плечами Генрих, склоняясь над столом, словно уже готов был писать послание его величеству, отчитываясь об итогах очередной войны и убеждая поступить с Шингстеном так, как скажут они с Кристиной, а не как-либо иначе. — Мы составим прошение, а вы, ваше сиятельство, подпишете в нём, что от титула регента отказываетесь в пользу барона Адриана. Также нам нужно будет подписать новый мирный договор, а ещё решить вопрос с выплатами в нашу пользу…

 

В шатре повисла тишина. Кристине, конечно, поначалу хотелось бы наказать Шингстен сильнее, и не случись вчера та дуэль, не вырвись из неё огненная магия, она бы прямо сейчас потребовала казнить мальчишку Мэлтона и ещё пару-тройку дворян, которых бы сочли наиболее ярыми приверженцами Габриэллы.

 

Но отвращение к смерти, убийствам и крови взяло верх.

 

— Мне бы ещё хотелось, — подал голос барон Кархаусен, — начать распространять в Шингстене веру в Единого Бога. — Поймав на себе три недоуменных взгляда (Марек их разговор, кажется, не слушал, заняв себя наблюдением за трепещущими огоньками свечей), он улыбнулся и пояснил: — Мне кажется, это поспособствует сохранению мира. Иноверцам легко убивать друг друга, а вот…

 

— Я бы с вами поспорил, ваша светлость, — перебил его Генрих, — на моей памяти люди одной веры убивали друг друга не реже, чем иноверцы… Но идея мне нравится. Опять же, если король отменит давний запрет на миссионерство в Шингстене — действуйте на здоровье.

 

— А что насчёт Иржи Тоддена? — вдруг подал голос Гэвин. — Это всего лишь ребёнок, он не виноват в том, что его выставили самозванцем…

 

— Как он? — спросила Кристина.

 

Ей даже стало как-то больно, что об этом мальчике вспомнили лишь сейчас, а не сразу после битвы… Интересно, а битву-то он видел? Наблюдал, какую страшную смерть приняла его мать? Хотелось верить, что нет… Кристине ни капли не было жаль Габриэллу, но она понимала: её сын ни в чём не виноват и лицезреть подобное не заслужил.

 

— Он в нашем лагере, под надёжным присмотром, — дрожащим голосом отозвался мальчишка Мэлтон, словно боялся отвечать непосредственно Кристине. Наверняка он знал, кто убил его сестру, а теперь вынужден был унижаться перед ней, умоляя о мире, милости для себя и своих товарищей… И не то чтобы ей это не нравилось.

 

— Мне кажется, Иржи опасности не представляет, — пожал плечами Кархаусен. — Конечно, в будущем он может вспомнить, что какое-то время играл роль лорда Карпера, но… доверьте это мне, милорд, миледи, — чуть наклонил голову он. — Я найду ему достойного воспитателя, который вернёт Иржи под крыло истинной веры и сделает его хорошим другом Бьёльна и Нолда. К тому же род, к которому он принадлежит, уже давно отрёкся от язычества, это Габриэлла вместе с собой перетянула туда сына…

 

— Его отец был верным последователем Джоната Карпера, — напомнил Генрих, и Кристина почувствовала, как уснувшая было ненависть вновь начала точить душу.

 

— Зато дед весьма миролюбив и осторожен, — возразил барон Адриан.

 

— В любом случае трогать мальчика и причинять ему вред мы не будем, — вмешалась Кристина. — Идея насчёт воспитателя мне понравилась, так что… — Она пожала плечами.

 

До заката они обсуждали, беседовали, спорили, иногда даже угрожали… То и дело стороны пытались уличить друг друга в недомолвках и лжи. Гэвин всё-таки напомнил Кристине об убийстве Анабеллы; та в долгу не осталась и пообещала отправить его повидаться с сестрицей, если он посмеет хотя бы кинуть один неосторожный взгляд в сторону её земель… Но в итоге наконец соглашение было достигнуто. Оставалось лишь, чтобы все их договорённости одобрил и заверил король, но это — дело десятое.

 

Барон Адриан ждать не собирался: ему, видимо, не терпелось поскорее вернуться в Шингстен и приступить к реализации своих планов. Хотя Кристина и Генрих уговаривали его не торопиться, он был непреклонен и настаивал, что должен ехать прямо сейчас — уже завтрашним утром, вместе с остальными шингстенцами и Мареком, собираться и трогаться к югу.

 

— А если король не согласится сделать регентом именно вас? — недоверчиво протянул Генрих, закидывая ногу на ногу: в тот момент разговора напряжение немного спало и присутствующие решились присесть. — И в целом не одобрит наши решения насчёт Шингстена?

 

— Но вы же убедите его, чтобы одобрил? — хмыкнул Адриан.

 

О влиянии Генриха и — отчасти — Кристины на короля, конечно, знало всё королевство, но… Если вдруг его величество решит наконец взять себя в руки и проявить силу и характер, не поможет уже ничто. Оставалось надеяться, что подобные вещи ему в голову не придут.

 

— И самое главное, господа, — подала голос Кристина уже в самом конце, когда, казалось бы, всё было решено и закреплено на пергаментах. — Теперь нам нужна более веская гарантия, чем в прошлый раз. Вы уж простите, милорд, — с улыбкой обратилась она к смущённому Мареку, который явно устал сидеть здесь весь день и слушать скучные разговоры взрослых, к которым пока не имел особого отношения, — но, кажется, вы нам на этот раз не подходите.

 

И чёрт его разберёт: то ли жизнь этого мальчика для вассалов Карперов оказалась не так важна, то ли они и правда поверили Габриэлле, то ли просто в глубине души надеялись, что Кристина и Генрих не сделают их маленькому лорду ничего плохого… Что ж, в последнем они не ошиблись: у Кристины бы просто не поднялась рука причинить хоть какой-то вред Мареку, даже если бы шингстенцы начали творить зло похуже, чем набеги, грабежи и поджоги.

 

И убийство Хельмута…

 

— А в качестве гарантий мы потребуем вот что.

 

С этими словами Генрих выудил из-под груды где-то исписанных, а где-то пустых пергаментов один, небольшой, явно подготовленный заранее. Кристина недоуменно подняла бровь — она о каких-то заблаговременно продуманных требованиях гарантий ничего не знала…

 

 Генрих протянул этот пергамент шингстенцам. Адриан долго и внимательно изучал его единственным глазом, а Гэвин тут же отшатнулся.

 

— Я не пойду на это, — покачал головой он. — Допустим, ограничение на численность личных войск наших феодалов — это ещё ничего, но…

 

— Нам придётся, — невесело хмыкнул барон Кархаусен — кажется, тоже не сильно довольный этим таинственным предложением. — Ваша милость, — он пронзительно посмотрел вперёд, поочерёдно переводя взгляд с Генриха на Кристину, — не то чтобы я жду поблажек, но если я отправлю своего сына оруженосцем к какому-нибудь бьёльнскому или нолдийскому рыцарю… Ему как раз исполнилось двенадцать.

 

— Я думаю, среди нас найдётся человек, который с радостью возьмёт в оруженосцы сына такого достойного и честного дворянина, как вы, — кивнул Генрих. — Но вы правы, барон Адриан. Поблажек не будет.

 

Мэлтон, кажется, хотел что-то сказать, но Кархаусен остановил его, положив руку на плечо.

 

— Поймите же: присутствие в Шингстене войск Нолда и Бьёльна уж точно не вызовет у нас желания вновь повоевать и взять реванш… — вздохнул он.

 

«У нас»… А буквально позапрошлым вечером он говорил, что шингстенцы ему — больше не свои.

 

Кристина хмыкнула.

 

— Но где мы возьмём столько людей, милорд? — встрепенулась она. — За все эти семь лет мы и так несли слишком большие потери в войнах…

 

— Необязательно отправлять все войска, что у нас есть, — отозвался Генрих с лёгкой улыбкой. — Численность войск мы ещё обсудим, командующих назначим… Навечно посылать кого-то в Шингстен, точно в ссылку, мы тоже не станем. В конце концов, нам всё ещё требуется одобрение короля, — подвёл итог он уже не таким радостным голосом.

 

Кристина вздохнула. Идея ей понравилась, однако было обидно, что Генрих не поделился с ней заранее. Хотя… когда? Она же сутки спала, а потом у них просто не было времени на долгие разговоры.

 

Когда Кристина вышла из шатра — уставшая, с кружащейся головой и упрямо ворчащим от голода животом, — её окликнул барон Адриан. Она искренне захотела послать его куда подальше — да хотя бы в Шингстен, раз уж он теперь регент и, по-видимому, миссионер… Однако лицо у него было взволнованным и напряжённым, словно во время этих переговоров он не успел сказать что-то очень важное, а сейчас собрался открыть это Кристине — и только ей одной.

 

Она кивнула и пошла вслед за ним. Далеко они отходить не стали, однако было бы интересно, если бы Адриан отвёл её к берегу реки, где они разговаривали перед битвой. Река эта текла довольно близко к лагерю, и сейчас, прохладным вечером, в воздухе так и веяло речной свежестью и запахом чистой воды.

 

Вечер в целом был прекрасен: безоблачное небо сияло розовым и оранжевым, в кронах деревьев шуршал ветер и щебетали затаившиеся птицы… Природа готовилась к осени, и густая зелёная листва уже кое-где начинала потихоньку желтеть. Жары больше можно не ждать, зато вскоре наверняка вновь грянут дожди и грозы… Стоит побыстрее вернуться в Айсбург, пока не поздно.

 

— Я вообще не посмею вас надолго задерживать, — заговорил барон Адриан, когда они отошли от лагеря, но не стали заходить глубоко в лес. — Просто хотел попросить… кое-что передать…

 

Он нервно начал рыться в поясной кожаной сумке и вскоре извлёк оттуда плотно свёрнутый пергамент, вместо тесёмки с печатью всунутый в небольшое тонкое золотое колечко.

 

Кристине стало любопытно.

 

— Вы же заедете в Штольц на обратном пути?

 

— Может, вы с нами? — парировала она.

 

Кархаусен лишь покачал головой.

 

— Прошу, передайте это баронессе Хельге. — Он протянул Кристине свиток с кольцом. — И скажите… Нет, ничего не говорите. Там всё написано.

 

Кристина улыбнулась. Забрала пергамент и спрятала его в свою поясную сумку из чёрной кожи.

 

— Я надеюсь на вас, ваша светлость, — сказала она. — Не подведите моё доверие. Мой гнев вы видели.

 

Кархаусен кивнул и хотел было пойти к лагерю, но вдруг замер в изумлении. Кристине пришлось оглянуться, чтобы понять, что так его поразило, и тут она увидела, что к ним бежал Марек — он запыхался, его недавно подстриженные русые волосы взлохматились, а шнуровка на коричневом детском камзоле оказалась наполовину распущенной. В руках мальчик сжимал игрушечного деревянного дракончика.

 

— Миледи!

 

Марек буквально врезался в Кристину и обхватил её талию — выше не доставал. Она не ожидала такого, думала, что после дуэли и убийства Габриэллы он будет бояться её, что все её попытки сблизиться с ним, вызвать его доверие пошли прахом… Но сейчас Марек обнимал её, явно не желая расставаться, причём он обнял её впервые — в прошлый раз, помнится, во время грозы это Кристина прижала его к себе…

 

Ей захотелось заплакать, но она быстро взяла себя в руки и в ответ пригладила его волосы. А когда мальчик поднял голову, она увидела слёзы в его глазах и вздрогнула.

 

— Я буду скучать, милый, — выдавила из себя Кристина. — Ты же простил меня за твою маму? — добавила она и лишь потом поняла, как ужасно это звучало.

 

Марек закивал. Видимо, для него в этих словах всё-таки не было ничего ужасного.

 

— Я теперь буду с дядей Гэвином. Он мне тоже родной. — Затем он протянул ей дракончика. — Можете передать это Джеймсу? Это вообще-то его… — Марек опустил взгляд, словно стеснялся своих слов. — Он мне дал поиграть, а как же я теперь верну? Вы вернёте, миледи?

 

— Я что, похожа на гонца? — рассмеялась Кристина с наигранным укором в голосе. — Вы, шингстенцы, все такие, да? — обратилась она к улыбающемуся в умилении Адриану. — Конечно, я передам, мой дорогой. — Она вновь погладила Марека по голове. — И ты всё ещё можешь называть меня по имени, Марек. Теперь мы с тобой тем более на равных.

 

Мальчик молчал несколько мгновений, а потом резко кивнул и сказал громко и чётко:

 

— Хорошо, Кристина.

 

Вскоре Адриан за руку увёл его обратно в лагерь, а Кристина ещё долго молча стояла у деревьев, наблюдая за закатом и вертя в руках деревянного дракончика.