***

Едва прикрыв за собой дверь, Хуа Чэн невольно замер. 

Се Лянь сидел  на траве, обняв колени, и смотрел куда-то в даль. В своем белом монашеском халате на фоне зелёного склона холма он напоминал едва явившийся миру цветок, хрупкий и одинокий. 

— Гэгэ, – дрогнувшим голосом позвал Хуа Чэн.  Его сердце, сейчас вполне живое, взволнованно сжалось.

Только опустившись на колени и заключив принца в объятия, прижав его к груди, одной рукой прикрыв ему бок, другой - голову, демон пришел в себя и снова застыл, так и не решив, стоит ли отпустить Се Ляня или продолжать держать. 

— Сань Лан? – разрешая его сомнения, принц сам приник к демону, обнимая в ответ. 

Ключица Хуа Чэна под его щекой была влажной, тело под тонкой нижней рубахой – теплым.

В облике молодого юноши непревзойденный князь демонов всегда становился более порывистым и эмоциональным. Се Лянь, мерно похлопывая, погладил его по спине, потом скользнул рукой выше и распустил собранные в небрежный пучок длинные черные волосы. 

Хуа Чэн был рад тому, что, рассыпавшись, пряди на время скрыли его лицо. Демон закрыл глаза, пользуясь моментом, чтобы собраться. Но тут Се Лянь погладил его по щеке, и вместе с тем Хуа Чэн разобрал ускоренное сдвоенное биение сердец. Мало того, что собственный пульс князя демонов, принявшего человеческий облик, бился непозволительно часто, так еще и выходило, что сердец у Хуа Чэна стало как будто бы два. 

Распахнув глаза, он осознал, что по-прежнему крепко прижимает к себе Се Ляня - и второе сердце, бьющееся рядом с первым принадлежит ему. Никакого раздвоения. Никакой иллюзии. Хуа Чэн медленно выдохнул.

– Те три дня ты потратила на исполнение молитв верующих? – спросил Се Лянь.

– Я могу помочь только когда они обращаются к нам обоим, – уклончиво ответил демон.

– Ничего, – ободрил его принц. – Это уже немало. Я не стану откладывать дела надолго. Цинсюань должно быть скоро придет в себя. Или… появилось что-то срочное?

– Еще несколько дней погоды не сделают, – осторожно ответил Хуа Чэн.

– Кстати, – сменил тему принц. – Зачем ты утащил Цинсюаня в бочку? Неужели нельзя было просто поговорить?

– Ему не помешает отмыться, –  с легким пренебрежением фыркнул демон.

Се Лянь покивал, продолжая перебирать и гладить его волосы, а потом вдруг закинул руку на шею Хуа Чэну, подтянулся повыше и поцеловал его. 

Демон было вздрогнул от неожиданности, но в следующий миг ответил на поцелуй с такой горячностью, будто стремился полностью забыться в этом процессе. Принц же окончательно уверился, что за минувшие три дня успело случиться что-то важное, о чем Хуа Чэн почему-то не хочет сказать ему. 

Несмотря на то, что его сомнения переросли в уверенность, принц не стал наседать и выспрашивать. Напротив, постарался помочь Хуа Чэну развеяться и забыться: увлек его за собой на реку, где они сначала окунулись в прохладную воду, потом вдоволь валяли друг друга в траве на берегу, после чего пришлось снова лезть в воду. Чтобы обсохнуть развели костёр прямо у реки, запекли наловленную рыбу с бататом и отправились обратно к хижине, чтобы разделить трапезу с Повелителем Ветров.

Деревня давно зажила привычной жизнью. Занятые своими делами крестьяне не обращали внимания на держащихся за руки небожителя и демона, ведь те нередко захаживали в гости, а об их отношениях давно уже знал целый мир. Знал и завидовал. 

Ношение красных нитей на пальцах прочно вошло в моду не только у последователей Се Ляня и Хуа Чэна. Удивительно, что этот, давно известный всем знак сердечной привязанности и единой судьбы так распространился только сейчас, будто только и ждал момента, когда кто-то наконец докажет, что “навсегда” существует.  И там, где Се Лянь и Хуа Чэн появлялись часто, за ними постепенно прорастала цветущая дорожка из завязанных аккуратными бантиками на третьих пальцах рук красных нитей судьбы. Сначала такие стали появляться у крестьян, а потом принц увидел красную нить и на руке Повелительницы Дождя. 

Язык принца оказался быстрее мыслей о приличиях, поэтому вопрос о значении этой нити прозвучал сам собой, после чего Се Лянь потупился, слегка покраснел и принялся извиняться. Юйши Хуан выслушала его с неизменной легкой улыбкой, после чего дала такой ответ:

– Я тоже верю, что “навсегда” существует. И что мое сердце связано с кем-то.

Се Лянь же подумал о том, сколько еще пройдет времени прежде чем генерал Пэй позволит Повелительнице Дождя повязать ему на руку алую нить. Надо сказать, что в этом его потомок, Пэй Су, на голову обошел своего старшего родственника, первым повязав алую нить и себе, и Бань Юэ. 

Подумав об этом принц чуть не прыснул со смеху. Но тут он вспомнил потемневшее словно старый котел лицо Фен Синя, и охота смеяться отпала. Все-таки Се Лянь все еще ощущал долю вины за то, что отношения его самого давнего подручного и девы Цзянь Лань не сложились. Теперь, когда небожители взялись якшаться с демонами, и бывшие небожители с радостью повязывали красные нити своим демоническим избранницам, появление еще одной пары из небожителя и демоницы, пусть даже с ребенком – уже было бы не столь ошеломительно. Вот только Цзянь Лань не захотела остаться с Фен Синем: забрала ребенка и ушла, конечно не для того, чтобы однажды вернуться. 

“Ох, люди…” – в очередной раз подумал про себя принц с легким вздохом и безотчетно сильнее сжал руку Хуа Чэна.

Выплывая из своих мыслей, Се Лянь посмотрел вперед и замер. Там возле хижины в позе для медитации сидел молодой юноша. Тщательно вымытые, его длинные волосы уже высохли и были перехвачены в низкий хвост. Вместо нищенских лохмотьев Цинсюань теперь  оказался одет в простые одежды насыщенно синего, как рассветное небо, цвета. Его талию свободно обхватывал сине-зеленый пояс, за который был заткнут веер. Иероглифы на артефакты, сейчас скрытые от глаз, выведены чернилами того же оттенка – цвета цин, соответствующего первой части имени Повелителя Ветров. 

Принц застыл, впечатленный. 

Хуа Чэн мягко поддержал его под руку: 

– Идем, гэгэ.

Услышав их шаги, Ши Цинсюань открыл глаза, поднялся и подошел навстречу.

Остановившись, он склонился и произнес:

– Ваше Высочество. Ваше превосходительство. Прошу вас, простите за отнятое время и доставленные хлопоты.

– Цинсюань, – принц коснулся выставленных вперед при поклоне рук Повелителя Ветров. – Ну, что ты?...

Се Лянь бросил короткий вопросительный взгляд на Хуа Чэна, потом продолжил немного запинаясь:

– Старина Ветер, мы же с тобой – давние друзья. К чему эти церемонии?

– Я вел себя неподобающе, – не меняя позы, прошептал Цинсюань. 

– Похоже, голову тебе нужно было промывать трижды, - фыркнул Хуа Чэн.

Повелитель Ветров тут же выпрямился и покосился на демона с явной опаской. Его рука сама по себе потянулась плотнее запахнуть одежды на груди.

Глаза принца немного расширились, пока он переводил взгляд с одного на другого. Наконец он робко спросил:

– Всё ведь в порядке, правда?

– Будет. Я надеюсь, - отозвался Хуа Чэн.

– Д-да, – осторожно подхватил Ши Цинсюань и все же снова добавил. - Простите.

За совместной трапезой остатки было возникшей неловкости сошли на нет. Се Лянь так и не понял до конца, что именно сделал или сказал Цинсюаню Хуа Чэн, но все равно был рад видеть, что Повелитель Ветров стал на шаг ближе к тому, чтобы принять случившееся с ним. 

Когда после визита к Юйши Хуан Цинсюань заговорил о том, что должен отлучиться проведать друзей, которых оставил слишком внезапно, Се Лянь не стал возражать, только повторил, что всегда рад помочь и планирует задержаться в предгорьях Юйлун еще на несколько дней. 

На том и расстались.

***

Вечером демон с удовольствием обнимал свое любимое божество. 

Се Лянь уже спал, Хуа Чэн же, пользуясь тем, что кровать в хижине была довольно узкой, полулежал на нем, приподнявшись на локте, без устали рассматривая милые черты: длинные изящные брови, приятную глазу линию губ, чуть приподнятые в полуулыбке уголки рта. Выражение лица нежное, но не легкомысленное, бесстрастное, но не равнодушное. Лик, в обрамлении мягких каштановых прядей, поражающий красотой и полный милосердия. 

Глядя на Се Ляня, Хуа Чэн тоже мягко улыбался ему. Но спустя время его улыбка померкла. Он наконец лег на подушку, зарылся лицом в волосы Се Ляня, коснулся виском его виска. 

Принц Сяньлэ чаще других встречался с Белым Бедствием, Безликим Баем. Чтобы уничтожить этого первого из непровзойденных князей демонов нужно понять, в чем его слабость, познать противника. Только Се Лянь мог помочь Хуа Чэну в этом. Но Безликий Бай был самым большим и страшным кошмаром для принца Сяньлэ. 

Еще некоторое время промучавшись сомнениями Хуа Чэн все же склонился к тому, чтобы решить эту проблему без лишних разговоров, применением заклинания. Никогда прежде он не позволял себе такой непростительной дерзости как вторжение в сознание и память своего любимого божества. И все же сейчас демон счел это меньшим из зол в своем выборе.

– Моими глазами вижу то, что видел ты.

Техника эта действительно схожа с переселением души, помогает смотрящему чужими глазами уловить также и чувства другого человека, пусть и не во всей полноте.

Когда минутная темнота, застлавшая взор, рассеялась, Хуа Чэн увидел перед собой Се Ляня. Принц стоял очень близко, на его лице читались боль, волнение и испуг. Он прижал ладони к груди Хуа Чэна, зажимая рану от меча, из которой не вытекло и капли крови.

– Сань Лан, что ты? Зачем…

– Ничего страшного, гэгэ, не волнуйся. 

 Хуа Чэн еще помнил, что смотрит лишь воспоминания и потому может позволить себе игнорировать противника, который только что проткнул его мечом. Он взял в ладони лицо Се Ляня, заставляя того встретиться с ним взглядом.

– Разве могу я не защитить…

Он видел то глазами Се Ляня, то собственными. Воспринимать такое мельтешение было трудно. Хуа Чэн с силой зажмурился, а когда расслабил веки – картинка сменилась.

Перед ним, преклонив колено и сжав кулаки, стояла фигура в черном. Плавно двигалась большая золотая платформа под ними, кричала восторженная толпа.  

– Ты славно сражался, но проиграл, – произнес Се Лянь, описав в воздухе восьмерку своим тонким мечом. 

Хуа Чэн уже почти осознал, какой момент видит, как послышался крик. Се Лянь опустил меч, вскинул голову и увидел лишь размытый темный силуэт, падающий со стены. Не раздумывая, принц оттолкнулся и прыгнул вверх, подставляя руки.  Широкие рукава белого верхнего одеяния раскрылись будто крылья и снова сложились, когда Се Лянь, поймав несчастного, приземлился на колено посреди широкой городской улицы. У него на руках испуганно свернулся маленький мальчик, лет семи-восьми. Худенький растрепанный весь в пыли с бинтами на голове малыш неудержимо дрожал.

Хуа Чэн задрожал вместе с ним. Поразительно, что те впечатления все еще жили в нем. Ужас маленького ребенка, когда он понял, что летит с огромной высоты. То ли сам он слишком старался увидеть праздничную процессию, то ли кто-то из толпы таких же любопытных ненароком толкнул его, но камень вдруг проскользнул под руками - и он полетел, кувыркаясь в воздухе. 

– Гэгэ, – безотчетно прошептал Хуа Чэн, изо всех сил, как тогда, прижимаясь к Се Ляню. – Гэгэ.

Его жизнь была сущим кошмаром: уродец, оставшийся без матери, которого только и делали, что поколачивали все, кому не лень. Малыш привык брыкаться, едва чувствовал чье-то прикосновение. Это существование, полное голода и отчаяния в ожидании очередных побоев, ему не раз хотелось прервать. Но, стоило сорваться со стены, как он познал и другой страх – животный инстинктивный ужас перед неминуемой гибелью. Крик боли и негодования на собственную судьбу, такую безысходную и беспощадную, еще не успел отзвучать, когда он ощутил, что падение его вдруг замедлилось. 

Страшного удара о дорожное покрытие улицы не случилось. Вместо этого мальчик почувствовал, что оказался у кого-то на руках, увидел ослепительно белые верхние и ярко алые нижние одежды. Но куда сильнее великолепного наряда и украшений его поразило лицо: с тонкими чертами, невыразимо прекрасное, без капли злости, без малейшего осуждения во взгляде. 

Очевидно, что, упав, мальчик помешал представлению в честь праздника фонарей, но человек, поймавший его, ни капли не сердился. 

Хуа Чэн повернул голову, отстраняясь от виска Се Ляня, опустился чуть ниже и замер, приникнув к его груди. Движения давались ему с трудом, будто его придавил вес тысячи цзиней. Он не осознавал, что до сих пор не разорвал заклинания, понял только, что не в силах воздействовать в достаточной мере, чтобы увидеть то, что ему нужно. Затронутые его собственными эмоциями картины возникали сами собой. Хуа Чэн глубоко вздохнул, как вдруг ощутил, как одна рука Се Ляня легла ему на спину, а другая погладила по голове.

– Гэгэ, ты не спишь?

В тишине не раздалось ни звука, только руки все также обнимали и держали Хуа Чэна. Сочтя, что Се Лян все-таки дремлет, он тоже опустил веки.

Ему слышались голоса. Они то уговаривали его принести покаяние за содеянное. То предлагали принести жертву богам. Он отвечал, что нужды в поклонении небесам нет в принципе.  

Потом у него разболелась голова. Он слышал отрывистый визг, видел летящие к нему хвостатые сгустки темного дыма. Пытаясь укрыться, он схватился руками голову. Когда все стихло, кто-то назвал его одинокой звездой несчастий, сошедшей в мир. Заявил, что даже прикасаться к нему к беде, а поцеловать – верная гибель. Его сердце разрывалось от обиды и гнева, он ведь ничего не сделал и даже не понимал, что произошло, почему все так обращаются к ним. Он рычал, как зверь, кусая и царапая тех, кто так страшно и незаслуженно ругал его. 

Но вот поперек его живота скрестилась пара белых рукавов и уже знакомый мягкий голос произнес у него над головой: “Ты ни при чём. Это не твоя вина”.   

И точно также эти руки обняли его сзади за пояс спустя несколько сотен лет, когда Хуа Чэн, будто смертник казни, ожидал слов Се Ляня, ожидал расплаты за то, что не только боготворил и стремился защитить, но и полюбил его со всей страстью. 

***

Принц проснулся еще до рассвета, скованный объятиями Хуа Чэна словно цепями.  Мышцы демона были так напряжены, что неясным оставалось, спит ли он в таком состоянии или бодрствует. По счастью, крепко сжимая, Хуа Чэн все же не заблокировал руки Се Ляня. Принц погладил его по спине и негромко позвал:

– Сань Лан?

Демон не отозвался. 

Се Лянь продолжил гладить его, мягко уговаривая, надеясь, что тот почувствует сквозь сон и успокоится. 

Хуа Чэн вроде бы немного расслабился, но потом снова напрягся и резко дернулся назад, схватившись левой рукой за голову. Он бы так и скатился с кровати, если бы Се Лянь не подхватил его.

– Осторожнее!

Демон до белизны сжал губы, но из его горла все равно вырвалось нечто среднее между глухим рычанием и хриплым стоном. От разрывающей голову боли Хуа Чэну хотелось выть и кататься по земле. 

Мгновенно вскочив с кровати, Се Лянь помог ему лечь на спину. Так вроде бы стало немного легче, по крайней мере можно терпеть. 

Хмурясь, Хуа Чэн не открывал глаз. На его лбу, висках и даже на шее выступили росинки испарины. Удерживая за плечи, Се Лянь наклонился к нему и попросил:

– Вернись к первоначальному облику. Пожалуйста.

Принц надеялся, что так сможет лучше понять причины состояния Хуа Чэна.  Тот действительно внял просьбе.  На правом глазу появилась черная повязка. Искаженное болью более выразительное лицо сильнее затронуло сердце Се Ляня. Он мысленно заметался, лихорадочно соображая, чем помочь. 

В истинном облике Хуа Чэн продолжал дышать. Тело сделалось более жестким, но оставалось ощутимо теплым. Это не походило на настоящий жар, но и его обычной прохладной температуре не соответствовало.  Не в силах сделать выводы из этих изменений, Се Лянь все же подумал о том, что можно попытаться облегчить боль холодом.  

Намочив кусок ткани в тазике для умывания, он вернулся к кровати и осторожно коснулся сначала лба, потом правого виска и щеки Хуа Чэна. 

Демон все еще не открывал глаз, но повернул голову, наконец перестав прижиматься левой стороной лица к подушке и собственной ладони. Се Лянь  попробовал приложить влажную тряпицу и там, но даже от легкого прикосновения к виску Хуа Чэн поморщился. Видимо, именно левый висок болел сильнее всего. Се Лянь переместил руку, отерев щеку, потом шею, но демон быстрым движением перехватил его запястье и потянул на себя, прикладывая холодную ткань и ладонь принца к больному виску. 

Се Лянь наклонился, послушный его жесту и лихорадочно соображал, на что опереться, чтобы продержаться в таком положении хоть какое-то время. 

– Ложись, ложись, – негромко проговорил Хуа Чэн, притягивая принца к себе.

Теперь уж у Се Ляня не осталось вариантов, но он все-таки пытался не придавить собой демона. Тому ведь и так тяжело, а держать на себе целого бога войны – совсем не простое дело.

– Все в порядке, гэгэ. Не волнуйся. Ложись.

Хуа Чэн обхватил его крепче. 

И все же Се Лянь очень медленно и постепенно расслаблял мышцы, устраиваясь на его груди, тщательно следя за состоянием демона. 

–  Побудь так. Просто побудь так - и всё пройдет.

Хуа Чэн обнял Се Ляня обеими руками. Принц медленно выдохнул, слушая охрипший тихий голос, чувствуя, как пальцы демона сжимают и снова отпускают одежду у него на спине, как, говоря, он продолжает плотно прижиматься щекой к ладони с еще влажной, но уже нагревшейся тканью.

– Побудь так, пожалуйста.

Се Лянь не решался говорить. Ему очень хотелось спросить, что произошло. Он сомневался, что просто оставаться рядом поможет. Он ведь и так был все время рядом. Но сейчас совершенно не мог противиться и не мог выдавить ни слова. 

Правой рукой Се Лянь погладил Хуа Чэна по голове. Он запустил пальцы в шелковистые черные волосы, мягко массируя над правым виском. Демон перестал бормотать и задышал немного легче.

Прислушавшись к течению магических сил в его теле, Се Лянь не ощутил заметного волнения, как это было при открытии горы Тунлу. Тогда силы демона неудержимо бесновались, мучая его жаром и болью. Но все же и решение в тот раз было довольно простым – дать выход расходившейся силе и ярости. Сейчас такой вариант мог не подойти. Если Хуа Чэн получил какое-то внутреннее повреждение, оказался отравлен или находился под каким-то воздействием, ему напротив нужны все силы, чтобы справляться.

Се Лянь приподнялся, чтобы заглянуть ему в лицо, но успел увидеть лишь, что тот еще хмурится – в следующую секунду Хуа Чэн опять прижал его к себе. Продолжая мерно перебирать пальцами у виска демона, принц понял, что придется какое-то время провести так, без движения. 

Размышляя, он было подумал, что зря попросил Хуа Чэна сменить облик: по пульсу можно было считать и отравление и воздействие извне. В истинном же облике пульса не было. Существует ли разница, в каком именно воплощении он пострадал и каким образом? Перед Се Лянем вставали одни только вопросы. 

Он не представлял, что инстинктивно действительно уже оказывает помощь. Ведь до этого он просто спал, его мысли текли хаотично. Сейчас же, несмотря на тревогу, в них было куда больше порядка. Его Высочество ничего не знал о примененном Хуа Чэном заклинании. Но демон не смог удержать контроль над ним, поэтому, даже не подозревая того, Се Лянь все-таки мог помочь сознанию Хуа Чэна проясниться и вернуться к реальности, выбраться из мельтешащей круговерти давних событий.

Тот уже давно перестал понимать, что видит. Неясные фрагменты выступали из темноты слишком быстро и кратковременно. Когда принц начал мягко массировать ему голову, стало легче. Хуа Чэн начал понимать, где находится, и все-таки смог добиться того, что темнота под его веками стала просто темнотой. Он чувствовал себя так будто его привязали к повозке и проволокли по ухабистой дороге несколько ли. И все же избитое и отяжелевшее тело не болело, поэтому Хуа Чэн быстро заснул. 

Почувствовав, что обнимающие его руки легли спокойно, и напряжение в целом ушло, Се Лянь тоже немного успокоился, но все равно продолжал мягко массировать голову и виски Хуа Чэна, готовый продолжать так хоть до вечера, хоть до следующего утра – сколько нужно, пока Сань Лан не отдохнет, как следует.