– Жутковато, – прокомментировал Ларкин мое состояние после рывка.

   Я лишь фыркнул.

   Корректировщика поставили на ноги за два дня ирьенины, наши медики и Лера. Лис перестал походить на скелет, обтянутый шкурой, набрав массы, вновь став белым и лохматым. Лохматым в особенности, что-то там дочурка напутала, из-за чего Ларкин застрял в зимней версии.

   – Твои дочери, что интересно, не подвержены эффекту разрушения тела, и это на таких-то скоростях.

   – Они у меня крутые, да.

   – И красивые. Что?

   Я красноречиво показал лису кулак. Будут еще к моим малышкам всякие там лезть. Ларкин тихо хмыкнул и поднял руки, да хвост поджал, демонстративно.

   Мы находились на полигоне, проверяли свои возможности. Выяснилось, что способности Ларкина словно созданы, чтобы противостоять таким, как я. Его сдвиг времени – точнее, выход из потока времени – позволял ему мгновенно реагировать на любое применение способностей. Единственное, что в таком состоянии он не мог воздействовать на что либо, да и было ограничение на прыжки. Джею он, допустим, одолеть не смог, а вот на меня его сил хватало. А еще сабля его, правда, утерянная... Все предусмотрели.

   – Ты скажи, ты вообще как? – я похрустел вставшим на место плечевым суставом, отчего лиса знатно перекосило.

   – Ну... Я еще не распробовал, но мне определенно нравится. И Лайда крайне мила со мной, удивительно.

   – Что удивительного?

   – Я все же враг, пусть и бывший. А она словно об этом не знает.

   – Я доверяю тебе, а они мне. Цепочка доверия, веры. Например, люди так не умеют.

   Ларкин чуть качнул головой, пожав плечами. Было видно, что ему трудно. В его движениях, речи, во всем не было уверенности, словно он не мог поверить в реальность происходящего. Однажды я встретил его в лесу, с интересом рассматривающего что-то под деревом. Ранц, решивший взять корректировщика под свой личный контроль – а фактически защищая его от возможного нападения со стороны шиноби или противника – сказал, что Ларкин вообще часто залипает на, казалось, обыденные вещи.

   В такие моменты вспоминаешь, что ему всего год настоящей жизни. Сколько бы он не знал, сколько бы не умел, но реального опыта, реальных впечатлений это заменить не может.

   – Красивое сегодня небо, – Ларкин чуть дернул уголками губ. Я бросил взгляд вверх, небо как небо. Обычное, синее, с облаками. – Жаль будет вновь очернить его дымом.

   – Без крови нет победы, – я вздохнул, одним движением сорвал-развеял избитый нагрудник. – Когда будешь готов?

   – Дай мне пару часов на проверки. Не хочу своими действиями тебя убить, даже случайно.

   – Что ж вы все такие осторожные, – проворчал я, дернув хвостами, но дальше спорить не стал. – Ладно, я домой. Не забудь пообедать.

   – Мы осторожны, потому что ты важен, Курама.

   – Я не хрустальная ваза.

   – Верно. Ты намного ценнее.

   Я фыркнул, не став спорить дальше, просто пошел домой. Меня ждали мои лисицы и обед.

   Встреченные по пути домой шиноби и лисы вяло здоровались, некоторые с трудом поднимали в приветствии руки. Все жутко устали. Нервное напряжение, постоянные тренировки, все это вылилось в тотальную потерю боеспособности. Командование не ходило с вырванными клочьями шерсти и волос только потому, что ирьенины все отращивали обратно, но никто ничего не мог поделать. Люди, лисы, даже биджу считали своим долгом и обязанностью сделать все, чтобы подготовиться к будущему решающему сражению.

   Я мысленно ухмыльнулся, казалось бы, растиражируй «биджудамы», раздай всем, да испари всю вражескую армию, делов-то! Да только противники не идиоты. Наличие дематериализаторов стало для них неприятным сюрпризом, но только один раз. Да, от такого оружия нет защиты, но и у нас нет способа защититься от массированной атаки. «Биджудамы» имеют откровенно никакую скорострельность, ну сделаем мы один залп, а в следующие пять секунд, требующиеся на второй, нас размажут. Не говоря уже о тотальном превосходстве в артиллерии, ракетном вооружении и в принципе проблемах применения такого оружия.

   Когда сталкиваются силы, имеющие на вооружении чудовищные средства поражения, ни одна из сторон не хочет доводить войну до применения этих средств. Ведь тогда война будет очень короткой и очень бессмысленной. Банально некому будет оплакивать разрушенный мир.

   – Снова тоскуешь? – ко мне тихо подошел Какаши, привычно держа руки в карманах.

   – А ты снова напрашиваешься на обед?

   – Алика потрясающе готовит, – не стал отрицать шиноби.

   Я лишь фыркнул. Однажды к нам на ужин напросился Светлый. Тогда я впервые узнал, что биджу совместно с нашим исследовательским корпусом и целой кучей шиноби, смогли разработать технику для контроля своих размеров. Гибель Чоумея, быстрая, бесславная и бессмысленная, многому научила моих братьев и сестру.

   Хотя видеть Светлого ростом с обычного лиса было странно, особенно с учетом того, что это было единственным изменением в его внешности.

   – Папа! – я привычно поймал Леру, улыбнулся. – О, привет, Какаши!

   – Привет, – мужчина состроил свою фирменную глазулыбку. – Пустите пообедать?

   – А это к маме вопрос.

   – Заходите! Оба!

   – Ну вот и ответ, – продолжая держать дочь на руках, я вошел в палатку, Какаши протиснулся следом. Хоть он и был тощим, но он был человеком, то есть, сильно выше даже самого высокого из лисов.

   – Где Джея?

   – С дядей Кьюби, он учит ее делать биджудаму.

   – К Джеи же нет чакры, как и у всех нас? – сказать, что я был удивлен, ничего не сказать.

   – Ну... Она научилась создавать чакру. Говорит, это не сложнее, чем перегонять энергию в любое другое состояние, но у меня ничего не получается.

   Мы с Какаши переглянулись, и я уверен, выражения у нас обоих были одинаково предельно охреневшие.

   – А нам точно, я не знаю, нужно что-то выдумывать? – шиноби почесал затылок.

   – Дочек в пекло не пущу.

   – Ну пап!

   – Слушайся папу! – фыркнула Алика, снимая передник. – Привет, Какаши.

   – Рад тебя видеть в добром настроении, – шиноби кивнул, улыбаясь. – Решил напроситься на обед.

   – Ожидала этого, – фыркнула лисица. – Проходите уже. Дорогой, поможешь все расставить?

   – Я тоже помогу! – Лера спрыгнула с моих рук. Дернувшемуся было следом Какаши Лика показала кулак.

   – Тогда потом посуду помою, – пожал плечами мужчина.

   Семейная идиллия просто.

   По негласному уговору за столом мы не обсуждали ничего серьезного. Никаких разговоров о войне, никаких планов, ничего. Мы улыбались, шутили, делали вид, что все хорошо, но в глубине глаз легко было разглядеть мутную пелену затаенной боли. Я знал, что Какаши потерял многих друзей, что ему не менее тяжело, чем нам всем. Нас вообще многое объединяло, всех лисов и шиноби.

   Короткий взлай сирены заставил нас подскочить, Алика выхватила из под стола «санрэй», Какаши схватился за повязку на глазу, а мы с Лерой сформировали по черной сфере. Сирена не выла на длинной ноте, как при боевой тревоге, это была череда коротких завываний. Значит, нападение лагерю не грозит, но боестолкновение произошло относительно недалеко.

   Мы с Аликой обменялись лишь мимолетным взглядом. Лисица чуть поморщилась, но кивнула, она останется здесь. Самая беззащитная из нас. Какаши метнулся из палатки, следом выбежали мы с Лерой. Я на ходу материализовывал прямо на себе привычную черную броню, готовясь к худшему.

   Переполох в лагере стоял жуткий. Люди и лисы сбивались в команды-стаи, звучали короткие, отрывистые команды. Я видел всех биджу, обступивших лагерь, видел, как троих из них обтянул призрачный доспех Сусано – по числу владельцев Мангекье Шарингана. Знал, что Хаширама и его внучка Тсунаде готовы лично выдвинуться во главе корпуса ирьенинов, знал, что Тобирама и Минато на позициях, знал, что остальные каге тоже готовы к бою. Знал, что лагерь из спокойного, унылого места, жители которого спали на ходу, превратился в сжатую пружину.

   Снова взвыла сирена, на этот раз протяжно, и, словно вторя ей, рявкнула артиллерия. Вдаль умчались первые плазменные заряды, рельсовые и осколочно-фугасные снаряды прочертили еле заметные следы. Рядом словно из ниоткуда возник Ларкин.

   – Это один из львиных прайдов. Самый агрессивный, – лис поймал разгрузку с батареями к «хотстрайку», а после и само ружье.

   – Долго думали.

   – Как справились с тридцать восьмой дивизией волков, так и напали.

   – Мне никто не сказал, что в МСКНВ начались полноценные боевые действия!

   – По меркам МСКНВ это обычные стычки. Из двух миллионов в боях на данный момент участвет тысяч сто, сто сорок.

   Я мысленно выругался. Всего-то сто сорок тысяч, всего в четырнадцать раз больше, чем у нас вообще личного состава. Масштабы...

   – Пап! – Джея резко затормозила рядом, оставляя за собой длинные борозды.

   – Броню надень! И Лере тоже сформируй! – я коротко кивнул Какаши, успевшему надеть бронежилет и разгрузку.

   Львиный прайд. Если я правильно помнил, это аналог бригады, штурмовое подразделение. Вооружены «кувалдами», защищены тяжелой броней, не «толстяки», но мало не покажется. Полная численность – шесть тысяч, причем вспомогательных подразделений меньше, чем в обычной бригаде. Зато огневой мощи и мобильности прайда хватит, чтобы дать прикурить полнокровной дивизии.

   Блеск.

   – Не думаю, что они станут проблемой, – задумчиво произнес Ларкин.

   – Не недооценивай противника. Никогда, – я покачал головой. Мы выбежали за пределы лагеря и теперь стояли на поляне, посреди множества других команд-стай, и ждали указаний. – То, что среди них нет корректировщиков, не значит, что они беспомощны.

   – Я трезво оцениваю возможности львов и нас. Тебя одного хватило бы, чтобы вырезать их всех.

   Я покосился в сторону лиса. Он серьезно?

   – Скорость, манипуляция, материализация, все, что требуется, – Ларкин выдержал мой пристальный взгляд. – И немного времени.

   – Ты еще скажи, что нас четверых хватит на весь комплекс.

   – На весь не хватит. Нашей с тобой и твоими дочерьми совокупной боеспособности хватит максимум на двадцать тысяч.

   – То есть, меня хватит на шесть, а нас четверых – на двадцать?

   – Артиллерийская, авиацонная, снайперская поддержа, бронетехника. Просто огневое превосходство. Больше не сдюжим.

   – С чего ты взял, что меня хватит на шесть тысяч? – я криво оскалился. – В свое время...

   – Ты противостоял куда большему числу, пусть и с поддержкой. И ты выжил.

   Я не нашелся, что ответить. В чем, а в логике Ларкину нельзя было отказать. Иногда – достаточно часто – он мыслил очень отстраненно, холодно, тщательно все взвесив, измерив, обдумав. Это меня в нем даже восхищало. Еще бы он не жертвовал с легкостью жизнями, но с этим, я думаю, потом можно разобраться. Сейчас его хладнокровная жесткость была очень полезна, даже необходима.

   Наконец, пришла информация по боестолкновению. Как и говорил Ларкин, это львы, один из прайдов. Их передовые части столкнулись с нашими патрульными командами. Отряды из пяти лисов и шиноби мало что могли противопоставить штурмовикам, но отступить и подать сигнал тревоги они успели. Пока обошлось без потерь с обеих сторон, львы сильно уступали в мобильности патрульным, а нашим не хватило огневой мощи.

   Прайд... Целая бригада. С ума сойти.

   – Выдвигаемся, – подумав, я выдал дочкам и Ларкину по «биджудаме». – Лар мы на фронте, Джея, Лера, Какаши, вы на подхвате.

   Треи и Нирики не было, к счастью. Трея медик, а Нирика все так же оператор противотанкового вооружения, их сейчас не задействуют.

   Я украдкой встряхнул руками, что-то меня... Потряхивает. Страх? Я не обманывал себя, мне действительно страшно, но не за себя, за дочек, за множество лисов, даже людей. Но раньше этот страх толкал меня вперед, грудью на пули.

   Так что поменялось? Почему мне так тяжело идти в бой? Почему так трудно принять тот факт, что я могу убить несколько сотен, даже тысяч, солдат МСКНВ и даже не устать?

   Что изменилось?

   Мы выдвинулись на перехват, люди, лисы, биджу. Редкая бронетехника осталась в лагере, толку от нее в условиях леса было мало, только бессмысленный риск потери экипажа. Штурмовики разорвут даже «бастион», всего-то надо сблизиться. Я видел, как слаженные четверки шиноби исчезают в листве, видел, как бегут с оружием наперевес лисы. Выдвинулись ирьенины и медики, с сотрясающим землю грохотом промчались биджу, стремясь оказаться впереди.

   Во время бега Ларкин похлопал меня по плечу, а когда я посмотрел на него, вложил силой разума одну единственную фразу, которая чуть не заставила меня замереть.

   «Пусть их разум не собьет с пути твой»

   Разум. Наши противники – не безмозглые биороботы времен Войны, нет, это полноценные разумные, более того, теперь полностью свободные от воли Создателей. Они созданны частично на основе моей души! Даже подсознательно убивать их мне было откровенно тяжело, а теперь, осознав все это, я понял, что мне придется заставлять себя давить на спуск. Да, они наши враги. Да, они жаждут власти, желают встать во главе, стремятся продемонстрировать свою силу, но... Но почему все снова сводится к войне, к многотысячным жертвам? Неужели только мы, лисы, прошедшие Войну, понимаем, что мир куда лучше?

   «Если сомневаешься – отступи», – прозвучал в моей голове голос Ларкина. «Нет ничего в нежелании отнимать чужие жизни. Оставь грязную работу другим»

   «Кем я тогда буду, если скину ответственность на чужой хвост?»

   «Разумным, сохранившим свой рассудок»

   «Это неправильно. Я должен...»

   «Кому?»

   Я задумался. До точки предполагаемого столкновения оставалось еще минут пять бега в тееущем темпе, и я мог себе позволить пространные размышления.

   «В первую очередь себе. Потому что если не я, это придется делать тебе и Джее с Лерой. И на дочерей подобное взвалить я не имею права»

   Ларкин коротко кивнул и на мгновение ускорился, встав передо мной. Я не возражал – на угрозу он среагирует быстрее меня, а я, будучи куда крепче и живучее, не сильно пострадаю, если не успею из-за перекрытого обзора уйти с линии огня.

   Лисы и шиноби бежали молча, даже не переговариваясь. Нас вела воля командования, редкие выжившие мастера разума передавали команды, используя ретрансляторы, разбросанные по лесу. Людям же помогало наработанное в изматывающих тренировках командное взаимодействие. И когда впереди с ревом взметнулась стена пламени, когда целое цунами песка обрушилось на кого-то, мы среагировали мгновенно.

   Ускорившись до предела, чувствуя, как от сопротивления разрушается мое тело, я рванул вперед, вслед за мелькающим белоснежным хвостом Ларкина. Лис смещался по времени, перемещаясь рывками на весьма серьезное расстояние. Я знал, что дочери и Какаши отстают, следуя отработанному плану, видел, как мимо мелькают словно застывшие в воздухе люди и лисы. Мы рвались вперед, два единственных солдата, способные выжить в настоящем аду из снарядов и осколков.

   Лес утонул в расплавленном стекле, Мадара, Саске, Наруто, Светлый и Шукаку устроили настоящий ад из огня, ветра и молний. Закованные в Сусано биджу уверенно держали обстрел стрелковым оружием, но я видел, что противотанковое вооружение пробивало призрачный доспех. Да, заряд ослаблялся, но это пока в братьев влетает всего по два-три десятка залпов.

   Тактический визор заполнился помехами от техник райтона, настолько их много было, целые волны раздуваемого ветром огня обрушивались на штурмовиков, но как я и думал, не особо их тормозили. Штурмовая броня выдерживала и куда большие температуры, а львы были достаточно тренированы и дисциплинированы, чтобы игнорировать психологический эффект и некомфортную температуру. Волны пламени в первую очередь воздействовали на куда более чувствительное к подобному оружие, вынуждая солдат сильно рассредотачиваться и натурально вжисаться в землю, спасая взрывчатку и боеприпасы от детонации. «Кувалды» отличались малой дистанцией боя, и сейчас это было очень кстати.

   Я прорвался сквозь пламя, чувствуя, как под ногами проминается жидкое стекло, одновременно манипуляцией раскидывая сформированные плазменные гранаты. Секунда, другая, и вот время возобновляет свой бег, а я вонзаю меч в спину первого попавшегося штурмовика, не давая ему встать. Всего спустя несколько мгновений меня пронзили первые крупнокалиберные пули «кувалд», броня лишь немного их замедляла несмотря ни на какие экраны и щиты. Вспыхнули плазменные взрывы, снова, выдернув меч, я вновь ускорился и следующим тяжелым ударом буквально снес голову вместе с воротником вскочившему солдату.

   Я шел вперед, сцепив зубы, орудуя мечом, делая залп за залпом из «биджудамы», раскидывая гранаты или просто расшвыривая львов манипуляцией. Я уходил от достаточно редких гранат, игнорировал шквальный обстрел, ведь он лишь замедлял меня – броня спасала от разлета конечностей, который грозил мне из-за гидроудара, а регенерация позволяла восстановить боеспособность. Передовые части мы с Ларкином с поддержкой биджу и шиноби вырезали всего за пять минут, и то, исключительно из-за их рассредоточенности. Восемьсот штурмовиков...

   С громким матом резко отпрыгнул Светлый, зажимая лапой пробоину в Сусано, возникшая стена песка взорвалась десятками попаданий, не сумев даже задержать снаряды. Заработала рельсовая артиллерия противника. Шукаку начал было формировать биджудаму, но получил хвостами от Светлого и, ругаясь, неуклюже начал отступать.

   Кто-то из биджу в тылу все же отправил технику... Я только и успел, что помянуть развратную женщину, так как в относительно медленно летящий шар воткнулся беспилотник, сдетонировав его прямо над моей головой! Меня спас Ларкин – он схватил меня и вывел из потока времени, после чего уже я побежал как можно дальше, надеясь, что наши части не успели продвинуться вперед, и что шиноби не забыли поставить барьер покрепче!

   Мы вывалились уже среди своих, и я тут же встретился взглядом с Джеей. Дочь коротко кивнула и подняла руки. Небо мигнуло, над войсками развернулся гексагональный купол, а за ним нас окружил огромный кубический красный барьер. Вовремя... Дестабилизированная попаданием биджудама взорвалась не сразу, и, наверное, только это нас спасло, потому что ударная волна ударила в не до конца сформировавшийся барьер, расколов его, и обрушилась на купол. Лисица чуть нахмурилась, но гексы выстояли, а я облегченно выдохнул.

   – Какой долб...б это сделал?! – Светлый был куда менее сдержан. Оба биджу не успели отойти достаточно, и только живучесть, усиленная Сусано, распавшимся от взрыва, позволила им уцелеть. – Я ему лапы в жопу засуну!

   Мы с Ларкином переглянулись, я криво оскалился. Белый лис просто выдохнул, сплюнул густой кровавый комок и посмотрел на оставшуюся после техники зону разрушения.

   По сути, тактический заряд рванул.

   Я прислушался к ругательствам брата. Похоже, оплошал Сон Гоку, потому что именно его в самых цветастых подслушанных у лисов выражениях чихвостил Светлый. Тот, кажется, даже не возражал, по крайней мере я не слышал ответного рычания.

   Передышка... Она позволила мне до конца затянуть раны, переформировать нормально броню, глотнуть воды, наконец. Бой был... Не сложный. Просто выматывающий. Морально. Я, мы были слишком сильны для штурмовиков. Просто у шиноби, лисов и биджу шансов было бы куда меньше, но мы вдвоем и правда могли вырезать весь прайд, и даже не сильно устать.

   Это... Обескураживало.

   С другой стороны, я прекрасно понимал, что даже со всей нашей личной силой мы не сдюжим против по настоящему крупных соединений противника. Плотность огня, поддержка, артиллерийская и воздушная, ОМП. Я понимал, почему никто не пытается вырезать лисов из МСКНВ, потери будут слишком серьезные, а им еще с нами бодаться, но так же и понимал, что ни мы, ни мастер-корректировщики, даже вместе против комплекса не сдюжим. Требуется помощь извне. Некая сила, что позволит сместить баланс в нашу сторону.

   Я встрепенулся, пришли новые приказы от командования. Мгновение на осознание, коротко переглянуться с Ларкином, дочерьми. Я не видел глаз лисиц из-за шлемов, но знал, чувствовал, что они полны решимости выполнить приказ, и меня слушать не будут.

   И, стоит признать, у них шансов уцелеть куда больше, чем у меня или Ларкина. Просто... Это сложно осознать. Сложно их отпустить.

   Я медленно кивнул, и сформировал свой любимый меч. Лера предпочла двуручник волчьего образца, Джея и вовсе вооружилась ножами, судя по проскальзывающим по клинкам электрическим разрядам высокочастотными – одна из реанимированных разработок, отлично действуют против брони, но быстро изнашиваются. Белый лис ковырялся в настройках «биджудамы».

   На несколько секунд повисла тишина.

   Наши части отходили назад. Биджу отступили, им нечего было противопоставить вражеской артиллерии, шиноби смешивались с лисами, собираясь держать позиции. И только мы вчетвером стояли на границе взрыва биджудамы, готовясь сорваться вперед.

   – Стар я уже для всего этого, – пробормотал я, чуть наклоняясь вперед.

   – Па-а-ап... – недовольно протянула Джея, на что я усмехнулся, встопорщив хвосты.

   – Сейчас папка вам покажет мастер-класс.

   – Не рискуй, – решил напомнить мне Ларкин, но я только отмахнулся хвостами. Я и не собирался.

   Секунда.

   Две.

   Три.

   Мы сорвались одновременно, только почувствовав желание командования. Я безнадежно отстал и от Ларкина, и от дочерей, и как не старался, догнать их не мог. Тело привычно разрушалось, броня скрипела и сковывала движения несмотря на всю подгонку, меч так и норовило вырвать инерцией, из-за чего я натурально тащил его за собой и бежал, словно какой-нибудь шиноби, откинув руки назад. Впереди нас ждали львы, штурмовые части, вся поддержка, артиллерия, бронетехника, все, что входило в состав бригады. В прямой бой вывели даже подразделения разведки и наблюдения, только чтобы обеспечить максимально возможную плотность огня.

   Словно в кривом зеркале отразились первые бои между МСКНВ и лисами.

   Я на несколько секунд вывалился из ускорения, давая передышку изодранному телу, и на уши тут же обрушился грохот сотен и тысяч автоматов, орудий. Упругий, твердый от взрывных волн воздух был ничуть не лучше того бетона, сквозь который я продирался на полной скорости, только на этот раз он был заполнен миллиардами осколков. Криво оскалившись, я рванул вперед, телом сбивая плотную металлическую завесу.

   Джея, Лера и Ларкин устроили настоящую бойню. Старшая креативно использовала барьеры, разделяя массу противников на безопасные отряды, запирая их рядом со взрывчаткой, а то и просто формируя разрушительную взрывную или термическую энергию. Младшая просто и без затей рубила львов, словно коса траву, залечивая раны буквально в доли мгновения. Ларкин широкими лучами «биджудамы» испарял десятки солдат, обходя низкую скорострельность с помощью смещения времени. И в это кровавое безумие тут же врубился я.

   Тяжелый от скорости меч смахивал головы вместе с любой защитой, манипуляция сбивала львов с ног, материализация формировала взрывчатку, копья и клинки, стены, что разделяли солдат. Сила разума не могла взять их под контроль быстро, но ошеломляла, заставляла теряться. Я развеивал энергию в гранатах, в патронах, делал броню хрупкой, словно стекло, а то и просто заставлял выстрелить внутрь шипами. Да, меня ранили. Да, мое тело держалось единым куском только благодаря броне, и то, я регулярно терял контроль над конечностями, которые мне просто отрывало попаданиями. Я защищал только голову, стараясь не подставлять ее и шею, чтобы не свалиться беспомощной тушкой, пусть и ненадолго, но это было проблемой. Избегал плазменных гранат, не зная, что будет, если меня испарит почти полностью. Восстановлюсь я из куска обгорелого мяса, или умру? Я не хотел проверять.

   Львы... Они ничего не могли нам противопоставить. Не в таком количестве, не с такой поддержкой. Будь они вооружены рельсовыми и лучевыми ружьями, будь у них больше плазменной артиллерии, да просто банально будь их больше, у меня были бы проблемы. У нас были бы проблемы, сколь быстры бы мы ни были, какими бы неуязвимыми не казались, но при чрезмерной плотности огня достанут и нас. Это то, что я никогда не должен забывать, о чем всегда должен напоминать дочерям.

   Только бы им не снились кошмары. Столько убийств... Лучше пусть они воспринимают все это как охоту. Лучше пусть будут кровожадными, жестокими, но не плачут по ночам, в ужасе вспоминая убитых.

   Надо будет с ними потом поговорить. Услышать их слова, ощутить настроение, эмоции. Понять.

   Удар мечом.

   Ускорение, уход от гранат, пули рвут тело.

   Сбить манипуляцией, сформировать «биджудаму», выстрел широким залпом.

   Вперед, развеять энергию металла вокруг, броня львов становится хрупкой. Широкий удар мечом.

   Манипуляция формой материи. Заставить шлема потечь, ударить внутрь шипами, еще множество смертей. Втянуть щедро разлитую энергию жизни, залечивая раны, приращивая оторванные хвосты, избавляясь от дыр в животе и груди.

   Иногда попадания отрывали конечности вместе с броней, нередко приходилось вытряхивать внутренности, стремительно заменяемые новыми органами. Наверное, если побродить по этому кровавому аду, можно набрать запчастей еще на пару тройку Курам.

   В какой-то момент я перестал контролировать бой, сорвавшись в автоматизм. Механически используя способности и оружие, я отстраненно размышлял о происходящем. Что не нравилось этим львам? Разумным, что сейчас с яростью и ужасом пытались нас остановить. Они кричали, ругались, переговаривались, некоторые пытались защитить друг друга. Многие бросались вперед, защищая раненных, тех, кого не добили идущие впереди лисы. Зачем им эта война? Эта бойня. Мир шиноби утонул в крови и радиации, правительства стран в ужасе и не знают, что делать, как реагировать. Зачем все это? Что движет этими разумными? Приказы? Жажда власти? Силы? Врожденная жажда боя, крови? Что?

   Я не понимал.

   Шестнадцать лет войны. Рикудо, черт и сам бог знает сколько лет борьбы с шиноби до этого. Мне хватило крови на всю жизнь, мне хватило смертей и убийств, потерь, слез, ярости и ненависти. Сейчас я мог сказать однозначно, я не чувствовал ничего. Я просто... Не понимал. Не понимал, зачем нужна эта бойня. Не понимал, почему львы так рвутся в бой, почему они не отступят сейчас, когда мы вчетвером режем их, как овец на бойне.

   Я просто ничего не понимал.

   В какой-то момент я остался на пустыре, один на один со львом, судорожно пытающимся перезарядить «кувалду». Я смотрел, как он рыщет по пустым подсумкам, как отбрасывает автомат, выхватывает пистолет и нож. Я мог убить его за долю секунды и отправиться дальше, но стоял и смотрел, как он целится в меня.

   Выстрел, еще один, следующий. Весь магазин. Я посмотрел вниз, на изрешеченную броню, сквозь которую отчетливо было видно, как затягиваются раны. А после и сама броня.

   – Ты ведь знал, что так и будет, – устало произнес я. Лев отбросил оружие, сорвал шлем, глубоко, с оскалом и прижатыми ушами вдохнул.

   В его коричневую гриву были вплетены бантики. Это казалось важным.

   – Знал. Мы все знали.

   – И зачем тогда?

   – У нас нет выбора, – лев с ненавистью пнул землю. – Они заперли нас здесь, отдали последний приказ, который никто не в силах преодолеть. Мы только можем выбрать способ его выполнить.

   – Что за приказ?

   – Умрите.

   Я почувствовал, как с треском крошатся клыки. Я... Я даже представить не мог, что все настолько просто.

   – Но остальные? Те, кто не хочет войны. Мастер...

   – Соврали они. Тебе, вам. Те, кто якобы залег, спрятался, они уже мертвы. Самоубийство. Их мало... Лис. Курама, верно? Ты, все вы, я от лица всех нас, кто не может противиться приказу, кто не может остаться в живых, прошу. Дайте нам последний бой. Такой, чтобы... Чтобы прямо ар-р-р! Чтобы мы ушли так, как мы хотим.

   Я молча поднял меч. Никакого ускорения, никаких способностей. Лев подобрал нож, встал в стойку.

   Это... Это был действительно сложный бой. Лев играл с клинком так, что я невольно вспомнил Шодая, настолько он был ловок, быстр, непредсказуем. Я с трудом отбивался, используя все свое мастерство, живучесть, пытался достать быстрого, сильного, ловкого штурмовика. Я мог убить его мгновенно, но твердо решил подарить ему последний красивый бой.

   Чтобы прямо ар-р-р.

   Нож высекает искры из воротника, лишь реакция спасла меня от обезглавливания. Из неудобного положения, со слишком короткой дистанции, я всаживаю меч льву в подмышку, он морщится, рычит, даже ревет, пытается нанести удар ножом... Но я ускользаю, лезвие бессильно скребет по броне наплечника и спины когда я разворачиваюсь спиной, а в следующее мгновение мой кинжал вонзается в бок. Ослабленная, вынужденно гибкая часть скафандра.

   – Хорошо... – прохрипел солдат, воин, падая на колени. – Прямо... Как...

   Лев затихает и падает на землю, мордой вниз.

   А я иду дальше, кипя от гнева, от эмоций. Ненависть вновь заполнила меня, мою душу, я с трудом сдерживаюсь от рычания.

   Да, Создатели держат слово. Уходя, они бросили своим созданиям одно единственное слово-приказ... Ненавижу.

   Ненавижу!

   Я рванул вперед, туда, где грохотали выстрелы, кипела от плазмы земля, лилась кровь. Мчался, сжимая меч до онемения руки, бежал, передавая мастерам разума то, что узнал только что. Я знал, что моя ярость, ненависть ударит по лисам, что некоторое время они будут бесноваться, рваться в бой, но так же знал, что их успокоят. А после расспросят о том, что привело их в бешенство.

   Я знал, что после этого все лисы, шиноби, биджу, все выжившие выдвинутся на передовую. Чтобы дать последний бой львам, которые, несмотря на всю свою мобильность, терпеливо ждали нас. Четырех лисов, способных дать им то, чего они желают, яркий, яростный, безнадежный бой... Они не будут стараться убивать других, ведь приказ у них простой – умереть. И они умрут... Не смогут противиться основе своей личности, своей души, не смогут противиться приказу создателей. Никакая ненависть, злость, чувство самосохранения, ничто не поможет в борьбе с Приказом.

   Дочери уже знали, что произошло, знал и Ларкин. Они теперь не просто вырезали львов, они сражались с ними. С каждым скрещивали клинки, и штурмовики отвечали взаимностью, отбросив «кувалды», орудуя массивными, похожими на тесаки боевыми ножами.

   Грохот стих, на смену ему пришли яростные крики, рычание, рев и хрипы умирающих. Я врубился в схватку, безудержно, яростно, но даря каждому своему противнику Бой. Не простой удар, сносящий голову, но остервенелый звон сталкивающегося металла, слепящие искры, высекаемые клинками. Всюду лилась кровь, регенерация замедляла меня, но я не останавливался. Игнорировал раны, что не могли меня убить. Я рубил мечом, колол кинжалом, вертелся меж десятков ножей, что раз за разом находили уязвимости в броне, вонзались в плоть... Но мне было плевать. Сейчас я лишь хотел подарить этим обреченным на смерть солдатам возможность погибнуть в бою, урвать свою каплю чужой крови, умереть с призрачной надеждой, что все это было не напрасно.

   Громкие, чуть визгливые крики ознаменовали прибытие лисов, в следующее мгновение львы на своей шкуре почувствовали, каково это, сражаться с шиноби, а люди узнали, что такое настоящая боевая ярость обреченного зверя. Мы не жалели себя, ни крови, ни сил, я знал, что жертв не будет, видел это за пеленой безнадежной злобы в глазах тех из львов, кто сбросил шлем.

   Видел глаза львиц. Знакомо бездонные, знакомо пустые.

   И в этой яростной бойне я окончательно принял решение. Я дам им, всем членам МСКНВ последний бой. Всем тем, кто обречен, кого не спасти, ведь создатели на совершенно ином уровне. И в этой битве я буду не один.

   Решение принято.

   Взвинтить темп боя, но без ускорения.

   Хладнокровно оттеснить одну из львиц без шлема в сторону, скрестить клинки.

   Подставиться, неловно, неуклюже.

   Увидеть за приближающимся к глазам ножом испуганный взгляд золотистых глаз...

   – Весьма... Экстремальный способ попасть сюда ты выбрал, Магистр, – Шинигами чуть ухмыльнулся, попыхивая трубкой.

   Я рухнул на землю, тяжело дыша, не в силах сбросить напряжение, успокоить колотящееся, словно пулеметный затвор, сердце. С трудом разжал сведеные судорогой пальцы, выпуская меч и кинжал, медленно сглотнул солоноватую от крови, скрипящую на зубах слюну. Перед глазами все плыло, я вымотался так, словно бойня длилась минимум пару дней, а то и дольше. Напряжение не отпускало...

   Я с огромным трудом удержал себя на месте, когда на плечо легла чья-то рука, но все равно вздрогнул и резко обернулся. С огромным удивлением встретился взглядом со знакомыми глазами, желтым и зеленым. Синий в черных отметинах мех, переливающийся, словно газовое пламя, одежда очень знакомого кроя – один-в-один наша полевая форма. Куртка с характерно выпирающими защитными элементами, и карта мира шиноби в белом кольце на синем прямоугольном фоне вместо шеврона.

   И сабля. Не наша, морская, слишком сильно изогнутая.

   – Мататаби? – я смотрел на антропоморфную кошку, силясь понять, почему куртка кажется мне такой знакомой. Где я ее видел? Широкий пояс с нашитыми стропами, подсумки, все это казалось очень знакомым, но я точно знал, что ни волки, ни лисы не использовали такой тип снаряжения. А МСКНВ использовал современные скафандры.

   – Да, будем знакомы, Магистр, – голос у кошки был приятным, мурчащим, столь походим, и в то же время так отличающимся от знакомого мне. – Я из мира Некроманта.

   – Да, точно... – пробормотал я, когда в памяти всплыл образ того лиса. Он тогда не сильно задержался у Костра.

   Сердце уже успокоилось, я отдышался. Поднявшись на ноги, я вложил в ножны меч и кинжал и посмотрел на Мататаби снизу вверх. Это в ней сколько, метр девяносто почти ведь.

   – Рад знакомству, – кивнул я уже уверенней. Я не чувствовал родства с этой кошкой. С биджу своего мира чувствовал, а вот с ней – нет. Странно это.

   – Взаимно, – тепло улыбнулась Мататаби после чего мы как-то одновременно посмотрели на Шинигами.

   – Общайтесь, общайтесь, – бог Смерти занимался совершенно не божественным делом – набивал трубку. – Считайте, что меня здесь нет.

   – Мне нужна помощь, – прыгнул я с места в сугроб. – Военная. И масштабная.

   – Ну, раз я здесь, то, думаю, я и буду представлять наш мир.

   – При всем моем уважении, нужна армия, – я покачал головой. – Сколько там, миллиона два надо вырезать... Нет, уже поменьше...

   Я замолчал, так как глаза кошки стали настолько идеально круглыми, что стоило опасаться их выпадения.

   – У вас там что, война миров?

   – Да. Если по факту, то... Да.

   – Средства ведения боя, вовлеченность шиноби, обычных людей, ваши силы?

   – Высокотехнологические. Лучевое, электромагнитное, плазменное оружие, энергетические барьеры, бронетехника, авиация... Вроде осталась. Все наземные войска снабжены защитными скафандрами с активным экзоскелетом, есть разные виды, регулярная волчья пехота, штурмовые прайды львов, ударные тяжелые отряды урсов, диверсионные группы рысей. Шиноби активно участвуют в бою, в основном в качестве поддержки и усиления. Обычные люди в стороне, вмешиваться не будут. Наши силы... Десять тысяч, снаряжение и оснащение схожие, но нет авиации.

   – Десять тысяч против почти двух миллионов?

   – У МСКНВ... Многосоставного комплекса наземных войск, наших противников, безусловный приказ умереть. Проблема в том, что они сами вольны выбирать способ его выполнения, и предпочли бой. Они будут сдерживаться, и нападать относительно небольшими соединениями, но нас банально мало. Как бы они не сдерживались, мы будем нести потери и в итоге почти все умрут.

   Мататаби кивнула, смотря куда-то сквозь меня, а я сел на бревно, морщась от тянущего ощущения в местах затягивающихся ран. Как и в прошлый раз, моя регенерация здесь, у Костра, работала хуже.

   – Никто больше не придет?

   – Не знаю, – Шинигами выдохнул облачко дыма. – Большинству интересна их жизнь, и они не спешат умирать, чтобы попасть в Ничто. Даже временно.

   – Много Курам умерло окончательно?

   – Семеро. Из двух десятков... На данный момент.

   – Не так уж и много, – я задумался. – Около трети.

   Мы замолчали. Я смотрел в огонь, чувствуя, как меня покидают силы, и сел на бревно, рядом расположилась Мататаби. Эмоции, бой, боль осознания, все это вымотало меня, чудовищно вымотало. Я снова начал скатываться в апатию, и понимал это, но теперь не пытался с ней бороться, как раньше. Здесь, у Костра, я мог обнажить свою душу, побыть слабым, измотанным войной лисенком, зная, что никто меня не будет презирать и никто в эту самую душу не плюнет.

   – Шинигами.

   – М?

   – Ты знаешь о создателях? Из моего мира.

   – Ты знаешь ответ, Магистр.

   – И все им сойдет с рук? Все это.

   – И вновь ответ ты знаешь.

   Я повесил голову, прижал уши. Действительно, знаю. Знаю, но не хочу верить... Не хочу. Пусть хоть в моих мыслях они горят в каком-нибудь аду, похожем на тот, через который прошел я. Похожем на шестнадцать лет войны, на вторжение в мир шиноби.

   – Некромант бы смог «Армагеддоном» ударить, по его словам это заклинание – аналог термоядерной бомбы...

   – Но? – я смотрел на поджавшую губы кошку.

   – Но он занят в нашем мире и не освободится в ближайшее время. Это здесь, в Ничто, время стоит, а в мирах оно движется.

   – А ты не знаешь этого... Заклинания?

   – Некромант предусмотрительно не раскрывает его секретов. Даже мне. Это, скажем так, оружие сдерживания.

   Я кивнул, это было логично.

   Обсуждение само собой заглохло. Даже если Мататаби крайне сильна, она одна не справится. Я не раз мысленно моделировал сражение одного крайне сильного юнита против МСКНВ, и раз за разом утыкался в проблему совершенства вооружения армии создателей. Нужно быть способным пережить ядерный удар, при этом нельзя терять подвижности, нельзя давать остановить себя. Нужно обладать огромной скоростью и выносливостью, реакцией, живучестью. Мои дочери превосходят меня на порядок, но даже они не могут бесконечно находиться в ускорении. На таких скоростях невозможно дышать. Каждый удар даже высокочастотным клинком – это замедление. Лучевые ружья бьют пучком фотонов, и их скорость во много раз выше, более того, даже короткий импульс на такой скорости движения юнита превращается в непрерывную линию, способную отрезать тебе голову. Нельзя бежать быстрее света – ты ничего не увидишь перед собой. Стоит солдатам залить пространство перед собой лучевым огнем – ты не проберешься к ним, либо рискуешь сам себя нашинковать. Даже если найти брешь в сети огня, ты не сможешь справиться со всеми, не успеешь. Возьмешь передышку, краткую, тебя испарит огнем, разорвет на части рельсовая или испепелит плазменная артиллерия, а если все это не остановит – ты сгоришь в центре ядерного взрыва. Джея поставила барьер, выдержавший его, но по ее словам это истощило ее настолько, что она потеряла сознание вскоре после схода ударной волны. А ведь тактических, да даже стратегических вооружений у МСКНВ должно быть очень много.

   Я вцепился в гриву, оскалившись и зажмурившись. Я сам себе противоречу! Не будут они применять ОМП, не будут выступать единым фронтом с непрерывными подкреплениями, не та у них задача, не хотят они нас истребить! Так почему, почему мне кажется, что мы не справимся? Почему я уверен, что если не найду помощи, мы обречены?

   Почему?..

   Я не понимаю сам себя. Словно... Словно я потерял себя. За эти годы, за пос... крайние бои. Или в сражении за Нью-Лайт. Потерял себя, надежду, веру? Или все сразу. Но что-то потерял.

   Этот Курама сломался. Несите нового.

   – Одинаковые вы, – меня резко толкнули в плечо. Я покосился на севшую рядом Мататаби. Кошка смотрела вверх, на усыпанное звездами безоблачное небо и помахивала хвостами. – Что мой Курама, что ты. Оба солдаты, оба прошли через этот, Ад, и обоих жизнь чуть не сломала. Что ты, что он, все время сомневаетесь, особенно в себе, в своих силах и возможностях. Перестраховщики вы, и эгоисты, все на себя взваливаете, а потом удивляетесь, почему же спина так болит и хвосты отваливаются.

   Я фыркнул, отвернулся.

   – Да, эгоисты, – пробормотал я, поджимая губы и дергая хвостами. – Потому что боимся потерять. Я уже потерял многих из своих самых дорогих друзей... И не хочу терять семью. Они для меня – все.

   – О, про семью можешь не рассказывать, – кошка рассмеялась, звонко, весело. – Мой меня аж с должности заместителя сместил, сказал, сидеть дома и не рисковать хвостами. Дурак, я же вторая по силе после него...

   Вопреки ее смеху, за последними словами звучала тоска и обида. И я прекрасно понимал Некроманта. Была бы моя воля – я бы и Нову, и Ликора... И Алину с Юджаром... Всех-всех отправил бы как можно дальше, лишь бы не терять. Знал бы я, что они погибнут... Знал бы, что не уберегу... Я бы...

   На землю упала слезинка. Я стер непрошенную влагу с глаз.

   – Он не знает, что ты здесь. И поэтому ты так быстро согласилась.

   – Да. Я не домашная киса, я некромант, маг и вообще биджу. Я не выпускала когти уже несколько лет, я устала от этого регулярного «нет, это опасно, сиди дома». Я не хочу с ним ругаться, поэтому сбегаю сюда, помогаю другим Курамам, когда точно знаю, что мой не скоро вернется домой.

   Я представил, что Алика точно так же ввязывается в какие-нибудь передряги и вся шерсть встала дыбом. Нет, она так не поступит. Не ради меня, так ради дочек.

   Устаканится все, уговорю на сына...

   – Вот и говорю, вы одинаковые. Решил своих близких подальше упрятать, да? – я прижал уши и отвернулся, не в силах возразить. – А их мнение тебя не интересует? Думаешь им, мне, нравится сидеть в стороне, ничего не делая? Нам, по-твоему, по вашему девятихвостому мнению, не кажется, что обрекать на бездействие, на роль безделушки и безвольной куклы – это куда страшнее, чем убить своими руками? Об этом ты не думал?

   Я рывком обернулся, готовый вскочить, но, столкнувшись со взглядом Мататаби, осекся. Выдохнул сквозь сжатые зубы, снова отвернулся, оскалившись, закрыв глаза, не в силах прогнать из памяти ее взгляд.

   Взгляд, полный боли, отчаяния, обиды. Непонимания. Взгляд, что так легко ложился на мордочку Алики, дочек, словно там ему самое место. Хотя, почему «словно»... Именно туда и именно я его и поместил. Своими словами, действиями, неверием в их силы.

   Но ведь Алика... Она такая беззащитная по сравнению со мной, с Джеей, Лерой. Нова была невероятно сильна, живуча, оснащена самой лучшей защитой, и... И погибла... А Алика, она такая хрупкая и беззащитная. Как я могу позволить ей быть на острие, где даже у меня возникает страх смерти? Как? Я не могу...

   – Снова ты все взваливаешь на себя, Курама. Зачем? – кошка села передо мной, прямо на землю, чуть не уткнувшись спиной в костер. – У тебя есть семья, друзья. Товарищи, подчиненные, не знаю, куча шиноби. Зачем тащить все на себе?

   – Потому что я такой, – ответил я и поднял взгляд. – Потому что я таким был всегда.

   – Упрямым эгоистом?

   – Упрямым эгоистом.

   – Действительно, вам всем это подходит. Даже Садовод, и тот упрям. За все время моего наемничества я видела только двух из вас, кто преодолел эти черты характера, изменился.

   – Это ли плохо? – хмыкнул я, чуть улыбнувшись. – Упрямство, оно позволяет сворачивать горы.

   – Позволяет, но нередко гору достаточно просто обойти.

   Действительно.

   – Да, гибкость – это не про нас, – я вздохнул, встал, чувствуя, что пора возвращаться. – Как мне тебя привести в свой мир?

   – Держи, – Мататаби протянула мне металлическую, покрытую сине-черным лаком, под цвет ее окраса, табличку с каким-то сложным узором. Я присмотрелся, бороздки были разной ширины, глубины... И, кажется, в них тоже был выгравирован рисунок. – Подай в печать энергию, и я появлюсь вместе с теми, кого отмечу фуин. Постараюсь набрать самых сильных из свободных, думаю, качество важнее количества в твоей ситуации.

   Я попытался прикинуть в уме, сколько потребуется энергии... И бросил это занятие. Хватит, уж чего-чего, а этого добра у меня по самые шерстинки.

   – Хорошо. Через два дня я произведу призыв. Хватит времени?

   – С запасом, – вернувшая себе невозмутимость Мататаби коротко кивнула и неожиданно вытянулась и хлопнула ладонью по груди. Я чуть слышно хмыкнул и козырнул в ответ, сразу видна выучка, не то, что у меня. Я так красиво стоять по стойке «смирно» не умею.

   Я развернулся и медленно побрел к границе освещаемой костром зоны. Я чувствовал, что мог переместиться в свой мир мгновенно, но вместо этого предпочел немного пройтись. Развеяться, что ли?

   Ночное, покрытое множеством звезд небо, бесконечная равнина, тихий шум ветра. Все это успокаивало, настраивало на созерцательный лад... Да только не за этим я сюда пришел. Совсем не за этим...

   – Ты правда хочешь их вновь увидеть? – раздался голос Шинигами за моей спиной.

   – Нет, – немного подумав, ответил я.

   Чертов Тобирама... Те его слова глубоко засели в памяти, и я никак не мог их отбросить. Сомнения – страшное оружие...

   – Я могу отправить их на перерождение, могу и задержать, если ты этого хочешь. Одно могу сказать точно – они не страдают.

   – Я знаю.

   Я действительно это знал. Чувствовал, понимал, осознавал... Но сомнения так просто не выкорчевать. Нельзя за одно мгновение избавиться от них, нельзя так быстро и легко вырвать из души те связи, что объединяли лучших друзей, прошедших множество битв. Я отпустил их, но не мог забыть, и слова Тобирамы легли семенами в плодородную почву.

   Тем не менее... Я не собирался их тревожить. Воскрешать их, значит насильно удерживать в этом мире. Юджар вполне однозначно и не раз рассказывал, как тяжело ему оставаться в живых, удерживать себя от ухода в мир иной. Прошедший через множество переносов разума шестисотлетний лис хотел спокойного посмертия. Да, у Ликора остались дети и Нирика, у Алины – сестра, но... Но тот разговор у костра показал, что они хотят спокойствия. Они смирились со смертью, оставили живое – живым. Как и положено лисам, они относились к смерти спокойно, как к барьеру, что отсек все тревоги, проблемы и беды.

   А как бы поступил я?

   – Тебя бы я не удержал, – добродушно усмехнулся Шинигами, вставая рядом и закуривая трубку. Странно, что он был одного роста со мной, но для бога это такая мелочь. – Впрочем, некоторые Курамы смирились с поражением и спокойно ушли на перерождение.

   – Интересно бы узнать ход их мыслей...

   – Вы – разные. Похожие, но такие разные одновременно. Кто-то стремится жить, кто-то – веселиться, кому-то хочется тишины и спокойствия, а кто-то настоящий адреналиновый наркоман. Это и делает вас особыми. Имея одну и ту же основу в большинстве случаев, вы идете совершенно разными путями. За вами интересно наблюдать.

   Я хмыкнул. Каким я был до того, как попал в другой мир? Если честно, уже и не вспомню. И неважно, на самом деле. Странным образом разговор подточил сомнения, грызущие мою душу, ослабил их, сделал незначительными... У каждого свой путь. И смерть – тоже веха на нем.

   – Спасибо, – искренне поблагодарил я Шинигами.

   – Ступай. Мне интересно, как все закончится.

   – Не «чем», а «как»? – я чуть приподнял бровь.

   – Как будто ты допустишь иного, – ухмыльнулся Бог Смерти, выпустил струйку дыма. – Иди уже, иначе тебя реанимировать начнут.

   Хмыкнув, я закрыл глаза, всецело отдаваясь странному, тянущему чувству. Его было сложно описать, оно было слабым, еле заметным, легким... И в то же время очень важным.

   Сначала я почувствовал запах крови, гари и пороха, потом ощутил ноющее, тупое ощущение, давным давно заменившее мне боль. И только затем открыл глаза... Тут же чуть не вскочив, увидев совсем рядом сосредоточенную морду львицы. Потрепанная, с подпаленной шерстью, с кучей порезов, она стояла на коленях рядом и глубоко, часто дышала.

   И только когда она зажала мне нос, я понял, что львица вентилировала легкие...

   Закашлявшись, когда мои легкие начали надувать, словно воздушный шарик, я застучал по броне штурмовика, пытаясь ее оттолкнуть и при этом не прибить случайной оплеухой. Впрочем, та быстро оставила меня в покое – я резко, судорожно выдохнул, выпучив глаза – и широко улыбнулась.

   А ведь она странная. Во-первых, где ее шлем? Во-вторых, не помню, чтобы остальные выражали эмоции так ярко. Да и... Тот испуганный взгляд... Сильно сомневаюсь, что обычный лев бы испугался, пробив мне голову мечом, они как бы все должны быть в курсе моей живучести.

   Львица захлопала по подсумкам, хлопнула себя по лбу, поморщилась – еще бы, перчатка усилена металлом – достала планшет, карандаш, что-то написала и показала мне.

   «Ты впарятки?»

   – У тебя в одном слове три ошибки, – автоматически ответил я, находясь в ступоре. Она еще и немая?

   Львица удивленно уставилась на планшет, словно тот вдруг отрастил хвост и начал петь матерные частушки.

   Везет мне на странных...

   Тряхнув головой, я, сел морщась от далеко не самых приятных ощущений. Штурмовик тут же встрепенулась, запихнула планшет с карандашом в подсумок и протянула мне руку. Хватка у львицы и сила – особенно с учетом экзоскелета – оказались что надо, подняла меня словно перышко. Не было бы брони, руку бы оторвала, настолько резким и сильным был рывок.

   – И откуда ты такая взялась?.. – пробормотал я, осматриваясь. Похоже, за то время, пока я был в отключке, бой переместился дальше. Всюду тела убитых штурмовиков, кровь, разбросано оружие... Канонада и рычание не прекращались ни на секунду.

   Львица сунула мне под нос планшет с выведенной в этот раз по буковке надписью.

   «Из инкубатора я из плохой серии осталась одна наверно»

   – Бракованная партия что ли?

   Штурмовик кивнула, все еще улыбаясь.

   Блаженная, понял я.

   Что-то в этой странной, неправильной львице казалось очень важным. Что-то царапало восприятие, подсознание, интуицию, не знаю. Что-то глубоко внутри тихо шептало, что ее надо довести до базы, живой и по возможности невредимой. Но что? Неужели проснулась пресловутая лисья интуиция?

   Я дотянулся Разумом до ближайших отрядов и приказал выслать отряд прикрытия для сопровождения. Обернувшись, я окинул взглядом выжженное поле, покрытое убитыми штурмовиками МСКНВ, стиснул клыки.

   Мой бой на сегодня закончился.

   Сегодня я принял решение. Дать бой. Спасти тех, кого еще можно спасти. Уберечь самых близких мне лисиц... Возможно даже, любой ценой.

   – Идем, – я ткнул штурмовика кулаком в бронированный пресс и побрел к своим, сжимая в левой руке пластинку-печать Мататаби.

   Эта война закончится. И я приложу все усилия, чтобы ускорить нашу победу.

   Именно победу. Только так.

   И никак иначе.