За все те множество дней, что я провел в клетке, меня ни разу никто не навестил. Ни разу я не услышал чьего-либо голоса, ни разу не почуял ни единого нового запаха. За клеткой виднелась лишь тьма, столь похожая на мое бессознание, что становилось жутко.

   Где же я?

   Может это и есть наказание? Наказание за жажду силы, за власть над реальностью. Имея столь обширные возможности, я оказался заперт в крошечной камере, без единого собеседника. Не перед кем блеснуть навыками, разве что безмолвные металлические прутья словно взирают на меня. Дабы не сойти с ума, я регулярно создавал обширные иллюзорные пространства, обманчиво бескрайние, столь разные, насколько хватало воображения. Прекрасные луга, дремучие леса, суровые, заснеженные горы, иссушающие пустыни и обманчиво спокойные моря. Я искал границу своих возможностей. Искал предел своего воображения.

   И не находил, раз за разом создавая все более и более подробные миры в своей камере.

   Но была и обратная сторона моих возможностей. Каждая большая иллюзия пожирала мои силы, словно жаркий огонь тонкую сухую солому. Больше того, я раз за разом осознавал, что утратил то, чем всегда заслуженно гордился – тонкие, невесомые, будто паутинные кружева, иллюзии. Мои чары были сильны. Они были подробны, убедительны, реальны, но они были огромными. Попав единожды в них, уже нельзя выбраться, пока на то не будет моей воли, но насколько же легко ее заметить? Маяк в ночи, разрезающий тьму ярким лучом света. Удар кувалдой там, где можно было обойтись ювелирным уколом.

   Мои миры, они были прекрасны, реальны, великолепны... И лишены разума. Единственное, чего я не мог подделать. Единственное, что мне не давалось, сколько бы я не старался. Ни один иллюзионист не способен вдохнуть истинную жизнь в свое творение. Можно управлять, можно задать простой порядок действий, да даже сложный, буде есть время и нужда, но истинный разум, торжество выбора и эмоций, иллюзиями не создать. Неясно, чего же не хватало... Ведь зверь, птица, водные обитатели, да даже фантастические, немыслимые твари – все можно измыслить. Все можно воплотить. Но разум... Нельзя создать себе собеседника. Правило, прошедшее сквозь века.

   А я опрометчиво надеялся, что, имея столь обширные возможности, смогу обойти и его. Увы.

   Миры на пятачке реальности. Обширные, разные. Но все меркло от простого знания – я их создал. Я знаю о них все. Меня нельзя удивить... Мне было скучно. Скука разъедала мое сознание, подобно сильной кислоте, мне нужно было общение. Мне нужны были новые впечатления, мне нужна была нагрузка на разум! Острое ощущение заточения, отрыва от мира, отрыва от общества, они крупица за крупицей уничтожали меня. Я прятался за чарами иллюзий, уходил в себя, ковыряясь в частичках памяти, что еще встречались то там, то тут, бродил по островам воспоминаний, раз за разом погружаясь в них, я делал все, лишь бы отсрочить момент безумия, лишь бы не грызть решетку и не выть от отчаяния. Я перестал следить за временем, не зная, сколько дней, месяцев, а может и лет прошло с момента моего заточения. Это было неважно, все меркло по сравнению с ужасом одиночества и изоляции.

   И вот, когда я уже готов был сдаться, когда почти сорвался в пропасть безумия, когда древнее, дикое и звериное внутри сознания начало просыпаться, я услышал его.

   Зов.

   Каждый зверь, услышав его, заинтересуется. Каждый разумный, услышав его, встрепенется. То был зов о помощи, полный отчаяния. Я услышал... Детский плач. Всегда похожий и разный, всегда закрадывающийся в тайные уголки души, резонирующий на древних, полузабытых инстинктах, он заставил меня встрепенуться, забыть о проблемах, забыть обо всем. Я прильнул к решетке, прижавшись к ней, насколько позволяла темница, вслушиваясь в зов, чутко шевеля ушами. Понимая, что дитя, оно совсем недалеко, почти рядом. Почему? Здесь же моя тюрьма. Камера одиночества и наказания за гордыню.

   Почему дитя здесь? Щенок, котенок, птенец, кто угодно, но в крике его я слышал разум. Возможно, это путь искупления? Может, намек от тюремщиков, может, поблажка от самой сути мира? Упускать шанс я был не намерен. Уйдя в глубь камеры, насколько та позволяла, прячась в тени и иллюзии тьмы, я прислушался в последний раз.

   – Дитя, – тихо, убрав из голоса ставшие свойственными ему рычащие ноты, сказал я. – Иди сюда. Иди на голос.

   Плач стих. Я услышал шмыгание носом, тихий всплеск, и столь же тихие шлепки по воде. Ребенок шел ко мне, возможно, ведомый любопытством. Спустя несколько минут он вышел из тени за решеткой и я потерял дар речи.

   Маленький, еле-еле с мой малый коготь, он был... Странным. Не похожим ни на один из знакомых мне видов разумных. Плоская, с выступающим лишь носом мордочка, шерсть цвета соломы только на голове. Расположеные по бокам головы уши, округлые, маленькие. Гладкая кожа, без единой складки, большие голубые глаза, тонкие, изящные пальцы без когтей. Прямые, как две палки, ноги. Ребенок щурился, всматриваясь во тьму наведенной мною иллюзии, на его пухлых щеках виднелись дорожки слез, пересекающие по три странных прямых шрама, похожих на усы. Я украдкой вдохнул воздух, это был самец.

   Щенок... Чем-то неуловимо похожий на лисенка.

   – Почему ты плачешь, дитя? – я понял, нельзя молчать. Нельзя, иначе я упущу свой последний шанс.

   – Они говорят, что я демон, – всхлипнув, сразу ответил щенок. – Говорят, что я во всем виноват... Они ненавидят меня!

   На черта не похож... Да и на какого-либо из демонов. Да, внешность... Шокирующая, но не назвал бы ее отталкивающей. Меня начало разбирать любопытство.

   – А ты не виноват?

   – Нет! – яростно ответил щенок, надулся недовольно. От слез не осталось и следа, маленький яркий фонтанчик эмоций. – Я ничего не сделал! Не хулиганил, не дрался! Это меня бьют!

   – Взрослые? – помимо воли слово я почти прорычал. Шерсть встала дыбом, дети – это будущее, это сокровище любой расы. Бить детей... Даже в рамках воспитания телесные наказания давно устарели, на крайний случай есть магия.

   – Нет! – испуганно пискнул щенок, вызывав у меня укол стыда. Не сдержал эмоций... Плохо. – Это эти придурки... Ну... Неважно, даттебайо!

   – Драки среди детей должны разнимать взрослые, – я покачал головой.

   Где же находится моя тюрьма? Не помню, у которой расы были столь жесткие и жестокие порядки среди молоди. У нас, воуинов, щенки всегда были под всеобщей опекой и защитой. У каждого щенка родители – весь город, а у каждого взрослого дети – все щенки, так принято у нас, лис.

   – Скажи, дитя, как ты сюда попал?

   – Ну, я уснул, даттебайо... – я почувствовал ложь. Не уснул щенок, как минимум, не по своей воле. – Ну и очутился здесь!

   Блуждающий во сне? Редкий дар, позволяющий воплотить свой образ в реальности во время сна. Особо умелые блуждающие были способны не просто путешествовать, но и влиять на материальный мир, не просыпаясь. Может, щенок искал опеки и поддержки, и, раз его отверг мир реальный, его дар пробудился и он нашел путь через мир снов?

   Звучало логично, но тюрьмы обычно защищены от проникновения блуждающих во снах с помощью рун.

   – А ты кто? – с детской непосредственностью спросил щенок.

   – Узник, – коротко ответил я, все еще не желая развеивать иллюзию тьмы. Не хотелось пугать дитя своими подавляющими размерами.

   А ведь его дар объяснял и его маленький рост. Каким он себя представлял, таким и воплотился в реальность, маленьким, всеми гонимым щенком.

   – А как тебя зовут? Меня зовут Узумаки Наруто, даттебайо!

   Снова это словно. Слово-паразит? Странное, режущее слух своей бессмысленностью... Искаженное слово, услышанное щенком?

   – У меня нет имени, Узумаки из города Наруто.

   – Не-не-не, – щенок замотал головой. – Меня зовут Наруто, а Узумаки – это фамилия!

   – Фамилия? – я задумался. Фамилия... Что-то знакомое. Может, аналог прайда? – Значит, ты – Наруто из фамилии Узумаки?

   – Ну, да-а? – неуверенно протянул Наруто, и тут же подпрыгнул. – Э? Как у тебя нет имени, даттебайо? Так не может быть, у всех есть имя!

   – Я его забыл, – честно ответил я. Мне не хотелось отравлять наше знакомство ложью, я надеялся, что Наруто из Узумаки будет меня навещать, разгоняя одиночество. – И не могу вспомнить.

   – А как мне тебя тогда звать? – растерянно пробормотал Наруто. Я задумался.

   Моим прошлым прозвищем было Двухвостый, по числу хвостов. Теперь у меня их было девять, но... Но я не хотел зваться Девятихвостым. Наверняка весть о маге-иллюзионисте, решившем замахнуться на огромную силу, уже пошла в народ, и тем более должны были всем рассказать о моем новом облике. Это было бы поучительно. Получивший власть над реальностью, но заточенный, обреченный на одиночество и безумие... Я тихо вздохнул.

   – Зови меня «Белый».

   – Широ? – Наруто широко, искренне улыбнулся, глаза словно засветились радостью и счастьем. – Широ! Можно я буду звать тебя другом? У меня нет друзей, совсем нет, даттебайо!

   – Конечно, Наруто из Узумаки, – я решил проигнорировать тот факт, что Наруто назвал меня иначе. Может, на языке, на котором мы говорили, так правильне. – Я, Широ из Темницы, буду рад наречь тебя своим другом.

   – Ура, ттебайо! – мальчишка радостно запрыгал, подскользнулся и с бульканием упал в воду. Я неуспел испугаться, как он резко вынырнул, с шумом и фырканием. – А-а-а?! Откуда тут столько воды?!

   – Была, сколько себя помню, – тихо усмехнулся я, удивленный тем, что доселе Наруто не замечал этого. По колени-то в воде. Хотя, может это из-за того, что она немокрая?

   – Твоя темница – отстой, Широ...

   – Отстой? – я посмаковал новое слово, словно перекатывая на языке, вслушиваясь в его смысл. – Да, ты прав. Она «отстой».

   – Думаю, мне пора... – Наруто погрустнел. Было видно, что он хочет остаться, но, похоже, настало время просыпаться. – Я еще приду! Обязательно! Одиночество – отстой, и бросать друзей – свинство!

   – Я буду ждать тебя, Наруто из фамилии Узумаки. Столько, сколько потребуется. У меня еще столько вопросов.

   Не то, чтобы у меня был хоть какой-то выбор...

   Вновь потянулось время, но теперь, воодушевленный встречей, в эти дни и часы я не боялся безумия. Раз за разом я прокручивал в голове разговор, раз за разом создавал иллюзию Наруто, рассматривая его, словно оловянную фигурку, чувствуя, что привязываюсь к этому странному, чуждому видом щенку. Иллюзорные миры ушли, оставив после себя лишь воспоминания, отныне я мечтал о разговоре. Размышлял, какие вопросы задам, думал, что рассказать, перебирал множество вариантов беседы, понимая, что знаю слишком мало о Наруто из фамилии Узумаки. Но это не мешало мне раз за разом прокручивать в уме будущий разговор.

   Я знал, что он будет. И я действительно был готов ждать столько, сколько потребуется.

   Размышлял я и о том, как показать себя щенку. Мой нынешний образ слишком... Характерный. Уверен, ему, Наруто, не понравится говорить с преступником, по чьей вине наверняка погибли сотни разумных. Но и обманывать его я не желал. Утаить облик? Наложить иллюзию? Чем это не обман? Неужели я готов уподобиться лжецам, прячущимся за чарами иных обличий?!

   Да.

   Готов.

   Лишь бы... Лишь бы не остаться одному. Однажды приблизившись к границе, что отделяла сознание от безумия, я испугался. Я не хотел превращаться в дикого, лишенного истинного разума зверя. Тюремщики, кем бы они ни были, не дождутся подобного от меня. Я не сдамся... Я найду способ вырваться из тюрьмы. Я выпущу свою силу! Создам мир, в котором хочу жить.

   Мир, в котором будет место и моему другу Наруто из Узумаки.

   И пусть другие кусают хвосты и рвут вибриссы, но я не останусь здесь. Тюремщикам не удержать меня во тьме одиночества и изоляции.

   Погруженный в собственные мысли, я чуть не пропустил момент появления Наруто. Лишь услышав всплеск, я торопливо забился в дальний угол и создал иллюзию непроглядной тьмы. Еле успел, маленький друг подошел к клетке ровно в момент, когда чары окончательно укрыли меня черной завесой.

   Щенок потирал затылок, морщась, но стоило ему наткнуться на прутья клетки, как он засиял.

   – Широ! – закричал он, и я улыбнулся.

   – Здравствуй, Наруто из фамилии Узумаки. Я ждал тебя...

   – Прости, что долго не приходил, даттебайо... – щенок взъерошил светлые вихры на затылке, вновь поморщился. – Но вот я здесь!

   – Разве ты не мог спросить у наставников, как попасть сюда?

   Блуждающие во снах – редкие, но все же известные маги. Не могло быть так, что никто бы не помог Наруто совладать со своим даром.

   – Я даже не знаю, куда это, «сюда», ттебайо...

   – Ты спишь, дитя, – вздохнув, я решил взять на себя роль наставника. Хотя бы на время. – Спишь, но видишь меня. Это дар, ты, вероятнее всего, один из «блуждающих во снах».

   – Блуждающих... Во снах? – мордочка Наруто вытянулась. – Так значит, ты мне снишься?..

   – Не совсем. Ты спишь, но твой дух, твой образ, он существует вне мира грез. Ты действительно здесь. Ты действительно видишь меня, своего друга.

   – А... Не понимаю, даттебайо... – он попытался почесать затылок но осекся. Я сощурился.

   – Наруто, что с твоей головой? Тебе больно?

   – А, это... Ну... Я не знал, как сюда попасть, и решил, что надо повторить, что было в прошлый раз, вот...

   – Значит, в тот раз ты не уснул? – я склонил голову набок, хоть этого и не было видно.

   – А-а-а, прости, Широ, я не хотел врать! – запаниковал Наруто, но я лишь рассмеялся.

   – Ничего страшного, дитя, твоя ложь не была большой. Но помни, лгать нужно с умом.

   – Не «нельзя»?

   – Запреты – относительны, – философски протянул я. – Невозможно жить всю жизнь, строго соблюдая правила. Правила – основа порядка, но хаос – суть есть изменения. Во имя совершенствования и развития необходимо иногда и обуздать хаос, пропустить сквозь себя.

   – Э... Я не совсем понимаю...

   – Это не страшно, Наруто. Со временем ты поймешь, – я чуть поворочался, укладываясь поудобнее и настраиваясь на длительный разговор. – Скажи, что там, в мире вне моей темницы?

   – А, это, ну, я живу в Конохагакуре но Сато, я не знаю...

   Щенок далеко не глуп, что бы он о себе не думал. Он сразу понял, что моя темница может быть и очень далеко от его дома. Может и не осознанно, но почувствовал, что ведет к выводу о его пусть и дремлющем, но сильном уме.

   Конохагакуре но Сато. Ни разу не слышал такого названия, да и подобная традиция наименований мне незнакома. Насколь же далек я от родных краев... Или, возможно, насколь далек дом Наруто из Узумаки?

   – Расскажи мне о своем доме, друг мой. Какой он, твой город?

   – Это... Мой дом... Ну, я живу в квартире, один! Мои родители, мне говорят, они погибли в день, когда Кьюби вырвался на свободу, я как раз тогда родился, ттебайо... А Коноха, она хорошая! Люди меня не любят и я не знаю, почему, но я уверен, я изменю их мнение обо мне! Я стану хокаге и заставлю всех признать меня, даттебайо!

   Кьюби. Кьюби? Девятихвостый... Хорошо, что меня не было видно за пеленой иллюзии, так как вся шерсть встала дыбом. Мне ведом лишь один девятихвостый... И видел его я в отражении в воде или начарованном зеркале. Что же случилось с Университетом? Что случилось с жителями? Неужели созданный мною прорыв настолько сильно исказил реальность?

   Что я наделал...

   С трудом пригладив шерсть, я постарался вернуть голосу спокойствие.

   – Это хорошая цель, Наруто, – голос не дрожал, я вернул себе... лишь видимость, но спокойствие. – Тебе предстоит долгая работа, дабы ты смог изменить всеобщее мнение. Толпа неповоротлива, подобна водной массе, нужно приложить много усилий, дабы сдвинуть ее с места.

   – Я понимаю, ттебайо... Но... Я не хочу, чтобы меня игнорировали! Поэтому... Поэтому я, ну... Это... Ну хулиганю! Так меня замечают, старик хокаге хотя бы постоянно со мной разговаривает, даттебайо...

   Бедный, бедный Наруто, одинокий, брошеный на растерзание толпы щенок. Кто бы научил тебя, как себя вести, кто бы указал тебе путь... Не мне, преступнику, этого делать, и не со мной бы тебе дружить, дитя. Но, прости эгоизм мой, я не могу тебя отпустить. Прости, но я не хочу быть безумным зверем. Я буду учить тебя. Ты – алмаз, драгоценный камень без огранки.

   Ты выпустишь меня, я верю в это. Пусть мой старый мир исчез, и пусть тому я виной, но от своих целей, от своих грез я не откажусь. Я вырвусь. Создам мир заново, ибо отныне у меня есть на то силы и возможности. Я создам нам с тобой, друг, новый, красивый, справедливый и добрый мир, где мы сможем жить без боли и печали. Надеюсь, ты поймешь меня. Надеюсь, ты поддержишь меня.

   А я не упущу возможности подтолкнуть тебя в нужную сторону.

   – Нарушая порядок в городе, Наруто, ты отдаляешь свою мечту. Хокаге, – я «распробовал» слово. – Правитель должен быть образцом для всех. Каким будет город, если во главе его встанет хулиган без ответственности, скажи мне, друг мой?

   – Эхе-хе... – Наруто почесал затылок – уже зажил? – виновато улыбаясь. – Это будет отстойный город, ттебайо...

   – Да, Наруто. Отстойный город, в котором никто не будет желать жить. Так может, еще не поздно, а, дитя? Не поздно задуматься. Привлечь внимание можно не только плохими делами.

   – Мою помощь никто не принимает, даттебайо! Все меня гоняют!

   – Подумай, Наруто, все ли тебя ненавидят. Все ли тебя зовут демоном? – я чуть понизил голос. – Есть ли те, кто относится к тебе... Обычно? Хорошо?

   Щенок задумался, задумался и я. Как мне огранить этот сверкающий алмаз? Как мне направить его энергию, энтузиазм в нужное нам обоим русло? Дитя, яркое, эмоциональное, светлое, будто солнце, столь же полное энергии и жизни. Сильный духом щенок, не озлобившийся под многочисленными словесными и эмоцинальными ударами. Отнюдь не глупый, но необученный. Прекрасный ученик.

   – Да, есть, – Наруто поднял неожиданно серьезный взгляд. – Но что мне делать?

   – Скажи, Наруто, что приятнее – легкий, ненавязчивый ветерок, что обдувает тебя в жаркий день, либо яростный, напористый ураган, от которого не скрыться?

   – Ветерок, конечно!

   – А теперь посмотри, друг мой, на себя. Кто ты?

   – Я... – щенок резко замолчал, в глазах его появилось осознание. Не по годам умен и сообразителен... И вот его ненавидят? Его презирают?

   – Будь ветерком, Наруто. Будь приятен, но ненавязчив, будь везде, но спокоен. Не гонись за вниманием, раздирая всех встречных на лоскуты, но будь готов помочь когда того требует время и дело. Это мой урок тебе, друг мой.

   – Широ... А какой ты?

   Я клацнул челюстью, замер в ужасе. Нет... Я не хотел показываться. Я – девятихвостый, я виновен в гибели его родителей. Нельзя раскрывать свое обличие! Я не мог потерять друга. Не мог упустить шанс! Но и солгать не мог...

   – Наруто, я...

   – Ты преступник, да? – щенок подошел к клетке вплотную.

   – Не подходи, она опасна!

   – Широ, мне правда все равно, кто ты. Ты мой друг! Я верю тебе, даттебайо!

   – И потому я не могу тебе показать себя, Наруто. Я ценю нашу дружбу. Ценю твою компанию. И боюсь ее потерять. Прости меня, друг мой... Придет время, и я открою тебе свое обличие. Обещаю.

   – А когда тебя выпустят, Широ?

   – Боюсь, что уже не осталось тех, кто может изменить мой приговор.

   – Тогда я найду способ выпустить тебя. Слышишь, Широ? – Наруто коснулся решетки. Та была настолько огромна, что щенок мог устраивать догонялки вокруг одного ее прута. – Я вытащу тебя из этого отстойного места! Даю слово!

   – Я верю тебе, друг мой, – мысленно выдохнул я с большим облегчением. – Верю, и буду ждать.

   Наруто ушел, сказав, что ему, кажется, пора просыпаться, и я развеял чары. Прошелся по клетке, гоняя волны по поверхности немокрой воды, раз за разом втягивая носом запах моего друга, запоминая его.

   Начало положено. Я задрал морду, вглядываясь во мрачный, погруженный в тьму потолок, нельзя отступать. Я совершил первый шаг на выбранном пути, и теперь мне нет остановок и обратной дороги. Только навстречу безвестности будущего, в объятия неизвестности. Я пройду этот путь, каким бы ни был его конец, но я сделаю все, чтобы он был таким, каково надобно мне.

   Наруто из фамилии Узумаки, мой первый друг в новой памяти. Однажды я расскажу тебе все. Однажды я поведаю тебе, как взял на себя ответственность совершить то, чего не хотели делать взрослые твоего города. Я сделаю все, что только возможно, дабы создать светлое будущее для нас. А ежели не получится... Ежели мир – и ты – отринет меня...

   То будь что будет.