Я всматривался во тьму, что укрывала пространство за пределами клетки. Я вслушивался в каждый звук, каждый шорох и ждал. Искал неясный светлый силуэт в ярких рыжих одеждах, надеялся уловить всплеск немокрой воды. Я сидел в углу клетки, укрытый чарами иллюзии черной тени, и ждал своего друга.
Совсем недавно он научился приходить ко мне по своей воле. Доселе он травмировал себя, ранил, верный слову, обещав приходить как можно чаще. Упрямый маленький щенок, знающий истинную цену слова и доверия, но я не мог смотреть на его страдания. Взрослые не услышали его. Город ненависти к дитя, ничем не провинившемуся, Конохагакуре но Сато... Каждый рассказ Наруто об этом городе, полный воодушевления и радости, вызывал во мне глухую, тлеющую злобу.
Дети – сокровище расы. Дети – будущее и залог процветания. Каждое дитя важно, каждое дитя должно быть обучено, воспитано, ибо новое поколение видит иные пути, видит будущее там, где взрослые и старики видят лишь комфорт застоя.
И в своей слепой ненависти народ Конохагакуре но Сато не видит пред собой сокровища, яркий алмаз, требующий огранки. Что же, смею верить, я справлюсь с этим не хуже жителей этого города ненависти и слепоты.
Медитация. Практика, требующаяся многим магам моего прошлого, дабы освоить сложные манипуляции сил. Наруто из Узумаки знал о медитациях, но считал их скучными и бесполезными. Наставники отказались учить его, и это в месте, что носило гордое звание академии. И как после такого они смеют звать себя местом средоточения наук, мне неведомо. Воистину разум нередко сдает под гнетом глупости.
И вновь мои мысли бредут в разные стороны. Я не мог сосредоточить всю волю на тренировке разума. Я чувствовал, как рассыпается воля мастера иллюзий, раз за разом проигрывая страху одиночества, ужасу одичалости. Лишь когда Наруто приходил ко мне, мой разум действовал в полную силу, в иное же время он словно пожирал сам себя.
И я не знал, что с этим делать.
Я смог объяснить щенку всю важность медитаций. Рассказал о силе истинного разума, пред которым рушатся границы возможного. Поведал, как с ее помощью отыскать в себе дар блуждающего во снах, способного найти путь из грез в реальность. И вот уже единожды у него получилось. Своей искренней радостью и счастьем он щедро делился и со мной, исцеляя мой истерзанный разум, даря ощущение целостности и уверенности в выбранном пути.
Наконец, я услышал их. Торопливые шаги в немокрой воде, шумное дыхание. Вечно неподвижный воздух не мог принести мне запаха, но я уже словно ощущал его, настолько сроднился я с ним.
– Широ! – Наруто влетел в освещенную зону перед решеткой. – Уф, мне предстоит экзамен, Широ! А я не готов, даттебайо!
– Действительно, ты лишь недавно осознал цену знаний, – я задумался, чувствуя, как шевелятся хвосты за моей спиной.
– Я не могу провалиться, ттебайо, я уже дважды его завалил! У меня нет права на ошибку!
Экзамен на звание генина, низший ранг квалифицированного мага нового мира. Насколько я понял, это соответствует рангу практикующего моего прошлого. Странно, что на него нужно сдавать экзамен, но таковы новые реалии.
– И что же тебя пугает более всего, друг мой? Теория иль практика?
– Практика! – тут же ответил Наруто. – Теорию я хоть как-то сдам, даттебайо, сдавал же раньше! Но я совсем никак не могу создать иллюзорного клона! У меня не получается, ттебайо!
Мне захотелось рассмеяться, громогласно, с силой всего своего нового бытия. Иллюзорные клоны? Иллюзии, это моя специальность! Не может быть, чтобы я не смог обучить щенка простейшим иллюзиям, а я сильно сомневаюсь, что на экзамене в столь юном возрасте потребуют что-то серьезное.
– Широ? Ты смеешься? – подозрительно спросил щенок.
– Возможно лишь чуть, друг мой. Видишь ли, ты пришел строго в нужное место, – я приосанился, чувствуя, как губы расходятся в широком оскале. – Ведь я – мастер иллюзий, Наруто. И горе мне, как мастеру, ежели не смогу я обучить тебя этому искусству!
– Мастер гендзюцу? Правда?! – удивленно воскликнул Наруто.
Гендзюцу. Вот как отныне зовутся иллюзии... Стоит запомнить.
– Да, друг мой Наруто, – и я не лгал. Даже до моего преступления я был лишь в шаге от этого звания. Мне оставалась формальность – получить сертификат и запись в едином реестре. А теперь я и вовсе, наверное, сильнейший иллюзионист в мире. – Поведай мне, что из себя представляют иллюзорные клоны.
О новой системе чар и заклинаний я уже подробно распросил Наруто. Техники-дзюцу, ручные печати, как способ грубого контроля сил, и важность понимания и контроля чакры для формирования заклинаний. Печати-фуин, заменившие одновременно и руны, и искусство зачарования предметов. Система циркуляции чакры, пронизывающая все тело человека – так звалась новая разумная раса – заменившая резерв и магистрали маны. Очаг в районе живота, смешивающий силу тела и силу разума в чакру, вместо поглощения сил магического фона. Столько изменений, столько отличий, что у меня возникала мысль – а не ошибся ли я? В родном ли я мире, иль меня заперли в ином плане? Сколь мало я знал о множественности миров... И ни единой зацепки, увы.
Бушин но Дзюцу. Техника деления тела. Не знаю, что создается в оригинале, может, и не иллюзия вовсе, но по описанию – привычно простая иллюзия с задаваемым поведением. Да еще и не совершенная – не отбрасывает тени, не подделывает реакции реального мира. Единственное, что для задания порядка действий требуется меньше усилий, нежели ранее, сдается мне, дело в силе разума, составляющей часть чакры.
– Скажи, Наруто из Узумаки, что, как ты думаешь, есть основа иллюзии?
– Э... Это, контроль чакры? – поморщившись, ответил щенок. Явно учил... Он стал лучше учиться, ведь о том просил я, дабы он мог рассказть мне больше о его мире. И он действительно держал слово, с трудом, через «не хочу» и «не могу», но совершенствовался.
– Воображение, друг мой. Воображение. Знание. Понимание. Иллюзия должна быть убедительной, но как этого добиться, ежели ты не можешь представить, что воплощаешь?
– Но я хорошо все представляю! И все равно ничего не выходит, у меня плохой контроль, даттебайо!
– Если ты вложишь больше чакры в технику, то ты лишь потратишь больше сил, но не исказишь ее. Избыток чакры уйдет вникуда, – я лишь процитировал то, что мне говорил сам Наруто. – Что же это значит, а, друг мой?
– Что проблема в другом?
– Да.
– Но почему тогда только шиноби с хорошим контролем становятся мастерами гендзюцу, ттебайо?..
– Ответь мне, Наруто, что менее заметно – аккуратная строчка, стягивающая разрезанную ткань, или огромная заплата?
– Строчка, конечно!
– В том и ответ. Гендзюцу должно быть незаметным. Твой враг не должен и подозревать, что попал в него, ведь иначе он найдет способ ему противостоять. А как же можно не заметить целый взрыв силы? Гендзюцу – это ювелирный укол, требующий мастерства и контроля своих сил, но никак не могучий удар.
– Но почему же у меня ничего не выходит, ттебайо...
– Замри.
Наруто непонимающе уставился в мою сторону, но послушно замер, насколько это возможно в его случае. Маленький активный непоседа.
– Вслушайся. Не отвечай, просто слушай.
Я подождал несколько секунд, наблюдая за непонимающей мордочкой щенка.
– Ты слышишь ее? Тишину? У нее особый, ни с чем не сравнимый звук. Единственная в своем роде мелодия тишины. Неподвижность, мягкость и тьма. Это звук спокойствия. В этой тишине, в этой неподвижности, любой звук кажется особым.
Я резко хлопнул хвостом по немокрой воде, подняв тучу брызг, Наруто резко вздрогнул, но остался на месте, лишь округлил глаза.
– Слышишь их? Капли воды, что падают вниз, каждая создавая звук. Сумел бы ты их услышать в шуме? Но вот тебе еще пример.
Я сосредоточился, создавая тонкую иллюзию. Небольшой куст внутри клетки, прямо перед моим другом.
– Хорошо ли ты видишь его, друг мой из фамилии Узумаки? – дождавшись кивков, я начал создавать вокруг множество других иллюзий. Яркие, бесформенные, бессмысленные нечто, они все активнее и активнее заполняли пространство, пока не скрыли под собой зелень. – А теперь? Спокойный, тихий разум – есть важная деталь искусства гендзюцу, Наруто. Сосредоточься на цели. Сосредоточься на образе. Задумайся о нем не лишь мгновением, но дольше. Вглядись, всмотрись, прочувствуй. Представь... И воплоти в жизнь.
– Бушин но Дзюцу, – спустя долгие десять минут пробормотал Наруто, складывая печати, и рядом в клубах белого дыма появилась точная копия щенка. Неподвижная, словно статуя, но точная до мельчайшиз деталей, даже с тенью и кругами на воде. Дым начал рассеиваться, почему-то конденсируясь влагой, и было его очень, очень много.
Контроль и правда был плох.
– У меня получилось... Широ, даттебайо! Получилось у меня, представляешь?!
– Я в тебе не сомневался, Наруто из Узумаки, – я улыбнулся, смотря, как щенок исполняет некий дикий, сумасбродный, но яркий и эмоциональный танец, расплескивая немокрую воду во все стороны.
– Я точно сдам экзамен, ттебайо! Только попрактикуюсь! Буду много практиковаться, чтобы точно сдать, даттебайо!
– Попробуй тренироваться в окружении шума и суеты, друг мой. Дабы отвлекали тебя часто.
– Это... – щенок замахал руками, явно призывая меня молчать. Он хотел догадаться сам. – А! Это чтобы на экзамене я не облажался, от нервов! Да?!
Еще одно яркое слово. Живое, полное эмоций. Мне оно понравилось.
– Да, Наруто. Ведь если ты облажаешься – это будет отстой.
Я опустил голову на сложенные лапы, смотря на пляшущего от счастья и радости щенка и улыбался. Как можно не прикипеть душою и разумом к этому комочку эмоций и энергии? Как можно быть столь черствым, чтобы ненавидеть это яркое дитя? Я не понимал взрослых, что окружали его. Сироту, последнего из фамилии, дитя, лишенное опеки и любви, радующееся общению со мной, с преступником, скрытым в тени иллюзии, убийцей. Насколь же отчаянно жаждал он общения, насколь сильно он желал друга?
– Наруто, друг мой, – я встал, подошел к самой границе иллюзии, желая посмотреть на него вблизи. – Ежели желаешь ты того, я обещаю, я обучу тебя тому что знаю сам. Искусство гендзюцу, оно требует быть усидчивым, спокойным, особо если ты желаешь применять его в бою.
Боевые маги нового мира, шиноби. Из узнанного от Наруто, они получали ранг генина, выпускаясь из академии, зная лишь несколько заклинаний, но умея метать оружие и сражаться голыми руками. Дикость – выпускать мага с такой слабой подготовкой. Почему столь слаба проверка теоретических знаний, отчего выпускной считается Бушин но Дзюцу, лишь единственное заклинание, но не комплекс иль связка? Слишком много странного. Непривычно, непонятно, но, возможно, мир новый таков, и я должен его принять? Но не значит это, что я оставлю все течению, нет. Я обязан дать другу своему знания. Обязан сделать его совершеннее, сильнее, ведь на то моя задача, как наставника. Любая огранка есть усилия, и я приложу максимум, дабы Наруто стал лучшим магом. Лучшим шиноби. И мы вместе изменим мир.
– Гендзюцу?.. – щенок крепко задумался, резко успокоившись, а после и вовсе – сев в немокрую воду. Наруто хмурился, шевеля губами, загибая и разгибая пальцы, а я смотрел, не смея ни движением, ни шумным выдохом напомнить о себе. – Я думал, гендзюцу – отстой, ттебайо... Ну, они не такие крутые, как техники, типа Гокакью но Дзюцу!
Заклинание школы огня, пожалуй, одно из немногих, что хорошо мне давалось. Хе... Но пистолеты были все равно мне ближе.
Я замер, чувствуя, как что-то во мне словно всколыхнулось. Что-то, что было частью меня, но исчезло, вновь вернулось. Маленькая частичка, лишь еле заметная деталь... Что же?
– Но, Широ, твое гендзюцу такое... Такое реальное, ттебайо! – Наруто ткнул пальцем в так и не развеянные чары бесформенных, бессмысленных иллюзий, средь которых все так же скрывался куст.
– Хе... Но то ведь лишь кляксы на полотне реальности, друг мой. Уверяю, я способен на много большее, нежели то, что видишь ты пред собой.
Не желая быть голословным, я выпустил энергию, накрывая территорию внутри клетки, формируя чары бескрайней холмистой равнины, сплошь укрытой длинной, мягкой на вид травой с частыми вкраплениями полевых цветов. Безграничное синее небо взирало на прекрасную пастораль, шумел легкий ветер, гоняя волны зелени и разноцветья. Редкие насекомые – пчелы, бабочки, стрекозы – вдыхали жизнь в иллюзию. Лишь себя я убрал с нее, оставив за гранью чар.
– Это... Даттебайо... – Наруто завороженно подошел к прутьям, и, не успел я даже вскрикнуть, вошел внутрь моей темницы. Я застыл, раскрыв пасть, боясь спугнуть свою удачу, не рискуя пробудить чары на решетке. – Оно... Оно настоящее!
Щенок сорвал травинку, уткнулся носом в полевой цветок, чихнув от пыльцы. Проследил взглядом за большим мохнатым шмелем, деловито летающем от чашечки к чашечке. Закрыл глаза, глубоко вдыхая.
– Как спокойно, ттебайо...
– Хе... – я отмер, широко улыбаясь, и лег обратно. – Таково мое мастерство, друг мой из фамилии Узумаки.
Щенок промолчал, лишь сел в траву, что достигала его подбородка, ибо я создал иллюзию под него. Я видел, что дитя наслаждается тишиной и спокойствием, мирным настроением. Даже самым активным из нас иногда нужны минуты тишины, и сейчас я видел лишь подтверждение сей мысли.
Предо мной, наставником, стоял сложный и очень важный выбор. Каким будет мой подопечный? Стоит ли толкать его в сторону искусства иллюзий, или же надобно помочь ему найти свой собственный путь? Каков он станет, мой друг, мой ученик? Я не знал, не мог найти ответа на сей вопрос прямо сейчас. Мастера иллюзий спокойны, подобны миражам – столь же далекие от прямых боев, столь же неясные, исчезающие, стоит к ним лишь приблизиться. Нет в иллюзиях боевых направлений, да, сам маг может сражаться, в ближнем или дальнем бою, но тогда иллюзии становятся лишь вспомогательным инструментом. Может, ныне я и могу разом создать сильные чары, но ранее в бою мне были доступны лишь слабые, неправдоподобные иллюзии. Отвлечь, запутать, заставить отшатнуться или потерять равновесие – легко. Заковать в кандалы, заставив тело истово верить в неподвижность – увы, не хватит времени. Конечно, и этого нередко достаточно, дабы одолеть врага, но все же, все же...
Но ведь не только лишь это меня тревожило. Куда важнее, что иллюзионист должен всегда быть невозмутим. Всегда готов создать чары, вообразив иллюзию. Нельзя создать правдоподобное мимоходом, на рефлексах, лишь осознанное чарование даст хороший результат. Я не готов был перекраивать Наруто настолько сильно. Не мог заставить себя потушить его солнце эмоций. Может, обучить держать в узде, открываться лишь достойным, но не запирать на засов логики и рациональности. Холодный разум не согреет в дружеской беседе.
Хе... Но и просто оставить все на волю Миру я не могу.
Нужно узнать, к какой магии склонен мой друг. Конечно, дзюцу и моя магия сильно отличны в теории, но, думается мне, я смогу дать хотя бы основы. Щенка явно натаскивают на боевого мага, и я не могу позволить ему погибнуть. Ни как наставник, ни как друг.
– Я не знаю, Широ... – пробормотал щенок, смотря вниз, словно разглядывая землю. – Гендзюцу... Ттебайо, мне кажется, это не мое, Широ. Ну, как ты сказал, помнишь, где я, а где спокойствие? Вот, даттебайо...
– Не страшно, друг мой. У каждого свой путь, нельзя угнаться за всем сразу. Думается мне, я смогу дать тебе не только лишь гендзюцу, иль я не мастер?
– Широ, а почему ты не всегда создаешь гендзюцу? Тюрьма – отстой, а это, – Наруто провел ладонью по траве, – это круто!
– Тяжко жить, осознавая иллюзорность того, что окружает тебя, друг мой из Узумаки. Это словно не мыться никогда, лишь прячась за одеждами, внешне оно выглядит приятно, но ты всегда знаешь о грязи под чарами красоты, хе...
– Значит, настоящее всегда лучше?
– Да, Наруто из фамилии Узумаки. Настоящее, неподдельное, оно всегда лучше. Истинные эмоции, истинный разум, истинный мир. Истина – то, к чему всегда стоит стремиться. И ежели ты – мастер иллюзий, тот, кто мастерски скрывает истину за пологом чар, то начинаешь понимать это особенно ярко.
– Ты так странно говоришь, Широ...
– Хе... Ты уже упоминал это ранее, друг мой. Такова моя речь, таково мое мышление. Так же, как ты не строишь слова в речи, моим подобные, так и я не делаю этого.
– И все же у нас есть общее, даттебайо!
– Да?
– Ага! – Наруто сиял, словно второе солнце. – И ты и я вставляем всякие словечки!
– Хе?..
– Вот! Вот ты опять! – щенок радостно засмеялся, а я задумался.
И правда. У меня тоже есть слово-паразит. Вероятнее, именно его резкое появление – вернее, возвращение из омута забвения – и сбило меня с толку некоторое время назад.
– И правда, друг мой. Между нами, вероятно, чуть больше общего, чем казалось ранее, – я улыбнулся, чувствуя, как теплеет на душе.
– Круто, ттебайо! – Наруто принялся гулять по полю, явно наслаждаясь созданным мною видом.
А я лишь следил, дабы он не покинул границы иллюзии, не увидел меня. Не готов был я раскрыть свой облик, страх пожирал душу и разум, стоило лишь на долю мгновения представить, какой могла бы быть реакция моего друга на правду. Я не желал терять его. Не желал оставаться один на один с демонами безумия.
И вновь я поразился своим силам, хотя, казалось, нечем было удивить меня. Сколь легко я контролировал разум Наруто – не ведая, он стоял на месте, но воображал, будто бродит по бескрайней холмистой равнине. Я чувствал, это не предел, отныне мои возможности куда шире, чем даже у менталистов, и доступно мне невероятно многое. Хе... Хотелось бы опробовать свои силы в бою, узнать, сколь легко иль трудно будет мне создавать активные и сложные самоформирующиеся иллюзии. Я чувствовал, мой разум, ежли не пожирается безумием, силен. Возможно, я смогу и в бою создавать нечто серьезнее иллюзорной вспышки света, тьмы, звуковых иллюзий. Возможно, смогу повторить достижения предков – фантазмы. Столь реальные, столь сильные, что даже осознав иллюзорность, нельзя будет их разрушить. Иллюзии высшего порядка, устойчивые к большому – и даже высшему – разрушению чар.
Иллюзионист чаще чарует пространство, заставляя видеть на нем нечто отличное от реальности. А чтобы заставить замереть, заплутать, надобно создавать вложенные чары, что сработают при попадании разумного в радиус действия. Чары эти, в свою очередь, накладываются на вошедшего, искажая его восприятие, обманывая разум, все чувства. В этом и сложность подобных чар – очень трудно быстро вообразить условия срабатывания иллюзорных чар. Очень трудно придумать быстро, как заставить жертву замереть, идти в обратную сторону. В этом деле менталисты куда опаснее и лучше подготовлены. Им и иллюзии – вернее, галлюцинации – подвластны, и на разум им влиять проще, заставляя делать желаемое им.
– Широ, а это поле бесконечное что ли, даттебайо? – громко спросил щенок из фамилии Узумаки. – Я иду, иду, и никуда не прихожу!
– В некоем роде, друг мой, в некоем роде. А что ты желаешь увидеть, Наруто?
– Ттебайо... Хочу быть крутым! Круче Саске-теме!
– Кто есть Саске? – я чуть наклонил голову набок, навострив уши.
– Теме! – уверенно заявил Наруто. – Но он сильнее меня... Сильнее вообще всех, даттебайо!
Теме. Слово, что по неизведанной причине не перевелось. Многозначное, очень зависимое от того, о ком идет речь. Оно интересное, но вряд ли буду я его использовать.
– А стоит ли обманывать себя, воображая сильнейшим? – несколько философски протянул я, чуть ворочаясь, дабы устроиться поудобнее. – Иль возможно, стоит стать сильнее, дабы Саске признал в тебе минимум равного?
– Да я круче всех, ттебайо!
– Не сомневаюсь, друг мой из фамилии Узумаки, – я улыбнулся. – Но очень сложно иметь успех во всем и везде.
– Даже тебе? – удивленно округлил глаза щенок.
– И мне в том числе, друг мой. Усердно тренируясь и совершенствуясь, я стал мастером иллюзий, но боевые навыки у меня, стоит признать, далеко не идеальны. Конечно, и беспомощным себя я назвать не могу, но все же многие сильнее меня в прямом бою, такова плата за специализацию.
– А кем надо стать, чтобы быть круче всех? – с детской наивностью и непосредственностью поинтересовался Наруто. Я в растерянности почесал за ухом, словно надеясь вычести дельную мысль.
– Сложный вопрос задал ты мне, друг мой. Наилучший ответ – смотря сколь много времени готов ты потратить, и смотря в скольки направлениях ты жаждешь быть лучшим из лучших. Вестимо, сложно быть лучшим в бою, но быть и величайшим миротворцем и дипломатом. Сложно сочетать множество направлений магии, ежли к большей части ты не имеешь склонности. Многое поддается времени и усилиям, но посколь ограничен срок жизни твоей, думается мне, стоит выбирать, в чем ты желаешь достичь вершин более всего.
– Ши-и-иро-о-о, даттебайо, ты и так сложно говоришь, а теперь я тебя вообще не понял, ттебайо! – Наруто схватился за голову руками, а я, не сдержавшись, расхохотался. – Не смешно, даттебайо!
– Прости, друг мой, но столь потешен ты был в этот момент, не было сил сдержаться, – все еще пофыркивая, ответил я, когда смог обуздать смех. – Если кратко, Наруто, ты можешь быть действительно силен во многом, но придется усердно трудиться, и не бросать, не узрев мгновенного результата. Усилия, труд, готовность идти до конца – вот основные части совершенствования. Нельзя полагаться лишь на врожденный талант, ибо он как дикий драгоценный камень – лишь ежли огранить его, можно получить прекрасный результат.
– Сложно, даттебайо... Но я готов! Я обещал себе стать хокаге, и если для этого нужно усердно трудиться, то я буду трудиться! – воодушевленно воскликнул щенок. – Буду учиться! Даже читать буду больше, ттебайо!
– Это хорошие мысли, друг мой. Как и ранее я говорил, в книгах сокрыты многие знания, друг мой из Узумаки. Помни, тебе, вероятнее, надобно потратить годы, ибо требуется множество знаний и умений. Усердно трудись, и ты станешь лучшим шиноби, лучшим хокаге.
– Год, два, да даже десять, плевать, сколько потребуется! – нахмурился Наруто, сжав кулаки. – Я заставлю всех признать себя! И я вытащу тебя отсюда, Широ! Даже если придется надавать кому-нибудь по роже!
– Спасибо, друг. Ты, возможно, не представляешь, сколь многое значат для меня сии слова...
Мы проговорили долго. Я показал Наруто иные иллюзии, создавая по его просьбе многое. Устроил маленькую тренировку на основе воспоминаний – простая полоса препятствий, боевой рубеж. Наруто был ловким, сильным, и очень выносливыи магом, с прекрасно развитой импровизацией и интуицией. Прирожденный боец, умный. Ежли бы ему достались хорошие наставники, он был бы если не гением, то близко к тому. Хе... Надобно было лишь приложить усилия, найти способ убедить его делать «скучные» вещи. Мне удалось, и отныне я мог наблюдать плоды своих действий.
Совершенствуйся, Наруто из фамилии Узумаки. Становись сильнее, становись умнее, а я, следуя роли наставника, укажу тебе путь.
Путь, на котором мы вместе создадим прекрасный, дивный мир.