— Этим гадким насекомым, как бы они не назывались, я нравлюсь определённо больше. Наверное, тлай вкуснее, чем доа, — пожаловалась Мира, отмахиваясь от очередного назойливого кровопийцы.
Наглости и упорству маленьких крылатых тварей можно было только позавидовать. Не спасала ни одежда, которую принёс из замка Ллэр, ни умело разведённый им же костёр, хотя предполагалось, что плотная материя и едкий дым — лучшая защита.
Мира в который раз раздражённо и совершенно напрасно взмахнула руками, отгоняя летучих садистов. Ощутимой пользы от резких телодвижений не наблюдалось, как и от попыток унять зуд от укусов. Наоборот, чем больше чесала кожу, тем сильнее хотелось продолжать. Она обречённо выдохнула, мысленно признавая собственное поражение в неравной борьбе с фауной Нэйлы. Укуталась в джинсовую куртку, натянув полы на согнутые и прижатые к груди колени до самых пяток. Пробурчала, покосившись на сидевшего рядом Ллэра:
— Неработающие способности — это какое-то последствие или вам всегда так везло?
— И то, и другое, — отозвался Ллэр. — Раньше вполне работало, хотя среди нэйляне крайне редко рождались люди с психокинетическим даром, кто его знает, почему. Может, те же доа постарались тридцать тысяч лет назад — шандарахнули первым экспериментом и зацепили. Может, природа посчитала, что так будет лучше. Нет, у нас, конечно, хватало всяких там экстрасенсов и гадалок, но в девяносто девяти случаях из ста они оказывались или шарлатанами, или умелыми психологами, досконально знавшими язык тела, — он прихлопнул комара, щелчком пальцев отправил то, что от насекомого осталось, в темноту. — Кстати, у нас раньше существовали всякие мази-кремы-спреи и прочая химия, но, честно говоря, мне оно никогда не помогало от этой дряни.
— Ладно, буду фантазировать, что могла бы сделать с этими кусачими уродами.
— Не сдерживай полёт фантазии, — Ллэр ухмыльнулся. — Нам ещё повезло, что здесь сейчас осень.
— Осень?..
Он удивлённо вскинул брови, чертыхнулся.
— Время года. Здесь, на этих широтах — четыре времени года. Лето, когда тепло и даже жарко, всё зелёное, яркое, как было на Тмиоре. Потом — осень, когда становится холоднее. Листья опадают, трава желтеет, — он засмеялся. — Никогда не думал, что придётся объяснять подобное. В общем, потом идёт зима — когда мороз и снег. Ты ведь и о снеге не слышала?..
— Слышала. Представляю в теории. Он — белый. На вершинах гор, так? — Мира улыбнулась, встречаясь с Ллэром взглядом. — Неправильно? Лучше расскажи сам, раз уж мы именно здесь собираемся жить. Мне необходимо морально подготовиться к таким переменам.
— Про снег? Он холодный, ледяной. Он, кстати, есть и на Эннере, только далеко от Бэара. Могу показать. Чтобы подготовилась. Шубу придётся купить. Настоящую, тёплую, меховую, — Ллэр посмотрел на озеро. — Температура воздуха опустится настолько, что оно замёрзнет. И заметь, без вмешательства термостатов, запущенных на охлаждение. Страшно?
— Любопытно, — Мира проследила за его взглядом. Попыталась представить, как будет выглядеть замёрзшее озеро, но воображение отказалось помогать.
Слово «шуба» тоже ничего не говорило. Мира не стала спрашивать. Надо купить — значит купит. И шубу и всё остальное, потому что неожиданно для себя поняла: она хочет здесь остаться, хочет здесь жить. В этом мире. С поющими лягушками и настырными комарами. И со всем остальным, что ещё предстоит узнать о Нэйле. Посмотрела на Ллэра.
— Ты когда-нибудь строил дом?
Он покачал головой.
— Здесь нет. Учти, он будет одноэтажным, потому что нагнать сюда многолюдную бригаду строителей не получится, да и… Высокие дома требуют глубоких фундаментов, а Нэйла не позволит вгрызться под землю, — Ллэр помолчал, будто подбирая слова: — Она находится в постоянной регенерации. Естественным процессам — да, искусственным — нет. Я не уверен, что хоть один из прибитых комаров по-настоящему сдох.
— Это как? — только и смогла выдохнуть Мира. — Опять вечность?
— Нет, нет. Нам — так точно нет. Мы здесь почти как люди. Если не брать в расчёт редкие выходы-входы. Но природа… Вот, смотри. — Он вытащил из охапки сваленного рядом хвороста длинную палку, сунул её в огонь. Подождал, пока та загорится. — Ветки — они как бы уже мертвы, я не ломал их, а только собрал в лесу. Поэтому они горят. Но если, — Ллэр пересел чуть в сторону, поднёс огонь к траве, — поджечь то, что ещё живёт… — Стебли вспыхнули, легко, быстро, тут же потускнели, остались тлеть. А потом, стоило огню погаснуть, выпрямились и зазеленели снова. — Будет вот так. Начнём рыть яму для фундамента — итог не предсказать. Может выроем, и всё будет в порядке, а проблемы начнутся после, может — земля не даст сразу. А комары — сдохнут, когда придёт их час. Хотя… не знаю. Не ставил подобных экспериментов.
— Расскажешь про те, что ставил? И про Урсейю. Ты обещал, — напомнила Мира. Теперь она хотела знать про Нэйлу всё.
Ллэр вернулся на своё место возле костра, помолчал. Шумно выдохнул.
— Урсейя… она была одним из тех экспериментов. Точнее — его последствием. Наш мир развивался совсем иным путём, чем Актарион или Эннера. Не думаю, что Нэйла когда-либо вышла бы за пределы своей реальности. Параллельные миры для нэйляне были вымыслом, слои, надпространство — таких понятий вообще не существовало. Телепатия — сказки, телекинез — фантастические романы. Я говорил, у нас практически не рождались одарённые необычными способностями люди. Но всё-таки появился Алэй, а следом — я. Роми считает, что я сильнее него, и сейчас это так, но раньше… Ты же помнишь, я рассказывал, что он явился к моей матери уже после похорон? Думаю, она даже не понимала, как оно вышло. Сон, призрак, который дарит прощальное чудо. Если бы я не был так на него похож, наверняка поползли бы слухи, но ты сама видишь. В общем, он сделал то, что никто до него и никто после. Сумел зачать ребенка уже практически будучи атради. Бог его знает, может, уже тогда что-то в нашем мире изменилось. Может — было иным всегда и потому позволило. Но, как бы там ни было, это дало мне основания полагать, что раз я уникален, то могу пойти дальше. Мы — можем. Алэй не всегда был ярым противником экспериментов. Когда-то он тоже верил, что поскольку есть я, мы способны на … что-то, — Ллэр покачал головой. — Я иногда сам не могу понять, вспомнить, как, откуда эти мысли зародились в наших умах, в каком горячечном бреду я решил, что имею право попробовать. Не зная толком ничего ни о генетике, ни о биохимии, ни о мутациях или чем-либо ещё. На фига…
Мира не стала спрашивать, что именно он сделал. Примерно догадывалась, что услышит в ответ. Как и о причинах, побудивших Ллэра желать ребенка. Всё просто — обычная история. Скорее всего, через какое-то время пресытился способностями и новыми возможностями атради, влюбился, захотел, чтобы всё было как у «людей» его родного мира: семья, дети. Только образ жизни «пленников Тмиора» такой непозволительной роскоши не предусматривал. И тогда Ллэр со свойственным ему упрямством бросился доказывать себе и всем остальным, что сможет изменить правила.
— Расскажи мне о ней, — попросила она. Невольно улыбнулась, перехватив его удивлённый взгляд. — Клянусь не устраивать истерик и сцен ревности. Я хочу знать. Ты вряд ли поймёшь, но для меня это очень важно, — Мира замолчала. Передумала говорить, хотя собиралась — она ни капельки не ревнует. Наоборот, рада существованию той девушки в прошлом, ради которой он бросился экспериментировать, потому что это доказывает, что когда-то он всё же хотел и мог, и пытался быть с кем-то. И не просто быть. А значит, у них тоже есть шанс. Прикоснулась к его руке, ласково сжала ладонь. — Как её звали?
— Унали. Её звали Унали, — он помолчал. — Первые лет пятьдесят я был похож на наркомана в экстазе, которому хочется ещё и ещё. Я столько получил, и столько ещё мог получить. Узнать, попробовать. Я видел перед собой безграничные возможности и бесконечное время. Только и делал, что мотался по мирам, учился, впитывал, всего понемногу. Даже проверял, как далеко заходит моя неуязвимость. Знаешь, я ведь к тридцати годам излазил Нэйлу вдоль и поперёк, всё искал что-то, сам тогда не понимал, что. Не находил. Деньги были, забот никаких, на будущее плевать. Вот когда закончатся, тогда и… — он хмыкнул. — Потом, когда появилась Роми, когда я узнал об отце. Сделал вывод, что на месте мне не давали сидеть гены. Сразу вбухал немалую сумму в то, чтобы узнать, из какого теста состою сейчас, пока ещё человек. Никто ничего не нашёл. Никаких аномалий, особенностей, свойств. Роми меняла меня, я тратил всё больше и больше на отслеживание этих изменений, но ничего. Теперь понимаю, что технологии моего мира просто были недостаточно развитыми. Возможно, Таль смогла бы найти то, что не удалось тем, кому я платил. Но это уже не имеет значения. И… в общем, когда я приближался к первой сотне — мне надоело. И я захотел домой. А там…
Мира грустно улыбнулась. Как знакомо всё это звучало. Конечно, у неё не было впереди вечности, но первое, что сделала, когда окончательно пришла в себя на Давинаре — бросилась изучать доступные теперь миры. Зная про возможность регенерировать и самоисцеляться, не боялась рисковать. Даже больше — искала опасность. И находила, получая от этого странное удовольствие. И если бы не знакомство с Эйтаном, вряд ли осталась бы так долго на Сейфане. Наверняка продолжила бы бесцельно мотаться по вселенным.
Может, виной всему просьба Ллэра не вмешиваться, остаться в стороне, позволить ему самому со всем разобраться. Но ведь и до встречи с ним, гораздо раньше, еще до всех метаморфоз, практически с раннего детства она ощущала неприкаянность и непреодолимое стремление куда-то бежать, что-то пробовать, искать, лишь бы не оставаться по долгу на одном месте. Не умела довольствоваться тем, что имела. Ставила цели, увлекалась идеями, чего-то добивалась, что-то бросала, но ничего не приносило настоящего удовлетворения. Нигде не хотелось остаться, никогда не появлялось желание остановиться. Словно какая-то неведомая сила гнала вперёд.
Она облазила единственный материк-государство на Актарионе уже к шестнадцати годам. И так и не обнаружила ничего интересного — только похожие друг на дружку мегаполисы, леса, поля, океан. К двадцати успела сменить с десяток профессий, но каким-то чудом закончила учебу на дизайнера-декоратора, хотя не проработала и дня.
Чем старше становилась, тем больше находила возможностей и поводов метаться по городам Актариона, завязывая приятные и не очень знакомства. Ввязывалась в истории, с лёгкостью находила неприятности и проблемы, так же легко выпутывалась из них. Теперь уже знала — из большинства удалось выбраться только благодаря вмешательству Таль и её влиянию на Актарионе. Но тогда всё казалось игрой. Никакие последствия ровным счётом ничему не учили и не вызывали желание остепениться. Найти постоянную работу, может быть, мужа. Посвятить себя карьере или семье.
И кто знает, будь у неё способности Ллэра, будь Актарион чуть больше, интересней, как бы это отразилось на её жизни, к чему бы привело. Не говоря о том, если бы однажды появился кто-то, пообещавший неограниченные возможности. Наверное, принять вечность даже тогда не позволили бы спящие гены тлай, но всё остальное… Она бы согласилась, поверила, не задумываясь. Она бы бросилась в омут новой жизни, испробовала бы всё.
А потом ей бы тоже всё разом надоело.
Она понимала Ллэра. Ещё тогда, почти сразу после знакомства, не зная ничего, приняла его сторону, не собираясь осуждать, чтобы он ни сделал. Теперь же, когда занавес над прошлым понемногу приподнимался, понимала ещё больше.
— А там?.. — сильнее сжала его ладонь.
— Там оказалось всё не так, как я думал, — Ллэр притянул её руку к себе. Мягко коснулся губами пальцев, отпустил. Глядя на огонь, продолжил: — Я опасался, а может, как раз рассчитывал, что всё останется по-прежнему. Но Нэйла изменилась. Не в плане ориентации — мир так и оставался совершенно технологическим, но произошёл невероятный скачок. Открыли новый источник энергии, который преобразил мир. Пошло развитие всех отраслей. Нэйла поднялась к звёздам. Пока ещё не далеко и не смело, но ощутимо. Заметно. Для меня эти шестьдесят лет пролетели, как день, я уже начал иначе чувствовать время, не замечать его. И увидеть, как может преобразиться мир… Мне казалось, я был дома только вчера. Что может случиться за столь короткое время? То, что меня встретило, не укладывалось в голове, — Ллэр усмехнулся. — И без преувеличений повергло в шок. Наверное, именно тогда я начал в первый раз думать о том, насколько на самом деле неестественны атради в своей… неизменчивости. Я захотел остаться. Пытался что-то понять. Переосмыслить. И тогда встретил её. Точнее, это она встретила меня, Тэйя Унали Канра.
Он помолчал, потом тихо продолжил:
— Наше знакомство изменило мою жизнь. В один день у меня никак не получалось понять родной мир, а в другой — стало плевать. Я будто забыл, что мне не тридцать, а почти сто. Я решил, что… Нет, ничего не решил. Просто хотел быть там с ней. Всегда. И не задумывался, что наши с ней «всегда» — совершенно разные сроки. Ведь нэйляне по-прежнему к восьмидесяти годам превращались в стариков. Я не собирался ничего рассказывать про атради, будто зачеркнул свою жизнь и оставил только ту часть, в которой было важно лишь сегодня. Не думал, что будет, когда она заметит, что я не меняюсь, что со мной что-то не так. Что я забываю поесть и ухожу куда-то регулярно, но это никакие не командировки.
Мира кивнула. Она прекрасно помнила, как Роми в замке атради рассказывала про Маррена, про то, как семейная жизнь происходит у них. Вспомнила и свою реакцию. Тогда. И потом, когда убедила себя не думать, что может быть лет через… Когда, если им, вообще, суждено остаться вместе, она начнет стареть, а Ллэр — нет. И как заставила себя жить сегодняшним днём, надеясь, что то, что обязательно рано или поздно должно произойти, случится не скоро. И ведь понимала, что обманывает себя, потому что сама не верит в счастливое будущее. Даже не надеется на него.
Ей повезло, потому что встретила Ллэра уставшим от вечности. Повезло, что он потратил немыслимое количество лет на поиск способа обрести смертность, а нашёл её, Миру. Повезло, что она родилась не обычным человеком. И даже вне связи с дремавшими в крови генами, в её мире уже многие тысячелетия жили две расы: людей и Способных, путешествия по мирам и психокинетические способности существовали веками, а параллельные Вселенные — данность, пусть и доступная далеко не всем.
Ей повезло ещё и потому, что с самого начала всё закрутилось. Плешь, гибель Самара, проблемы Тмиора, её собственные метаморфозы. Между ней и Ллэром не было обмана, кто из них кто и почему так. Не пришлось притворяться и не придётся. И больше никакой вечности, которая обязательно встала бы непреодолимой преградой.