Нам пришлось выехать из Франконии с утра пораньше, чтобы я смогла успеть на занятия. А если бы Хината не упёрлась, то мы приехали бы ещё вчера вечером. Благо, администрация курорта всё же удосужились поменять лампочку в нашем с Хинатой домике, и нам не пришлось снова ночевать под одной крышей с Наруто и Саске. Но даже так я умудрилась окончательно сбить свой режим и уснуть намного позже обычного — всего за несколько часов до отъезда.
Однако я нагло совру, если скажу, что не ждала возвращения в кампус больше, чем собственного Дня рождения. Бросив вещи прямо на пол, плюхаюсь в постель и крепко-крепко обнимаю подушку.
— Ну вот и закончился наш уикэнд, — тоскливо констатирует Хината, усаживаясь на свою кровать. — Снова за учёбу, а я так хочу спа-а-ать...
— Нужно было выезжать ещё вчера, и не было бы проблем со сном.
Хината широко зевнула и потянулась, отчего её кофта задралась, обнажая пупок.
— Тебе легко говорить, ведь ты каждый день встаёшь в шесть утра.
На самом деле в шесть тридцать. И совсем нелегко. Я никогда не была жаворонком, но в последние два года школы мне пришлось им стать. Нужно было как-то вместить уроки, занятия с репетиторами, выполнение домашних заданий, работу и сон в долбанные двадцать четыре часа, которых, честно говоря, мне было слишком мало. А теперь я не могу выспаться даже по выходным, пробуждаясь в одно и то же время с непонятным чувством тревоги, словно куда-то опаздываю.
Кстати об опозданиях...
— У меня через полчаса дополнительные по химии! — словно ошпаренная, я вскакиваю с кровати и начинаю собирать вещи.
— Зачем ты вообще на них записалась? — Хината вскидывает бровь, наблюдая за моими сборами, и улыбается, когда я спотыкаюсь о собственный рюкзак.
— Чтобы повысить средний балл и... получить новые знания? Не знаю.
Неглядя засовываю тетрадь для конспектов в сумку, задумавшись над своим ответом. У меня нет особых проблем с пониманием химии, но если посещение дополнительных занятий может положительно сказаться на моей успеваемости, то почему бы и нет? Нужно всего-то проявлять активность и выполнять несложные задания, чтобы профессор Учиха поставил зачёт автоматом, как он и обещал в начале занятий. И не придется заучивать кучу билетов, всё равно втайне надеясь вытянуть именно тот, который я знаю лучше остальных. Я ведь не усложняю себе задачу, вставая в дикую рань, чтобы пойти на допы.
Или всё-таки усложняю?
Tastes like strawberries on a summer evenin'
And it sounds just like a song
Звучит будильник, и я быстро вырубаю музыку, глядя прямо на Хинату, которая вдруг встала с кровати и уставилась на меня большущими глазами, полными восторга.
Я уже предвкушаю, что сейчас начнётся.
— I want more berries and that summer feelin', — она начинает петь. Ужасно фальшиво, отчего я не могу сдержать смех. — It so wonderful and warm...
— О нет, замолчи! Отстань! — я улыбаюсь и размахиваю руками, пытаясь отогнать от себя назойливую Хьюгу, желающую вовлечь меня в танец, но она не сдаётся:
— Ой, да ладно тебе! Breathe me in, breathe me out...
— Давай в другой раз, ладно? — я улепётываю к двери, не прекращая наблюдение за неуклюжими плясками соседки, и, наконец, выхожу из комнаты.
Прижимаюсь спиной к деревянной поверхности, и слышу, как Хината продолжает громко петь, насилуя барабанные перепонки всех, кто проживает с нами на одном этаже.
— О боже...
В классе химии — только Сасори и один зубрила, превосходящий в занудстве даже меня. Он не понравился мне ещё в первый день, когда я подняла руку, чтобы ответить на вопрос профессора Учихи, а этот недо-Менделеев просто выкрикнул правильный ответ.
— Доброе утро, — произношу я, выкладывая вещи на наш с Сасори стол, — как провёл выходные?
— В полном одиночестве, — отвечает он, доставая из моего пенала запасную ручку, — не возражаешь?
Отрицательно мотаю головой и сажусь на своё место. Не сказала бы, что у нас с Сасори какие-то тёплые дружеские отношения, но мне нравится общаться с ним. Он идеальный сосед по парте, с которым можно просто поговорить, будь то обсуждение задания по химии или просто пустая болтовня. Я даже завела блокнот для наших переписок, который прячу за пеналом от профессора Учихи, потому что он ненавидит, когда ученики отвлекаются на всякую ерунду. Сначала Сасори назвал это фигнёй для девочек, но после того, как эта «фигня» выручила его на одном из непредвиденных тестов по химии, вдруг поменял своё мнение. И теперь розовый блокнот с ромашечками всегда на нашем столе и используется на постоянной основе.
Когда занятие начинается, я замечаю, как Сасори открывает блокнот и начинает записывать:
А как прошёл твой уикенд?
Улыбаюсь и, проверив взглядом профессора, который вовремя отворачивается к доске, увлечённо объясняя новую тему, принимаюсь писать в ответ:
Точно намного хуже твоего.
Прочитав, Сасори улыбается краешком губ и вопросительно смотрит на меня, и я тут же поясняю:
Я облила Яманаку пивом.
Он выпучивает глаза от удивления и зажимает рот ладонью, едва сдерживая смех. По его реакции я понимаю, что говорить про пощёчину, которую Учиха схлопотал от меня, будет лишним. Кстати о нём… Я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на стол в самом конце аудитории, где обычно сидит Саске, но, не обнаружив его там, с облегчением возвращаюсь к переписке и вижу новое «сообщение»:
Рад, что ты осталась жива.
Меня слегка настораживает такой ответ, но я стараюсь не думать лишний раз об Ино и её неминуемой мести и просто переворачиваю закончившийся лист блокнота:
А ты почему не поехал?
Сасори переписывает формулу с доски, и я делаю то же самое. Всё же не стоит забывать, что у нас идёт занятие, иначе «автомата» мне не видать как своих ушей. Когда Сасори всё-таки замечает мой вопрос, то слегка дёргает щекой и отрицательно мотает головой, давая понять, что не хочет на него отвечать. Это только подстёгивает мой интерес, но я не хочу быть слишком настойчивой и давить на него. Понимающе киваю и рисую кривоватый смайлик в углу, чтобы замять тему. Сасори улыбается и пририсовывает ещё один рядом, намного ровнее и симпатичнее моего.
Когда занятие заканчивается, я начинаю собираться, а Сасори неустанно меня подгоняет, потому что мы снова выходим из кабинета последними.
— Сейчас толпа сонных и голодных студентов сожрёт весь шоколадный пудинг.
— У этого пудинга всё равно отвратительный состав, — констатирую я, засовывая конспекты в рюкзак.
— Этот пудинг — единственная съедобная вещь в нашей столовой.
В чём-то он прав. Еда в нашем буфете оставляет желать лучшего, из-за чего я регулярно объедаюсь печеньем и яблочным соком из вендингового аппарата, рискуя получить гастрит или ещё какое-нибудь заболевание желудка.
Закинув рюкзак за плечи, я собираюсь выйти в коридор вместе с Сасори, но профессор Учиха вдруг останавливает меня:
— Мисс Харуно, — он перелистывает какие-то бумаги у себя за кафедрой и даже не смотрит в мою сторону, — не могли бы вы задержаться?
Сасори недоумевает ровно настолько же, насколько и я, но заставлять его ждать здесь будет глупо: профессор просил остаться только меня.
— Займёшь мне место?
Взглянув сначала на преподавателя, а затем на меня, Сасори едва заметно кивает и как-то медленно выходит из аудитории, будто хочет хотя бы немного послушать тему нашего разговора. Когда дверь за ним закрывается, профессор, наконец, поднимает на меня свой взгляд и по-доброму улыбается. Я беспокоюсь, что ему известно о поездке во Франконии Нотч, поэтому по привычке кусаю губу и заламываю пальцы, опасаясь, что мне влетит, но его спокойный будничный тон расслабляет:
— Год только начался, а вы уже успели произвести приятное впечатление на весь преподавательский состав.
Пронесло. И чего я распереживалась? Ведь если бы дело было в поездке, то оставили бы не только меня.
— Эм-м, спасибо, — мямлю я.
Но легче мне не становится. Обычно после таких фраз учителя заваливали меня какими-нибудь дополнительными заданиями, порой вообще не касавшимися учёбы, но за которые можно было получить халявную пятёрку: подготовить спортивный зал к какому-нибудь мероприятию или поехать на никчёмную конференцию по биологии в выходной день. Не слишком-то и халявная пятёрка получается, да? Но я никогда не отказывалась. Меня научили быть удобной, и поэтому я всегда идеально вписываюсь в систему.
Ей-богу, лучше бы думать научили.
— Скоро в Нью-Йорке состоится съезд студентов, где команды от разных университетов будут состязаться в знаниях. Я бы хотел, чтобы Вы представляли Дартмут.
М-да, отличия между университетом и школой есть, но и схожестей немало. Вот только конференции, на которые меня заставляли ездить от школы, проходили в черте Бостона, где я жила, а сейчас речь о Нью-Йорке. Это более чем в двухстах милях отсюда, и мама просто не позволит мне поехать, даже если это благоприятно скажется на моём будущем. А отправиться в Нью-Йорк на соревнования Юных Зазнаек в тайне от неё у меня не получится, как бы мне ни хотелось.
— Мне нужно время, чтобы подумать, — на самом же деле, я просто снова не могу сказать «нет».
— Конечно, времени предостаточно. Но, пожалуйста, подумайте хорошенько. И сообщите мне о своём решении хотя бы за две недели до отъезда, окей?
«Окей»? Вот уж от кого я совсем не ожидала это услышать.
— Конечно.
Видимо, моя вежливая улыбка выходит слишком натянутой: профессор хмурится и кивает мне на прощание, а я немедля разворачиваюсь к двери и надавливаю на ручку, чтобы поскорее выйти из аудитории. Но кто-то с другой стороны очень резко тянет дверь на себя, отчего я невольно делаю шаг вперёд, спотыкаюсь о высокий порог и, как полагается истинной неудачнице, теряю равновесие, налетая прямо на вошедшего. Чужая ладонь ложится меж моих лопаток, и я, уткнувшись носом в широкую грудь, не сразу определяю, кто передо мной стоит; но смутно знакомый запах мужского одеколона уже наводит на неприятное предположение.
— Ты, наверное, не заметил, но занятие закончилось, — произносит профессор Учиха с укоризной в голосе.
Шумно сглотнув, я с небольшим опасением поднимаю голову и встречаюсь взглядом с Саске.
Чёрт побери! Какого... Ну почему, почему из всех парней в Дартмуте это именно он? Я чувствую, как вдоль позвоночника пробегают мелкие разряды негодования, и до боли в дёснах сжимаю челюсти, чтобы не повторить вчерашнюю оплеуху, потому что какого хрена Учиха ко мне прикасается?..
— Да, — Саске часто моргает, убирает руку с моей спины и проходит глубже в аудиторию, — у меня было одно дело.
Ну-ну. Судя по тону, ему вообще плевать.
— Сакура, — я уже собираюсь уходить, как профессор снова обращается ко мне, — будьте добры, одолжите Саске свои конспекты.
Ещё чего.
Поправив лямку рюкзака, я оборачиваюсь и невинно смотрю на преподавателя так, будто не услышала его просьбы. На самом деле мне просто очень жалко отдавать свои записи. Мои конспекты чётко структурированы и красиво оформлены, а всё самое важное я выделяю цветными маркерами, чтобы хорошенько заучить. И я совсем не хочу, чтобы Саске потерял мою тетрадь или, например, сжёг её ради мести за пощёчину.
Но профессор продолжает выжидающе смотреть на меня, выгнув одну бровь.
Вздыхаю от безысходности, подхожу к своему столу и ставлю на него рюкзак, чтобы достать из него большую и толстую тетрадь с разноцветными закладками, обозначающими разные темы. Несильно сжимая её края — вдруг помну, — я колеблюсь, но всё же кладу её на парту и быстро выхожу из кабинета, чтобы лишний раз не контактировать с Саске.
Напоследок слышу «Спасибо», но от профессора Учихи.
Отхожу подальше от двери и прижимаюсь спиной к холодной стене в надежде остудить свой пыл. Мне совсем не нравится, что мы с Саске так часто пересекаемся в последнее время, а думать о нём ещё и сейчас я не собираюсь. У меня есть дела намного важнее него и бесконечных раздумий о нашем вчерашнем разговоре. Достаю телефон из заднего кармана джинсов и нахожу в списке избранных контактов номер мамы.
Протяжные гудки. Мне стоило десять раз подумать, прежде чем позвонить, ведь мама, наверняка, спит в столь ранний час.
— Милая? Всё хорошо? — её голос звучит на удивление бодро.
— Да, мам, всё отлично... — не считая того, что морально я в полной заднице. Опять. — Почему ты не спишь? Опять работала над заказом?
Она устало вздыхает, и я начинаю жалеть, что не нахожусь рядом с ней прямо сейчас.
— Да, только собиралась лечь. Представляешь, у меня заказали огромный свадебный торт, и я замучилась его украшать…
У меня никогда не было достаточно времени, чтобы помочь маме с её работой, поэтому я очень часто видела её измождённой после ночных приключений на кухне. Иногда дома не находилось нужного ингредиента, и мама бежала в круглосуточный магазин неподалёку, пока я либо спала после тяжёлого дня, либо в слезах и панике готовилась к экзаменам. Нам обеим было непросто, но если к проблемам мамы я относилась с пониманием, то она моих даже не замечала.
— ... а я по привычке сделала слишком много крема, — буквально слышу, как она улыбается.
Я всегда собирала остатки сладкого крема со стенок миски, и мама, как-то застав меня за этим, стала готовить его ещё больше, чтобы немного порадовать меня.
— Что за крем? — улыбнувшись, спрашиваю я.
— Клубничный.
— М-м-м, мой любимый, — усмехаюсь и слышу, как мама шмыгает носом. Она вот-вот расплачется. Мне вдруг становится стыдно за поездку во Франконии Нотч, за вечеринку и вообще за всё, чего мама бы не одобрила. От этого на глаза наворачиваются слёзы, но я стараюсь их сдержать. — Мам, я позвонила, чтобы рассказать тебе кое-что.
— Надеюсь, что-то хорошее.
— Не знаю даже... Мне предложили поехать на студенческую конференцию в Нью-Йорке.
Долгое молчание на том конце. Я уже вижу это задумчивое лицо мамы, которое скорее «нет» чем «да».
— Однозначно нет! — я знала. — Как я примчусь в Нью-Йорк, если с тобой, не дай Бог, что-то случится? Из Бостона в Нью-Гэмпшир ехать около двух часов, вот и оставайся там, подальше от всяких проблем.
Не сказала бы, что здесь проблем нет...
Не прекращая выслушивать мамины аргументы против этой поездки, я медленно иду в сторону столовой, где меня уже заждался Сасори, но обнаружив у входа целое столпотворение, мысленно чертыхаюсь и закатываю глаза.
— ...а вдруг ты потеряешься там? — разговор всё продолжается.
Решаю, что напоминать маме о существовании навигаторов и карт, встроенных в телефоны, не имеет смысла. Её этим не проймёшь, да и мне не особо хочется ехать в Нью-Йорк, поэтому я даже не пытаюсь с ней спорить. К тому же, сейчас намного интереснее узнать причину этого непроходимого затора, и я наспех прощаюсь:
— Мам, я иду на завтрак. Поговорим позже? — хмурю брови, всматриваясь между голов, чтобы увидеть хоть что-то, но безуспешно.
— Хорошо, родная. Только не ешь всякую дрянь, ладно?
Никто не хочет пропускать меня, поэтому приходится расталкивать всех локтями, выслушивая недовольства.
— Конечно…
И вот я подхожу к пробковому стенду, висящему у входа в столовую, и от увиденного у меня едва не отваливается челюсть: это непристойные фотографии той самой Дженнифер, которая пыталась покончить с собой. Настолько непристойные, что мне становится невыносимо противно от одного взгляда на них, хоть и ничего нового для меня там нет: я ведь тоже девушка. Морщусь и отворачиваюсь, надеясь поскорее об этом забыть, но различные образы обнажённой Дженнифер во всевозможных позах намертво впились в голову. Внутри поднимается волна жгучего стыда, и я чувствую, как мелкие капельки пота на моей шее неприятно скользят под воротник белой рубашки. Казалось бы, эти фотографии никак со мной не связаны, но краснею из-за них только я. Остальным это кажется забавным; кто-то даже направил камеру смартфона на стенд, чтобы позже показать друзьям или же передёрнуть, оставшись наедине с собой. Вдруг становится так гадко, когда я осознаю, что Дженнифер всё ещё лежит на больничной койке, пока какой-то ублюдок развешивает её интимные снимки по информационным стендам университета, посчитав это забавным, и опять не задумывается о последствиях своего поступка. А она абсолютно не виновата в этом.
Поддавшись злости, я не выдерживаю и срываю фотографии со стенда, яростно разрывая их в клочья. По всей видимости, из всех собравшихся здесь людей только я не считаю происходящее чем-то интересным. Раньше я бы просто прошла мимо, считая, что всё решится само собой. Но этого не будет. Многим нравится копаться в грязном белье других людей и выставлять самые откровенные аспекты чужой жизни напоказ. Всем очень весело, но лишь до тех пор, пока это не коснётся их самих. А случиться подобное может с кем угодно. И мне не хочется, чтобы завтра кто-то снова попытался покончить с собой просто потому, что кому-то приспичило развлечься.
Бросаю мелкие куски фотографий в урну, стоящую в начале ряда из пяти умывальников у входа в столовую, и ощущаю острую необходимость вымыть руки. Из крана идёт холодная вода, но мне так даже лучше. Приложив влажные пальцы к вискам, я прикрываю веки, чтобы успокоиться, как вдруг перед глазами возникает та картинка из душевой, когда Дженнифер лежала на полу в луже пены и крови. К горлу подкатывает ком.
Ни печенье, ни яблочный сок не помогут мне справиться с неприятным осадком, засевшим в груди, поэтому я решаю взять обычную бутылку воды из старого автомата с напитками и просто запить всё это. Пытаюсь насчитать необходимое количество мелочи, но чувствую, как чужая тёплая ладонь ложится на плечо, приобнимая меня. Я и так напряжена до предела, и этот непонятный жест вводит меня в невероятную ярость, потому что ни с кем из парней в Дартмуте — а судя по широкой ладони, приземлившийся на моём плече, это парень — я не состою в настолько приятельских отношениях. Разве что с Кибой, который сейчас должен находиться совсем в другом корпусе. Я резко поворачиваю голову вправо, чтобы высказать пару едких фраз, но они так и застывают на кончике моего языка, когда я вижу хитро улыбающегося Хидана.
— Ну здравствуй.
И дело не только в том, что я не ожидала увидеть его. По версии Хинаты, именно Хидан является причиной несостоявшегося самоубийства Дженнифер, и поэтому я ненавижу его. А ещё опасаюсь.
— Чего тебе? — нервно сглатываю, пытаясь говорить увереннее, но этому упорно препятствует большой палец Хидана, который круговыми движениями поглаживает моё плечо.
Тело бьёт мелкая дрожь. Я не хочу, чтобы он меня касался.
— Я слышал, ты хочешь попасть в группу поддержки. Могу с этим помочь, — его слащавый голос и фальшивая забота только больше меня пугают. С чего бы ему вдруг подходить ко мне?
— Обойдусь без тебя, — ладони вспотели, и монета едва не выскользнула из моих пальцев, когда я попыталась закинуть её в отверстие для мелочи трясущейся рукой.
— Сомневаюсь, что Ино возьмёт тебя в команду. Ты ей не очень-то нравишься… а вот я бы не отказался от одного вечера в твоей компании.
Несколько монет всё же выпало и закатилось в щель под торговым автоматом.
— Чего ты так ломаешься? — мне противно от его шёпота, горячим дыханием касающегося ушной раковины.
Я уверена, что это Ино его подослала: иных оправданий неожиданному интересу Хидана ко мне просто не может быть.
Собрав остатки самообладания, я стряхиваю его руку с плеча и сквозь зубы процеживаю:
— Отойди. От. Меня.
Но Хидан нарочно игнорирует это, и в следующую секунду он сжимает мою ягодицу, больно впиваясь пальцами даже через плотную ткань джинсов. Страха и отвращения оказывается намного больше, чем злости, и я абсолютно не нахожу, чем ответить. Только и делаю, что открываю и закрываю рот от удивления и шока, словно выброшенная на берег рыба. Корни ресниц тут же мокнут из-за подступивших слёз, и единственное, на что у меня хватает сил, — оттолкнуть Хидана локтем. Вот только это не помогает.
Каждый звук в столовой отдаётся эхом в ушах, и среди всего я слышу лязг и грохот металлических стульев, а затем — знакомый низкий голос:
— Ах ты, ублюдок!
Обернувшись, вижу стремительно надвигающегося в нашу сторону Саске — его грозный и озлобленный взгляд не сулит ничего хорошего.
Хидан тут же отстраняется, не прекращая улыбаться, и поднимает ладони вверх, но Учиха игнорирует этот жест и впечатывает его в вендинговый автомат, разбивая стекло. Его пальцы комкают ворот белой футболки Хидана, и я вижу, как под расписанной татуировками кожей перекатываются мышцы. На бледной шее Саске вздулись вены, а по скулам заходили желваки.
— Какого хера?! — выплёвывает он.
Я смаргиваю слёзы, постепенно приходя в себя.
— Да ладно тебе, — протягивает Хидан, — остынь.
Но Саске только начал. Одним резким движением он притягивает Хидана к себе и немедленно толкает на пол, после чего садится сверху и заносит кулак. Я вздрагиваю, понимая, что совсем не хочу быть свидетелем этой драки и, прикрыв лицо руками, отворачиваюсь, когда раздаётся глухой звук удара и болезненный стон. Взглянув на них снова, я вижу, как по костяшкам пальцев Учихи стекает капля крови, а на скуле Хидана уже наливается страшная гематома.
Вокруг нас начинает собираться толпа зевак, которые улюлюкают и выкрикивают ободрения, но я не разделяю их восторга. С каждым новым ударом, который наносит Хидану Саске, мне становится всё больше не по себе.
— Учиха, блять!
За моей спиной раздаётся голос Наруто, и ко мне приливает волна облегчения, когда я, обернувшись, вижу с ним ещё и Хинату с Сасори.
Парни начинают разнимать дерущихся, но Саске не оставляет попыток задеть Хидана хотя бы ногой, даже когда Наруто оттаскивает его за локти. Хината утешающе обнимает меня и помогает пробраться через толпу зрителей, которые всё никак не угомонятся.
Хьюга выдвигает стул, и я осторожно сажусь, чувствуя слабость в ногах. Меня всю трясёт, и я не знаю от чего больше: от Хидана и его прикосновений или же из-за драки, которую затеял Саске.
— Держи, — Сасори ставит на стол передо мной бутылку воды, и всё, что я могу — кивнуть в качестве благодарности.
— Как это вообще случилось? — Хината садится напротив и берёт мои руки в свои. — Саку, да ты вся дрожишь, — я молчу, зная, что сейчас не смогу выстроить ни одного связного предложения. — Чёрт возьми, скажи хоть слово!
Мотаю головой, намекая на отсутствие желания разговаривать.
— Что это значит?! — не унимается Хината.
— Это значит «заткнись», — спокойно отвечает Сасори, и моя соседка закатывает глаза. Вот ему за понимание я благодарна как никогда.
Открыть бутылку потными ладонями у меня не получается, словно синяя крышка прикручена намертво, и Сасори, заметив мои усилия, отбирает её у меня и без труда откручивает крышку.
— Спасибо, — только и могу выдавить я, принимая пластиковую бутылку из его рук.
После нескольких глотков мне становится легче, и сухость в горле пропадает, однако на разговоры я по-прежнему не настроена. И поэтому продолжаю упорно молчать в ответ на расспросы Хинаты.
В столовой стоит жуткий гул: все обсуждают драку. Уборщица ворчит под нос, сметая осколки стекла торгового автомата в свой совочек, и время от времени недовольно косится в сторону Хидана, прижимающего к носу бутылку холодной воды. Наруто продолжает успокаивать Саске, стоя с ним в самом дальнем углу, но тот, кажется, совсем не воспринимает его.
Сасори садится на край стола, задумчиво уставившись на сломанный автомат. Его пальцы раздражающе постукивают по гладкой поверхности, но я не слышу звука на фоне всего этого гомона. Просто вижу, как подушечки его пальцев ритмично касаются стола, и мозг уже сам воспроизводит этот надоедливый стук.
— Что не так? — спрашивает Хината, заметив взгляд Сасори.
— Саске разозлился из-за фотографий, которые Хидан и его дружки развесили по всему Дартмуту, — начал он, — а ректор пригрозил, что запретит нашей университетской сборной играть весь сезон, если кто-то из команды выкинет подобное.
— Что за фотографии? — недоумевает Хината, глядя то на меня, то на Сасори.
— Дженнифер, — наконец отвечаю я, окончательно успокоившись. — Сегодня я сорвала шесть откровенных фотографий Дженнифер со стенда у столовой.
— А Саске сорвал с доски объявлений у главного корпуса и много где ещё, — добавил Сасори. — Пока мы сидели на дополнительных занятиях, заместитель капитана футбольной команды спасал репутацию нашего университета, а заодно и остатки чести Дженнифер Джонс. Забавно…
— Прекрати, Сасори, — тихо произнесла я, недовольно взглянув на него, — это отвратительно.
— Согласен, — говорит он, щёлкая пальцами, — но не кажется ли вам странным, что Саске ни с того ни с сего так печётся о грядущей игре с Гарвардским университетом?
— Эм, нет, — Хината смотрит на нас как на дурачков и, заметив наше непонимание, закатывает глаза, объясняя: — Если наша команда выиграет матч с Гарвардом, то она поедет в Нью-Йорк, чтобы сыграть с Колумбийским. А Нью-Йорк — это…
— … дом Саске, — подхватывает Сасори. — Ты думаешь, он просто хочет поехать домой?
Хината пожимает плечами:
— Насколько я знаю, он уже очень давно не бывал дома из-за проблем с отцом.
Я хмурю брови, вспоминая слова Кибы об Учихах: «Ты просто не видела его семью. Хотя, я бы назвал это цирком и никак иначе». Как-то слишком сильно мне хочется узнать продолжение всей этой истории, будто печальный рассказ о тяжёлой жизни Саске поможет мне оправдать его дурацкое поведение. Я выжидающе смотрю на подругу, надеясь услышать подробности, но…
Tastes like strawberries on a summer evenin'…