День отдаёт в лёгких сыростью от тумана, который снова начинает медлительно расползаться по пирсу. Пахнет петрикором, озоном и, внезапно, мёдом. С уверенностью можно сказать, что воздух в одно мгновенье стал слишком плотным до такой степени, что можно лицезреть небольшие капельки дождя, словно застывшие в пространстве.

Если прибавить к этой погоде небольшой ветер, то сразу рисуется картина Айвазовского — тревожное величественное море, проглатывающее берег редкими волнами и пытающееся штурмовать старый пирс. Прохладные порывы забираются прямиком под воротник льняной рубашки, заставляя мурашки табунами гоняться по коже туда-сюда.

Армин нетерпеливо перебирает пальцами рук, отряхивая воду. Прилив лижет его щиколотки, убаюкивая в колыбели. Арлерт сидит на прогнивших досках пирса, спустив ноги в воду, и смотрит вдаль. Холодно. Свежо. Кеды стоят рядом, а пальцам щекотно и приятно. Над ним летают птицы. Армину кажется, что он и есть море. От моря отдаёт ещё большей свежестью и, кажется, у него начинает болеть горло. Но он не собирается уходить.

Море — это его сердце. Никогда и никому Армин не был так предан. Море впитывало в себя его смех и его слезы, его страх и облегчение. Порой ему казалось, что утонуть — это вовсе не страшно. Это всего лишь стать самим собой.

Глаза Армина такие же пронзительно-бирюзовые. И их цвет порой меняется вместе с водой. Во время шторма взгляд Арлерта всегда темнее, чем лёгкий дневной штиль.

Он неосознанно дёргается, когда волна поднимается слишком высоко и задевает ногу, окунув её в себя практически по колено. Море сегодня особенно буйствует. Из-за чего бы это? Армин вытирает брызги со щеки и проводит рукой по дощечке. Кожу щемит короткой болью, после чего он подносит палец к лицу и долго рассматривает. Черт, заноза.

Арлерт пытается разглядеть сквозь эту стену из тумана хоть единую тучку. Он ошибается, ведь все небо сегодня — это одна сплошная иссиня-черная туча. Не видно толком ничего, даже, как всегда кажется, бескрайнего горизонта. Его зрение не способно уловить и идентифицировать свет сквозь эту непроглядную тёмную кашу впереди. Море сейчас действительно больше походит на мокрое до последней нитки полотенце, которое кто-то со всей силой пытается вытрясти.

Даже маяк, расположенный недалеко отсюда, не видно, разве что лишь красно-белое широкое основание, как нога гигантского мамонта. И то все цвета словно блекнут, становятся такими же неразличимыми, как и настойчивые волны. Теперь холод в ногах ощущается куда резче и неприятнее. И эта штормовая буря, подступающая к горлу городка, таит такую гармонию, которую Армин никогда не нашёл бы в картинах, скульптурах, безупречно отточенных движениях балерин.

Армин наблюдает за одинокой чайкой, которая, наверное, ровно также, как и он, не может разобрать ничего в окружающем её пространстве, поэтому и летит «наощупь», словно слепой человек без своей собаки-поводыря. Он никогда не видел, где здесь обитают чайки. Вероятно, у них есть свои гнёзда или что-то вроде того. Он думает о том, что этих гнезд миллиарды тысяч, как звезд на небе, и что всему положено иметь свои звезды, но у всех они разные, и что...

Стук. Он отчётливо слышит какой-то стук, источник которого ему неизвестен. Словно кто-то монотонно легко бьёт карандашом по стеклянной бутылке. Армин прислушивается к шипению волн, питаясь уловить звук среди них. Источник звука находится внизу.

Пирс, благо, слишком высокий, поэтому дабы определить, что же это, ему приходится всего лишь согнуться в своём положении и... Упасть в воду. Черт, как же холодно. Его тело тут же пронизывают жгучие иглы, и Армин хватает ртом воздух, всплывая наверх. Он умело держится на поверхности воды, хотя волосы неисправимо промокли. Арлерт крутит головой, чтобы обнаружить... Стеклянную бутылку?

Действительно, обыкновенная стеклянная бутылка, подобная тем, в которые когда-то наливали газировку или лимонад. Вероятно, это лишь мусор, который здесь любили оставлять громкие компании, но его любопытство берет вверх. Как и всегда, впрочем.

Арлерт карабкается на пирс, загоняя и в руки, и в ноги ещё больше заноз, и та первая перестает казаться такой уж проблемой. Он вытаскивает бутылку к себе, отряхивая её от мокрого песка и грязи, которые успели прицепиться к ней в её путешествии, параллельно скидывая в воду водоросли, что окутали лёгким одеялом горлышко и наружные стенки.

«Сколько она здесь пролежала?» — в интересом думает он. Этикетка почти смылась, так что дело обстоит ещё загадочнее.

Проблема Армина в том, что он слишком любопытный. А вот его преимущество — хороший иммунитет. Было бы скверно свалиться в воду из-за какого-то мусора, а потом две недели умирать с простудой.

Армин нетерпеливо пытается открыть бутылку, но корок слишком сильно загнан. Сквозь размытое грязное стекло улавливает, что внутри есть что-то похожее на бумажку Теперь-то его любопытство заставляет Армина подхватить находку на руки и наконец покинуть место отдушины. Если буквы не расплылись, то, возможно, ему удастся узнать чей-то глупый секрет либо рацион питания на один поход в магазин.

Армин выходит с пляжа в сторону города, совершенно мокрый, как пёс, угодивший в лужу. Льняная рубашка и шорты до колена прилипли к телу, плечи двигаются слишком заметно под одеждой, из-за чего фигура становится точёной, будто древнегреческая скульптура. Волосы, приставшие ко лбу, такие солнечно-светлые. Единственное солнце посреди этого бушующего горизонта. Армин слышит, как за его спиной начинается нешуточный шторм. Вода капает с него, обозначая путь, куда уходит прочь молодой парень с бутылкой в руке.

***

— Армин! Если ты скажешь, что купался в такой ураган, я кину в тебя кружкой, — Дакота вылетает из-за барной стойки, хватая крохотное махровое полотенце, которым она протирает руки. — Ну конечно, ты купался, иначе отчего ты весь мокрый?

Армин смеётся. Дакота такая замечательная. Она всегда беспокоится о нем, порой даже слишком. Дверь кафе звенит колокольчиком — грустно, но тут мало кто бывает, хотя все жители городка явно недооценивают "Жемчужного кита" на окраине.

Армину двадцать и он работает доставщиком еды. Раньше он не понимал, зачем тратить лишние деньги на доставку, ведь городок Кастер насколько мал, что хватит примерно трех часов, чтобы обойти абсолютно все его улочки, а кафе тут столько, что невозможно даже случайно не наткнуться на пару-тройку под любым зданием. Теперь, кажется, понимает: в сырую штормовую погоду всем хочется сидеть дома и поспешно закрывать окна от ветра, и лишь Армин, дышащий морем, хорошо себя чувствует, когда улицы выдувает ураганом.

— Пощади, умоляю, — он отпихивается руками, когда Дакота начинает вытирать его волосы полотенцем, однако сопротивление оказывается бесполезным, и Армин стоит как ребёнок, слушая её тихие возмущения. — я свалился в воду. Так вышло. Сегодня погодка немного не для пляжа.

— И именно поэтому ты туда пошёл, — заканчивает Дакота. — знаешь, а ведь от пневмонии умирают.

— Угу, от попадания кружек в голову тоже...

Он накидывает полотенце на плечо и залезает на стул у барной стойки. Ласковые мотивы чего-то латино-американского льются из динамиков, а по панорамным окнам начинает барабанить дождь, который вскоре превращается в непроглядный ливень, застилающий все вокруг.

— Ох, кстати, — Дакота немного суетится, прошагав в сторону рабочих помещений, через несколько минут возвращается с белой квадратной коробкой, где изображено поистине величественное создание: кит, словно выпрыгивающий из воды, и надпись красной каллиграфией «Pearl Whale». Именно «Жемчужный кит» подарил Армину возможность работать после окончания университета. Высшее образование тут и не понадобилось, так что его диплом теперь, как покойник, погребен среди остальных запылившихся документов.

— Какой адрес доставки? — Арлерт хочет забросить на голову капюшон и выйти под этот ураган тонн воды с неба, но Дакота мотает головой.

— Клиент отказался, — она кладёт коробку напротив него на стол и садится возле. — Что тут у нас... Блинчики с кленовым сиропом и два флэт-айс! Изумительно, я с утра ничего не ела. Ты будешь?

Армин отказывается. Коробка с чьим-то остывающим обедом остаётся нетронуто стоять на барной стойке.

— У тебя есть штопор?

Дакота моргает, переводит взгляд на сомнительную бутылку, которую Армин поставил рядом с коробкой, и начинает слезать со стула:

— Да вроде где-то был...

Она копошится в ящиках, а потом уходит на кухню, и, когда возвращается, выглядит счастливой: в руках она победоносно держит штопор, и в её взгляде не гаснет интерес, когда Армин начинает вкручивать штопор в пробку.

— Что это?

Арлерт жмет плечами:

— Я нашёл её у пирса. Кажется, там внутри что-то есть. Думаю, это что-то большее, чем предчувствие.

Армин всегда был таким. С предчувствием. Иногда ему начинает казаться, что вулкан сожжет его руку, и вот, в тот же день он проливает до ужаса горячий кофе на ладонь. Иногда он думает, что вечер не слишком хорош, а в полночь он задыхается в слезах, а потом говорит, что это слезы радости и он охуеть как счастлив существовать в мире, где есть тающие радиовышки. Порой он ловит выгорание, хотя пока он на своем велосипеде развозит заказы по домам, внутри него сгорает что-то, что Армин хотел бы превратить в искусство.

Наконец пробка поддается. Из бутылки пахнет затхлостью, а в руки Арлерта выпадает небольшая бумажка.

Он разворачивает её аккуратно, словно это не простой прямоугольный листок, а древнее писание, страницы которого ломаются и крошатся, как только ты к ним прикасаешься. И сейчас в свете ряда жёлтых ламп его взору предстаёт неровный почерк, прыгающие обрывистые то вверх, то вниз буквы. В некоторых местах они совсем неразборчивые, но Армин удаётся их понять.

«Твой дом стоит вдоль извилистой дороги, да?»

Армин хлопает глазами. Ему приходится ещё несколько раз перечитать эти семь слов, чтобы убедиться в точном их значении. Но здесь действительно написано то, что он увидел. Вдоль извилистой дороги? В целом, его дом стоит практически у берега моря, как и другие дома, расположенные в метрах шестистах. Но неизвестный автор записки прав, дорога между этими домами действительно достаточно извилистая, поэтому проложить асфальт на горе, хоть и невысокой, весьма затруднительно.

— Что там? — Дакота лезет через плечо, читая записку. — надо же. Интересно...

— Дай, пожалуйста, ручку, — почти не обращая внимания на её любопытство, Арлерт раз за разом проходится глазами по строкам и хмурится.

Кто это написал и для кого? Действительно ли он, Армин, должен был вытащить бутылку. Может, русалки играют с его очарованием морем, может, это все неправда, а его тело уже уносят волны? Вдруг он так и не выбрался на берег? Или он должен был получить записку?

«Да, мой дом стоит вдоль извилистой дороги, но зачем тебе знать это?»

Арлерт пишет это предложение на обратной стороне прямоугольника, которая сохранялась до этого нетронутой. Если этот неизвестный кто-то решил, что сможет испугать его вопросами по типу "закрыта ли его входная дверь по ночам", то он недооценивает Армина.

— Мне надо идти, — говорит он.

Дакота округляет глаза, возмущаясь, что на улице невероятный дождь, но Армину уже не слышно её голоса: стоит открыть дверь — он погружается в шипение и звук силы ударов дождя о землю, в которых гибнут все остальные звуки. Теплое кафе остается все дальше, пока ноги Арлерта несут его к пляжу.

Лишь за квартал до пляжа до него доходит очевидный вопрос: едва вернуть уже свою записку? Если та находилась среди морских волн, то, вероятно, эту нужно бросить туда же. Но что если волны не заберут её от берега?

Об этом Армин думал, уже быстро шагая вниз, вдоль других домов, свет в окнах которых потух ещё до того, как он возвращался с пирса домой.

Пожалуй, его иммунитет не настолько стойкий, чтобы не дать заболеть в этой ситуации. Дрожь до боли бьёт по плечам, с Армина течёт полностью, он сам напоминает себе дождевую тучу. Его душе волнительно-прекрасно, пока тело знобит от холода и ветра. Хлюпающие звуки, исходящие от кед, подтверждают это ровно так же, как и режущее немного горло.

Добраться до берега, а вскоре и до пирса, Арлерту удаётся гораздо быстрее, ведь вечером здесь намного сильнее чувствуется прохлада, да и у здешних людей нет кошачьего зрения, позволяющего различить хоть что-нибудь в полной и непроглядной темноте. Угрюмый одинокий фонарь очень помогает не навернуться снова на мокром булыжнике, смешанном с металлом, прямиком в ледяную водную гладь. К слову, вода спокойна лишь у берега, ведь подальше волны набирают присущую им мощь и поднимаются намного выше.

Армин в последний раз переводит взгляд на бутылку, одним движением отправляя её в воду на пару метров от себя. Некоторое время волны топят её, не давая даже вынырнуть, и Арлерт уже начинает беспокоиться о том, что она слишком тяжёлая и в этот раз пойдёт ко дну. Но его опасения быстро рассеиваются, когда горлышко блестит среди мрачных тёмно-синих волн. Они уносят её всё дальше и дальше, так что наблюдать за ней нет больше смысла.

***

Морозный ветер берёт щеки Армина в ладони, из-за чего становится ещё холоднее. Температура упала за последнюю неделю градусов на десять, а возле моря это ощущается ещё более остро из-за влажности. Несмотря на пробирающий насквозь холод, Арлерт в спешке крутит педали велосипеда, ведь это и является единственным способом согреться. Объезжает небольшие лужи, но дыхание всё же спирает ощутимо — спускаться вниз по склону гораздо легче, чем подниматься вверх.

Он работает с восьми утра до семи часов вечера. Хотя на прошлой неделе ему удавалось уйти раньше из-за невостребованности. Никто заказывать ничего не собирался, поэтому и отпускали раньше, так что Армин мог позволить себе такую роскошь, как несколько часов до самой ночи сидеть на пляже, в сотый раз перелистывая страницы "Грозового перевала".

Но сейчас приходится отрабатывать честно свои часы. Ехать Арлерту предстоит мимо своего дома и пирса. Только сейчас он вспоминает о своём вчерашнем вечернем занятии. С другой стороны, ресторан должен будет заплатить за доставку и оплатить стоимость заказа лишь при том условии, что доставщик опоздает на полчаса. Армин потратил на половину общего пути всего лишь десять минут, так что, как он думает, почему бы и не заглянуть на пирс?

Оставив велосипед у дороги, Арлерт спускается вниз по мокрым камням, составляющим более дальнюю часть берега. Ещё через несколько минут шагает по длинному поскрипывающему пирсу. Каждый его шаг отдаётся будто дыханием старика, которому наступают на ребра. После вчерашнего ливня доски не высохли, и поэтому от них пахнет сыростью, гнилью и водорослями.

В воде, также как и среди морских волн, не видно ничего: только проплывающие окурки и водоросли на глубине. Армин уже успевает подумать о том, что его вчерашние страдания были лишними: указательный правой руки всё ещё болит, пусть Дакота вечером и заклеила его пластырем.

Из последней надежды Арлерт опускается на корточки, кое-как заглядывая под пирс.

Да не может быть...

Под этой глыбой, застряв между более крупными камнями на дне, омывается волнами изумрудно-зеленая бутылка, которую он вчера так удачно нашёл под пирсом. Армин не до конца понимает смысл в происходящем, но упрямо тянет руку к очередной находке, извлекая её из-под пирса. Водоросли даже не успели приклеиться к стенкам, так что испачкаться ему не грозит. Относительно, правда, ведь бежевые штаны на коленях всё же покрылись небольшим слоем грязи.

Попытавшись хоть как-то убрать её, Армин уже более быстро мчится обратно к велосипеду. Открыть очередной подарок от неизвестного ему хочется как можно скорее.

Дом заказчика находится за холмом, так что покрутить педали приходится неплохо, но он всё же успешно добирается до него до истечения получаса. Средних лет мужчина даже не спрашивает Армина по поводу запачканных штанов или чуть охрипшего голоса, а просто принимает квадратную плоскую коробку, внутри которой находится едва тёплая пицца с морепродуктами, и даже прибавляет немного чаевых. Хотя, на двадцать долларов особо не разгуляешься.

В ближайших ресторанах и кафе всё преимущественно включает в себя морепродукты, ведь жить возле моря и не пользоваться его дарами — это как увидеть огромную лужу на пути, но всё равно просто пройтись по этой застоявшейся воде.

Армин возвращается на место работы в приподнятом настроении, которое испортить не может уже ничего. В душе что-то пляшет сальсу, хотя сам Арлерт не может понять, отчего. Эти странные записки не сулят ему разобраться в том, что происходит, однако новое послание словно делает море в его глазах ещё прекраснее и загадочнее.

Внутри небольшого помещения наконец можно отогреть руки и перевести дыхание. У кассы, как всегда, бегает Дакота, которая достаточно удивлена новой пустой грязной бутылке у Армина в руках и ровно таким же плохо выглядящим коленям на штанах.

— Снова нашёл что-то?

Она по своей привычной манере продолжает обслуживание клиента, словно у неё в голове не мелкий калькулятор, а настоящая громадная машина для подсчётов. Правда, Арлерт до сих пор удивляется, как эта девушка хорошо умеет подсчитывать всё без малейшей ошибки. Она не потеряла эту суперспособность со школы. Её пальцы проворно скачут по клавиатуре, выбивая чек.

— Вроде того, — Армин дожидается, когда наконец клиент заберёт заказ, дабы подойти ближе. — ты не прятала штопор?

Дакота улыбается, но уже куда более заинтригованно, чем вчера. Она кладёт штопор на стойку и жадно льнет взглядом к бутылке, которую Арлерт немедленно начинает открывать.

Армин переворачивает бутылку, вскоре сумев вытрясти на ладонь ещё одну свёрнутую бумажку. Новую, ибо она не исписана его вчерашним глупым вопросом. Стоит развернуть полностью — их с Дакотой взорам предстают всего восемь слов, по-прежнему прыгающие в разные стороны.

«И тебе кажется, что ходить по ней трудно?»

Некоторое время Армин просто продолжает безмолвно смотреть на записку, пока Дакота не прерывает повисшую тишину.

— Что это значит? Откуда тебе приходят эти записки?

— Их приносит море.

— Море?

— Я же говорил вчера, — Арлерт слабо улыбается, задумчиво впившись пальцами в бумажку. — я не знаю, от кого это. Но я чувствую, что это писали волны. Наверное, я сейчас чувствую то, чего не ощущал никогда.

Пока в его руках находится клочок бумаги, в слоях души начинается такой же ураган, какой и у берега моря. Армина захлестывают любопытство, интерес, таинственный страх, ожидание, и пелена загадочности кутает плечи в свой туман. Пожалуй, теперь он хочет знать все про того, чья рука неаккуратно выводила эти буквы, словно не была уверена, что слова пишутся именно так.

«Послушай, я не имею представления о том, кем ты являешься, но у меня, думаю, есть понятная причина знать. Умоляю, скажи мне, зачем ты пишешь эти записки и кто ты? Откуда ты? Может, тут недалеко есть какой-то округ?»

Поставив вопросительный знак точно как, и вчера, Армин снова скручивает бумажку в небольшую трубочку, мгновеньем отправляя её обратно в ёмкость.

Дакота говорит, что если в ответ он снова получит какую-то размытую фразу, значит, продолжать это странное общение нет смысла. Нет, Армин не пугается этих необычных вопросов и всей таинственности, ему лишь просто хочется узнать, почему этот кто-то продолжает тратить время на такие вещи. Да и если бы нашёл бутылку не он, то спрашивал ли он бы то же самое?

— Нет. Я хочу знать. Наверное, это кто-то особенный. Это же море. Оно не может не быть удивительным. Никто в мире не скажет, что общается с морем. А я могу, — мечтательно говорит он, — пойми, если это что-то значит, это не случайно. Хотя если это и ложь, я просто могу хранить их у себя. Не прячь штопор, пожалуйста, — просит он. Дакота тянет уголки губ вверх и кивает.

Зная Армина — а она знает — он притащит сюда эту бутылку ещё сотни раз.