Энид проводит в ванной не так много времени, вскоре возвращаясь к Уэнсдей на её постель, откуда Аддамс явно не уйдёт к ней даже под пытками.

— Итак, с чего бы ты хотела начать? — поджимая ноги, она смотрит на задумчивую соседку, осознавая, что собственные чувства сейчас готовы вырваться не только с кашлем и цветами аконита, но и словами.

— Почему ты заинтересовалась подобным жанром? — Уэнсдей поднимает карие глаза прямо в её, и Синклер действительно понимает, что попала в жуткую ловушку, ибо едва ли не забывает вопрос от красоты перед собой.

Эти омуты, кажущиеся часто почти что чёрными, сейчас, при подобном слабом свете, оказываются огромным миром, в котором Синклер тонет; в которых способна быть самой собой и не извиняться за волчьи повадки, ибо Уэнсдей точно не осудит, а лишь похвалит, даже если Энид нечаянно поранит её.

— А ну… — она может сказать, что это из-за расследования Уэнсдей, может сказать, что хотела набраться опыта, чтобы быть ей полезной, но вместо этого выдаёт нечто более похожее на неё, — ну типа. Чтобы суметь защититься. И я стараюсь смотреть только с хорошими концовками. Мне… Нравится, когда убийц ловят и наказывают по закону.

— Поняла тебя, — слегка кивая и переводя взгляд на экран, Уэнсдей ощутила, будто Энид чего-то не договаривает, но решила не лезть. Когда волчица будет готова — сама расскажет, так всегда было.

А пока они удобнее устраиваются, начиная выбранный уже Энид выпуск.

Волчица чуть прижимается к боку Уэнсдей и та её не отталкивает, позволяя тёплому комочку отогревать её вечно холодное тело.

Они едва ли успевают досмотреть первое видео, когда Энид зевает, отводя голову и прикрывая рот ладонью.

— Прости, Уэнсдей… Я боюсь, что усну на втором видео. Обещаю, завтра мы посмотрим сразу три!

— А как же Аякс? — она старается спросить ровно, без каких-либо эмоций, но желчь, которую Энид уже привыкла ощущать от Уэнсдей, легко просачивается сквозь имя этого недалёкого парня, что получил себе лучшую девушку.

— А… Ну… Мы расстались, — она задерживает дыхание, стараясь не закашляться, однако, всё равно чуть прочищает горло, отводя взгляд от внимательных глаз подруги.

— Вот как, — внезапно шансы на то, что Уэнсдей сможет завладеть сердцем волчицы (не в плане положить в баночку с формалином и любоваться) повысились с десяти процентов до пятидесяти, — иди спать, — она замечает, что Энид не испытывает какой-то жуткой грусти, значит, пока что этот горгон будет жить. Пока что.

— Да… Да, — она соскальзывает с тёмной постели, направляясь на свою половину, откуда уже улыбается Аддамс, — доброй ночи, Уэнсдей.

— Надеюсь, твои кошмары окажутся в чужих снах, — она не уточняет, что с радостью заберёт все ужасы и печали у Энид, но слегка сужает глаза и приподнимает уголки губ, заставляя волчицу ненадолго замереть, перед тем, как выключит свет на своей половине и залезет под одеяло.

— Спасибо, Уэнсдей, — она также выключает свет, после шурша одеялом и укладывается на бок, наблюдая за тёмным углом, где сейчас пыталась заснуть Уэнсдей.

Умела бы так легко погружаться в сон Энид. Это было бы замечательно.

Но её голова заполнена мыслями.

Они разработали маленький план вместе с Йоко и Дивиной под кодовым названием «КЗЛУА». Или же «Как заполучить любовь Уэнсдей Аддамс».

Он был вроде простым, но Энид ощущала, что каждый маленький вопрос может быть встречен совсем не маленьким ножом из какого-то тайника на одежде Аддамс.

Она тихонько вздыхает, ощущая, как в груди шелестит трава. Ей явно показалось, но воздух стал на вкус как отрава, вынуждая девушку впиться пальцами без когтей в постель.

Мысли об Аддамс как спасали от этого чувства копошения, так и навевали новые. Она старается думать о хороших исходах и кислород уже не кажется столь отвратным.

Она надеется, что план пройдёт хорошо.

Однако, сон всё так и не идёт ещё с час, пока Энид не ощущает, как по одеялу что-то не поползло, накрывая её ладонь.

Тихая азбука Морзе и она спокойно выдыхает.

— Не бойся, я рядом. Спи, — скажи это Уэнсдей, стало бы действительно получше, но Вещь является для Аддамс действительно кем-то вроде суфлёра. Энид слегка сжимает его прохладные пальцы, спокойнее закрывая глаза.

Уэнсдей относится к ней теплее, чем к кому-либо. Она и раньше влюбляла в себя людей, Уэнсдей, какой бы особенной та не являлась, какой бы место не занимала в груди Энид, сможет заполучить её любовь. План идеален…

Она наконец-то проваливается в объятия сна с лёгкой улыбкой.

Однако, пробуждение было ничуть не лёгким, она проснулась от кашля.

И пусть крови или цветов не было, как и Уэнсдей (не удивительно, та вновь ушла раньше, наверное, какие-то дела), Энид сразу же заметила спешавшего к ней Вещь с бутылкой воды.

— О, да… Спасибо, Вещь, — она улыбается их третьему соседу, слегка поглаживает по костяшкам, что заставляют того едва ли не вибрировать, подобно коту, и делает пару глотков, сглатывая все чувства поглубже.

Она едва ли не опаздывает на урок, падая к Йоко. Это занятие было не для Уэнсдей, сдавшей экзамены заранее, поэтому Синклер прижалась к плечу подруги.

— Ты как? — Йоко шепчет, осторожно смотрит на Энид, сжимая её прохладную руку.

— Сойдёт.

— Сегодня после занятий ко мне? Или начинаем с ННУИНУ?

— Что… Что это значит? — она смотрит на подругу, которая явно набралась у неё этого забавного свойства давать странным вещам аббревиатуры.

— Накрась Ногти Уэнсдей И Не Умри, — Йоко довольна, но её улыбка исчезает, когда профессор смотрит на их дуэт слишком уж недовольно, поэтому приходится перейти на старые-добрые записки, — так что?

— Да. Попробую с этого, — она убирает листок, буквально говоря, что разговор закончен, а после старается слушать учителя, не обращая внимание на ускоренное сердцебиение и тяжесть в груди.

Вечерело.

Энид сидела на своей постели, нервно болтая ногами и глядя на заходящее солнце, что творило на её стороне настоящее волшебство из-за наклеек на стекле.

Она сглатывает, пытаясь опустить волнение куда-нибудь подальше, однако, все попытки летят куда подальше, когда она слышит открытие двери.

Повернув голову, наблюдая за входящей Уэнсдей, Синклер ощутила, будто всё вокруг замерло, как в слоу-мо.

Косички соседки, слегка покачиваясь от движения, подлетели, отражая от себя остатки солнца и показывая, какие же они блестящие от чистоты. И явно мягкие.

А её глаза…

Энид моргает и только сейчас видит, как Уэнсдей смотрит на неё с приподнятой бровью.

— Ты странная, — она не комментирует поведение Синклер, лишь подходит к своей, уже темной, части комнаты, и сбрасывает пиджак, оставаясь лишь в белой рубашке. Ощущает взгляд Энид и хмуро поворачивает голову, глядя на волчицу, — что?

— Мне нужна твоя помощь, Уэнсдей, — брюнетка полностью оборачивается, внимательно рассматривая нервозную Энид. Подозрительно.

— Криминальное? — это бы объяснило, почему Синклер сейчас выглядела как заведённый механический кузнечик, которого удерживают чужие руки от того, чтобы подпрыгнуть будто бы выше неба.

— Что?! Нет! — Уэнсдей слегка разочарована, но делает шаг к подруге, ожидая продолжения, — хочу как-нибудь начать зарабатывать на маникюре. Ну знаешь… Чтобы пройти сепарацию от родителей и всё такое. И мне нужен опыт.

— Ты можешь пойти с данной проблемой к Йоко, — объясняя, будто маленькому ребёнку, Уэнсдей продолжала смотреть на Энид, которая выглядела всё такой же взволнованной. Надо бы взять себя в руки, но это сложно сделать, когда шанс того, что через пару минут (возможно) она сможет держать ладонь Уэнсдей в своей, слишком велик.

— Уэнсдей! Мне нужен другой опыт. Йоко и Дивине я делаю маникюр минимум каждые две недели!

— Значит, ты хочешь попросить об этом меня, — Уэнсдей делает шаг к своей постели, стягивает форменный галстук, аккуратно складывая его на постели, оставаясь лишь в белоснежной рубашке. Закатывает рукава, стараясь не думать, насколько прилипчива в последнее время Энид. Это не отталкивало, как с Ксавьером. Видимо, для своего проклятия, как выразился Вещь, Уэнсдей имеет иную шкалу «не подходи, убью», — чего ты хочешь?

— Накрасить ногти тебе, конечно! — Энид улыбается, слегка закусывает губу, покачивая от волнения ногами, пока сидела на своём стуле и неотрывно смотрела в глаза подруги. Потому что был слишком велик шанс того, что она начнёт рассматривать руки Уэнсдей и её… Ногтевую пластину.

— Почему я? — логичный вопрос, заставляющий Синклер едва ли не благодарить Йоко, с которой репетировали подобный диалог. Боже, она должна этой вампирше бочку крови.

— Потому что мне нужен разный опыт. Разные клиенты. С разными требованиями. Пожалуйста. Я не буду творить. Сделаю так, как скажешь! — и она включает свой самый умоляющий взгляд, как в детстве, когда мама была ещё не столь в ней разочарованна и радовалась покупкам для дочери.

— Хорошо, — согласие Уэнсдей удивляет. Поэтому Энид едва ли успевает открыть рот, чтобы задать уточнение, когда Аддамс отходит к своему стулу, цепляя его и оттаскивая прямо к столу Синклер, — учти, испортишь — и я вырву каждый твой коготь.

Энид едва ли сдерживается, чтобы не рассмеяться. Во-первых: Уэнсдей согласилась без огромной лекции, почему именно она должна стать подопытной; а во-вторых: Энид так и не смогла призвать свои волчьи штучки или поднять кровать Йоко одной рукой. Даже двумя. Даже при помощи Дивины.

— Отлично! Я просто верну тот же черн…

— Нет. Эксперементируй. Но не свою тошнотворную радугу, — Уэнсдей моргает. И Энид готова достать свои самые темные цвета, лишь бы подруга (возлюбленная) не ощущала потом дискомфорта, глядя на свои ногти.

— Боже, Уэнсдей. Спасибо! Я буду очень осторожна.

Спустя почти два часа кропотливой работой под тихую попсу из телефона и внимательный, но молчаливый, взгляд Уэнсдей, она всё же откидывается на спинку стула, улыбаясь крайне самодовольной улыбкой.

На ногтях Уэнсдей красовалась белая, едва обведенная контуром, змея, настолько искуссно расписанная, что можно было подумать, что она сейчас сорвется с кончиков пальцев и вопьется в вас… Это было сложно, ибо рисовать что-то и стараться сделать столь же идеально, как и сама Аддамс, не отвлекаясь на её мягкую кожу, к которой хотелось прижаться губами — это новая адова мука.

Но это того стоит.

Как и стоит лёгкая улыбка Аддамс, возникшая при рассмотрении подобного рисунка.

— Тебе нравится? — Энид вновь садится ровно, едва ли успевает себя одернуть, чтобы не коснуться руки Уэнсдей, что всё ещё лежала на столе. Меньше контакта.

— На эти две недели можешь не беспокоиться о когтях, — разумеется, Уэнсдей не говорит прямо, но каждое её слово Энид переводит на нормальный язык, расплываясь в блаженной улыбке.

— Жду Вас через две недели, мисс Аддамс? — она шутит, пытается настроить их контакт ещё больше, поэтому, получая кивок от Уэнсдей, едва ли не пищит.

— А теперь, — Уэнсдей отходит от стола Энид и достаёт из-под собственной кровати идеально черную сумку, в которой скрывался… Такой же черный ноутбук. Когда только успела? — тру крайм?

И Энид, быстро кивающая и одновременно убирающая всё для маникюра, закидывая инструменты в странную машину, прыгает в постель Уэнсдей, готовая смотреть всё то, что включит ей подруга.

— Как и обещала — три выпуска, — она прижимается щекой к её плечу, но вовремя себя отдёргивает, выпрямляясь.

— Если тебе будет удобно — можно, — однако Уэнсдей не угрожает расправой из-за такой близости, а лишь позволяет, и Энид, на секунду потерявшая способность не только думать, но и дышать, возвращает голову обратно, глядя на экран ноутбука.

И может быть иногда на идеальную линию челюсти Уэнсдей. И её губы…