Когда они вваливаются в комнату, Синклер первая уходит в ванную, позволяя Уэнсдей устало сесть на стул.

Девушка впервые ощущала такую усталость. Пронизывающую от макушки и до пят. Опоясывающую голову уже знакомым терновым венцом. Пробегающую по телу мурашками, да более острыми иголочками.

Даже приятно.

Интересно, Энид ощущает то же самое?

Через три часа начнутся занятия. И до первого звонка, она уверена, школа уже будет в курсе, что появился новый оборотень. А когда она не придёт на занятия — всё станет предельно ясно. У неё точно появился запах, верно? Или мисс Уимс поймёт всё по ещё более усталому взгляду маленькой копии Мортиши?

Ну и проблем же прибавилось… но это проблемы той Уэнсдей, которая проснётся Это будет потом, та Уэнсдей разберётся, а сейчас… Сейчас она хотела только смыть с себя остатки грязи и упасть на подушку, позволяя телу набираться сил после такой активной ночи.

Видимо, она задремала, оставив глаза открытыми, потому что явно пропустила момент, когда Энид вышла в чистой одежде и с влажными волосами. И даже не заметила, как та подошла к ней, мягко касаясь плеча.

И Аддамс дернулась, скорее от неожиданности, а не от неприятия. Поэтому тут же, не давая Энид убрать руку, поймала своей. Прижала обратно, к плечу, сразу же ощущая жар по всему телу.

Будто по венам пустили расплавленный металл. Точно розовое золото. Такое же вырвиглазно-яркое, как носит волчица в облике человека.

Греет.

— Ванная свободна. Ты как? — Синклер убирает с пальто какой-то листик, бросая в сторону мусорки, а после со смущением заглядывает в глаза девушки. И Уэнсдей правда старается превратить свои почти что чёрные, как у игрушек, с которыми Энид спит, глаза в нечто тёплое. Передать тот жар, которым питалось её такое холодное сердце. Как она горела рядом с Энид. Показать, что чёрные глаза под солнцем горят золотом. Искренне пытается, смотря на своё солнце.

— Сойдёт, — и Уэнсдей встаёт, понимая, что обувь окончательно испорчена. Хорошо, что у неё всегда есть запасной вариант и как жаль, что он сейчас не на ней, ибо Энид всё ещё выше. Всегда выше. Энид кажется чересчур далеко. И Уэнсдей недовольно смотрит на её губы.

Если встанет сейчас на носочки, как это показывают в тех слезливых мелодрамах, что так любит смотреть Синклер, то сможет достать?

— После обращения всегда есть какое-то чувство эйфории… что в виде волка, что после, так что… тебе не нужно думать о поцелуе. Так бывает. Я не хочу, чтобы наша дружба исчезла, — совсем глупые слова срываются с желанных губ, и Уэнсдей хмурится ещё сильнее.

«Энид.»

— Энид, — и Уэнсдей, примирившись со своим голосом, попросту сокращает и без того маленькое расстояние между ними. Почти прижималась, обдавая холодом собственного тела. Её волчица требовала большего, но девушка ощущала какую-то неуверенность от Энид. Видела в её словах, слышала в действиях. Уважала это, хоть и ненавидела всем естеством, — я хочу думать о поцелуе.

— Я… Я… эээ… — Энид выглядела удивленной. Пораженной. Девушка теряла слова, бегая взглядом по всему лицу Уэнсдей, старалась понять, найти ответы на те вопросы, которые Аддамс отчаянно ей подкидывала, даже не замечала. Смотрела бы, пока робко не подняла свою руку, поднося ту к щеке Уэнсдей. Не касаясь. Просто держа рядом, будто давая ей такой же выбор, который даёт ей Аддамс, — я тоже.

— Теперь знаю, — и Уэнсдей, откинув все свои убеждения, с выдохом прислоняется к руке Энид. Тут же ощущает, как температура собственного тела поднялась на пару градусов, едва ли доходя до нижней границы нормы. А может даже чуть выше. Может она становится нормальной рядом с ней. Она неуверенно, будто не зная, как надо, слегка потирается, позволяя ощутить Энид то, что ощущала в лесу Уэнсдей, касаясь её.

Ласка. Трепет. Дрожь на кончиках пальцев. Смущение.

Показывает, что такая же ненормально нормальная.

— Ты… вся в листве, — девушка посмеивается, но даже такая неловкость не рушит тот комфорт, который они обе испытывали сейчас. Возможно, Уэнсдей такая, потому что действительно сонная, но она сполна хочет насладиться этим. Насладиться теплом, которое всё больше овладевает её телом через ладонь Энид, — и такая… красивая. Типа… Вау. И, постой, у тебя были белые «тапочки»?

— Не я выбирала дизайн. Но на белом хорошо заметна кровь врагов, — Уэнсдей чуть шумно, будто смешок, выдыхает воздух, и Энид, что всё также её щеку ласкала, явно это ощутила, с ещё большим удивлением глядя на соседку, — ты можешь вернуть мне долг.

— С каких пор я должна тебе что-то? — Синклер посмеивается, мягко, со свойственным только ей, каким-то особенным смущением, водя кончиками пальцев по скуле Уэнсдей. А после, видя её тяжёлый взгляд, сглатывает. Отнимает руку. Перебор? Она испортила всё?

— С леса. Я вернусь из душа — и тебе будет нечем оттолкнуть меня, Энид, — и она действительно уходит. С лёгкой ухмылкой на губах. О да, пусть девушка теперь думает, какой такой долг с леса за ней тянется.

Куда конкретно она влезла?

Уэнсдей принимает душ быстро, хотя тело было бы не прочь простоять под приятной теплой водой лишние десять минут. Непривычные желания появляются с обращением. Желание еды, солнца, активности. Тепла. И только тепла тела Энид.

Она выходит в своей черной одежде, наслаждаясь, как та сидит на её теле без помощи рук. И замечает, что Энид стоит всё на том же месте, рядом с её столом. Однако… она не выглядит заинтересованной. И это заставляет Уэнсдей склонить голову набок, подходя ближе.

Неужели выбросила не все листы с той сопливой романтикой, которую написала в порыве чувств?

— Как давно? — Энид была увлечена следами от когтей на столе. Водила по ним кончиками пальцев, сразу же переводя взволнованный взгляд на теперь действительно чистую Уэнсдей. И та спокойно отвечает. Будто не думала о поцелуе, едва выйдет из ванной. Превращается не только в волчицу, но и влюбленную дурочку. Какой ужас!

— Три недели. Я не думала, что превращусь. О таких случаях не пишут в книгах, — она поднимает взгляд на Энид и ощущает, что не просто горит, так ещё и тонет в её голубом омуте. Ныряет с головой, позволяя водам без дна утягивать её всё дальше. Лишать привычного воздуха. Время эволюции.

— Почему ты не говорила? Я бы… а как это вообще произошло? — если первый вопрос был тяжёлым, то второй вообще гири на плечи Уэнсдей вешает. Благо, что она сильная. Поэтому делает шаг к девушке, осматривая её. Выпуская теперь без проблем когти и мягко касаясь кожи на ладони Энид. Более твердое и уверенное нажатие — и будет рана.

— Раньше они не слушались. Появлялись только тогда, когда ты была рядом. Касалась. Наводит на разные мысли, учитывая, какой сон я видела в первую ночь, — и она мрачнеет, даже опускает взгляд, не смея показывать тех страшных мыслей, что мелькали той ночью в её голове, — Ты бы вновь прыгнула на опасного врага.

— Я не считаю тебя врагом, Уэнсдей! — Энид напирает. Рычит. И готка, ощущая такие знакомые нотки, спокойно ловит её ладонь. Нажимает, едва ли причиняя боль, но заставляет отступить, пока Синклер к столу не прижмётся, позволяя Уэнсдей нависнуть. И почему она сейчас чувствует себя выше, хоть со стороны и видна эта крохотная разница?

— Глупая волчица, — однако, вместо очередного рыка, она слышит смех от Энид. Тут же отпускает её руку и отходит, хмурясь, — я сказала что-то смешное?

— Это просто невозможно… О, нет, Уэнсдей. Не ты. Природа над тобой смеётся! Я о таком не слышала, но ты альфа! Как и я! Я ещё в лесу почувствовала, когда ты ребят прогнала, но сейчас… Боже, — она всё ещё смеётся, позволяя голубым глазам снова превратиться в безоблачное небо. И Уэнсдей не успевает понять, как оказывается рядом. Как ощущает руки Синклер на своей талии, как ощущает кончики коготков, что чуть царапают кожу сквозь плотную ткань. Как чужие губы мягко касаются её щеки. Как кончик носа проводит рядом с волосами. Рядом с ушком. И точно ведь слышит, как Энид вдыхает её запах.

Это всё накрывает её пледом. Неожиданно. Мягко. И ей впервые не хочется выбираться.

— Знаешь, что бывает, когда две альфы на одной территории? — Энид тянет интригу, вновь касаясь губами виска своей Уэнсдей, — они начинают драться, конфликтовать. Но моя волчица тянется к твоей. Я тянусь к тебе, Уэнсдей.

— Твои волчьи штучки… — Уэнсдей выдыхает, только сейчас понимая, что… у неё были закрыты глаза. Полное доверие. И пусть первым желанием было укусить (наконец-то буквально), она лишь уткнулась в плечо девушки. Сжала её в своих руках, ощущая мышцы под футболкой.

— Наши. Такого в книгах точно не встретишь… Зато я поняла, почему вечно ссорилась с мамой. Она у меня тоже альфа… но ты… Это просто… Вау!

— Энид, — Уэнсдей хмуро отстраняется, но вместо того, чтобы отойти, наоборот приподнимается. Чтобы заставить Энид замолчать, заглядывает в глаза. Заставляет смотреть на неё, заставляет концентрировать внимание на себе, а потом… Потом оставляет робкий поцелуй на её губах. И с улыбкой, пусть и слабой, отстраняется, разглядывая свою работу. Прекрасно, — ложись спать. Мы поговорим. Я обещаю.

— А… Ага, — Уэнсдей делает шаг назад, отпуская Энид, и пропускает к её постели, направляясь к своей, ощущая, насколько же она устала… — помни, я от тебя… не отстану, — Энид падает в свою мягкую обитель, тут же подтягивая одеяло. И, едва Уэнсдей тоже легла, позволила себе закрыть глаза, тут же проваливаясь в сон.

Совсем как Уэнсдей. Интересно, будут ли у них ещё ссоры? Как они будут проходить теперь?

«Спи. Не думай»

И она впервые без каких-либо проблем доверилась голосу, прогоняя все тяжёлые думы. И стараясь не улыбаться, ощущает жар на губах после поцелуя. Лишняя улыбка ведь этот жар уберёт, да?

Глупая волчица.

Влюбленная волчица.