Месяц, наполненный мелкими заботами, прошёл незаметно.

Всё время, прошедшее с ночи на Рваном берегу, Варрик видел Хоук чуть ли не каждый день. В основном — на различных вылазках да в таверне за «порочной добродетелью». Теперь они пили намного меньше, делая упор на качество алкоголя, а не на его количество. Это в конечном счёте заметили все их спутники.

Друзья стали чаще собираться в Висельнике под конец дня на своеобразный семейный ужин, чтобы мирно поболтать, послушать небылицы Сказочника про самих себя и просто расслабить ноющие мышцы в дружной компании. Жаловаться было не на что: это было спокойное время, достаточно насыщенное хлопотами, чтобы не посеять смутное ощущение затишья перед бурей. При этом каждое событие оставляло богатую пищу для ума или тему для спора, так что самому нелепому и разношёрстному сборищу Киркволла некогда было скучать.

Мариан тоже было не до скуки, когда широкая и горячая ладонь Краснобая мягко ложилась на её руку под массивным столом. Она не могла скучать, когда они с гномом якобы случайно оставались наедине в опустевшей таверне, слабо освещённой пламенем камина, а потом увесистый ключ гостеприимно звякал им из скважины дубовой двери за её спиной. О какой скуке могла идти речь, когда в их распоряжении была целая ночь, неограниченный запас Агрижио Павали, библиотека избранных произведений Варрика и комната с постелью и камином?..

В один из вечеров Мариан снова осталась в таверне допоздна. Она оставалась только тогда, когда Варрик давал ей условный знак-приглашение, легонько сжав её запястье под столом.

Иногда она давала ему этот знак, и тогда они уходили в особняк Амеллов. Они могли часами сидеть в библиотеке, дегустируя запасы из погреба и лучшие сочинения Тедаса, прежде чем удалиться в спальню Мариан. Потом, с рассветом, они просыпались совершенно уставшие, но до безумия счастливые.

Снова бесшумно закрылась дверь, весело скрипнул ключ в замке. На этот раз Мариан села на пол у камина и выжидающе смотрела на гнома. Гном же подошёл к полкам и, нахмурившись, стал перебирать богато расшитые кожаные переплёты. Он делал это каждый раз. Он делал это так, будто ему предстоит расположить к себе самого строгого и влиятельного критика на свете.

Впрочем, так оно и было.

— Сегодня… Сегодня я решился на кое-что особенное. Ты не возражаешь?

Женщина, сидевшая в свете камина, обворожительно улыбнулась, и у Сказочника перехватило дыхание.

— Конечно, Варрик.

С непривычным волнением и учащённым пульсом Варрик достал с полки не книгу, а небольшую тетрадь. Она была скрыта от любопытных глаз толстыми томами собрания сочинений. По пути от шкафа до кресел гном почувствовал, что у него страшно кружится голова.

«Вот как. Будто бы я опять подросток, тайком сочинивший серенаду своей подружке» — думал Варрик, поглядывая на свои дрожащие руки, тревожно сжимающие рукопись.

Наконец он опустился в кресло. Уже поздно сворачивать назад.

— Мариан… — Он часто называл её по имени, это успокаивало и вызывало в груди горячую вспышку. — Ты любишь стихи?

Хоук изумлённо посмотрела, но произнесла лишь два слова:

— Почитай мне.

— Хорошо.

Варрик откашлялся. Когда он начал, в его голосе уже не было ни тени сомнения. Строки лились одна за другой, плавно и неспешно, слова заполняли собой комнату подобно вязкому сиропу, незатейливый мотив действовал гипнотически.

— Мне не спится которую ночь.

Не брожу и не жгу я свечей —

В темноте одиноких ночей

Я пытаюсь судьбу превозмочь.

Всё стараюсь забыть я твой взгляд

Вишни цвет на губах шелковистых

Но твой образ, весь пламенно-чистый,

Поражает меня как разряд.

Навсегда ты оставила след

В глубине моей бренной души

Дивной песней своей заглушив

Хор настырный печалей и бед.

От борьбы я устал, признаюсь,

Твоя магия слишком сильна

И бессмысленна эта война —

Ведь ты та, за кого я борюсь…

Повисла тишина. Только треск дров раздавался в комнатах с новой силой, злорадно торжествуя, что его больше не заглушает бархатный голос Сказочника.

Наверное, не стоило ему читать это. Навряд ли Хоук, повидавшая от жизни столько бед, могла по достоинству оценить тетрасовы сантименты. Она, судя по всему, была не из тех женщин, которые любят слушать душещипательную чепуху, утирая кружевным платочком слёзы умиления.

Уверенность окончательно покинула Варрика, его собственные размашистые строчки словно побледнели, красочные выражения выцвели и смотрелись жалким лепетом. Как теперь исправить положение?..

Варрик нерешительно оторвал взгляд от чернильной кляксы в конце последнего четверостишия. Мариан по-прежнему сидела на полу, на толстом коврике из превосходной шкуры какого-то редкого животного. Варрик сам положил его сюда, в самый первый их вечер, когда Хоук преспокойно уселась у его ног на холодный занозистый пол, пробудив в душе гнома суеверный ужас. Он пытался уговорить её перейти в кресло, ведь нельзя же сидеть на ледяном грязном полу, но она не поддалась.

«Когда мы были детьми, отец часто читал нам вслух, — рассказывала Мариан с тёплой улыбкой, невзирая на испуг в глазах Варрика. — По вечерам мы без особых церемоний заходили к нему в кабинет, клали очередную книгу ему на стол и усаживались на пол. Карвер всегда смотрел ему в рот, ловил каждое слово и гневно шикал на всех, кто посмел войти или пошевелиться, пока папа читал. Бетани подпирала руками голову и мечтательно смотрела на огонь в камине. Я же ложилась на спину, закрывала глаза и представляла себе всё, что слышала… Конечно, в своём воображении я всегда была главным героем».

Варрик уступил, и достал этот коврик специально для неё. Он так же выбивался из облика покоев, как и простое чёрное одеяние Мариан. И почему она ходит без доспехов по ночам? Хотя, конечно, у неё есть причина принарядиться, да в добавок и пара кинжалов, упрятанных за спиной, но нужно быть осторожнее.

Вероятно, она купила этот костюм здесь, в Киркволле — не смогла устоять перед скромным покроем и качественной тканью. Однако он настолько хорошо сидел на ней, будто был сшит на заказ в лучшем ателье Орлея. Конечно, если б это было так, не обошлось бы без излишеств: какой-нибудь вычурной вышивки или, ещё хуже, пышной юбки. Но ничего подобного Варрик не заметил. Безусловно, Мариан была красивее всех напудренных, перетянутых корсетами и обсыпанных каменьями придворных дам в своей обычной одежде. На лице её сейчас неспешно танцевали тёплые отблески, огонь золотил заплетённые в косичку волосы; лицо её было задумчиво, но не печально. Само её расслабленное положение источало покой.

Засмотревшись, Тетрас забыл свои опасения.

Тут она сама оглянулась, несколько рассеянно расправила ткань плаща.

Когда она заговорила, голос её был тих и нежен.

— Я люблю хорошую поэзию. И мне ещё никто не посвящал такие замечательные стихи, Варрик.

***

— Вот ты где, сладкая.

Мариан вздрогнула и чудом не свалилась с изгибающейся ветви вяза, так удачно прилегающей к стене прямо под окном её спальни. Мелкая листва возмущённо зашелестела в ответ на резкое движение. Хоть Хоук и удалось быстро принять свой обычный невозмутимый вид, пухлая книжка всё-таки выпала из её рук на ухоженный изумрудный газон, и Изабелла, не долго думая, подняла томик с росистой травы.

— Ты так смешно дёрнулась… Прости, что напугала. — Пиратка повертела книгу в руках.

— Знаешь, а ты вторая в этом городе, кто увидел меня напуганной.

— Я и не такое повидала, Хоук.

Мариан забралась чуть повыше, положила голову на шершавый ствол. Так удобнее будет вести светские беседы. Взглянув вниз и обнаружив, что книжка всё ещё подвергается усиленному досмотру, она продолжила:

— Тебе не понравится. Там нет ни одной постельной сцены… — Мариан устало потёрла переносицу. — Кроме одного ритуала в конце, да и он не описан подробно.

Некоторое время Пиратка с интересом разглядывала обложку, затем глубокомысленно изрекла:

— «Полная история Пятого Мора: герои и предатели». Хммм… Слишком длинное название, скука смертная. — Последовал почти непритворный зевок — И зачем же ты это читаешь?

— Хочу узнать, все ли герои плохо кончают. Так, на всякий случай.

Внимательный взгляд быстро скользнул по Колючке снизу вверх. В ответ она невольно сложила руки на груди, свежий утренний ветерок, студёное дыхание которого не тревожило увлечённую чтением до этой минуты, заставил её поёжиться.

— И что же? Нашла ответ на свой вопрос?

— Я ещё не дошла до эпилога, но пока умирали только предатели.

— Надо же…

Реплика Мариан прозвучала непривычно угрюмо. Нагу было ясно — Изабелла не могла понять того, что заставило её достать «Полную Историю Пятого Мора» с самой верхней полки книжного шкафа. Если Пиратка и разделяла смутную тревогу, которая иногда не давала Хоук уснуть, то уж точно не придавала ей значения. А очень зря, ведь навряд ли их судьбы не затронет зловещая сила, подобно скверне порождений тьмы поселившаяся в сердцах многих жителей Киркволла. Кто знает, может, один из друзей уже носит этот яд в себе, может, отрава уже расползлась по его венам и изменила до неузнаваемости его душу…

Больше всего Мариан боялась, что эта скверна поразит её.

Что ж, рано или поздно это станет ясно.

Наглая насмешка Ривейни сверкнула так, что Хоук заметила её с высоты дерева. Сюжет исторического труда, написанного, впрочем, ярким и живым языком, Изабеллу уже не интересовал.

— Тебе стоит отвлечься от занудой писанины. Мое предложение насчёт «Розы» ещё в силе, а ты ведь как всегда свободна сегодня вечером, не правда ли?

Последние три слова Ривейни произнесла после недолгой паузы, чтобы до сидящей на ветке точно дошло: Изабелла слишком хорошо её знает. Ей ведомы все безуспешные попытки Мариан наладить контакт с храмовником Калленом, воспринимавшим любой разговор как попытку войти в доверие, чтобы выгородить отступницу-сестру, все осторожные ухаживания Андерса, так и не увенчавшиеся успехом, а теперь ещё и настоящее предательство Себастьяна. Между ним и Хоук что-то зародилось, что-то необычное, чего Изабелла не могла постичь, но улавливала в каждом их слове. И Ваэль тут же показал свою двуличность, когда отказался идти в Тень ради спасения Фейнриэля.

А может, оно и к лучшему — Певчий ведь недавно променял все прелести жизни на холод церковных стен. Он рядом с Хоук лишь дитя, не ведающее до конца, чего хочет: Мариан бы жила с ним, как в затхлом погребе — Церковь, Создатель, Андрасте, заунывные песнопения и обет безбрачия.

Мариан вздохнула, опустила в бессилии руки, раздражённо качнув босой ногой.

— И ты, подруга, искала меня в такую рань лишь для того, чтобы услышать очередное «нет»?

Изабелла рассмеялась непринуждённо. Всё-таки, они дружили, и кто знает, насколько крепка была связавшая их нить.

— Ты очаровашка, Хоук. Нет, я лишь хотела узнать, как у тебя дела. Ты неважно выглядела после того случая в Тени…

— Это было почти месяц назад, а ты только сейчас решила обсудить это со мной. Полагаю, сочиняла речь?

Насмешливый тон ясно давал понять, что извинений не требуется. Изабелле всегда удавалось определить настроение Хоук — как удалось и в этот раз — но всё же совесть её не могла успокоиться. Конечно, совесть — это громко сказано. Скорее, Пиратка смутно ощущала беспокойство в течение нескольких недель, и не могла выяснить причину. «Я как будто забыла отдать карточный долг, и не помню, кому должна…» — думала она.

Лучшим ходом сейчас было бы повторно заверить Мариан, что ничего подобного больше не случится. Но кто знает, что будет дальше? Судя по всему — ничего хорошего: Изабелла, вопреки мнению Хоук, давно приметила печать тёмных времён, лежащую и на ней самой, и на Колючке. Если уж их извилистым дорожкам суждено разойтись, не стоит бросать слова на ветер или давать заведомо невыполнимых обещаний. Намного благоразумнее — Изабелле очень понравилось такое заключение — просто наслаждаться кратким мигом покоя. Может, вся их жизнь — всего лишь пир во время чумы, так к чему медлить и терять бесценные мгновения?

— Ладно, я вижу, тебе лучше. А что если, скажем, — Изабелла погладила потрёпанную обложку — я отдам тебе книгу при одном условии?

— В «Розу» я не пойду, ты же знаешь. — упрямая Мариан свесила голые бледные ноги с ветки. И правда, почему Ривейни так упрашивала её зайти в этот паршивый бордель? Наверное, есть что-то аристократическое в Хоук — она вся будто выточена из слоновой кости, так безукоризненно бела её кожа, и это чем-то бесит Изабеллу, бесит и завораживает. Пиратка тешила себя робкой надеждой, что когда-нибудь эта бледная, будто пришедшая из другого, светлого мира, знатная особа покажет свою тёмную сторону. Покажет именно ей, Изабелле.

Откуда же она могла знать, что показывать больше нечего.

— Да я уже и не прошу тебя об этом. — Глаза Ривейни хитро сузились — Скажи-ка мне, Колючка, что тебя удерживает? Может, у тебя есть любовник, а я ещё не в курсе?

«Кто бы мог подумать, Изабелла не знает свежих сплетен…» — промелькнуло в мыслях Колючки.

— Не переживай. В любом случае он уже сложил об этом балладу, и скоро её будут распевать в каждом кабаке.

Ривейни не успела разинуть рта, а край шёлкового халата с вышитым на спине золотым гербом Амеллов уже скрылся за приоткрытой створкой витражного окна под шумный ропот листвы.

Какой жестокий обман! Произошло то, о чём никто не мог и помыслить, а Тетрас ей ничего не сказал!..

Изабелле оставалось только гневно прошипеть себе под нос:

— Варрик… Ах ты лживый ублюдок!

И в недоумении уставиться на толстый томик Полной Истории Пятого Мора, непонятно зачем лежавший в её руках.

Она захотела швырнуть его прямо в спину Хоук, так, чтобы услышать громкий хлопок по её хитрой аристократической заднице, да не успела — Мариан предусмотрительно захлопнула окно.

Если бы Изабелла знала, сколько времени пройдёт до их следующей встречи, и какое потрясение переживёт за это время её подруга, она бы не стала так свирепствовать.

***

Очередная просьба от Думара не заставила себя ждать.

На этот раз Мариан и Компании предстояло поискать кучку послов-кунари, которую потерял из виду наместник, несмотря на сопровождение городской стражи. Дело ерундовое, если закрыть глаза на накаляющиеся в обществе противоречия, а также на внушительное давление, оказываемое этим обстоятельством на политику старины Марлоу. Особенно нервничал он из-за обратившегося в Кун сына… Что ж, беда не приходит одна.

Выходя из приёмной наместника, Хоук решила заговорить с капитаном стражи, дабы развеять мрачные думы.

— Интересно, как можно было потерять из виду таких видных джентельменов. Как думаешь, Авелин, твои подопечные на такое способны?..

Хитрая, чуть нагловатая улыбка очень шла Хоук. Варрик опустил лицо, чтобы никто не видел, как он тихонько сияет от удовольствия. В принципе, надобности скрывать свои чувства у них не было, но он уже поспорил с Мариан на плюшевого мабари, что последней догадается Авелин.

— Даже если кто-то из моих людей виноват в этом, — железная леди как всегда игнорировала шутливый тон и отвечала с вызовом, почти с обидой — он ответит за свою ошибку, клянусь тебе.

Андерс решил вмешаться.

— Авелин, это же всего лишь шутка. Ты всё время злишься на шутки Хоук. Почему ты это делаешь?

— Потому что это моя обязанность, ясно? Ты же у нас Справедливость, так неужели тебе не хочется открутить башку олуху, из-за которого может разразиться политический скандал?..

В конце концов Варрик не выдержал.

— Давайте вместе посочувствуем бедняге, проворонившему парочку кунари. Видимо, после разговора с начальством придется собирать его по частям!

Недовольный взгляд Авелин пресёк насмешки, и отряд направился в Нижний Город, на поиски бедолаги-стражника.

***

Скоро забавы кончились. Когда железная леди морально размазывала по стене таверны своего подчиненного, до беззаботных друзей наконец дошло, что пахнет жареным: какой-то храмовник показал стражнику печатку Эльтины и увел кунари. Разумеется, такого приказа Жрица отдать не могла.

Беседа с матерью Петрис в церкви прояснила ситуацию, но не улучшила настроение. Эта женщина была из тех людей, после разговора с которыми ты будто весь покрываешься помоями. Хоть она сразу сдала храмовника, ненавидевшего кунари, все, кто участвовал в разговоре, понимали, что общение Хоук и Петрис не закончится просто так. Когда в одном городе бок о бок обитают два таких человека, это означает смерть для одного из них, и вопрос только в том, для кого именно и спустя какое время. Подсознательно Мариан запустила обратный отсчёт ещё в первую их встречу, как только поймала на себе этот презрительный взгляд. И — сейчас она особенно отчетливо поняла это — жить Петрис оставалось недолго.

Разобравшись со сворой фанатиков, перебивших всех рогатых послов, кроме одного, Мариан почувствовала себя жутко уставшей. Она заметила подавленность Андерса и молчание Варрика.

А их ведь ещё ждало нераскрытое дело об убийствах женщин в Киркволле, вселявшее плохие предчувствия даже в леди-рыцаря…

***

До заката оставалось совсем немного, когда Мариан вернулась в фамильное гнездо. Прямо в дверях родного дома она остановилась, как вкопанная, и подманила Варрика.

— Ты слышишь? Как тихо… Мне кажется, что-то не так…

Едва она успела договорить, как дядя Гамлен выбежал к ним навстречу.

— Я всюду вас искал! Лиандра пропала. Не пришла на наше еженедельное собрание. Дома её тоже нет, я всё обошёл. Ты ведь знаешь, где она, верно?

Хоук не знала, что и ответить. Тут Боддан вышел к дверям.

— Может, со своим поклонником?

— Поклонник? Лиандра не говорила мне о поклоннике.

— Ну, этим утром ей принесли белые лилии.

Хоук похолодела.

— Белые лилии… Это мне знакомо.

— Не томи. Скажи, что это значит?

Дядя явно начинал всерьёз переживать.

Варрик в ужасе уставился на Хоук, готовясь мысленно проклинать этот день.

Мариан лишь вздохнула и, понизив голос, через силу выговорила:

— В Киркволле есть убийца, который посылает своим будущим жертвам белые лилии. Он уже убил нескольких женщин.

Потом, заглянув в глаза дядюшки, почти прошептала:

— Мы искали его весь день…

Гамлен вспылил.

— Нет, ты ошибаешься. Она в порядке. Вы должны найти вашу мать живой и невредимой!

Через минуту отряд в прежнем составе шёл по её следам.

Погода стояла на редкость хорошая. Закат был чудесен. Он пылал над горами, и горы были похожи на угли костра, который развели, да забыли потушить древние боги. Потом костер потух, угли стали серыми, а небо — дымчато-синим.

Но никто из друзей не смотрел на небо в тот час. Все четверо смотрели себе под ноги, на темные следы крови, что оставил человек, с которым ушла Лиандра.

Он попросил у неё помощи полдня назад. А сейчас уже её дочь просила помощи у этих черных кругов, впивалась в них глазами, беззвучно молила.

Варрику тоже было страшно. «Вот дерьмо» — думал он, замечая полный боли взгляд своей любимой, всегда безотчетно направленный куда-то вниз. Старые штольни, в которые они углублялись, не предвещали ничего хорошего и кишели призраками. Там же несколько лет назад они нашли человеческие останки…

Обследуя комнату, в которой их поджидала очередная нечисть, Мариан обратила внимание спутников на портрет, висящий над столом. Портрет женщины, удивительно похожей на её маму, хоть между ними и были различия.

— Пойдём дальше, Мариан…

Варрик положил руку ей на плечо.

Дела были плохи.

Зайдя в следующую комнату, отряд замер от неожиданности. Стены были забрызганы кровью, повсюду на кушетках лежали накрытые окровавленным тряпьём трупы женщин. Мужчина стоял около стула, на котором спиной ко входу в изодранном свадебном платье и фате сидела Лиандра.

Глаза Андерса, служившие своего рода указателем на большие неприятности, зажглись белым пламенем.

— Что ты сотворил с ней? Отвечай!

Мариан тяжело дышала, её зрачки расширились и были похожи на две бездонные пропасти. Но голос её был твёрд и не выдал испуга.

Мужчина помолчал, потом поднял голову и медленно, с коварной ухмылкой, заговорил.

— А я все думал, когда же ты появишься. Лиандра была так уверена, что ты придешь за ней.

— Мама всегда знала меня лучше всех.

Ярость нетерпения потихоньку накатывала на Хоук, она сжимала рукоять меча до боли, но отвечала спокойнее. Осторожность сейчас важнее всего.

— Да, она с такой нежностью о тебе говорила. Такая любящая, ласковая женщина.

Мужчина подошел ближе.

Мариан тоже сделала шаг вперёд. Варрик завёл руку за спину, машинально проверил, на месте ли Бьянка.

— Тебе не понять мою цель. Я выбрал твою мать, потому что она была особенной. А теперь она стала частью чего-то… Большего.

— Что ты такое говоришь?..

В воздухе повисло такое напряжение, будто сейчас прямо в покрытый опилками пол между командой Хоук и убийцей ударит молния.

Последний самодовольно осклабился.

— Я сделал невозможное. Я коснулся лица Создателя и остался жив.

Поворачиваясь спиной, маньяк задал странный вопрос.

— Знаешь, что сильнее всего во Вселенной?

Хоук продолжала сжимать меч. Костяшки её рук побелели.

«Твоя боль, если ты сейчас же не отпустишь маму»

— Любовь. — мужчина подошел к Лиандре. — Я хранил её в памяти и восстановил по частям. Нашел её глаза, её кожу, её тонкие пальцы… И, наконец, её лицо… О, это прекрасное лицо.

Лиандра поднялась со стула и нетвёрдой походкой обошла его.

— Я так долго искал новой встречи с тобой, любимая. Никакая сила на земле не разлучит нас.

Женщина в белом платье подняла голову.

То, что они увидели потом, было чистым безумием.

Они тоже будто обезумели и убивали проклятого малефикара с особой жестокостью.

***

— Мариан… Я знала, что вы придёте!

Лиандра Хоук умирала. Её тело, иссечённое шрамами, было буквально сшито из других женщин. Глаза понемногу слепли, жизнь стремительно утекала из подпитывавшегося только магией малефикара сосуда.

— Должен быть какой-то способ спасти тебя… Мы не дадим тебе умереть!

Мариан не плакала. Она быстро взглянула на Андерса. Да, он был их последней надеждой. И он понял это намного раньше, как понял и то, что абсолютно бессилен.

— Мне очень жаль… — Андерс старался говорить как можно мягче, но всё равно чувствовал, как его слова врезаются в сознание Мариан отравленным лезвием. — Она жила только благодаря магии крови. Малефикар мёртв, и больше не поддерживает в ней жизнь.

Мариан не смогла ничего ответить. Заговорила Лиандра.

— Вы уже меня спасли. Этот человек держал бы меня здесь взаперти. А теперь… я свободна.

— Я должна была лучше приглядывать за тобой, должна была…

В голосе Хоук слышалась горечь, почти отчаяние. Лиандра мягко и грустно улыбнулась.

— Какой сильной стала моя девочка. Береги сестру, Мариан. Я люблю вас и всегда гордилась вами…

Затем жизнь покинула мать Мариан, Бетани и Карвера.

«Знаешь, что сильнее всего во вселенной? Любовь.»

Эта фраза малефикара пульсировала эхом в висках гнома, пока он смотрел на изуродованную женщину, медленно рассыпавшуюся на руках у дочери.

***

Была уже глубокая ночь, когда печальная процессия вышла из штолен. Авелин со своими стражниками унесла тело, обёрнутое в окровавленный кусок ткани, Андерс обнял Мариан и исчез в темноте.

На небе не было ни облачка. Звезды высыпали, как той ночью на Рваном Берегу. Но было чувство, что годы прошли с той прогулки.

— Мариан… — прошептал Варрик, когда они вдвоём уже переступили порог гостиной Амеллов. — Я могу посидеть с тобой до завтра, ты только скажи.

Мариан обернулась, чуть помедлила. Затем подошла к дивану, на котором сидел гном, присела рядом, положила голову к нему на грудь и вскоре уснула.

«Знаешь, что сильнее всего во вселенной? Любовь»

Варрик потер себе лоб, уставился на звезды за окном. Волосы Мариан щекотали подбородок. Он погладил их, поцеловал её в макушку и закрыл глаза.