С удивлением понимаю, что, оказывается, успела довольно далеко отойти от бара. Настолько, что теперь быстрее и проще добраться до дома, чем обратно на вечеринку — всего-то несколько кварталов. А если прямиком через парк, то совсем рукой подать. Минут двадцать пешком от силы.
Возвращаться на девичник совершенно не хочется. Настроение испорчено, алкоголь давно выветрился, новая попытка опьянеть до нужной кондиции чревата тяжким похмельем наутро. Спасибо, но нет. Мне и так есть, о чём сожалеть. Например, что не приложила Микаэлу башкой об асфальт за одно только упоминание Свена. Сучка!
Скинув туфли и подхватив их за тонкие каблуки — по одной в каждой руке — я не спеша иду босиком по прохладной, густой траве аккуратно подстриженного газона. И продолжаю злиться. В первую очередь на себя — за то, что, как последняя идиотка, поддалась на провокацию Микаэлы. Зачем-то распсиховалась, собственноручно подбросив в пекло городских сплетен парочку аппетитных поленьев.
К утру история обрастёт новыми пикантными подробностями, которые к церемонии венчания обязательно расползутся небылицами по Флёдстену, добавив непутёвой дочери Ирмелин и Йорена Тёгерсен очередную порцию сомнительной славы. Вот тогда-то мне припомнят всё, даже гибель слетевшего с моста мэра с женой. И опять рикошетом достанется бедному Лоренсену.
В конце концов ничего ужасного я не увидела, чтобы так сходить с ума и подставляться. Всего лишь яркое подтверждение очевидного, о чём я давно знала без дурацких видео — у бывшей подружки и Люка однажды случился секс. Неудивительно. Именно этого и следовало ожидать. На что, собственно, я рассчитывала? Что со старших классов мечтавшая затащить его в постель Микаэла не воспользуется возможностью, когда таковая представится? Что дважды брошенный и обиженный Люк вежливо откажется и подастся в монахи? Три раза ха.
И вообще — теперь-то совсем поздно, а потому глупо ревновать, учитывая, что они полгода как женаты. Подумаешь, когда-то до свадьбы и точно после моего отъезда в Торонборг Люк и Микаэла переспали и зачем-то засняли секс на видео.
Почему же увиденное так сильно задело, почти как тот их танец на вечеринке много лет назад? Мне ведь уже не семнадцать! Понимала, догадывалась, что происходит, пусть никогда и ни при каких обстоятельствах не позволяла себе об этом думать. И с Люком я давно рассталась. Он — прошлое. Волен поступать как пожелает. Спать с кем хочет, жениться, разводиться. Пойти спрыгнуть с обрыва и убиться о скалы! Всё это вовсе не мои заботы и не имеет к моей жизни никакого отношения.
Не должно иметь!
Я тоже встречалась и занималась сексом с другими, даже переспала с Лоренсеном три года назад на очередную годовщину гибели брата. Ну да, не от большой любви или желания. Просто одной было невыносимо одиноко и тоскливо, а Бьёрн оказался рядом. Родной, милый, великодушный, готовый терпеливо выслушивать мои откровения с бутылкой вина. Частичка прошлого, о котором забывать не хотелось. Единственный друг детства, оставшийся у меня.
Зло ухмыляюсь. Жаль, нам не пришло тогда в голову запечатлеть на камеру пьяные подвиги. А то я могла бы сейчас обменяться с Микаэлой по старой дружбе компроматом. Почему нет? От вашего дома — нашему!
Вот и смотрели бы с Люком на ночь глядя. Вряд ли наше с Лоренсеном рандеву со стороны выглядело хуже. А если учесть, что всё началось в стеклянном лифте, продолжилось в бесконечно длинном коридоре отеля, а завершилось — в джакузи с игристым вином, нам вообще полагается приз за лучшую эротическую сцену. Микаэла же с Люком с трудом дотягивают до пошлого, незамысловатого домашнего порно, при воспоминании о котором начинает мутить.
Невольно улыбаюсь, замедляя шаг. Задираю голову, любуясь усыпанным мерцающими звёздами ночным небом. Я и забыла, как здесь красиво. Почему-то в памяти город остался неприветливым, холодным и пасмурным, спрятанным от солнца за громоздкими тучами, которые не спешили проливаться дождём.
Поддавшись порыву, останавливаюсь и опускаюсь на газон, похожий на бархатный огромный ковёр. Сначала просто сажусь на траву, подобрав под себя босые ступни, но через минуту с наслаждением откидываюсь на спину и вытягиваю затёкшие ноги. Шумно вдыхаю в лёгкие прохладный, бодрящий воздух и впервые с момента возвращения во Флёдстен неожиданно чувствую пьянящую свободу и давно забытую лёгкость.
Да пошло всё! Город с его жалкими сплетнями, Микаэла с обидами и запоздалой местью и даже Ирэн с дешёвыми манипуляциями. Я никому ничего не должна. Пусть всё могло и, наверное, должно было сложиться иначе — так, как мы когда-то вчетвером мечтали. Но этого не случилось. Не вышло и никогда не выйдет, потому что важный и незаменимый кусочек идеального пазла утерян навсегда, а без Свена многое лишилось смысла или обрело совсем иной, как в наших с Люком отношениях. В итоге вся наша любовь, как разбитая ваза с отколотой ручкой. Можно годами хранить и оплакивать треснувшее стекло или же избавиться от осколков и попытаться обо всём забыть.
В том, что случилось, уже нет виноватых. Каждый из нас выживал в новой жизни без Свена, как мог, как умел. Люк, мой родной, любимый, заботливый и нежный Люк остался в прошлом — в заснеженном отеле. И точка. Никаких сантиментов, сожалений, мыслей, что было бы, если. Нет больше никаких «если».
Может, даже к лучшему, что убийцу так и не нашли, а я не смогла задать Люку страшный вопрос. Может, именно в этом наше спасение — в отсутствии ответов, которые всё равно не вернут Свена и лишь потянут за собой новые «почему». Сомнительный, но шанс начать с нуля, смирившись с утратой. Не знать и сомневаться — легче, чем знать и ненавидеть.
Закрываю глаза, прислушиваюсь. Громко поют цикады. Над головой, нежно раскачивая ветвистые кроны высоких, столетних деревьев, гуляет беспечный ветерок. Впереди, всего в нескольких сотнях метров отсюда, шумит Атабаска. Глубокая, кристально чистая, полноводная, с разными берегами. Один — высокий, с крутым, отвесным спуском и узкой песчаной полоской внизу у самой воды. Противоположный — низкий, пологий, затянутый камышами, за которыми начинается лес.
Именно там мы с сёстрами развеяли прах Свена. Так, как завещал брат — ранним утром над рекой. Без лишних слов, без пышных похорон, без усыпанной умирающими цветами свежей могилы на городском кладбище.
Микаэла не имеет права на упрёки. Тем более теперь.
Только у калитки запоздало понимаю, что опрометчиво отправилась на вечеринку без сотового. Придётся заночевать в гамаке во дворе, пока кто-нибудь из домашних не соблаговолит вернуться. Но мне везёт. Запасной ключ от родительского дома обнаруживается в старом тайнике, которым пользовались ещё мы со Свеном в юности, и перешедшим по наследству к Эрике и Дениз — в крохотном, едва ли больше спичечного коробка, отверстии сбоку, под второй ступенькой сверху. Благо мне хватает света, чтобы его разглядеть — уходя, мы предусмотрительно оставили включённым наружный фонарь.
Остаток вечера проведу, нежась в тёплой ванной, а не кутаясь в полинявший, старый плед. Почти как в Торонборге: сама по себе, в гордом и привычном одиночестве. Родители предупредили, что задержатся допоздна. Дотрагиваюсь до всё ещё саднящей левой щеки. Сестры тоже вряд ли вернутся скоро, а, зная Лоренсена, Ронана стоит ждать к утру, не раньше. Хорошо бы, чтобы у него всё обошлось сегодня без мордобоя.
Открыв входную дверь и бросив в прихожей туфли, возвращаюсь на крыльцо, чтобы спрятать ключ обратно в тайник. Затем прохожу в дом и, не включая свет, осторожно, почти на ощупь и стараясь ненароком не налететь на мебель, иду к лестнице.
Шум лихо подъехавшей и резко остановившейся у дома машины застаёт меня, когда я почти поднялась на второй этаж. Вряд ли это родители — папа всегда водит осторожно, как будто только вчера сдал на права, а мама никогда не садится за руль, если они вместе. На Эрику тоже не похоже — средняя сестра, как и отец, не терпит лихачеств на дороге. Остаётся младшая.
Замираю на предпоследней ступеньке, прислушиваюсь и одновременно пытаюсь разглядеть в щель между плотными занавесками на окне в гостиной Дениз, но вместо хрупкой фигурки замечаю два высоких, явно мужских силуэта. Следом с улицы доносятся голоса: один громкий и принадлежащий без сомнения Ронану, хотя не получается разобрать ни единой фразы. Второй — слишком тихий и невнятный. Наверняка Лоренсен.
Машинально ищу глазами часы. Согласно светящимся зелёным цифрам на холодильнике — чересчур рано для возвращения из царства алкоголя и разврата, обещанного на этот вечер. Всего-то половина одиннадцатого. Следующей мыслью мелькает, что у Ронана, как и у меня, тоже нет своего ключа. Зато он обязательно есть у Лоренсена.
Разворачиваюсь, начиная торопливо спускаться. Судя по звучащему громче, но все ещё неразборчиво, голосу, Ронан с Лоренсеном благополучно добираются до крыльца. Когда я, наконец, касаюсь пальцами ручки, снизу податливо щёлкает замок, и дверь широко распахивается, обдавая меня одновременно прохладой улицы и резким, терпким запахом крепкого алкоголя.
В проёме, пошатываясь и неуклюже повиснув на Люке, стоит Ронан. Нижние пуговицы на рубашке расстёгнуты, один конец все ещё заправлен в брюки, второй нелепо торчит наружу. Практически синхронно они отшатываются, рискуя потерять равновесие и слететь с крыльца на бетонную дорожку.
— Ты?! — одновременно со мной восклицает Люк. И, как я, замолкает.
— Мы! — икнув, радостно подтверждает Ронан и счастливо, беззаботно улыбается.
А я не могу пошевелиться. Так и стою, изумлённо хлопая ресницами. Окаменевшие пальцы вцепились мёртвой хваткой в ручку, босые ступни словно приросли намертво к паркету.
Более нелепой встречи представить не получается. Зато всё, что с такой безмятежной лёгкостью проносилось в голове ещё полчаса назад в парке, летит в тартарары. Все умозаключения и выводы. Спокойствие испаряется, уступив место волнению и неловкому страху. Меня будто придавливает бетонной плитой. Той самой, которая, по словам Ронана, давно висит над моей головой.
Ну вот, дождались, она рухнула прямо на меня, потому что передо мной Люк. Живой, настоящий, а не призрачный, сотканный из миллиона воспоминаний, сожалений и надежд. Из плоти и крови, привычный и совсем незнакомый. До боли родной и чужой одновременно. В кроссовках, неизменных чёрных джинсах и обычной серой футболке, с коротко подстриженными волосами, едва заметной щетиной с первыми проблесками седины. Он хмурится, прикусывая нижнюю губу, и бесцеремонно рыскает по мне цепким, пронзительным взглядом, от которого становится не по себе.
— У Лоренсена замечательные друзья! Люк — особенно, — с искренним восхищением заявляет Ронан. Только сейчас, оторвавшись от созерцания бывшего, я осознаю, как сильно пьян нынешний, пусть и липовый жених. — Было круто! Но чтобы ты знала — я всё равно о тебе думал! Каждую минуту, любовь моя!
Последняя фраза ударяет наотмашь сильнее, чем пощёчина Микаэлы, и почти отправляет в нокаут. Мне чудом удаётся, не глядя на Люка, выдавить жалкое подобие улыбки.
— Кто лучший?! Лоренсен лучший! Кто лучший?! Лоренсен лучший! — вряд ли заметивший, как я меняюсь в лице, речитативом орёт Ронан, пытаясь пританцовывать на месте и размахивать руками. Если он и притворяется, то получается на удивление органично. Ни дать, ни взять — упившийся в хлам на мальчишнике холостяк.
— Не спрашивай. — Люк ловко подхватывает за пояс сползающего Ронана: — Поможешь отвести его в вашу спальню?
Киваю, заставляя себя оборвать эхо последних слов, как приговор звучавших в ушах. Щёлкнув выключателем, обнимаю Ронана с другого бока и осторожно веду его вместе с Люком к лестнице. «Жених» помогать не спешит, как и замолкать. Правой рукой он с силой обхватывает меня за плечи, притягивая к себе, и целует в ту же щеку, куда пришёлся удар пятерни Микаэлы. Говорит, обращаясь к Люку:
— Мне крупно повезло. Стефф — супер. Платье, кстати, я подарил! Ей идёт, правда?
— Угу, — живо откликается Люк. — Платье обалдеть!
Мне очень хочется съязвить в ответ, что у Микаэлы оно определённо круче, но предпочитаю благоразумно промолчать.
Поднять едва державшегося на ногах Ронана по лестнице на второй этаж и оттуда добраться втроём по узкому коридору до комнаты оказывается задачей не из лёгких. Всю дорогу Ронан воодушевлённо продолжает нести ахинею о вечной любви и красоте, призванной спасти наш прогнивший мир.
Люк поддакивает, а я старательно не вслушиваюсь, занимая себя бестолковыми размышлениями о том, какую часть правды о моём прошлом друг почерпнул на сегодняшней вечеринке. В итоге прихожу к закономерному выводу: лучше уж пусть Ронан поёт дифирамбы, рассказывая, какие платья купил и куда водил, чем озвучит сейчас, кем он на самом деле мне приходится и почему приехал на свадьбу Эрики.
Мне заранее стыдно, если Ронан вдруг решит блеснуть откровениями. А у него, плюхнувшегося с размаху на кровать, открывается второе дыхание. Ему явно хочется праздника, а вовсе не спать, хотя он с трудом может сидеть и даже язык заплетается.
Люк стоит напротив, прислонившись к деревянному косяку.
— Мы с тобой, — доверительно сообщает мне Ронан, цепко перехватывая мои запястья, — как выпавшие из сказки в обычный мир влюблённые. Помнишь, как в «Зачарованной»?
Неопределённо пожимаю плечами, предоставляя пьяному другу право трактовать моё движение так, как ему захочется. Надеяться, что мягкий свет из коридора не позволит Люку узнать бывшую комнату Лоренсена, это верх оптимизма, граничащий с наивностью. Что ж, можно считать, красноречивую и обстоятельную иллюстрацию-ответ на «вашу спальню» он вполне получил и без моих объяснений — на полуторной кровати с трудом умещается немаленький и буйный Ронан, а значит, мы явно не спим здесь вместе.
— Ты — моя принцесса, а я — зачарованный принц, — заявляет друг и начинает петь, беспощадно фальшивя: — Я ме-ечта-ал о по-оце-е-е-елу-у-е и-и-и-и-исти-и-и-и-инно-ой лю-юбв-и-и-и-и-и!
Мне с большим трудом удаётся высвободиться из его цепких объятий. Меньше всего происходившее напоминает экранизированный мюзикл-сказку. Скорее, сдобренный хорошей порцией цинизма фарс.
— А я типа тот парень из реального мира, который влюбился в принцессу? — нарушает молчание Люк.
— Ты типа идёшь домой к жене! А ты, — я перехватываю хмельной взгляд Ронана, — замолкаешь и спишь. Ясно? Больше ни звука!
Как ни странно, но плохо скрываемое раздражение производит эффект. Он покорно сникает, укладываясь на бок, и сворачивается на кровати, как ребёнок, калачиком. А Люк, отлепившись от двери, исчезает в коридоре. Наверное, благородно предоставляя мне возможность попрощаться с любимым без свидетелей.
— Спасибо, я оценила, — резко бросаю ему, выходя за ним следом.
Люк не отвечает. В полном молчании мы спускаемся вниз, почти доходим до двери. И он вдруг с улыбкой, без тени иронии или сарказма предлагает:
— А может, угостишь меня кофе?
С опаской перехватываю его взгляд. Никогда, даже в самых оторванных от реальности мечтах или, наоборот, кошмарах я не представляла, что когда-нибудь нам доведётся вот так встретиться. Остаться практически наедине, во Флёдстене, в доме нашего детства и юности, где каждый миллиметр наполнен общими воспоминаниями, где стены и мебель видели нас совсем другими. И я понятия не имею, как себя вести сейчас. Как и что говорить, как держаться, куда смотреть. Что лучше — игнорировать, язвить или быть милой, обходительной. Или же убийственно вежливой.
— Серьёзно? — обращаюсь не сколько к Люку, сколько к самой себе.
Передо мной на расстоянии вытянутой руки, если не ближе, стоит бывший жених. Мужчина, без которого я не представляла своей жизни и с которым предпочла расстаться, которому могла доверить любую тайну и в котором усомнилась, подозревая в причастности к убийству брата. Тот, кого долго и безуспешно пыталась забыть, стереть из памяти, тот, кого училась ненавидеть, но продолжала любить. С кем опасалась оставаться наедине и кого, как оказалось, ревновала даже спустя столько лет. К его жене.
Господи, да что со мной не так?! Почему безумно горько и одиноко, как будто я осталась одна в целом мире? Почему так дрожат руки? Почему мне хочется уткнуться в грудь Люка, жадно вдыхать родной запах, когда нужно вытолкать его вон? Почему мечтаю вернуться назад во времени, снова почувствовать наше «вместе»? Почему до слёз больно понимать, что этого никогда не случится?
А Люк, словно издеваясь, ведёт себя абсолютно естественно и непринуждённо. Смотрит, говорит, улыбается так, будто все последние несколько лет мне просто приснились. Ничего не случилось, мы будто никогда и не расставались. И, вполне возможно, вовсе не моя средняя сестра выходит замуж, а я сама.
— Ты права. Поздновато для кофе, но я подумал, было бы глупо упускать такую возможность, — смеющиеся серые глаза лукаво щурятся. — На свадьбе нам вряд ли удастся поговорить наедине, а потом ты уедешь, — он пожимает плечами.
Открываю рот, собираясь заявить, что не вижу ни одной темы для разговора. Что нам не о чём говорить и незачем встречаться, что ему лучше уйти. А потом осознаю, что просто не в состоянии всё это сейчас проговорить вслух.
Люк прав, другой возможности побеседовать начистоту у нас больше не будет.
Устало киваю и иду на кухню.
— Пошли. Кофе, правда, не обещаю. Есть пиво.
— Пиво даже лучше.
— Ты ведь нарочно это подстроил, да? — открыв холодильник, озвучиваю свою догадку.
— Сначала определи «это», — коронная фраза Люка в любом споре. Даже не оглядываясь, я могу с лёгкостью представить, как его губы расплываются в хитрой улыбке.
— Пьяный Ронан, совершенно безвозмездная развозка по домам, как минимум.
Возвращаюсь к столу, опускаю на него две бутылки. Сажусь на стул, скрестив ноги. Не то чтобы я всерьёз подозревала, но вряд ли удивилась бы, узнай, что пьяная Микаэла у бара и телефон с сексуальными откровениями — тоже часть какого-то тайного плана. Даже Ирэн с якобы отправленным приглашением на свадьбу, пусть всё это попахивает самой настоящей паранойей и грозит новым витком «свиданий» с психологом в Торонборге.
— Ошибаешься, — Люк усаживается на стул напротив. Умелым, резким движением откупоривает крышки. — Спаивать женихов на мальчишниках — прерогатива Лоренсена. Он вне конкуренции.
— Ронан — не жених, — сдуру бросаю я, выхватывая из его рук бутылку. Понимаю, что только что выдала себя, и сбивчиво пытаюсь выкрутиться: — В смысле, послезавтра. На свадьбе, — делаю торопливый глоток, чтобы хоть как-то скрыть смущение.
— Ну Лоренсена, предположим, такие нюансы сегодня не волновали, — Люк смеётся и, точь-в-точь как его мать в баре, поднимает в воздухе пиво в мою честь: — За тебя, Стефф! Ронан прав, ты — великолепна.
— Спасибо, — машинально благодарю и молчу, не зная, стоит ли возвращать комплимент или лучше промолчать.
Пока размышляю, Люк пьёт прямо из бутылки и продолжает говорить:
— Второе тоже не верно. Всех должен был развозить по домам Лиам, но, — он невозмутимо улыбается, — твоя сестрёнка и из него сделала алкоголика. Мало ей убитой печени Лоренсена.
Бросаю на него хмурый взгляд. Вряд ли он имеет в виду Эрику.
— Да ладно, не притворяйся, — бывший жених небрежно проводит в воздухе рукой и опять расплывается в широкой, без тени злости или раздражения, улыбке. В этом Люк тоже похож на Ирэн. — Ты наверняка в курсе, вы же с ним не разлей вода. Если, конечно, Дениз не призналась тебе ещё раньше.
— Ты это про что сейчас? — осторожно пытаюсь уточнить прежде, чем в очередной раз за вечер ляпну что-то, о чём придётся сожалеть.
— Про то, что наш толстокожий, непробиваемый Лоренсен без памяти влюбился в Дениз. Почти спился, мучаясь угрызениями совести, но потом всё-таки решил отбить её у Лиама.
— Ты откуда?.. — Со стуком опускаю на стол недопитую бутылку. — Он тебе сам рассказал?
— Нет, ты что! Лоренсен всё ещё мучается, как мне это получше подать, чтобы не схлопотать по шее. Но я же не слепой. Знаешь, вы с ним удивительно похожи. Совершенно не умеете притворяться.
— А ты умеешь? — в упор смотрю на него.
— А ты как думаешь? — Люк мрачнеет, но взгляда не отводит. Чуть наклоняет голову набок, радостная улыбка превращается в печальную ухмылку, смеющиеся искорки в серых глазах — в ледышки. От него словно веет холодом. — Вот мы и подошли к главной теме нашего разговора, — он качает головой. — Нет, Стефф. Я не умею притворяться. И в отличие от вас с Лоренсеном даже не пытаюсь, но это абсолютно не важно, потому что ты всё равно сомневаешься. Не доверяешь мне. Настолько, что поверила, будто я — убийца Свена.
— Ты… откуда? Я…
В горле пересохло, язык прилип к нёбу и стал бетонным. Столько лет я боялась озвучить подозрение или хотя бы просто спросить. И не смогла. Не решилась. А теперь Люк не только об этом знает, но способен произнести страшные, беспощадные слова вслух. Сказать их так, как будто это он обвиняет меня, а не наоборот.
— Не сразу, но постепенно понял. Ты не могла в один миг разлюбить и исчезнуть. И вся эта чушь про маленький город и упущенные возможности. Я знал, что ты врёшь. С самого начала. Не понимал, почему, — он не сводит с меня пристального взгляда. — Тогда в Эквике я видел, что ты мучаешься, как разрываешься. Как хочешь что-то сказать, но не решаешься. Гонишь, хотя по-прежнему любишь. А потом понял. Это единственное, что могло встать между нами. Убийство Свена. Только оно могло так изменить тебя. Заставить бросить всё, отказаться от нас, сбежать. Но знаешь, что самое ужасное? — Люк ухмыляется. — Не то, что ты вообще могла предположить такое. Что я убил Свена. Нет. Я верю, что у тебя были основания подозревать. Без понятия, какие, но сто процентов были. В противном случае ты бы не уехала. Ты бы боролась за нас, — он поднимается, обходит стол и встаёт около меня. Совсем близко. — Пожалуйста, посмотри на меня, Стефф.
Не могу. Отчаянно мотаю головой, опустив глаза в пол. Тогда Люк обхватывает моё лицо ладонями, вынуждая поднять на него взгляд.
— Самое ужасное, что мне когда-либо пришлось пережить, не считая гибели отца, убийства друга и смерти моего не родившегося ребёнка — это твоё молчание, Стеффи. Ты могла… нет, ты должна была мне рассказать. Признаться. Бросить в лицо. Всё, что угодно, только не врать. Не молчать.
— И тем самым обвинить тебя в убийстве Свена? — стараюсь вырваться, но не выходит. Люк держит крепко, больно впечатывая пальцы в мою кожу. — Прости, но я не смогла!
Не получается съязвить, и голос срывается на предательский крик. Я путаюсь в собственных эмоциях, сжимаюсь под его пронзительным, прожигающим насквозь взглядом. Вместо обвинений зачем-то оправдываюсь:
— Не смогла, понимаешь?! Свен сказал… что ты… Я просто хотела знать, кто это сделал. — Визгливый голос дрогнул, превращаясь в отчаянный шёпот: — А он назвал твоё имя, понимаешь? Твоё, Люк. Я не была готова. Я не знала, что с этим делать.
— Что именно сказал тебе Свен? — отчеканивает он. И каждое брошенное им слово ранит, будто удар плетью.
— Люк. Осторожно.
— И всё?
— Да.
— Когда это случилось?
— В больнице. А потом его увезли, и он… и больше не…
— Ты должна была мне всё рассказать. Сразу же, — Люк бледнеет и, наконец, отпускает меня, пятясь назад. — Или хотя бы родителям. Пойти в полицию. Всё, что угодно. Только не молчать. Не сбегать. Не так, Стефф.
— Я должна была?! — Вскакиваю. — А ты ничего не должен был? Например, приехать, когда догадался? Или хотя бы позвонить! Мы могли бы… не знаю. Не исправить, но хотя бы поговорить!
— Зачем?
— Стало бы легче.
— Кому легче, Стефф?
— Мне легче! Да, мне стало бы легче!
Перед глазами совсем некстати мелькают фрагменты видео из телефона. И я понимаю, что теряю контроль, но не могу остановиться.
— А ты что сделал?! Бросился за утешением к Микаэле, правда? Не придумал ничего лучше, как переспать с ней, а потом ещё и жениться. После всего, что случилось между вами тогда. После аварии. После… Гадство, Люк! Она была невестой твоего друга! Убитого друга! Но тебе плевать! Ты всё равно это сделал, прекрасно зная, почему я уехала! Да, Люк?! И что? Стало легче, трахая без любви?! Ты попробовал просто трахнуть, как она просила?! Без всего этого. «Любовь, верность, страдания». Разик или больше? Тебе полегчало?!
— Я… — Люк как-то странно смотрит на меня, со смесью жалости и недоумения. Но не вины. — Это уже не важно. Я рад, что мы поговорили. Ещё увидимся, — резко развернувшись, он идёт к двери.
А я продолжаю стоять, сжимая кулаки. Молча и обречённо наблюдаю, как Люк отдаляется, открывает дверь, переступает порог, выходит на улицу и направляется к машине. Через мгновение доносится стук калитки, жалобно взвизгивает сигнализация машины. Ещё через несколько секунд слышится шум хлопнувшей дверцы и заведённого двигателя, а затем автомобиль резко срывается с места.
Вздрагиваю, как от удара. Хватаю со стола недопитую бутылку пива. В порыве отчаяния, злости, боли, обиды — всего, что душит и рвётся наружу еле сдерживаемым криком, — замахиваюсь, швыряя в стену. Жаль, не в голову Микаэлы. Закрываю глаза и прикусываю до крови губу, чтобы не разрыдаться.
— Стеффи, ты в порядке?
В дом влетает бледная, перепуганная Эрика. За ней — Дениз. Обе оборачиваются, бросая беглый взгляд на усыпанный осколками пол. Снова смотрят на меня.
— Мы видели машину Люка, — тараторит средняя сестра. — Я хотела войти, но Дениз велела не вмешиваться. Мол, вам надо поговорить. Видишь, как поговорили? — недовольно бурчит она, оборачиваясь к младшей.
— Дениз права, — сквозь слёзы пытаюсь улыбнуться. — Нам надо был… — Предательский комок в горле заставляет подавиться на полуслове. Разрыдаться, падая на пол. Успеть подумать, что единственное хорошее за весь вечер, а может, и за все последние семь лет — Люк не виновен.
Теперь я в этом уверена. Лучше поздно, чем никогда.
***
Слёзы принесли лишь временное облегчение. На смену рыданиям хлынули непрошенные мысли вперемешку с воспоминаниями. Но хотя бы хватило сил успокоить перепуганных сестёр и отправить их переодеваться, а самой подняться к себе. Классный девичник получился, ничего не скажешь. Хорошо, родители до сих пор не вернулись и Ронан не проснулся, а то могло быть ещё увлекательней.
Таблетка обезболивающего, видимо, не дошла или просто отказывается действовать, и голова раскалывается на части. То ли от выпитого алкоголя, то ли от переживаний, то ли от всего вместе. Хочется хоть на время забыться и просто провалиться в сон без сновидений, однако заснуть не получается.
Я сажусь на постели, подогнув под себя крест-накрест ноги. Бормочу сквозь зубы проклятия, упираясь спиной в деревянное изголовье кровати, и массирую пальцами виски.
Проклятые стены давят на психику, как будто меня запихали в капсулу времени и насильно вернули в прошлое. Днём так остро не ощущалось, но сейчас, после бурного вечера, погруженная в полумрак комната юности сводит с ума сильнее воды, капающей из крана в абсолютной тишине. Все эти грамоты, плакаты, вещи и даже плюшевые игрушки, среди которых добрый десяток подаренных мне Люком, смотрят будто бы с немым укором и посмеиваются над моей тупостью.
Всё-таки я — законченная дура. Так мучительно долго тянуть и сомневаться, чтобы в итоге проорать в истерике самый важный вопрос, который боялась задать все эти годы. Стараться забыть и снова возвращаться к одному и тому же тоскливому, безнадёжному пониманию: что бы ни ответил Люк, я никогда не смогу быть до конца уверенной в нём. Так зачем тогда спрашивать?
А тут вдруг случайно услышать его ответ и следом осознать, что верю. Вот так просто — верю и всё. Знаю, уверена, чувствую — Люк не виновен.
Только что со всем этим делать теперь — у меня ни малейшего представления. Оставить как есть, вернуться в Торонборг, словно ничего ровным счётом не произошло? Ходить на работу, видеться по вечерам с Ронаном, улыбаться его шуткам, пить вино. Ведь не смогу. Не смогу! Свихнусь от тоски, сожалений, ещё одной тысячи «если».
И ведь никакой альтернативы. Разве что попробовать встретиться с Люком, ещё раз поговорить, но уже спокойно, начистоту. Попытаться понять, что каждый из нас чувствует, где находится, на какой прямой, и какова вероятность, чтобы они снова пересеклись в пространстве?
Только станет ли он вообще со мной разговаривать?
Я усмехаюсь. Неужели всерьёз допускаю такую возможность — опять сойтись с Люком? После всего? Вот так запросто? Поговорить, извиниться, начать с начала или продолжить оттуда, где всё оборвала сама?
Фига с два так будет. Время не лечит, зато меняет. Людей, обстоятельства, желания. Учит жить с тем, что совсем недавно казалось нереальным.
Люк женат на Микаэле, хочет иметь от неё детей, раз бросил мне в лицо про выкидыш. Вряд ли он был настолько неосторожен, чтобы зачать ребёнка с ней случайно. Но уж точно речь не шла про аборт. Люк бы никогда не позволил прервать беременность даже последней городской шлюхе, если бы считал себя отцом.
Значит одна попытка обзавестись потомством была, или же беременность «подружки» — та самая причина, по которой он женился на Микаэле. Вот это бы многое объяснило, в том числе — странные слова Ирэн про ошибку и её приглашение на их свадьбу. Но даже если так. Пусть брак не по любви и трещит по швам, и Люк до сих пор меня любит, главная проблема заключается совсем в другом: он не простит мне молчание и предательство. Никогда не сможет доверять.
Люк прав — я должна была рассказать сразу. Не родителям, не полиции, а ему. В первую очередь. Как есть. Посмотреть, что из этого выйдет. Позволить Люку объяснить странные совпадения, рассказать свою версию. Так было бы гораздо честнее и справедливее.
Вряд ли последние слова Свена хоть как-то могли приблизить к раскрытию убийства, но моё признание помогло бы нам с Люком разобраться. Даже, если бы он сказал или сделал что-то, что только усилило мои сомнения, я бы знала об этом наверняка, пережила, почувствовала на собственной шкуре, а не предполагала бы. Это стало бы фактом, без намёка на сослагательное наклонение. Вот тогда бы и решала, идти ли с этим в полицию или нет, говорить кому-нибудь или молчать дальше, а вместо этого трусливо сбежала, предав всех: брата, семью, Люка, друзей. И всё ради чего? Чтобы сидеть здесь сейчас в слезах и соплях, не желая мириться с упрямой действительностью и фантазировать о шансах на возвращение?
С тяжёлым вздохом подтягиваю согнутые колени к груди, утыкаюсь в них подбородком и обхватываю руками. Молодец! Поломала так, что ничего не склеишь. Ещё и Ронана притащила в город, познакомила с семьёй и вынудила притворяться. Теперь ведь не скажешь: «Простите, я пошутила, мы вовсе не жених и невеста, а так… просто хорошие друзья и соседи».
Хотела точку? Вот и получай, идиотка!
Из коридора доносится осторожное поскрёбывание, через секунду в проёме появляется голова Дениз, а затем и сама сестра. На удивление, не в пижаме. Потёртые узкие джинсы превратились в тёмно-синие блестящие леггинсы, открытый топ — в свободную, длинную рубашку в голубую клетку, туфли — в белые с золотыми кнопками сникерсы. Косметики на лице меньше не стало, зато распущенные волосы трансформировались в озорной хвост на макушке. Судя по всему, в ближайшие несколько часов спать сестрёнка не собирается.
Она протискивается в комнату, тихо закрывает за собой дверь.
— Мне надо уйти. Прикроешь? — Дениз умоляюще складывает ладони у груди. — Обещаю, завтра вернусь до примерки. Никто ничего не заметит. А Эрике скажи, что я уже сплю.
— Ты к Лоренсену, что ли, собралась?
Сестра, продолжая заискивающе улыбаться, кивает.
— А ты уверена, что это хорошая мысль? Скорее всего, он напился и… И не самая лучшая компания сейчас, особенно, если… — я многозначительно замолкаю.
— Не один?
— И это тоже. — Зная Лоренсена, если ему понадобился праздник разврата, он себе его обязательно устроил. А вот как на загул отреагирует младшая сестра, выяснять даже в теории не хочется. — Главный вопрос, где он теперь. Сомневаюсь, что уже вернулся домой и собирается на боковую.
— Где — ни разу не вопрос, — Дениз ловко извлекает из кармана на груди сотовый. Размахивает им в воздухе, хитро щурясь. — Я прекрасно знаю, где. Это не далеко, на машине минут пятнадцать. Приеду и верну домой в целости и сохранности, пока Бьёрн не наделал глупостей.
— Ты что?.. Отслеживаешь его?
— Ну, — мнётся сестра, пряча телефон. — Это только на сегодняшний вечер. Потом я удалю приложение. Наверное.
Не сдержавшись, громко охаю. Великолепно! Что там Лоренсен говорил про отпущенный поводок? Других учит, а сам не заметил, как на него нацепили намордник. Ещё чуть-чуть, и кастрируют.
— Считаешь, это подло? — с вызовом спрашивает Дениз.
— Считаю, что для Лоренсена на мальчишнике в самый раз. — Уж кому-кому, но точно не мне читать сейчас мораль о взаимном доверии между влюблёнными. — Только как ты объяснишь, что нашла его там. Он же не сообщал тебе адрес, где они будут?
— Ерунда! Скажу, что Люк проболтался, когда привёз к нам Ронана. А завтра он даже не вспомнит об этом.
— А если Лиам тоже там и увидит вас вместе? — осторожно интересуюсь я. Не хватает, чтобы между ними завязалась драка, когда Люка нет. Он — единственный, кто может приструнить обоих. Хотя почему нет? Вполне вероятно, после всех откровений решил вернуться на вечеринку, чтобы утопить горечь разочарования в алкоголе. На его месте я поступила бы именно так.
— Тогда скажу, что меня прислала за ним ты, когда узнала, в каком состоянии Ронан. И вообще. Если я приехала за Бьёрном, это вовсе не делает нас автоматически любовниками.
— Ну смотри, — пожимаю плечами. Бьёрн, значит? По имени Лоренсена в городе почти не называют, только по фамилии. — Мне начинать волноваться уже?
— Ты же всё равно будешь, — усмехается Дениз. Посылает мне воздушный поцелуй почти так же, как частенько делает Лоренсен, когда добивается своего в споре. — А я буду за тебя.
— Ладно, договорились. Только когда приедете к нему, обязательно отпишись, поняла? Я не хочу проснуться утром и обнаружить…
— Без проблем, — Дениз торопливо машет на прощание и, юркнув за дверь, исчезает в темноте коридора.
Моему одиночеству не суждено длиться долго. Буквально через минуту в комнату заглядывает Эрики. В отличие от младшей, средняя сестра определённо не планирует вызволять жениха из лап любвеобильных стриптизёрш. С влажными после душа волосами, в розовом шёлковом халатике и смешных тапочках-поросятах, без грамма косметики — простая и домашняя. Только на лице играет спокойная улыбка, под которой Эрика без особого успеха пытается замаскировать тревогу.
— Дениз уехала? — спрашивает она. — К Лоренсену? Или не сказала?
Врать бессмысленно.
— К Лоренсену.
— Вот засранка, — сестра возмущённо всплёскивает руками.
— Не злись. У неё дурная наследственность. Помнишь, как я после больницы сбегала к Люку через крышу, когда мама запретила нам встречаться, а вы со Свеном меня покрывали?
— Ага, — Эрика скидывает тапочки и садится на постель, поджав под себя босые ступни. — Я сначала не соглашалась. Считала, раз мама против, значит, так правильно, но Свен переубедил. У него был настоящий талант.
Мы молчим. Вспоминать брата легче не становится, каждый раз не проходящая тоска острием ножа впивается в сердце.
— Так ты знаешь про них с Лоренсеном? — зачем-то уточняю я, хотя и так понимаю, что ответ утвердительный. Я не удивлена. Эрика никогда не была дурой, а раз уж я сама догадалась почти сразу, то живя рядом с Дениз…
— Мне рассказал Макс, — она плотно прикрывает за собой дверь и проходит вглубь комнаты. Садится на краешек кровати. — Он видел, как они целовались в её машине на заправке в Хинтоне, когда возвращался из больницы.
Один из минусов маленького городка — захочешь, не спрячешься. В итоге последним, кто не в теме, по закону жанра окажется самый заинтересованный — Лиам. Зато, когда узнает, это будет та ещё бомба.
— Насколько я понимаю, у них всё серьёзно. Тебе Лоренсен признался?
— Нет, — качаю головой. — Дениз. Но она уверена, что про них никто не знает. Зря. Люк, оказывается, тоже в курсе.
— По-моему, она ещё в баре порывалась удрать. Но ты вышла, потом появилась Микаэла. Вы. В общем, я решила, что Дениз передумала, раз поехала со мной искать тебя.
— Прости, что испортила тебе девичник, — я с сожалением сжимаю её руку в своих ладонях.
— Почему испортила? Наоборот, такой экшен. Ещё долго не забудут, — смеётся Эрика. — А, главное, гости до сих пор веселятся.
— Всё равно, так глупо получилось.
— Что вы с Микаэлой снова не поделили?
— Как ты думаешь? — я многозначительно смотрю на Эрику.
— Не-е-е-ет, — она выразительно округляет глаза. — Не может быть! Из-за Люка, что ли?
— Ну… — я тщательно подбираю слова. Рассказать про видео или ограничиться короткой версией? — Я назвала Микаэлу шлюхой. Ей не понравилось. Дальше ты знаешь.
— Мило, — хмыкает Эрика. — Надеюсь, на свадьбе вы не собираетесь устраивать разбор полётов. Такого, — она нарочито строго качает головой, шутливо грозя пальцем, — я так просто не спущу. Это должно быть моё шоу. Я и так долго ждала. Слишком долго.
— Я постараюсь, но ничего не обещаю. — Воображение вовсю рисует красочную картину, как на глазах изумлённой толпы родственников и гостей мы с Микаэлой начинаем выяснять отношения, а потом между нами завязывается драка. Интересно, Люк сунется нас разнимать или предоставит брату-полицейскому право наводить порядок? — За мной должок после сегодняшнего цирка.
— Уж постарайся. Даже не верится, — мечтательно произносит сестра, словно смакует каждую букву: — Завтра я стану фру Кнудсен.
— Не волнуйся, — я сильнее сжимаю её пальцы. Эрика заслужила быть счастливой. — Насколько я помню, герр Кнудсен без ума от своей невесты и никому не позволит испортить ваш праздник.
Я отлично помню, как и когда сошлись Эрика и Макс — почти сразу после убийства Свена. В то страшное лето каждый в нашей семье справлялся с горем, как мог. Лоренсена не было — он улетел в Нюланд за несколько часов до смерти брата и вышел на связь только через полтора месяца. Я замкнулась, погрязнув в сомнениях и чувстве вины, потом отменила свадьбу и уехала в Торонборг раньше, чем Лоренсен вернулся в город. Мама с головой погрузилась в расследование и выборы, отец нашёл спасение в работе. Дениз, как самую младшую, конечно же, окружили заботой и отправили в Видарсхавн к тёте и кузине на лето, а вот на долю средней выпало гораздо меньше внимания. Из нас троих Эрика считалась негласной любимицей брата, но Свена не стало, и ей пришлось возвращаться в университет и переживать трагедию практически в одиночку.
Сестра тогда училась на юридическом в Эгерхусе, а Макс, которого она знала с детства, там же — на медицинском. И как раз стажировался в больнице в Хильмерстаде, куда привезли раненого брата. Именно благодаря Максу мы узнали подробности о случившемся гораздо раньше, чем нам удосужились рассказать врачи и полиция. А потом Макс взял негласное шефство над Эрикой, так нуждавшейся в поддержке и заботе. И за это я до сих пор испытываю к нему огромную благодарность.
Спокойный, рассудительный, доброжелательный, светловолосый, с милой, озорной улыбкой и лучистыми карими глазами он сильно отличался от сероглазых тёмненьких Беков, но легко мог бы сойти за родного сына Ирэн. Впрочем, между собой они ладили и дружили с детства, задолго до того, как отец Макса и мать Люка поженились. Если бы не стычки время от времени Люка с отчимом, так и не смирившегося с гибелью родного отца и не желавшего признавать за Патриком негласный авторитет, семью Кнудсен-Бек можно было бы назвать образцовой.
— Но ты всё равно постарайся, — на полном серьёзе просит Эрика, накрывая свободной рукой мою ладонь. — Микаэла — не плохая. Ей тоже не сладко пришлось.
— Я знаю. Просто… мне было бы легче это признавать, если бы она не выскочила замуж за Люка.
— Ну выскочила, — в её голосе слышится искреннее недоумение. — Что это меняет? — простодушно пожимает плечами сестра. — Ты же сама его бросила.
— О, да! Броси… — предательский комок в горле снова напоминает о себе. — В этом и дело.
Эрика несколько секунд пытливо разглядывает меня.
— Ну-ка, рассказывай, — требует она. — В чём дело? Что с тобой происходит?
— Ты о чём? — пытаюсь невозмутимо улыбнуться, чтобы хоть как-то избежать расспросов. Если сейчас заговорю, меня будет не остановить. Вывалю на Эрику всё, что наболело: про Свена, про свои подозрения, про настоящую причину расставания, про бесполезные попытки забыть и отдалиться, про липовые отношения с Ронаном, всё то вранье, что я годами возводила, как крепостную стену, вокруг собственной жизни. Вряд ли счастливой невесте нужны такие откровения накануне свадьбы. — Мне нечего рассказывать.
— Ну да, — недоверчиво кривится Эрика. — Заметно. Можешь начать с конца. О чём вы говорили с Люком, что он вылетел отсюда как ошпаренный, а ты швырялась бутылками в стены?
— Мы… — Необходимо что-то придумать, но, как назло, в голову не приходит ничего, что бы хоть отдалённо смахивало на правду. Я растерянно моргаю, встречаясь с сестрой взглядом, и вдруг, неожиданно для себя, начинаю рассказывать. Сбивчиво, путано, но искренне, уже не стараясь утаить детали, как-то сгладить углы, смягчить: — Помнишь, когда на Свена напали, его нашёл Лиам? Недалеко от их дома, на пустыре. Он заметил брошенную машину и решил проверить, а потом вызвал скорую и полицию.
— Конечно помню. И?..
— Лиам пытался дозвониться до Люка, но тот не отвечал. Тогда Лиам позвонил мне. Я возвращалась с Эгерхуса, поэтому приехала в больницу раньше всех. Туда как раз привезли Свена, — перевожу дыхание, машинально отмечая, как меняется в лице Эрика. — Перед тем, как его забрали в операционную, я успела спросить Свена, кто… это сделал… с ним.
— Он тебе ответил?
— Я не уверена, что это был… ответ. Сейчас не уверена. Но тогда считала иначе.
— Он ответил?
— Да. В этом всё дело. Свен назвал Люка. А потом добавил всего одно слово — осторожно.
— Что? — бледнеет Эрика. — Свен что, обвинил в нападении Люка?
— Нет. — Сейчас я в этом уверена. — Понимаешь. Его ответ не звучал как обвинение. Свен не сказал что-то вроде: это сделал Люк, берегись. Мне вообще теперь кажется, что он хотел о чём-то предупредить меня. Или Люка. Может, считал, что ему тоже грозит опасность. Или… не знаю, — замолкаю, осознавая, что пытаюсь обелить Люка. И себя заодно. — Потом Свена увезли в операционную и…
— И ты всё это время молчала? — По тону сестры невозможно определить, сердится ли она или шокирована рассказом.
— Да, — я смотрю на свои пальцы. — Сначала собиралась поговорить с Люком, но время шло, я всё больше сомневалась. Не могла поверить, что он способен. Боялась убедиться. — Бросаю виноватый взгляд на сестру. — Это же Люк и… Мне не хватило духу. Я надеялась, что полиция выйдет на убийцу и всё само собой решится, но ничего не происходило. Расследование зашло в тупик. Они даже нож не нашли и…
— Почему ты ничего не рассказала мне?! — с укором спрашивает Эрика. — Вместе мы… не знаю… — её голос дрожит, в глазах блестят слёзы.
— Ты вернулась в Эгерхус, а я до последнего надеялась, что как-то разрешится, что… Не хотела тебя пугать. И втягивать во всё это. Люк казался таким искренним. Я видела, что он переживает, что ему тяжело, и хотела верить, что не обманывает. Однажды спросила, где он был, когда на Свена напали, почему не отвечал на телефон. Я ведь тоже ему звонила, не только Лиам. А он… он сказал, что спал и не слышал. Мне показалось, что врёт. То ли скрывает что-то, то ли… не знаю. Что-то в его голосе. С той минуты всё пошло наперекосяк. В каждом слове, жесте, разговоре я пыталась заметить фальшь. Убеждала себя, что так нельзя, и снова сомневалась. А позже случайно у них дома услышала, как Патрик жаловался Ирэн, что не может найти какой-то разделочный нож. Мол, тот всегда лежал в ящике на кухне, а потом исчез, — я, стараясь подавить рыдание, задерживаю дыхание.
Тогда в один миг всё перевернулось. Каждая фраза Люка воспринималась двояко. Я постоянно анализировала, пытаясь разобраться, где правда, где ложь. Изводила себя, желая верить и понимая, что не выходит. Накручивала, вздрагивала от прикосновений, избегала оставаться наедине, почти не целовала и одновременно отчаянно хотела верить в невиновность Люка. Убеждала себя, что стала параноиком, обещала каждый вечер начать новый день с вопроса и раз за разом откладывала. А потом сломалась. И сбежала.
— В конце концов, я поняла, что свихнусь, если останусь. Что если спрошу, всё равно не поверю и продолжу сомневаться. Что никогда не прощу себе, если кому-то расскажу, а потом выяснится, что Люк невиновен. У него ведь даже алиби не было на тот вечер. Он ждал меня и…
Эрика вытирает мокрое от слёз лицо:
— А сегодня, насколько я понимаю, ты наконец-то решилась поинтересоваться. Что же Люк ответил?
— Что он догадывался, почему мы расстались. Не сразу. Позже. После Эквика. Что моё молчание — предательство. Что он не способен притворяться и врать. Что я должна была рассказать ему, родителям и полиции сразу же, ничего не скрывать.
— Он прав, — сестра сердито смотрит на меня. — Знаешь, что я сделала бы на его месте? Вот это, — она замахивается и бьёт меня наотмашь. Не сильно, но ощутимо. Многострадальная щека вспыхивает острой, жгучей болью.
— Заслужила. — Не опускаю глаз, выдерживая гневный взгляд сестры.
— Заслужила. Ты хоть понимаешь, что ты натворила?
— Понимаю. Теперь понимаю. Если это имеет какое-то значение, то чувствую я себя препаршиво.
— Нет, не понимаешь! — Эрика вскакивает, принимаясь метаться по комнате: — Ты же с ума всех свела! Заставила нас играть в дурацкую молчанку, шарахалась от Флёдстена, как будто тут все прокажённые. Я извелась, придумывая, как вынудить тебя приехать на свою свадьбу! Боялась, что откажешься! Что… А ты! Это же! .
— Не кричи. Разбудишь Ронана. Он ничего не знает и не обязательно ставить его в известность, — прошу я.
— Ты! — Эрика сердито всплёскивает руками, бросает на меня испепеляющий взгляд. Но всё же продолжает гораздо тише: — Ты вообще себя слышишь? Ему-то зачем врать? Вы встречаетесь. Рано или поздно придётся рассказать.
— Ты ошибаешься, — с нажимом, многозначительно перебиваю я. — Мы — просто друзья. Соседи. Я не хотела ехать одна и уговорила его притвориться женихом.
— Ты… вообще! Ты соображаешь, что творишь, Стефф?!
Понимаю, что бессмысленно оправдываться, поэтому виновато молчу.
— Ты ж завралась, как… Испортила жизнь себе, Люку, Микаэле, так ещё и своего соседа втянула!
Ругаться шёпотом не получается. Мне уже всё равно, проснётся ли от наших криков Ронан и что подумает.
— Ну допустим, Микаэле я ничего не портила! — Моментально вспоминаю про видеозапись. — Это я по уши в дерьме и страданиях. А она — жена Люка и вся в шоколаде!
— В каком ещё шоколаде?! — Эрика замирает посреди комнаты. Возмущённо закатывает глаза: — Ты что, правда думаешь, что они счастливы? Что у них брак по любви? Что после всего, что между вами было, Люк взял и влюбился в твою подругу?
— Влюбился или нет, не знаю. А вот представить их интимную жизнь в картинках могу легко! Спасибо твоей драгоценной подружке, она позаботилась и об этом.
— Что ты несёшь, Стефф?!
Гаже, чем сейчас, вряд ли возможно. Сестра имеет право злиться, кричать, обвинять, врезать мне по физиономии ещё раз. Даже выгнать меня из дома и возненавидеть, никогда больше не видеть и не разговаривать. Вычеркнуть из своей жизни навсегда. Так же, как остальные: Люк, родители, Дениз. Но обвинять в страданиях бывшей подруги — это удар в спину. Микаэле я лично ничего плохого не сделала! Всего лишь освободила дорогу к желанному телу Люка.
— Сегодня в баре посыльный принёс мне телефон с запиской. Там — видеозапись, как Микаэла переспала с Люком. Моему счастью не было предела, Эрика! Поэтому я ушла с девичника.
— Что?! — Её лицо вытягивается от изумления.
— То, что слышала. Микаэла так кстати появилась на улице. Насмехалась, обвиняла в какой-то ерунде. Заявила, что Люк меня до сих пор любит, а я, видите ли, не заслужила. Что я отняла у неё Свена, что считала его своей собственностью, что я — эгоистка. Центр Вселенной. Конечно, я взбесилась.
— А… — Сестра мрачнеет. Снова садится на постель, нервно сцепив руки в замок на коленях. — С чего ты взяла, что видео прислала Микаэла?
— Ну, а кто ещё?! — передёргиваю плечами. — На видео только они. Вдвоём. У него дома. Значит снимал кто-то из них, а Люк бы ни за что не стал.
— То есть теперь ты ему веришь? — с иронией замечает Эрика.
— Теперь верю. И да, я — идиотка. Знаю.
— Ладно, — после тягостной паузы нарушает молчание Эрика. — Я тоже ему верю. Люк бы не стал снимать такое видео и присылать тебе. Тем более убивать Свена. Кое в чём Микаэла точно права.
— Неужели? И в чём же?
— После всего, что ты тут рассказала, ты абсолютно не заслуживаешь, но Люк до сих пор тебя любит. Ты его, кстати, тоже.
— Да не важно это теперь, — вздыхаю я. — Вся наша любовь. Он — женат, я возвращаюсь в Торонборг. А после моих откровений сегодня он даже смотреть на меня не захочет, не то, что разговаривать. Начнёт плеваться только от одного упоминания моего имени.
— Люку понадобится время, чтобы переварить и успокоиться. И тебе. Мне — тоже. И знаешь… Сейчас я даже не понимаю, что сильнее: злюсь на тебя или жалею.
— Ты имеешь полное право злиться. Жалеть не обязательно. Я знаю, что виновата, Эрика.
— И всё же. Придётся с этим как-то жить, — она грустно улыбается. — Правда, теперь я сомневаюсь, кто из вас с Дениз дурнее, но люблю обеих.
Я осторожно, опасаясь реакции Эрики, дотрагиваюсь до её руки.
— Думаешь, ты сможешь меня простить?
Она сплетает наши пальцы.
— Конечно. Ты же моя сестра. Главное, чтобы ты сама себя простила.
— Это вряд ли. На Люка я тоже не рассчитываю. Так что придётся довольствоваться вашим прощением.
— В смысле, нашим? — Эрика хмурится. — Ты собираешься всё рассказать родителям?
— Наверное, стоит, — неуверенно отвечаю я. — Раз уж.
— Не вздумай!
— Неожиданный совет от борца за справедливость и честность, — невольно ухмыляюсь я. — Предлагаешь промолчать и врать им дальше?
— Нет. Предлагаю не портить мою свадьбу, — Эрика снисходительно улыбается. — Я и так начинаю жалеть, что позвала тебя. По-моему, идея держаться подальше от Флёдстена — не самая плохая. Шучу, конечно. Но насчёт откровений — вполне серьёзно. После стольких лет пара дней ничего не изменит.
***
Вздрагиваю, почувствовав холодное, отрезвляющее прикосновение гладкого стекла к горячему лбу. Аккуратно сползаю с подоконника, выпрямляя затёкшие ноги, лениво потягиваюсь.
Несмотря на раннее утро за окном вовсю сияет ослепительное солнце, как будто природа решила внести посильную лепту в сегодняшнее торжество. На лазурном небе — ни единой тучки, зелёные клёны вдоль дороги неподвижно замерли в безветрии. Милый, уютный, безмятежный Флёдстен просыпается. Такой родной и вместе с тем — чужой, незнакомый мир, где мне — не место. Теперь уже не место. Без Свена и Люка я здесь лишняя.
Вчерашний день, как ни странно, прошёл быстро, спокойно, без происшествий и очередных разборов полётов. Учитывая, когда и в каком состоянии все разошлись по кроватям, неудивительно, что первой, кто «проснулся», стала Дениз. Она же и подняла всех на ноги. Я, глядя на младшую сестру, которая с аппетитом изглодавшей за долгую зиму волчицы уплетала традиционные по выходным оладушки, невольно завидовала неиссякаемой энергии, когда после бессонной ночи в компании Лоренсена Дениз как ни в чём ни бывало порхала невесомой, красивой бабочкой по дому. Остальные, включая меня саму, даже к полудню напоминали оживших мертвецов.
Остаток дня «съелся» в последних приготовлениях к свадьбе: примерка платьев, проверка заказов и кейтеринга для традиционного фуршета после венчания, торжественный обед в кругу родственников в кантри-клубе, плавно перетёкший в ужин.
Хуже всех пришлось Ронану, мучившемуся от не проходящего похмелья. Таблетки помогли снять головную боль и тошноту, но за весь день друг почти не притронулся к еде, хлебая кофе и минералку чуть ли не вёдрами. Впрочем, в его состоянии я обнаружила определённые плюсы — он не донимал расспросами, не тащил на прогулки по окрестностям, тем более верхом, не сыпал остротами и шутками. Вообще, мало чем напоминал брызжущего энтузиазмом и идеями обычного себя.
А семейство, за исключением сестёр, благополучно сочло такое поведение за природную скромность, что только добавило Ронану плюсов в глазах многочисленной родни. Кое-кто из тётушек даже умудрился прозрачно намекнуть, что, мол, как хорошо, что следующая свадьба в нашей семье состоится в Торонборге.
Я не переубеждала, не объясняла, не комментировала, старательно пряча мысли за любезной улыбкой и позволяя каждому думать то, что ему хотелось. Мне вообще каким-то чудом удалось сохранить тот настрой, с каким я заснула после долгого разговора с Эрикой. Обречённое равнодушие, наверное, самое точное определение. Два дня, которые надо просто пережить. Без размышлений, без кардинальных решений, без форсирования событий плыть по течению и беречь силы, чтобы добраться до берега.
Всё, что случилось — случилось. Потом, позже, у меня будет время на остальное — мысли, чувства, эмоции, сожаления, решения и даже поступки. Потом, позже, я обязательно приеду во Флёдстен снова, но уже одна, без Ронана. Расскажу родителям, признаюсь Лоренсену, извинюсь перед Микаэлой. Может быть, даже поговорю с Люком. Кто знает. Вдруг он захочет меня слушать.
А пока самое главное — свадьба Эрики. Сауна, массаж, визажист, гости, торжественный проход, церемония бракосочетания, фуршет, танцы. Завтра я снова увижу всех — Люка, Микаэлу, Ирэн — буду стоять совсем рядом. Завтра впервые за семь лет встречусь с Лиамом и даже прошествую с ним под ручку по усыпанной лепестками алых роз дорожке к алтарю следом за женихом и невестой. Завтра надену счастливую маску и, играя, сосредоточусь исключительно на своей роли. Без чувств, эмоций и драм.
Всё это надо пережить, а потом я уеду.