Флёрри
Мордочка юной принцессы была вся мокрой от слёз. Она сидела возле кровати, уткнувшись носом в скомканное одеяло. Глаза опухли и стали красными, а под ними залегли глубокие тени. Аликорничка не спала всю ночь, дежуря у постели подруги.
После того, как с глаз спала пелена, первое, что увидела Флёрри, это огромное красное пятно на стене. Влажное, сочное, оно стекало вниз, к плинтусу из фиолетовых кристаллов. А уже потом, когда взгляд проследил за подтеками, он наткнулся на обугленное тело, лежащее ничком. Как раз таки к нему и вел след.
— Шадия… — прошептала аликорничка, прижав копытце ко рту. Она не понимала, что произошло, но чувствовала, как искрятся остатки магии на каналах рога.
«Это я с ней сделала?!» — пораженно подумала она, дотрагиваясь копытом до лба. Рог был раскалён, и кобылка быстро отняла копытце и подула на него. А затем у неё в голове ёкнуло — Шадия!
Принцесса подбежала к единорожке и несмело перевернула её на спину. Грудь той была разодрана, словно кто-то выстрелил в неё огромной силы заклинанием, по сочащемуся кровью мясу стекало что-то прозрачное, подозрительно похожее на желе. А посередине груди сидел большой, плотный комок извивающейся слизи. Он выглядел тягучим и маслянистым, словно деготь. А вокруг него по венам растекалась кровь, такая же чёрная и тягучая.
Сдерживая приступ тошноты и стараясь не терять сознание, аликорничка попыталась убрать этот комок. Что-то ей подсказывало, что его здесь быть не должно, но рог отозвался лишь болезненными искрами. Флёрри чуть наклонилась, стараясь выдавить ещё хоть капельку магии, как комок зашевелился и резко дернулся вверх, ударяя принцессу по лицу. Аликорничка вскрикнула и отшатнулась в сторону. После этого к глазам подступила темнота.
Сначала вернулось осязание. Флёрри поняла, что лежит на чем-то мягком и тёплом, обволакивающем. Она пошевелила копытом и почувствовала край кровати.
Затем вернулся слух. В комнате было тихо, только большие настенные часы тренькали своё вечное «тик-так». За окном тоже стояла тишина, словно бы принцесса была не в замке, а в ледяной пустыне.
Последними вернулись зрение и обоняние. В нос ударил запах стерильности и марли, а глаза судорожно закрылись от ярчайшего света. Полежав так с минутку, аликорничка чуть приподнялась, морщась от яркого света. Перед глазами, как из разорвавшейся пленки, выступила больничная палата, в которой она никогда раньше не бывала. Абсолютно белые стены, потолки, даже железный ободок кровати был белым. Флёрри поморщилась от такого количества белизны и протерла глаза. За медицинским столом никого не было, а возле кровати осталась только записка. Аликорничка подцепила её копытом и прочитала:
«О том, что случилось, ни слова. Ты ничего не видела».
Почерк был незнакомым, и Флёрри поежилась. Кто мог такое написать? Что именно не видела?
Но как только кобылка положила записку на одеяло, та зашипела и растворилась в черной дымке, оставив на ткани маленький черный кристаллик. Не успела принцесса вскрикнуть, как на нем огненными буквами выступили слова: «Я за тобой слежу».
Казалось, сердце бьется у самого горла. Флёрри отпрыгнула ближе к стене, больно ударившись головой о спинку кровати, а кристаллик свалился с кровати и разбился на мириады осколков. Перед глазами встал странный образ: большие чёрные остовы крыльев, голые и иссушенные, черный туман, клубящийся рядом и длинное, словно изломанное несколько раз тело с непропорционально широким лицом и огромными глазами.
Но буквально тут же наваждение спало, и кобылка испуганно заморгала. Она решила вылезти из кровати и пойти найти кого-нибудь, кто объяснил бы ей, что с Шадией. Вставая на ноги, она вспомнила комок слизи, который видела на разорванной груди подруги, и её затошнило. Флёрри всё ещё казалось, что эта штука живая и извивается специально, стараясь заляпать всё вокруг.
Справившись с очередным приступом, аликорничка пересекла комнату и вышла за дверь. Она никогда раньше не была в больничном крыле, и удивилась, как много здесь палат.
— Ваше высочество! — воскликнула кристальная пони с меткой красного креста. — Как вы себя чувствуете?
— Где Шадия? — перебила её Флёрри. — Принцесса Шадия, темно-серая единорожка с черной гривой, где она?
Кристальная пони стремительно побледнела, а губы её задрожали. Глаза сузились, словно она чего-то смертельно испугалась, а переднее копыто с нервной тряской указало на соседнюю дверь. Аликорничка оттеснила медсестру и чуть ли не вбежала в палату.
Представшая картина вызвала у неё истерику. В точно такой же белой кровати, лежало что-то, напоминавшее тело пони, только замотанное в двадцать слоев бинта. Открытыми остались только часть рога и глаза с обгоревшими ресницами, съежившимися и обуглившимся.
«Это с ней сделала ты».
Флёрри не замечала, что её рог искрит, а по щекам стекают слёзы. Она осела на пол, словно мешок с картошкой, а затем рассмеялась, будто здесь было что-то смешное. Ей не хватало воздуха, но она продолжала смеяться, закашливалась, плакала и снова смеялась. Только спустя пять минут она заметила, что ей протягивают стакан с водой. Она отмахнулась от него и, судя по звукам, разбила. Затем она почувствовала, что кто-то пытается её поднять, и отчаянно забрыкалась.
— Нет! — кричала кобылка. — Не уйду! Я её не брошу! Шадия!
— Оставь её, Шайнинг. Пойдем.
Её оставили в покое, и Флёрри подползла к кровати подруги. Только сейчас она заметила надрывный писк СИЖ и многочисленные трубки, проложенные к носу и рту единорожки. Слёзы размыли нечёткую картинку бинтов и одеял, и аликорничка просто уткнулась в них носом. Ей почудилось, что рядом кто-то сел и ткнулся мордочкой ей в плечо.
— Всё будет хорошо, малышка. Она поправится.
После этого она уснула, уткнувшись в одеяло Шадии. Проснулась она только под ночь, когда СИЖ запищала нестерпимо громко. Рядом копошились какие-то пони, что-то делали, а Флёрри сонно мотала головой и хотела только одного — чтобы писк прекратился. Раскрыв глаза шире, она увидела, как забинтованное тело выгибается вверх, словно одержимое, а пони вокруг разводят копытами.
— Да сделайте вы хоть что-нибудь! — очень громко крикнула Флёрри, и сразу после этого СИЖ запикала ровно и тихо. Аликорничка вскочила, вырвавшись из чьих-то объятий, и растолкала всех, пробиваясь к единорожке. Та всё так же лежала, забинтованная, а вокруг неё ходили медицинские работники, что-то убирали, вставляли пакеты в капельницы.
— Если подобное повторится, мы можем её потерять, — проговорил высокий кристальный пони в белом халате. — Нужно дежурить ночью.
— Я буду! — сразу выкрикнула Флёрри. — Я буду ночным дежурным!
С большим недоверием ей позволили это сделать. Рассказали, что при подобных приступах нужно звать старшего дежурного, что при первых признаках нужно нажимать на такой-то рычаг. Флёрри со скоростью света кивала головой, стараясь запомнить информацию. Кто-то сунул ей в копыта письменную инструкцию. Она разгладила бумагу и поняла, что ничего не видит из-за слёз.
Ночь прошла тихо. Грудь единорожки вздымалась, было слышно, как шумно втягивается кислород из специальной маски, стабильно спокойный писк разрывал тишину. Флёрри сидела, уткнувшись в одеяло носом, и плакала, стараясь не всхлипывать слишком громко. Она нашла копыто Шадии и крепко сжала его в своем.
Просидев так до самого утра, аликорничка устало бросила взгляд на быстро восходящее солнце. Широкий луч упал на забинтованное тело, и Флёрри зажмурилась. Она поднялась и закрыла окно.
С кровати донесся болезненный стон. Принцесса вскинула голову и быстро кинула взгляд на Шадию. Та чуть приоткрыла глаза — на бинты упали кусочки сгоревших ресниц.
— Шади! — воскликнула Флёрри, бросаясь к подруге. — Ты пришла в себя!
Единорожка попыталась пошевелиться, но ничего не вышло. Аликорничка смахнула текущие слёзы и начала наперебой объяснять:
— Я не специально, я правда-правда не специально, я не знаю, что это было! Прости-прости-прости! Там просто было что-то темное, я испугалась за тебя, а потом…
И Флёрри замялась. Что было потом, она сама не могла понять.
— В общем… Я… Мы тебя откачали… — аликорничка села на кровать и положила копыто на плечо единорожки. — Ты как?
По взгляду кобылки можно было предположить, что она думает о таких тупых вопросах, и Флёрри покраснела.
— Ой, — спохватилась она, — нужно же маме рассказать! Подожди здесь, я сейчас!
Неопределенное мычание не смогло её остановить. Аликорничка уже бежала к дежурному доктору. Сообщив ему о том, что Шади проснулась, принцесса побежала обратно.
— Ты так меня напугала, — крикнула она, забегая в комнату. Единорожка всё так же неподвижно лежала на постели. — Шади? — позвала аликорничка. — Ты можешь говорить?
Шадия что-то промычала, но взгляд исказила боль. Флёрри поспешила её остановить.
— Если не можешь, не говори. Главное, что ты меня слышишь. Не бойся, всё будет хорошо.
Шадия прикрыла глаза и зашевелилась, пытаясь снять кислородную маску. Флёрри остановила её, но потом в комнату зашли врачи и выставили юную кобылку вон. Принцесса поплелась в коридор и легла на диванчик, чтобы подождать часов посещения. Правда, она не заметила, как уснула.
Проснулась она уже в своей комнате во дворце. За окном светило солнце, птички увлеченно пели, с улицы доносился гомон кристальных пони. Флёрри потянулась, сладко думая о том, что это всего лишь страшный сон, и вскочила с кровати, чтобы разбудить Шадию, но когда ворвалась в комнату, застала постель идеально застеленной. Поняв, что это всё-таки реальность, принцесса привела себя в порядок и поспешила к матери.
Принцесса Кейденс сидела в тронном зале, принимая прошения жителей. Когда на пороге показалась Флёрри, все присутствующие в зале склонились в поклонах, а мама ласково спросила:
— Флёрри, милая, как твоё самочувствие? Мы волновались за тебя.
— Спасибо, хорошо, — вежливо ответила аликорничка, кивая. — Я бы хотела посетить мою подругу, мама.
— Стража, — принцесса любви махнула копытом и от почетного караула отделилось два стража, — проводите мою дочь до госпиталя.
— Благодарю, — Флёрри почтительно поклонилась и пошла вслед за кристальными пегасами.
По дороге в госпиталь она зашла в лавку и купила несколько яблок. Принцесса хотела купить ещё и цветов, но потом вспомнила, что не знает, какие цветы любит Шадия, поэтому растерянно прошла мимо. Стражи молча вели её по дороге, а кристальные пони кланялись, когда принцесса проходила мимо. Флёрри старалась улыбаться им, но при воспоминании о том, что именно из-за них Шадия убежала, хмурилась и опускала голову.
Стражники довели её до госпиталя, сверкающего ярко голубым кристаллом, и, отдав честь, встали у входа. Флёрри приоткрыла стеклянную дверь и вошла в прохладный больничный коридор. Сразу почувствовался запах лекарств и стерильности, а белый цвет стен, блестящих из-за кристальности, заставил принцессу прищуриться. Несмотря на то, что аликорничка выросла в Империи, постоянный блеск нередко слепил её. Она подошла к регистратуре и уточнила палату, где лежала подруга.
— А, единорожка Шадия, — протянула старенькая медсестра, напяливая большие очки в роговой оправе.
— Принцесса Шадия, — поправила Флёрри, чуть притопнув копытцем. Но кобыла не обратила внимание.
— Она лежит в двадцать седьмой палате на втором этаже, — скрипуче проговорила пони. — Сюда, ваше высочество, вверх по лестнице.
Поднимаясь по лестнице, такой же сияющей, как стены, принцесса думала, что скажет Шадии, когда придет. Ей снова вспомнилось забинтованное тело, а затем и нечаянно услышанная фраза «Бедняжка так изуродована…». Неужели она так сильно навредила единорожке, что её не смогут вылечить?
Но, когда Флёрри вошла в палату, Шадия сидела на кровати, откинув в сторону дыхательные трубки и катетеры, и срывала с себя бинты, окровавленные и загноившиеся.
— Что ты делаешь?! — воскликнула аликорничка, бросившись к подруге. — Нельзя!
— Отстань! — Шадия оторвала ещё один слой бинта и бросила его на пол. — Мне не нужны эти дурацкие тряпки! Я себя отлично чувствую!
— Но врачи говорили! — воскликнула принцесса, принявшись подбирать бинты. Окровавленные, пропитанные насквозь, повязки прилипали к шерсти, оставляя на ней грязные бурые пятна.
— Плевать! Я здорова!
Единорожка замахнулась на аликорничку, но потеряла равновесие и свалилась с кровати. Вскрикнув, Флёрри бросилась к ней, огибая кровать. Она подхватила подругу и посадила её обратно, шепча что-то неразборчивое.
— Шади, всё хорошо. Тебе нужен отдых. Не беспокойся.
— Сон лечит, — пробормотала единорожка, морщась. — Анабиоз — приостановка жизнедеятельности организма с его последующим восстановлением…
— Что? — переспросила Флёрри, но подруга замолчала. Аликорничка уложила её на постель, и единорожка послушно опустила голову на подушку. От былого гнева не осталось и следа — Шади успокоилась, словно и не злилась никогда.
— Я тебе яблок принесла, — запоздало вспомнила принцесса, левитируя пакет на прикроватный столик. — Я хотела купить цветы, но не знала, какие ты любишь…
— Гвоздики. — Мрачно отозвалась кобылка. — Черные, бархатные.
Флёрри кивнула. Она присела на край кровати, осторожно поглаживая бок кобылки крылом.
— Я куплю. Обещаю.
Шадия не ответила, безучастно смотря в потолок. Флёрри не посмела нарушать молчание. Даже её вечный энтузиазм не смог справиться с тем унынием, которое царило в палате. Куски окровавленных бинтов валялись на полу, рассыпанные аликорничкой, но принцесса не спешила их поднимать. Она смотрела только на Шадию, на её бирюзовые глаза, такие красивые, но такие опустошенные, глубокие, словно озера.
— Ты слышала, что они сказали? — Наконец прошептала Шади. — Удар был таким сильным, что ожог никогда не заживет. Он будет кровоточить всё время, а моя грудь будет похожа на сырое мясо.
— Нет, — прошептала Флёрри, прижимая копытце ко рту. Единорожка горько усмехнулась.
— Именно так. Здорово ты поработала, Флёрри. Спасибо.
Принцесса несколько мгновений моргала, а затем до неё дошел смысл слов. Она замотала головой.
— Я не хотела! Я не хотела тебя ранить!
— Тем не менее, ты сделала это.
Взгляд Шадии стал жестким, а Флёрри отшатнулась, спрыгнув с кровати. Она смотрела на единорожку, не замечая бегущих слёз, и не видела свою подругу. Она видела лишь злобное, полное ненависти существо, которое могло навредить ей.
— Что с тобой? — прошептала она, глядя на единорожку. — Я ведь правда не хотела тебе вредить.
— Ты никогда не слушала меня, — ответила кобылка, переводя взгляд на потолок. — Всегда тащила за собой. А я не хотела.
— Я хотела, чтобы ты почувствовала себя частью моей семьи! — крикнула Флёрри, срываясь на плач. — Я просто хотела тебе показать, что люблю тебя! Почему ты так ко мне?!..
Шадия не ответила. Флёрри помотала головой и направилась к двери. Ей хотелось уйти, уйти как можно дальше, чтобы сбросить с себя оковы уныния, царящего в душе единорожки.
— Я ненавижу гвоздики, — донеслось до неё с кровати. Флёрри бросила на неё косой взгляд — Шадия всё так же лежала, глядя в потолок.
— Я куплю.
Когда Флёрри вышла к страже, её глаза были сухими.