Луна
Шадия пригнулась к земле, словно её голова вдруг стала непомерно тяжелой, а Луна почувствовала, как осыпается осколками заклинание, как разлетается вдребезги завеса, скрывающая воспоминания дочери. Аликорница могла только догадываться, как сейчас перед её глазами проносятся все моменты, связанные с Сомброй, вся его наигранная забота, кажущаяся правдой. Луна вздрогнула, когда дочь резко вскинула голову, со звериным оскалом уставившись прямо на неё.
— Ты заставила меня забыть его, — прорычала она, пригибаясь к земле и по-хищному грациозно приближаясь к ней. — Ты чуть не убила его! Ты чуть не убила меня!
— О чем ты? — пробормотала принцесса, чуть отступая назад. Краем глаза она заметила, как Кейденс проскользнула к Флёрри, закрывая её собой, но затем перевела взгляд на дочку, глаза которой полыхали ненавистью.
— А ты думала, я не вспомню? — фыркнула Шадия, и её скользкие, словно сделанные из дегтя, крылья встопорщились. — Ты лгала мне! Всю жизнь лгала! Я ненавижу тебя!
— Шадия, — севшим голосом прошептала Луна, — позволь мне всё объяснить… Дочка… Мне…
— Хватит извиняться! — проревело существо, бывшее её дочерью. Вытянувшееся тело и изящный изгиб мордочки делали Шадию ещё больше похожей на Кошмар. — Ты только и делаешь, что извиняешься, думаешь, этим можно заработать моё прощение! Так знай: я никогда тебя не прощу! Никогда!
С красного изогнутого рога сорвался ослепительный алый луч и наотмашь полоснул по правой части тела. Аликорница вскрикнула и отлетела в сторону, ударившись о стену. Правый глаз залила кровь.
— Луна! — вскрикнула Кейденс, но осталась на месте, подле Флёрри.
— Ты отобрала у меня отца, — прошипела Шадия. — Ты отобрала у меня всё. Время умирать!
— Шадия, стой! — вскрикнула Флёрри и бросилась на кобылку. Широкие крылья аликорнички быстро подняли её в воздух, ускорив нападение, а Луна успела откатиться в сторону.
— Не трогай меня! — проревело существо, крылом отмахиваясь от аликорнички. Флёрри с визгом шарахнулась в сторону от кипящей слизи, разъедающей пол, а Кейденс зажгла рог. Комната зашлась голубоватым огнем, а вокруг Шадии образовался барьер, сквозь который она ещё не могла пробиться. Огромные бирюзовые глаза залились зеленью, а огромные густые линии фиолетового дыма оплели её шею и уши.
— УМРИ! — проорало существо, разнося в клочья всё в комнате. Лопнули все стекла, все кристаллы, а Луна почувствовала неимоверную резь в ушах. Демонический крик уничтожал всё, чего касался, и аликорница почувствовала, как течёт кровь из её рассеченной брови, заливая всё вокруг.
Аликорница зажгла рог, пресекая попытку Шадии напасть на Кейденс или Флёрри, обращая огонь на себя.
— Ты думаешь, что сможешь победить меня? — прошипело существо, полыхая глазами, отражавшимися в осколках лежащих на полу кристаллов. — Ты очень ошибаешься, Луна!
— Шадия, прекрати! — принцесса усилила поток энергии, так, что воздух вокруг задрожал от искрящейся ауры, разбрасывая кровавые и бирюзовые блики противостоящих магий. — Я была неправа, я понимаю это, но я раскаялась в этом!
— Мне плевать! — крикнула Шадия, усиливая поток энергии. Темно-синяя аликорница напряглась, выжимая всю магию из своего рога, на которую была способна. Даже Селестия с Элементами Гармонии была, по её ощущениям, слабее, чем то, чем стала её дочь. — Достаточно того, что ты уже сделала! Я не собираюсь тебя слушать!
Как это случилось, Луна не видела. Её рог внезапно настиг ярко-алый луч, заставивший голову отозваться неимоверным звоном и громким, оглушающим криком. В голове словно что-то взорвалось, а с волос слетела диадема, описав красивую дугу.
Аликорница чувствовала себя так, словно умирает. В голове стучали молотки, и мысль о том, чтобы открыть глаза, не то что колдовать, вызывала немедленное желание окончить жизнь самоубийством. Но, когда она всё-таки открыла глаза, предметы вокруг не имели никакой формы. В щеку впивалась крошка из кристаллов, оставляя мелкие царапинки, сочащиеся кровью, в ушах звенело, как после взрыва. Перед глазами были только чьи-то голубые копыта, осторожно трогавшие её плечи.
— … высочество?.. порядке?
Сквозь оглушительный звон прорвались несколько слов, и Луна кое-как сфокусировала взгляд. Рядом с ней стояли несколько кристальных пони, а спрашивала у неё голубая кобылка с лиловой гривой, тревожно заглядывающей в глаза.
— Что происходит?! Что с вами случилось?!
Луна бессвязно перевела взгляд. Она поняла, что вылетела из здания, протаранив собой несколько этажей. Больница, где была Шадия, горела светло-фиолетовым пламенем, а кристальные пони носились рядом, пытаясь хоть как-то потушить огонь.
— Сколько прошло времени? — тяжело проговаривая слова, спросила аликорница. Пони переглянулись, а та же голубая кобылка ей ответила:
— Уже должна быть ночь, ваше высочество. Но луны нет…
Аликорница поднялась, с трудом опираясь на копыта. Крылья и ноги ломило, словно их швыряли от стены к стене. Всё вокруг ещё шаталось, а когда она попыталась зажечь рог, тот отозвался неимоверной болью.
— Ваш рог… — пробормотала кобылка, робко указывая на него кобылице.
Луна подняла глаза и увидела, что магические каналы покрыл толстый слой сажи, а потом поняла, что её грива больше не развевается.
— Кристальные пони! — прозвучал усиленный в несколько сотен раз голос. — Ваши возлюбленные принцессы совершили преступление, захватив законную власть! Я верну вам то, что они забрали! Я продолжу дело моего отца и поведу вас за собой! А сейчас приказываю вам: найдите принцессу Луну, ещё одну из предательниц, и приведите её к Кристальному Сердцу!
«Да что ж ты творишь?!» — мысленно воскликнула Луна, видя, как кристальные пони испуганно разбегаются по сторонам. Но потом её рог снова пронзила боль.
— Я знаю, ты слышишь меня, мамочка. — Прошипел голос, но теперь его слышала только принцесса. — Ты заплатишь за то, что отобрала у меня отца. Я тебе это обещаю.
«Хочешь отца? — злобно подумала Луна, выпуская струйку пара из ноздрей. — Будет тебе отец».
«Как я доберусь до него?! Пещера так далеко…»
Но она не могла позволить дочери навредить кому-нибудь.
***
Её копыта покрылись мелкими царапинами, окрашивающими снег яркими и красочными пятнами. Луна упорно шла вперед, склонив голову и подставив челку ледяному ветру. Боль, током идущая по всему телу, не могла остановить её, потому что как только аликорница замирала, переводя дыхание, она видела зарево пожарищ, идущее от Империи. Запах гари доносился и до гор, и принцесса продолжала идти.
Она понимала, что сделает всё только хуже. Но то, что чуть не убило её, уже не было её дочерью. И лишь один пони в мире мог заставить это существо успокоиться. Только он мог её контролировать.
Шадия больше не будет её слушать. Теперь она сможет без труда заткнуть Луну, и ей для этого нужно лишь сверкнуть глазами.
«Я знала, что она вырастет монстром! Я знала это! Почему Тия её не убила, когда я просила?!»
«Замолчи! Она твоя дочь! И если ты ещё раз о таком подумаешь, я придушу тебя подушкой!»
Всё тело истыкали мелкие снежные иголочки. Крылья покрылись корками льда, а на ресницах образовался такой плотный иней, что Луна не могла закрыть глаза. Возле носа и рта появилась снежная бородка, намертво сцепившая шерсть, а зубы отплясывали такой танец, что аликорница уставала их сжимать. Правый глаз всё так же кровоточил, а напряженные крылья, тащились по земле.
Она кое-как улетела, прежде чем в Империи разом вспыхнуло несколько зданий. Кристальные пони вопили и кричали от страха, а аликорница улетала, спасая собственную жизнь. Принцесса чувствовала себя крысой, сбежавшей с корабля, но она обнадеживала себя тем, что ещё вернется. Вернется вместе с тем, кого кристальные пони так боятся.
На отшибе, где стояла запечатанная дверь, до сих пор сохранились отметины боевых заклинаний, которыми они вместе с Шайнинг Армором атаковали защитные чары. Кое-где скошенные снежные вершины прикрыли покрытые копотью камни, но Луна их чётко видела. Кое-как улыбнувшись, принцесса упала лицом в снег прямо возле проломленной двери.
— Я дошла, — прошептала она, приподнимая обледеневшее крыло. — Я дошла.
У аликорницы уже не было сил даже подняться, поэтому она поползла вперед, загребая снег под нагрудник, хлипко державшийся на шее. Чёрные коридоры усиливали завывания ветра, дующего снаружи, но снег сюда уже не попадал, и Луне стало немного проще. «Ещё чуть-чуть. Ещё немножко».
Последней преградой была каменная дверь, не запечатанная, но плотно закрытая. Аликорница, пошатываясь, встала и уперлась копытами в створку. Та поддалась, с глухим скрипом открывшись и впустив кобылицу внутрь.
— Как же здесь тепло! — простонала Луна, буквально вваливаясь на тёплый каменный пол, желая раствориться. Силы покинули её, и принцесса так и осталась лежать около двери, закрывшейся за ней. Крылья намокли, лёд потихоньку таял, а аликорница, сутки не спавшая, отключилась.
Когда она разомкнула глаза и вдохнула теплый воздух, её тело отозвалось ломотой. Луна почувствовала, что лежит в луже растаявшего снега, и тут же вскочила. Времени и так мало, а она тут разлеглась!
Крылья почти оттаяли, а снежная бородка исчезла, и теперь её мордочка была мокрой, как и ресницы. Аликорница оглядела пещеру.
Мертвый кристальный дракон всё так же вываливался из своего гнезда, только теперь он был покрыт огромным количеством кристальных наростов, словно превратился в статую. Обломки кристаллов, сбитых магией год назад, обгоревшие пятна и бурые пятна крови на стене с обломанными светильниками — ничего не изменилось. Время здесь будто остановилось, загустело и стало повторяться снова и снова.
Луна спустилась к горячему озеру, выпускающему ароматные струйки пара, и попыталась вспомнить, где она оставила Сомбру. Воспоминания нахлынули на неё внезапно — вот в этом коридоре она попала в ловушки и превратилась в Найтмэр, поднялась по крутой лестнице и ворвалась в комнату. Принцесса прошла в коридор, осторожно вглядываясь в темноту, но как только она подошла близко к стенам, над ней что-то зашуршало, тихонько зазвенело. Аликорница замерла, ожидая нападения и чуть приподняв крылья, тащившиеся по полу, но его не последовало.
Вместо этого коридор наполнил мутный красноватый свет, идущий от кристаллов.
«Неплохое дизайнерское решение» — с облегчением подумала Луна, переведя дух. Она продолжила свой путь, и очутилась в комнате.
Здесь тоже ничего не изменилось, разве что покрылось пылью и паутиной. Кобылица с тоской обвела комнату взглядом. Как печален дом, когда хозяин его покидает! Но ведь он здесь, верно? Он точно где-то здесь, ещё живой, ещё нужный… Ох, Шадия…
Принцесса подошла к стене и провела по ней копытом, стирая пыль с барельефа. А ведь её дочурка была здесь, наверное, трогала эти стены, с любопытством изучая рельефы, прыгая от счастья свободы, гладила копытом эту красивую ветку в виде рога…
Внезапно выпуклый рог вдавился в стену, а глаза единорога, которому он принадлежал, засветились ядовито-зеленым. Луна испуганно попятилась, а стена с громким звуком отъехала в сторону. Тишина сразу исчезла — помещение наполнилось жужжанием, трещанием, капанием. Принцессе даже показалось, что она слышит шум шестеренок.
Аликорница осторожно зашла в пугающую темноту комнаты, которую тут же наполнил мутный свет, но уже не красный, а мертвенно-голубой. Посередине отливала блеском напоминающая гроб капсула, и кобылица видела силуэт лежащего.
Сердце предательски дрогнуло. Луна стояла возле капсулы в мучительных раздумьях. Всё тело ломило, а немного зажившая бровь снова начала кровоточить. Где-то там сейчас Шадия творит непоправимое. И только он, её мучитель, её кошмар, может уговорить дочь остановиться.
«Только как я его разбужу? Срок ведь ещё не истек…»
Аликорница подошла к пульту управления, надеясь найти хотя бы «Руководство для чайников». Как жаль, что Сомбра был… такой скрытный, что не оставляет инструкций по применению! Они бы мне сейчас пригодились.
Она рыскала глазами в поисках кнопки «Стоп», но взгляд наткнулся только на таймер сна.
«Девятьсот девяносто девять лет, — с горечью подумала она. — Но у меня нет столько времени! Шадия…»
Принцесса осторожно нажала на кнопку таймера, и та податливо пискнула. На экране высветилось:
«Хотите изменить время сна?»
— А так можно было?! — не удержала возмущенный возглас принцесса. — Да чтоб тебя…!
Копыто нажало кнопку «Да». Экран немного порябил, а затем на нем возник таймер.
«Ведите новый период сна».
— Одна минута, — прошептала кобылица. — Больше времени у меня нет.
В мгновение ока таймер сбросился, а на нем высветилось шестьдесят секунд. Пятьдесят девять… Пятьдесят восемь…
Луна глубоко вздохнула и опустила голову. Ей придется столкнуться со своим кошмаром наяву, но не для того, чтобы от него избавиться, а для того, чтобы пасть в ноги и просить помощи. Как это унизительно, но в то же время, у меня нет другого выхода. Шадия никого не любит больше так, как тебя, Сомбра. Она вообще никого не любит.
Крышка с тихим писком отъехала в углубление, и аликорница увидела лежащего единорога. Глаза, пугавшие её до дрожи, были закрыты, а тело, причинявшее ей боль, не двигалось.
«Пугающе красивый» — отметила Луна и осторожно приблизилась к жеребцу. Не зная, как его разбудить, и получилось ли вообще вытащить его из анабиоза, принцесса склонилась к лицу единорога, пытаясь услышать дыхание.
Резко открылись красные глаза, а горло оказалось в капкане железной хватки. Луна не успела даже вскрикнуть, как уже лежала, прижатая спиной к кристальной поверхности капсулы, а сверху, неимоверно сильно давя на горло и живот, нависал Сомбра, судя по взгляду, очень злой.
— А вот и ты, любимая, — прошипел он, свесив морду прямо над её носом. — Что, пришла меня убить?
— Нет, — прохрипела принцесса, обвивая его копыто своими, чтобы ослабить давление. — Шадия… Она…
— Ну-ка не смей вмешивать мою дочь в свои грязные планы, — рыкнул Сомбра, чуть ли не брызгая слюной от ненависти.
— Мне нужна… твоя помощь! — сдавленно ответила аликорница, хватаясь за копыта жеребца и пытаясь оттянуть их от себя. — Сомбра…
По его глазам, Луна поняла, что король ей не верит, а по усиливающемуся давлению — что скоро потеряет сознание. В мозгу панически метались мысли, путающие чувства и эмоции, глаза испуганно перескакивали с лица единорога на его копыта, но кое-что Луна поняла. Оставался только один выход. Действенный, но плачевный для неё. Он как раз слишком близко наклонился к ней.
Принцесса быстро выбросила передние копыта вперед, хватаясь за спину жеребца, а губами прильнула к его губам. Как Луна и предполагала, Сомбра опешил. А её ужас и боль, скопившиеся за эти годы, вылились в этот страстный, изможденный и вынужденный поцелуй.
Копыто с горла скользнуло за голову и приподняло её чуть выше. Сердце ночной аликорницы дрогнуло и забило барабанную дробь. Она не хотела бредить старые раны, хотела забыть вкус этих губ, но ей пришлось всё вспомнить.
Сомбра сел, резко поставив её в вертикальное положение, но поцелуя так и не разорвал, лишь обхватил её плечи одним копытом, а другим притянув её голову ближе. Крылья аликорницы задрожали, а сердце забило паническую атаку. Нет, нет, только не снова, только не здесь, не сейчас.!
Разорвав их связь, единорог прижался к её лбу, не позволяя отодвинуться, и проговорил:
— Если бы ты хотела меня убить, то не сделала бы этого. Что с Шадией?
Луна пыталась унять дыхание, сбившееся и сломавшееся, унять дрожь во всем теле, сдержать крик, и только прошептала:
— Она изменилась. Её рог стал как твой, а тело…
Единорог отпустил её голову, и принцесса тотчас отодвинулась. Пробежавший по телу жар сменился ознобом, тепло жеребца — прохладой пещерного воздуха. Сомбра выглядел сосредоточенным и серьезным, словно бы не он минуту назад держал в копытах ту, что чуть не убила его.
— Значит, Тьма проснулась, — пробормотал он, спрыгивая с «ложа». Приземлился он не очень удачно — пошатнулся, чуть не потеряв равновесие, но устоял.
— Какая тьма? — взволновано спросила аликорница, тоже вставая на пол. Она старалась держать расстояние, не позволяя единорогу приблизиться и завершить свое грязное дело. Но тот уже не обращал на неё внимания.
— Сколько времени прошло? — деловито спросил Сомбра, выходя из секретной комнаты в свою обычную. Луна поняла, что он разминает кости — на ногах единорог стоял ещё нетвердо, пошатываясь, но абсолютно ясный взгляд это скрывал. Он подошел к столу и что-то оттуда достал, но что именно, аликорница не увидела.
— Год, — тихо ответила она. — Я пыталась исправить свои ошибки, но не преуспела.
— Как же ты, должно быть, отчаялась, раз разбудила меня, — горько усмехнулся Сомбра. — Или ты лжешь, и где-то здесь стражники, призванные убить меня окончательно?
— Стала бы я рисковать собственной жизнью, чтобы убить тебя сейчас, если могла бы сделать это позже! — фыркнула принцесса, топнув ногой. — За кого ты меня принимаешь?
— За подлую и коварную повелительницу кошмаров, — ухмыльнулся Сомбра, подходя ближе к ней. — Значит, всё действительно так плохо, что ты пришла ко мне сама, да ещё и с мольбой… Занятно…
— Сомбра, у нас мало времени, — поторопила его аликорница, глядя на единорога. — Шадия подожгла Империю так, что гарь доносится до сюда! Если мы не поторопимся, спасать будет некого!
— А с чего я должен тебе помогать? — вздернул бровь король. — Шадия открыла свое предназначение, разве это плохо?
— Она изменилась!
Внезапный вопль заставил единорога повернуться. Луна приблизилась к нему, стараясь сохранить твердость духа, а потом бурно заговорила:
— Она теперь не такая, как прежде. Её тело преобразовалось и стало походить на скелет, покрытый кожей. А глаза… Они стали глазами Найтмэр, Сомбра. Это не её судьба. Не её предназначение, быть Кошмаром.
Аликорница пыталась разглядеть в глазах жеребца хоть что-нибудь, но они оставались холодными. У неё остался последний аргумент.
— Она любит тебя и очень хочет увидеть.
Это помогло. Сомбра смягчился и вздохнул.
— Хорошо. Идем.
Они молча спустились по лестнице и вышли в коридор. Единорог раздосадованно рыкнул, когда увидел дракона, но лишь махнул копытом.
— Никчемный из него был стражник. А жаль.
— Как мы попадем в Империю? — спросила у него принцесса. — Снаружи разыгралась буря, а мои крылья…
— Ты думаешь, я расскажу тебе все свои секреты? — усмехнулся король, нажимая какой-то рычаг на стене. — Напрасно, Луна, напрасно…
— Тебе придется. — Тихо возразила принцесса.
— Видимо, да, — с сожалением вздохнул жеребец. — Ты ведь, как всегда, беспомощна.
Внезапно мир окутала тьма, и Луна даже не успела крикнуть, как ощутила под копытами твердую кристальную брусчатку, а в нос ударил запах гари и дыма.
— Ну кто кристаллы поджигает калием, а?! Вот кто?!
Реальность исказилась, а на горящих бледно-фиолетовым пламенем зданиях появились черные наросты. Аликорница бросила взгляд на единорога — тот явно был доволен собой.
— Луна!
Принцесса вскинула голову и увидела, как к ней на всей скорости несется Кейденс. Следом за ней летела Флёрри, а их обеих преследовал сгусток Тьмы, с развевающимся дымом вместо крыльев.
— Вот ты где! — пророкотал голос Шадии, хриплый и жесткий.
— Луна, мы не смогли… — прокричала принцесса любви, но затем, увидев рядом с ней Сомбру, вскрикнула и не договорила.
— Что ты здесь делаешь?! И почему Луна стоит рядом с тобой?!
Флёрри увернулась от очередного красного луча, а единорог ухмыльнулся.
— Скажем так: мы нашли с ней общий язык, — произнес Сомбра с неимоверным удовольствием, так что Луна поморщилась. Судя по лицу Кейденс, она поняла о каком именно языке он говорил.
— Отец?
Шадия приземлилась рядом, взрыхлив землю вокруг себя. Её глаза радостно заблестели, а оскал превратился в подобие улыбки.
— Папа!
Луна отошла чуть назад, со слезами наблюдая за тем, как существо обнимает единорога, нежно прижимая голову к шее. Но она заметила кое-что ещё: удивление в глазах короля, словно он не ожидал такого.
— Шадия, — растерянно произнес он, обнимая дочь в ответ, — ты… выросла, пока меня не было.
— О, папа, — дочка ещё крепче прижалась к нему. — Я так рада, что ты здесь!
«А как же я? Я же твоя мама, Шади. Я же старалась…»
Взгляд чудовища уткнулся в темно-синюю аликорницу и превратился в ужасную дрель. Шадия отстранилась от единорога, выпрямляясь и расправляя огромные зловонные крылья.
— Ты думала, что я тебя не найду? Думала сбежать от меня? Нет пощады виновным!
— Шади, подожди!
С изогнутого рога сорвался красный луч, ударивший её по крылу, которым Луна успела закрыться. Сустав прожгла боль, а кобыла вскрикнула, упав наземь.
Спокойно наблюдая за тем, как алый поток энергии чертит на груди аликорницы узоры будущих шрамов, Сомбра подошел ближе.
«Подонок» — подумала Луна, стараясь сдержать крик, чтобы не позволить ему глумиться над ней. Но единорог только наклонился к ней и прошептал:
— Сейчас боль утихнет. Потерпи.
Луна бросила на него удивленный взгляд, а жеребец уже обратился к Шадии.
— Шадия, хватит, — холодно бросил он, и дочка сразу прекратила колдовать. Аликорница не смогла сдержать полувсхлип-полустон, а затем осела на что-то теплое и живое. — Жестоким нужно быть в меру. Она свое отстрадала.
— Но отец! — возразила Шадия, с чавканьем приземляясь рядом. Её глаза светились неоновой бирюзой, а бесконечная грива витала за спиной эфемерным клубом дыма. — Она разлучила нас! Она заставила меня забыть тебя!
— Всем свойственно ошибаться, Шадия. Твоя мать ошиблась слишком много раз. Но она вернула тебе меня. Поэтому я оставлю её себе, если ты не против.
— Делай с ней что хочешь, — легко пожала плечами кобылка, пронзая ненавистным взглядом мать. — Я верну твое королевство, отец.
— Это похвально, но давай не забегать вперед, — проговорил Сомбра, удобнее перехватывая кобылу — она только что осознала, что лежит на его копытах. — Отгородись щитом от Эквестрии. Что делать дальше — я расскажу потом.
— Как скажешь, — улыбнулась Шадия, и Луна углядела в этой улыбки то зловещее удовлетворение, которое она испытывала сама, становясь Найтмэр Мун. «Нет, доченька! Предатель! Ты всех нас погубил!»
На этом проблески сознания её покинули.
Очнулась принцесса только ощутив на лбу холодную и мокрую тряпку. Глаз по-прежнему заливало кровью, а вокруг всё кружилось. Справа, размытым серым пятном в крови, маячил Сомбра.
— Ублюдок! — прошипела принцесса, когда он наклонился, чтобы поменять компресс. — Ты снова взялся за старое! Я…
— Тихо! — шикнул единорог, закрывая ей рот копытом. Аликорница дернулась, но жеребец строго посмотрел на неё. — Ты сейчас жива только благодаря моему сострадательному сердцу. Тебе следовало бы быть благодарной.
— Что? — вырвалась из захвата Луна. — Что это значит? Ты думаешь, Шадия…
— …убила бы тебя? — кивнул Сомбра. — Да, убила бы. И за дело.
— Но…
— Тьма помутила её рассудок. Ты никогда не была примерной матерью для неё, поэтому в сердце Шадии только мрак и ненависть. Она убьет тебя, как только я скажу, что ты больше не нужна, поэтому будь так добра, не зли меня.
Луна замерла, пытаясь осознать сказанное. Она снова зависима от него. От его прихоти. Кобылу пробрала дрожь, а пульсирующее плечо и крыло вспыхнули болью.
— Ты заплатишь за то, что сделал с моей дочкой. Клянусь…
— Шадия и моя дочь, — жестко прервал её единорог, нависнув прямо над её лицом. — И если ты думаешь, что я сейчас злорадствую над тобой и радуюсь победе, то ты сильно ошибаешься!
Он порывисто выпрямился, а у аликорницы закружилась голова. На губах всё ещё полыхал тот поцелуй, и по сравнению с болью в плече и крыле, он был гораздо болезненнее. Но проблема была не в этом, а в том, что ей хотелось ещё раз ощутить этот жар, хоть сама себе принцесса в этом признаться не могла.
И теперь, когда жеребец был так близко, кобыла поняла, что в любой момент может сорваться. Сорваться и поплатиться за это.
— Но зачем ты тогда забрал её у меня? — севшим голосом спросила принцесса. — Зачем превратил её в… монстра?
Единорог стиснул зубы и холодно посмотрел на неё. Под этим взглядом Луне захотелось спрятаться, а лучше исчезнуть.
— Забрал, потому что ты её ненавидела. А превратил… потому что считал, что должен это сделать.
— Должен? — севшим голосом переспросила она. Сомбра отвернулся, не оглядываясь на неё, а принцесса измождено уставилась в потолок. Она больше ничего не спрашивала.
В комнате повисло молчаливое презрение, а единорог, ушедший к письменному столу, не проронил ни слова, пока солнце совсем не скрылось.
Кровоточащую бровь немного жгло, а поврежденное крыло пульсировало, но Луна сидела молча, редко шипя сквозь зубы. Король сидел за столом и в любой момент мог снова её ударить. Дышала она тяжело, а боль в низу живота словно разъедала кобылу изнутри.
— Тебе ничего не хочется мне сказать? — наконец спросил её единорог с мимолетной заинтересованностью, делая вид, что внимательно изучает осколок чёрного кристалла.
«Только то, что ты ублюдок» — со злобой подумала Луна, переводя на него тяжелый взгляд.
— А что я должна тебе сказать?
— Ну, — протянул единорог, подкидывая одним копытом осколок и ловя его, — даже не знаю, поблагодарить за спасение, например?
— Размечтался! — фыркнула аликорница. — Меня ты больше не получишь!
— Вообще-то я имел в виду «спасибо», но твой вариант мне, признаю, нравится больше.
Король с шумом отодвинул кресло и встал из-за стола. Луна покрепче укуталась в одеяло, а её шерсть встала дыбом. Единорога не напугали даже враждебные искры в глазах принцессы — его ничто не могло напугать.
— Не трогай меня, — прошипела она, тяжело поднимая заплывающий глаз. «Синяк будет знатный» — едва отметила про себя принцесса.
Абсолютно молча жеребец сорвал с неё одеяло и отбросил далеко в сторону. Аликорница съежилась, поджав хвост под себя.
— Не смей прикасаться ко мне, мерзавец, — прошипела она, пытаясь хоть как-то скрыться от жгущего взгляда жеребца, но тот был неумолим. Ночную аликорницу прошибла дрожь, поврежденный сустав хрустнул, а лицо исказила боль. Сомбра медленно забрался на кровать, вставая над ней. Когда его передние копыта были на уровне её кьюти-марок, живот скрутила такая судорога, что Луна болезненно вскрикнула, не сумев подавить боль.
— Тебе больно, — удивленно произнес он, глядя на её лицо.
— У меня вывернуто крыло и разбита бровь, — фыркнула кобылица. — Конечно, мне больно!
— Нет, — перебил её единорог. — Здесь.
Он опустил копыто на её живот, и боль притупилась. Луна напряглась, ожидая удара и нового всплеска боли, но когда она пропала, широко распахнула глаза.
— Как ты…
Сомбра провел копытом от одной её ноги к другой. От этого движения аликорница нечаянно дернула задним копытом, чуть задев бок короля.
— Уже не так больно, верно? — с интересом пробормотал жеребец. Он убрал копыто, и новая судорога атаковала принцессу.
— Стой! — воскликнула Луна, резко подрываясь вверх, не желая снова ощущать боль. Но сустав запульсировал, и приступ опрокинул её вниз. Жеребец подхватил её передними копытами, съехав задними на пол. Боль тут же стала терпимой.
По телу словно пробежали искорки, а дыхание участилось. Их взгляды встретились, а Луна неосознанно сжала загривок единорога, на который упали её копыта. Во взгляде жеребца читались удивление, оценивающие нотки его зрачков исследовали её лицо, словно размышляя над чем-то. Луна подумала, что никогда не замечала, какими притягательными могут быть эти глаза.
Секунду или две они смотрели друг на друга, а затем Сомбра быстро наклонил голову и поцеловал аликорницу. Ошалев от такой наглости, ночная принцесса не смогла даже возразить.
Да и не хотела.
Единорог положил её на кровать, но отойти далеко не смог.
Копыта аликорницы всё ещё были на загривке жеребца, и она не преминула этим воспользоваться. Притянув его к себе, кобыла прильнула к его губам, задними копытами подталкивая единорога к себе. Тот удивленно приподнял брови, но возразить не посмел, лишь повиновался. Взобравшись на неё сверху, он оторвался от её губ, насколько она ему позволила.
— Ты же была против, — удивленно пробормотал жеребец, тяжело дыша.
— Можешь считать это благодарностью, — пробормотала принцесса, всеми копытами притягивая его к себе. Блаженная тишина в животе помутила её рассудок, и всё, что ей было нужно — чтобы так продолжалось дальше. И неважно, что это будет ей стоить.
Единорог, в свою очередь, времени не терял. Его копыта уже растирали её плечи, огибая ключицы.
— И давно тебе больно? — жарко пробормотал Сомбра, спускаясь чуть ниже.
Аликорница чуть подалась вперед, хватаясь за его голову.
— Шестнадцать лет. Боже! — она выпустила из хватки его волосы и откинулась назад.
— А с другими жеребцами такой фокус не срабатывал? — спросил единорог, спускаясь одним копытом вниз. Луна ахнула, а потом простонала:
— Не было никаких жеребцов. Не останавливайся!
— Шестнадцать лет воздержания? — изумленно воскликнул он. — Серьезно?
Луна нетерпеливо застонала. Горячее желание, спавшее так долго, проснулось и требовало немедленного удовлетворения.
— Прекрати меня мучить, — с жаром прошептала кобылица. — Пожалуйста!
Сомбра лишь усмехнулся. Луна завопила и судорожно свела ноги. Но её зажал телекинез единорога, мощным замком сковавшим копыта аликорницы.
— Не-ет, — прохныкала она. — Только не копытом…
— А что, ты хочешь кое-что побольше? — с ухмылкой спросил Сомбра, рассматривая свое копыто, покрытое горячим и бесцветным соком. — Видимо да.
Луна хотела приподняться и опрокинуть единорога на спину, чтобы сделать уже всё самой, но тот ловко сполз с кровати, вставая задними копытами на пол, а передними подтягивая кобылу к себе.
— Скорее, — прошептала она. — Боже, скорее!
— Никогда не думал, что ты будешь так сильно меня желать, Луна, — негромко проговорил Сомбра, совершенно не торопясь. Аликорница отчаянно ударила копытами по одеялу, выказывая нетерпение.
— Что с тобой, Сомбра? Почему я должна тебя уговаривать?
— Потому что мне нравится смотреть, как ты мучаешься, — с усмешкой ответил единорог, дразня её легкими касаниями, а затем, неожиданно прекратив игру, скользнул внутрь влажного лона
Луна сначала хотела что-то буркнуть, но затем снова застонала и задвигалась бедрами навстречу.
— Да! Да-а, — кричала она, двигаясь всё активнее. — Боже! Боже!
— Мне тоже это нравится, — пробормотал жеребец, едва удерживая себя в копытах. Пока он старался удерживать медленный темп, но протяжные и громкие стоны подстегивали его к действию.
— Наконец—то, — шептала Луна, глядя на единорога. — Быстрее!
— Я здесь командую, — предупредил жеребец, медленно отодвигаясь от кобылы. — Поэтому ты будешь повиноваться мне.
Резкий толчок пришелся аликорнице по душе — она взвизгнула и широко распахнула глаза. Король оскалился и ухватившись за широко разведенные задние копыта кобылы, взял привычный для себя темп.
Луна закричала, но лишь шире развела ноги. Щеки принцессы полыхали, а глаза закатились от удовольствия.
— Какая же ты голодная, — с усмешкой проговорил жеребец, глядя на извивающуюся принцессу. — Сейчас уже закончишь, пока я только разогреваюсь.
Луна только замычала, судорожно расправляя и складывая крылья. Её нутро сжалось, в глазах потемнело, а единорог лишь пожал плечами: «Я же говорил».
— Только не останавливайся! — взмолилась Луна. — Продолжай!
— Как скажешь.
По комнате разошелся оглушительный скрип кровати, а глубокие стоны долетали до высокого потолка.
Подхваченная магией, переворачивавшей её на живот, аликорница в полный голос вопила от восторга и боли одновременно. Шерсть стояла дыбом от ощущения прикосновений в тех местах, которых уже давно никто не касался. Но это одновременно заставляло её всё яростнее отдаваться королю, пытаясь на этот момент стереть себе память.
— Ты ничуть не изменилась за эти шестнадцать лет, — с жаром прошептал он, кладя копыта на её полумесяцы.
Он разминал темно-синий с черными пятнами круп, иногда нагибался, чтобы укусить кобылу за шкирку, но та лишь выгибалась ему навстречу. Она не обращала внимания на мелкую боль в суставе и брови, концентрируясь лишь на удовольствии. От сладкой боли укусов она жмурилась и прогибалась, насаживаясь глубже, впуская плоть жеребца в самый сокровенный уголок организма.
Ещё один сноп искр из глаз, и ещё один. Аликорница вцепилась копытами в простынь, а зубами в подушку.
— Тебе хватит на сегодня, — прошипел Сомбра, натягивая круп аликорницы на себя и тесно прижимаясь к нему.
— Боже… — пробормотала принцесса в подушку, чувствуя, как горячая жидкость внутри нее чуть покачивается в такт движениям. Вывихнутый сустав резко щелкнул, и резкая молниеносная боль тут же ударила по крылу. Луна вскрикнула, а затем почувствовала на крыле железную хватку копыт.
— Что ты А-А-А! — завопила она, чувствуя, как сустав встает на место. Единорог уже лежал на кровати, поджав копыта под себя, а телекинезом подтащил аликорницу ближе. Та изможденно уткнулась в его шею, зарывшись носом в шерсть.
— Нельзя было… — прошептала она, но жеребец зашипел. Он не обнял её, лишь позволил прикоснуться к нему.
— В следующий раз я не буду с тобой так ласков, — тихо мурлыкнул он, языком влезая в её ухо. Аликорница поморщилась, но тряхнуть головой не посмела. В сердце стальной иглой засел страх. Следующий раз? Он будет?
— Я…
— Тихо, Луна. Ты будешь делать то, что я тебе скажу, иначе умрешь.
— Я всё ещё ненавижу тебя, — прошептала аликорница. — И ты никогда не сможешь добиться обратного.
— От ненависти до любви — один шаг, — усмехнулся единорог, перефразировав выражение. Он накрыл их одеялом и приглушил свет. — А ты любишь меня. Твоё тело знает лучше.
— Это другое! — возразила Луна, но слабый укус в холку заставил её замолчать.
— Неважно. Нам в любом случае нужно объединиться, чтобы усмирить Шадию. Но тебе придется хорошо играть, любимая.
Луна приоткрыла глаза и вспомнила о дочери. Слёзы тут же встали плёнкой.
— Ты сказал, что она убила бы меня. Что я ей сделала? Я же заботилась о ней, старалась исправить прошлые ошибки весь этот год! Почему она меня так ненавидит? Ты был с ней меньше месяца, почему она так обожает тебя?!
Единорог искоса взглянул на неё, но не ответил. Аликорница отодвинулась на край кровати, зябко кутаясь в одеяло, подобранное с пола. Завернувшись с головой, она ощутила, как слегка проседает кровать под весом единорога, ползущего за ней. На плечо мягко надавило, заставив принцессу повернуться к нему лицом.
— Она считает, что ты делаешь это из-за вины. Шадия не верит в искренность твоих чувств, поэтому она тебя дичится. А мне она верит. И из-за того, что ты пыталась отнять у неё меня, дочь возненавидела тебя.
Опустошенность накрыла кобылу с головой. Шади, милая Шади. Как я умудрилась вырастить из тебя монстра?
— И что мне теперь делать? — тихо спросила Луна, глядя в стену. — Как заставить её поверить.?
— Никак.
Такой простой ответ. Аликорница закрыла глаза и еле выдохнула:
— Ясно…
— Тебе придется играть роль. Знакомую тебе роль.
— Пленницы? — безучастно спросила принцесса, король кивнул.
— Твоя жизнь зависит от меня. Поэтому ты будешь мне подчиняться. Это понятно?
— Да.
— Хорошо.
Луна почувствовала, как прогнулась с тихим скрипом кровать, и бросила потерянный взгляд на смоляной затылок. Она не могла понять, что чувствует к этому жеребцу. Она ненавидела его, но…
Именно это «но» не давало ей покоя. Кроме саднящей брови и чуть скрипящего крыла её больше не мучила рвущая боль, пропадающая только рядом с дочкой. Неужели он тоже её лекарство? Ведь от одного его прикосновения всё прошло…
«Это не любовь, — твердо решила Луна. — Лишь похоть и облегчение».
Эта мысль ненадолго успокоила её, но ей хватило, чтобы уснуть. Из-за магического блокатора принцессе не удалось проверить сны подданных. Ей снилась большая клетка, и словно она плененный лев. Через прутья кидали всякий мусор, слышался звонкий смех Шадии, глумившейся над матерью, а потом пришел Сомбра. Он стоял возле прутьев и смотрел на неё. Из последних сил Луна подползла к ним и протянула копыто.
— Сомбра, — всхлипнула она, — вытащи меня! Пожалуйста!
Но единорог ей не ответил. Лишь развернулся и ушел.
Проснулась аликорница от того, что кто-то ткнул её в бок. Она попыталась открыть глаза, но правый всё-таки заплыл и не открывался.
— Вставай. Шадия приказала прийти в тронный зал.
Кое-как разлепив левый глаз, принцесса увидела, что король сердито встряхивает собственный плащ. Луна огляделась вокруг и увидела, что одеяло свалено на пол.
— Что вчера было? — спросила она, прикладывая копыто к глазу. — Мы…
— Переспали, — резко откликнулся жеребец, со злобой откидывая плащ прочь. — А потом ты попыталась меня удушить во сне.
— Что?! — воскликнула аликорница. — Ты это серьезно?!
— Абсолютно, — холодно отозвался Сомбра. — Что такого тебе снится, что ты во сне пытаешься меня убить?
Луна выскользнула из-под одеяла и поежилась. Зубами накинув на себя простынь, кобыла подошла к жеребцу, говоря:
— Я просила у тебя помощи, а не убивала.
Сомбра хмыкнул.
— Так я тебе снился?
Луна прикусила язык. Единорог накинул мантию и встал вполоборота.
— Ты хочешь разгневать дочь? Собирайся!
— Что она хочет? — поинтересовалась аликорница, осторожно кладя на место простынь и надевая туфли и каким-то образом оказавшуюся на столе диадему.
— Поговорить, — проворчал единорог. — Ты с ума сошла? Хочешь её раздраконить?
— Что? — удивленно спросила Луна. Сомбра подошел к ней вплотную и замахнулся.
Аликорница зажмурилась и вскрикнула, но копыто лишь сшибло на пол диадему. От удара на черном блестящем золоте прошла глубокая трещина.
Луна испуганно подняла глаза. Король смотрел на неё, с презрением поджав губы.
— Твоя дочь возненавидела тебя за то, что ты принцесса, а ты продолжаешь это демонстрировать. И после этого ты говоришь, что хочешь заслужить её доверие?
— Я… — Луна растерялась. — Я не думала, что…
— Ты никогда не думаешь, — прошипел жеребец, резко разворачиваясь. — Ты пленница, а не принцесса. И не смей закрывать глаз челкой! Шадии будет приятно видеть твою боль.
Луна с тяжелым вздохом откинула челку, которую уже успела приплести.
— Идем, — скомандовал король. Его рог озарила красная вспышка, и аликорница ощутила на шее еле уловимую красную петлю, светящуюся алыми всполохами.
— Что это? — поморщилась она, чувствуя как петля сжимается.
— Поводок. — Односложно ответил он, резко подтягивая её к себе. Кобыла споткнулась и упала на пол.
— Да как ты… — начала она, но ощутимый удар по щеке заставил её покорно замолчать.
— Ты моя собственность. Поэтому заткнись и иди.
В сердце закипела обида. По горящей щеке покатилась предательская слеза, но Луна тут же стерла её копытом. Застарелая боль тут же вспыхнула, но теперь она была уже привычной. А тогда, семнадцать лет назад, это всё ей было в новинку: первая пощечина, первый укус вместо поцелуя, первое изнасилование… Неужели этому суждено повториться?
Единорог вывел её из комнаты и повел по коридору. Посты стражей опустели, а голубые и сиреневые кристаллы стен и пола покрылись болезненной черной мутью. Луна затравленно оглядывалась вокруг.
— Это ты… Вы сделали… — единорог злобно оглянулся на неё, и она поспешно добавила, — Хозяин?
Взгляд жеребца немного смягчился, и он перевел его вперед.
— Нет. Моя магия здесь ни причем. Это аура Шадии.
— Шадии? — севшим голосом спросила аликорница. — Но ведь…
— Её величество ждет, — пресек её фразу король.
— Величество? — изумилась Луна. — Ты притащил сюда Кризалис?!
Петля на шее резко затянулась, и кобыла задохнулась. Она судорожно пыталась вдохнуть, но никак не могла этого сделать. Она упала на пол, в глазах потемнело, но тут петля ослабилась. Луна закашлялась, а Сомбра грубо схватил её за подбородок и приблизил к своему лицу.
— Ты задаешь слишком много вопросов, принцесса, — последнее слово он выделил. — Чтоб ты знала, моя дочь объявила себя королевой Шадией. Если ты задашь ещё хотя бы один вопрос, я найду кнут и выстегаю тебя им до мяса, тебе ясно?
Луна быстро кивнула, глотая выступившие от удушья слезы, и упала на пол, когда единорог отпустил её.
— Не зли меня. Поднимайся!
Чуть пошатываясь от слабости и недостатка кислорода и борясь с темными пятнами в глазах, аликорница встала. Сомбра дернул за поводок и повел её дальше.
Спотыкаясь, кобылица шла следом за королем. С каждым шагом кристаллы вокруг темнели и трескались. С потолка уже свисали веревки поломанных кристаллов, устраиваясь на подобии люстр. Как только Сомбра бесстрашно шагнул под них, они тихонько зазвенели и загорелись слабым красноватым светом.
— А, помнит, — чуть улыбнулся единорог и повел её дальше. Луна хотела спросить, что он имел в виду, но, помня урок, промолчала и, покорно склонив голову, пошла следом.
Шадия сидела на троне Кейденс, грозно взирая на вошедших. Аликорница несмело подняла взгляд на дочь и ужаснулась. Сочетая в себе черты Найтмэр и Сомбры, Шадия выглядела страшно. Причем на неё было страшно смотреть: Непропорционально загнутый рог, тонкая, словно высушенная шея, на которой сидела голова с широкими скулами и большими глазами. Зловонные крылья были сложены, а худосочное, словно насильно вытянутое, костлявое тело изгибалось под невообразимым углом, будто его сломали.
«Доченька! — ужаснулась Луна, кое-как сдерживая слёзы. — Красавица моя, что же с тобой стало?!»
— Отец! — голос дочери разнесся по всему залу — хриплый, жесткий, словно наждак. — Я рада тебя видеть!
— Доброе утро, Шадия, — почтительно кивнул Сомбра.
— Ты обещал рассказать мне, что делать дальше, — Шади спрыгнула вниз, и Луна вздрогнула — ей показалось, что ноги дочери сломаются пополам. По залу пронесся зловонный запах гниения. — Нужно начинать возвращать твое королевство.
— Твоё королевство, — поправил её единорог, обнимая одним копытом. Луна изумилась его выдержке — рядом с дочерью запах был просто невыносим, а жеребец даже не поморщился. — Я обязательно расскажу тебе об этом. Как себя чувствуешь?
— Прекрасно, — улыбнулась Шадия, ощерив огромные клыки. — После того, как Сердце убрали, я чувствую себя великолепно.
— Шади… — еле слышно прошептала Луна. Мессия медленно опустила на неё прищуренный взгляд, а Сомбра приподнял бровь.
— Как смеешь ты меня так называть? — прошипела Шадия, её ноздри раздулись от гнева. Луна мелко задрожала, но ответила, стараясь совладать с непослушным голосом:
— Я же твоя мама…
— Заткнись! — с рога дочери сорвался алый луч, и аликорница еле успела увернуться. Она вскрикнула и закрыла голову копытами, но больше ударов не последовало.
Несмело подняв глаза, аликорница увидела, что между ней и Шадией стоит Сомбра, примирительно подняв копыто.
— Не трать свою драгоценную энергию на столь мелкую сошку, дочка. Поверь, она не заслуживает твоего внимания.
«Но я ведь её мать! — хотелось крикнуть на весь зал. — Я ведь твоя мама, Шадия! Я люблю тебя, я правда тебя люблю!»
— Как скажешь, отец, — Шадия обняла отца двумя копытами. — Не приводи её больше. Я не хочу её видеть.
— Хорошо, милая, — кивнул Сомбра и презрительно взглянул на аликорницу. — Она не будет тебе мешать.
Луна молчала. Она чуть сотрясалась от рыданий, но старалась скрыть это.
«Доченька, что же я с тобой сделала…»
— Уведите её, — холодно приказала Шадия, и от стены отделился незамеченный до этого стражник. Сомбра с отвращением передал ему поводок, и тот потянул принцессу за собой.
— Идемте, ваше высочество.
— Не называй её высочеством! — крикнула вдогонку Шадия. — Она никто! И ничто!
— Как скажете, ваше величество, — грустно кивнул страж и чуть жестче потянул её за собой. Луна наградила его благодарным взглядом, но больше не поднимала глаз, пока страж не привел её в комнату.
— Я сожалею, если причинил вам боль, — кивнул он. — Темные времена настали…
— Эра Тьмы, — кивнула принцесса, вспоминая слова короля. — Спасибо.
Страж молча удалился и запер её. Поводок исчез, и аликорница почувствовала облегчение, правда, ненадолго. Снова вспомнились слова дочери, один её вид вводил принцессу в отчаяние.
«Это всё из-за меня. Это я во всём виновата».