Сомбра

Потерял. Он их обеих потерял.

Кое-как удерживая на весу выгибающуюся от боли аликорницу, Сомбра изо всех сил старался не упустить связующую нить. Он видел, видел этот хищный оскал, огромные зубы, впивающиеся в шею ночной принцессы. И, спохватившись, прервал её сон. Правда вот, получилось ли это сделать безопасно?

Глаза аликорницы были широко открыты, но признаков жизни не подавали, уставившись в одну точку над его головой. Она судорожно дышала, вскрикивая от жутких судорог, скручивавших её тело, а Сомбра мог только наблюдать. Всеми силами фиксировать её дёргающееся тело и наблюдать.

Слабые всхлипы и вскрики не прекращались ещё минут десять, а единорог продолжал удерживать аликорницу, но не на весу. Удерживать на этом свете.

— Тихо, тихо, тихо, — успокаивающе шептал он, обтирая щеки и шею принцессы разбавленной драконьей кровью. — Держись, Луна, давай, ты справишься.

Он зубами откупорил бутылку и вылил в рот кобылицы остатки. Она закашлялась, глотая горько-солёную жидкость, но глаза затрепетали вместе с ресницами, стали осознанными. Она испуганно трепыхалась, вздрагивая всем телом, и то и дело расправляла крылья, словно пыталась защититься.

— Луна, — позвал её жеребец, осторожно позволяя принцессе соскользнуть на кровать. — Луна!

— Шадия… — еле различимо, скомкано и невнятно пробормотала аликорница, словно в бреду. — Я не смогла…

— Она тебя ранила? — спросил Сомбра, тревожно вглядываясь в глаза аликорницы. Они затуманились, закрылись от него мутной зелёной плёнкой. Жеребец склонился над ней, припав губами к её губам, стараясь вдохнуть в кобылицу жизнь, а его рог полыхал без остановки.

В тёмно-серых тонах расписывалось окружающее пространство. Тяжелый, дурманящий аромат смерти охватил шею и горло удушливой дымкой, а копыта будто сами несли хозяйку к ней. Костлявая уже раскрыла рот в хищном оскале, мысленно облизываясь. Как долго она ждала эту бессмертную принцессу. Неужели она получит сразу обеих, да ещё за такое короткое время…?

С каждой секундой аликорницу покидали краски. Сначала грива, а потом и шерсть поблёкли и превратились лишь в очертание, словно штрих графитного карандаша на шероховатой чёрной бумаге. Жизнь стремительно покидала её, отдавая всю энергию существу, которое она звала дочерью, оставляя лишь пустую оболочку, ненужное тело, высасывая душу. Физическая жизнь продолжится. Тело будет двигаться, мыслить, испытывать голод и жажду. Только вот Луны там не будет.

Но был тот, кому эта перспектива совсем не нравилась. И он решил бунтовать.

Заклинание обхватывало бледнеющий образ ночной принцессы, словно тонкая нить, оплетающая ноги и крылья, шею и спину. Маленький бирюзовый огонёк уже почти полностью погрузился в огромный ненасытный зёв смерти, засасывающий окружающее пространство в себя, неизменно, день за днём уничтожая всё живое.

Но красные нити, обвязавшие призрачное тело, заполыхали яркими огненными цветами, раскрываясь невообразимо красивыми бутонами. Этот яростный, бунтующий огонёк заставил костлявую отшатнуться, убрать свои мерзкие копыта от ночной принцессы, захлопнуть ощеренный в гнилых клыках рот. Аликорница безвольно повисла в воздухе, и лишь огненные цветы поддерживали её: бережно, аккуратно, возвращая энергию, вытаскивая душу из цепких лап мессии.

В его душе снова горит огонь. И он горит так ярко, что его хватит на двоих.

Раздался невообразимо громкий рёв, будто бы у маленького ребёнка отобрали любимую игрушку. Огненные цветы стремительно возвращали силы принцессе, восстанавливая утерянные цвета и силу. Она открыла глаза, и облегченно улыбнулась, поглаживая копытом огненный бутон.

Сомбру отшвырнуло в сторону, а адская боль в груди не позволила сдержать крик. Единорог влетел в стол, опрокинув его, и ударился головой и спиной о твердое дерево. Грудь горела, словно объятая пламенем, а потом стала разрываться на мелкие кусочки. Жеребец опустил голову, чтобы посмотреть, отчего возникли такие ощущения, и замер.

Его грудь была покрыта глубокими трещинами, а из них лился ярко-красный, почти белый, свет.

Из горла то и дело вырывались хрипы, а трещины расходились всё больше и больше. Единорог схватился за них копытом: это ненадолго ослабило боль, но не помогло. С ломким хрустом они становились всё шире, пока Сомбра не отпустил заклинание. Последние остатки магической сетки отлетели к аликорнице, а рог зажгло, словно его раскалили докрасна. От боли ноги подкосились, и жеребец рухнул на пол, так и не успев встать.

Сомбра попытался доползти до запасного кувшина с драконьей кровью, но боль швыряла его из стороны в сторону. Дикий, неистовый вой голодной мессии всё ещё стоял в ушах, разрывая барабанные перепонки. Сияние, идущее из груди, рвалось наружу, толкаясь в широкую грудную клетку, пытаясь вырваться из плена.

— Сомбра?

Слабый голос аликорницы заставил его оглянуться. Луна искала его глазами, но будто ничего не видела. Стиснув зубы, дабы заглушить стон, единорог оперся на столешницу и встал, смахнув на пол чудом уцелевшую чернильницу. Трещины потихоньку тускнели, но адовая боль никуда не делась. Что-то разрывало его изнутри. Единорог тяжело дышал, пытаясь успокоиться. Неужели он был так близок? Неужели он сотворил заклинание такой мощности, что чуть не сгорел?

Слабость снова подкосила его, и жеребец упал ничком, свалившись лицом в расплывшееся на полу чернильное пятно. Из носа потекла вишневая струйка, смешиваясь с черной тушью, а свет резко померк.

— Очнись, пожалуйста, очнись!

В голове звенело, словно там бил огромный колокол, а перед глазами всё расплывалось. На его копыте лежало что-то теплое и живое, а грудь слабо жгло.

— Сомбра! — завидев, что он открыл глаза, темно-синее размытое пятно скользнуло к нему, обвивая копытами шею и плечи. Единорог кое-как разомкнул слипшиеся от долгого молчания губы и хрипло прошептал:

— Луна…

— Я не смогла, — сквозь слёзы пробормотала она, осыпая его поцелуями. — Я не смогла с ней поговорить, прости! Она… Она словно раздвоилась! Словно это была другая Шадия! Как… как я и Найтмэр! А потом… потом я очнулась, и ты лежишь на полу… Сомбра, я так испугалась…!

Единорог закрыл глаза и запрокинул голову, сминая подушку. Она не помнит. Не помнит, как он держал её. И хорошо. Так будет лучше и для него, и для неё.

Аликорница продолжала целовать его, вцепившись копытами в его шерсть, судорожно хватая воздух ртом, ловя каждое его движение. Сомбра отстранил её, еле сдерживая хриплый кашель, почувствовав, как стекает по лицу размазанная драконья кровь.

— Прости, я снова тебя испачкала, — пробормотала она, подхватывая копытами платочек и осторожно вытирая его скулы и нос. — Как ты себя чувствуешь?

— Воды… — прохрипел Сомбра, выгибаясь в приступе кашля. От солёных капель пота и крови, попавших в рот, его заворотило, но напряжение в роге начало постепенно спадать. Сильное снадобье — кровь дракона, особенно кристального. Несколько капель может дать неопытному единорогу такую силу, о которой он мог только мечтать. Временно, пожалуй, но действенно. Но это вызывает привыкание. В конце концов маг не способен сотворить даже самое простенькое заклинание без порции напитка. Поэтому кристальные драконы и вымерли — на них открыли охоту.

А вот как временный усилитель кровь ему пригодилась. Если бы не она… Сомбра боялся предположить, смог ли он хотя бы задержать Луну в этой реальности. Если уж с целой бутылки её чуть не унесло, то что было бы без…

Принцесса поднесла ему стакан, бережно придержав крылом его голову, пока он пил. Видимо, она начала отходить от испуга, потому что снова отстранилась, стараясь не соприкасаться с королём.

— Что будешь делать?

Вопросы. Вопросы требуют ответов. А у меня их нет. Сомбра откинулся на подушку, погружая ноющее тело в ворох горячих и мокрых перьев.

— Сейчас я буду спать.

— Я имела в виду Шади. Она знает про нас.

Сомбра удивленно приоткрыл веки, бросив на аликорницу подозрительный взгляд. Та беспокойно смотрела на него, терзая копытами край одеяла.

— Откуда?

— Не знаю. Она задала мне вопрос, когда я только пришла.

— И что ты ответила?

Луна отвела взгляд в сторону, случайно дотронувшись до его бедра в порыве комкания одеяла.

— Сказала правду.

Правду. Жеребец усмехнулся. Какова она — правда? И где им её теперь искать?

— А она?

— Сказала, что хочет есть. После этого я отключилась, а когда пришла в себя…

Сомбра кивнул. Аликорница немного поколебалась, а потом залезла на кровать, перебираясь через него. Единорог зажмурился от удовольствия, когда хвост аликорницы скользнул по низу живота. Луна села рядом с ним и робко коснулась одеяла.

— У нас может не быть больше времени. Это наша последняя ночь.

— Если ты наблюдательна, — фыркнул Сомбра, впрочем немного заводясь от нежных прикосновений, — я сейчас не в состоянии как-либо…

— Не нужно, — Луна мягко закрыла ему рот, поглаживая его края копытом. — Я сама.

Сомбра немного поёжился, поудобнее устраиваясь на спине, пока принцесса осторожно гладила его грудь копытом. Он с интересом наблюдал за тем, как она уселась на него и принялась водить головой по его шее, щекоча кожу дыханием.

Единорог мотнул головой, фыркая, но аликорница играючи лизнула его шерсть. Сомбра удивленно хмыкнул и почувствовал знакомую тяжесть в паху. Луна поцеловала его шею, нежно проводя крупом по его животу, оставляя на нём влажные дорожки. Это заставило жеребца закинуть голову назад. Мужское естество стремительно твердело, и аликорница осторожно села ему между ног, обогнув наливающийся орган и положив на него копыта. Сомбра дернул носом и снова фыркнул, но лишь из вредности. Честно признаться, ему такой подход уже нравился.

— Значит, ты любишь потянуть время, — с актерской едкостью процедил единорог. Аликорница обиделась и несильно ударила его по ляжкам. Король усмехнулся.

— Ладно, ладно, продолжай.

Луна закатила глаза, но продолжила. Сомбра спокойно лежал, глядя на аликорницу с приподнятой бровью. Он не думал, что кобылица будет столь ласкова с ним. Нежные прикосновения, заставляющие его сердце вздрагивать от томления, приводили короля в восторг, и жеребец очень пожалел, что не может быть активным.

Но принцесса так и не притронулась к нему губами, как предполагал единорог. Она расправила крылья, чуть приподнявшись на задних копытах, передними подтягивая его член и помещая его между своих ног. Запах кобыльего возбуждения наполнил воздух вокруг, добравшись и до ноздрей короля.

— Ты в поре? — спросил единорог, с сомнением глядя на дрожащие ноги аликорницы. Та неопределенно покачала головой, а затем медленно насадилась на его плоть.

От такого чувственного начала единорог чуть было не застонал сквозь зубы. Ему пришлось заткнуть себя, чтобы не выдать удовольствия. Луна вздохнула, закрыв глаза, и копытами провела от его живота до груди. Под его хриплое дыхание аликорница начала медленно ездить на нем вперед-назад. Она часто дышала, запрокидывая голову назад и выбрасывая изо рта красный язык. Луна иногда замирала, и тогда с её губ срывался глубокий стон, впрочем, не такой громкий, как обычно. Это возбудило его ещё больше — с белого кончика рога сорвались маленькие искорки красного цвета.

— Агх, — выдохнул он, стараясь контролировать себя. Луна изменила направление — теперь она нежно перемещалась вверх-вниз. Единорог закусил губу, чуть приподнимая таз, двигаясь аликорнице навстречу, но та прижала его бедра к кровати.

— Что ты… — возмутился жеребец, а кобыла лишь игриво ущипнула его. Он охнул, а принцесса скромно улыбнулась. Её взгляд как бы говорил: «Я всё сделаю сама».

— И что — я теперь должен просто лежать? — возмущенно фыркнул король. — Так мы не договаривались.

Аликорница ещё сильнее надавила копытами на бедра, так, что Сомбра слегка поморщился от боли.

— Ты должна-а-а… — очередной возглас перешел в вырвавшийся стон, а рог обдало жаром. Аликорница осторожно прикусила самый кончик, а копыта единорога положила на свои кьюти-марки. При этом она улыбалась, но после очередного снопа искр её шерсть встала дыбом. Сомбра почувствовал, как внутри неё всё сжалось, и его глаза чуть не закатились назад. Он резко дернулся вперед, вырывая рог из хватки принцессы, и уткнулся носом в её шею. Луна дышала часто и напугано, словно вдруг проснулась и поняла, чем они занимаются. Сомбра провел языком по пульсирующей артерии, успокаивая кобылу, и плавно переместил копыта к основаниям крыльев. Подвижные суставчики послушно распрямились, а крылья полураскрылись.

— Не трогай. Продолжай то, что делала сначала.

Луна кивнула, но в её взгляде пропала игривость. Она стала двигаться ещё медленнее, пока не остановилась совсем. Сомбра лежал с закрытыми глазами, чтобы не видеть её лица. Он знал, что она плачет, но не хотел её наказывать. Не теперь.

Воздух разрезал судорожный всхлип. Несмотря на то, что он привык к такому, всякое желание у жеребца пропало. Он смирился и открыл глаза.

Луна сидела на нем, закрыв глаза копытом. Она беззвучно всхлипывала, чуть содрогаясь спиной, и единорог сел. Кобыла замотала головой, разбрызгивая слёзы, но Сомбра не собирался её бить. Он осторожно отнял копыта аликорницы от лица и убрал их к себе на плечи. Луна испуганно съежилась и зажмурилась, ожидая удара. Наверное, поэтому она не видела, с каким сожалением на неё смотрел единорог.

— Ты боишься, — негромко проговорил он, но аликорница всё равно вздрогнула. — Тебе плохо от моей ауры.

Принцесса приоткрыла один глаз, весь в слезах, и несмело кивнула. Король наклонился вперед, мягко опрокидывая аликорницу на спину, и, приблизившись к её губам, прошептал:

— Я понял, как ты хочешь.

Так же нежно приоткрыв губы аликорницы языком, он начал медленно двигать тазом, приводя себя в рабочее состояние. Грудь немного щипало, но Сомбра не обращал на это внимание. Его занимала принцесса.

Луна снова заплакала, но на поцелуй ответила, схватившись копытами за его шею и притягивая единорога ещё ближе. Сомбра чувствовал, как постепенно нарастает напряжение в нутре кобылы, как она сжимается, когда он касается копытом её щеки, как смотрит на него сквозь ресницы, когда думает, что он не видит, чувствовал, как часто бьётся её сердце, когда он ласкает её грудь и шею. Он ощущал податливость крыльев, расправляющихся от малейшего прикосновения к косточкам в спине. Он скучал по ней. По её стонам, по её глазам, по её ненависти. Скучал и всё чаще доставал из шкатулки голубой локон.

Луна обхватила его задними копытами, а головой прижалась к его плечу, повиснув в воздухе. Крылья раскрылись полностью, а на основании рога, ниже блокатора, засветились бирюзовым цветом магические каналы.

— К Дискорду, — пробормотал Сомбра, вдыхая запах волос принцессы и роняя её на кровать. Луна немного подпрыгнула на пружинистом матрасе, а жеребец осторожно схватился зубами за блокатор и стянул его.

Ноги кобылы резко выпрямились и зажали его внутри, а по её рогу потекла липкая осязаемая магия. Луна смотрела на него с удивлением, но благодарность тоже была в этих глазах.

Сомбра поспешил отвести взгляд, хоть ему и не хотелось этого делать. Он коснулся языком стекающей магии и понял, что аликорнице это нравится — она подняла голову чуть выше, так, чтобы ему было удобнее. Единорог распробовал вкус пузырящейся на языке субстанции и обхватил рог принцессы губами, присасываясь к нему. Луна суматошно заводила копытами по его бокам, полностью одобряя его действия, и продолжила двигаться бедрами навстречу его плоти.

Сквозь полуприкрытые глаза Сомбра смог различить, что глаза аликорницы высохли, а запах возбуждения пьянил не хуже кристальной настойки.

Единорог двинулся вверх по рогу и прикусил самый кончик. По рту разошелся разряд искр. Он заглотил его и начал потихоньку посасывать.

«Она может меня убить, — подумал Сомбра, обводя языком вкруг светящегося рога. — Ей нужно только дернуть рогом».

Но принцесса этого не сделала. Она лишь выскользнула из его захвата и крепко обняла. Они сидели так достаточно долго, как единое целое. И только спустя время аликорница снова привстала и потянулась к его рогу.

— Не надо, — мягко отстранил её единорог. — Тебе будет плохо.

Но аликорница помотала головой и лизнула его рог. Сомбра почувствовал, как расходится по нему тепло её слюны, и зажмурился. Сладкая истома заставила его притянуть талию кобылицы к себе, губами уткнувшись в её ключицы, а копытами поглаживая спинку между крыльев. Рог стремительно нагревался, а снопы красных искр, рассыпающихся с белого кончика, падали ему на нос. Ох, Луна, что же ты делаешь со мной…

Единорог застонал, когда аликорница стала посасывать рог, словно карамель на палочке. Он неосознанно положил копыта на её бедра, огибая хвост в особом рисунке, и чуть развел упругие ягодицы.

Аликорница подняла его подбородок копытами и заглотила рог почти полностью. С трудом сдерживая рвущийся наружу стон, Сомбра поцеловал кобылицу в двигающуюся шею, обводя языком чувствительные ямочки. Луна заурчала от удовольствия, махая хвостом в разные стороны и переплетая его с хвостом единорога.

— Луна… — прошептал жеребец, уткнувшись носом в её ключицу. Кобыла выпустила его рог и спустилась к его губам. Она положила копыта на его бакенбарды и, осторожно подняв его голову к себе, нежно поцеловала. Сомбра переместил копыта на её плечи и прижал к себе сильнее. Сейчас ему совершенно не хотелось причинять аликорнице боль, наоборот — он наслаждался той нежностью, с которой она его целовала. Как ни крути, а ласку единорог любил. Давно, очень давно его шею гладили с таким трепетом. Никто, кроме дочери, не обнимал его так тепло и нежно, прижимаясь каждой клеточкой тела, практически сливаясь воедино…

Когда он отпустил её, наполнив своим семенем, принцесса ещё долго не хотела уходить. Они сидели, обнявшись, переплетая копыта и языки в невообразимом танце. Сомбра признался, хотя бы перед самим собой, что ещё никогда не испытывал такого сильного удовольствия от близости с принцессой.

Их губы разомкнулись, плавно и мягко, и Луна посмотрела ему в глаза, словно искала что-то. Сомбра перевернул её на бок и прижал к себе, но не так, как обычно — грубо и жестко, а мягко и бережно, обнимая нежные плечи. Кобылица положила голову ему на грудь, стараясь не поранить лицо жеребца рогом, и что-то беззвучно прошептала.

Вырваться из объятий сладкой неги не удавалось. Он больше не хотел грубости. Он хотел, чтобы аликорница так отдавалась ему каждую ночь — без криков и проклятий, слёз и истерик, а тихо, нежно, приятно. Но только грустно, что эта ночь будет у них последней. Сомбра зарылся носом в волосы принцессы, изо всех сил стараясь не задушить её в объятьях. Он не хотел её отпускать. Совершенно не хотел.

Но эти мысли вылетели из его головы, потому что тихое посапывание возвестило о том, что принцесса уснула у него на плече. Единорог погладил её по волосам, рассматривая плывущую эфемерную гриву — такую величественную вдали и такую мягкую вблизи, а потом зажег рог, чуть поморщившись, и укрыл их одним большим одеялом. Темное, как ночь, покрывало легло на их плечи, а Сомбра неосознанно поцеловал аликорницу в лоб и закрыл глаза. Следующий раз… Он обязательно будет. И когда он наступит, Сомбра постарается быть нежным. Когда они снова зайдут в комнату… Когда они усмирят Шадию… Тогда он всегда будет мягок с ней…

***

Когда он проснулся, Луна ещё спала. Вчерашняя попытка пробиться в сон Шадии и последующая бурная ночь измотали её. Теперь ей нужно отдохнуть. Им всем не помешал бы отдых…

Единорог осторожно выскользнул из объятий принцессы и подхватил её на копыта. Нужно переместить её в безопасное место. Иначе Шадия может убить её…

При этих мыслях он неосознанно прижал её к себе сильнее. Аликорница слегка поморщилась, но глаз не открыла.

— Мне жаль, что всё так получилось, Луна, — пробормотал жеребец, зажигая рог. — Но дальше я должен идти один. Я породил это чудовище, я его и уничтожу.

«Но кое-чего ты не должна знать, глупая ночная кобыла. Твои глаза наверняка прольют ещё немало слёз, но так надо. Я всё-всё придумал».

Открыв глаза, Сомбра увидел привычный мутно-красный свет, распространяемый кристаллами его дома. Луна всё так же сладко спала на его копытах, и единорог переместил её к себе на спину, осторожно передвигаясь, чтобы не разбудить принцессу. Она была тяжелее маленькой Шадии, но никак не мешала ему спокойно идти вперед.

Поднявшись в комнату на лифте, единорог уложил её на кровать, бережно накрыв сверху пледом. Ресницы принцессы дрогнули, и Сомбра поспешил телепортироваться, пока она не проснулась.

В груди снова отдало болью. Единорог пожалел, что так поторопился и не захватил крови дракона, но сил на обратную телепортацию уже не было совсем. А ему столько всего предстоит сделать…

В голове звякнул маленький колокольчик, а одна из его многочисленных теней прошептала:

— Принцесса достала кристалл. Она ждет вас в комнате.

Сомбра кивнул. Утро ещё раннее, он успеет всё сделать до того, как Шадия проснется. Осторожно выйдя из комнаты, единорог поспешил к королевским покоям. Тень скользила рядом с ним, сигнализируя о состоянии дочери.

На стук дверь лишь слегка приоткрылась, но ему хватило увидеть то, что кристальная принцесса опасно вооружена статуэткой. Поэтому он деликатно кашлянул.

— Это я, Кейденс. И если ты думаешь, что удар реликвией дома Трастфулов по голове выведет меня из строя, ты очень сильно ошибаешься.

— Я достала кристалл, — деловито проговорила принцесса, когда дверь закрылась. — Теперь освободи мою дочь.

— Всему своё время, — проговорил единорог. — Сначала вы отправляетесь в укрытие, потом она. Да, и ваш кристальник пойдет с вами.

Этот недоучка всё-таки не такой уж бесполезный. В книгах, что он откопал в библиотеке, было всё, что ему нужно для заклинания. Осталось лишь раздобыть ингредиенты и носителя. Значит будет пролито много крови. Что с того?

— Санбёрст? — Кейденс нахмурилась. — Но где он?

В дверь раздался осторожный стук. Сомбра открыл её, оценивающим взглядом окидывая неряшливого единорога, а затем посторонился, пропуская его.

— Живее. Лёгок на помине.

— Теперь вы отпустите Флёрри? — угрюмо пробубнил Санбёрст, вставая рядом с Кейденс. Сомбра величественно кивнул.

— Непременно. Но для начала мы спустимся туда, где вы с ней встретитесь.

— Очередная ловушка из лестниц? — фыркнула принцесса любви. — Твайлайт рассказывала мне о твоих фокусах!

— Если вы хотите, чтобы ваша прелестная дочь всё же вернулась вам, — с гадкой улыбкой проговорил Сомбра, — вам стоит быть вежливее.

Санбёрст с Кейденс переглянулись, но замолчали.

***

— ГДЕ ОНА?!

Тяжелые и громкие шаги приближались к его комнате со скоростью света, и вот та уже болтается на одной петле, а на пороге, по-хищному выгнув спину, стоит Шадия, сверкая зелёными от бешенства глазами.

— Где Флёрри Харт?! — прошипела она, ощерив клыки в грозном оскале. — Как она сумела сбежать?!

— Понятия не имею, — невозмутимо поднял бровь единорог. — Должно быть, заклинание на двери было недостаточно сильным.

— А чем ты занимался всё это время? — рявкнула мессия, проходя вглубь комнаты и нависая над ним. — Спал в объятьях принцессы Луны?

— Моя личная жизнь тебя не касается, Шадия, — леденящим тоном отрезал единорог, но дочь и не думала утихать.

— Ты говорил мне, что ты не идеален, отец, — прошипела она ему в лицо, выплёвывая слова. — Но неужели ты опять спотыкаешься на тех же граблях? Ах да, — она улыбнулась, растянув остатки обвисших мышц щек, — не было никаких граблей! Ты лгал мне! — её голос стал жестким и пугающе глухим. — Я верила тебе, а ты солгал, да ещё и предал меня!

— Шадия, — слегка прикрикнул Сомбра, и девочка замолчала. В её глазах смешивалась обида, горечь и злоба, и, кажется, он знает, кому что принадлежит. С её лица свисали ошметки кожи вместе с мясом, открывая ярко-белую кость. С нижней челюсти, почти не двигавшейся во время разговора, слезли все мышцы, оставив лишь нитки держащих сухожилий. Пушистых ресниц на глазах уже не было — даже век не было. Покрасневшие от пересыхания, глаза смотрели прямо ему в душу, желая отобрать её.

— Папа… — прошептала мессия, и на секунду Сомбра увидел свою дочь. — Я просто не хочу тебя терять. Все, кто мне лгали, бесследно исчезли, а тебя я люблю, честно-честно, папа!

Шадия порывисто обняла его, уткнувшись носом в шею единорога. Жеребец почувствовал тошнотворный запах крови и гниющего мяса, но виду не подал. Лишь чуть приобнял дочь одним копытом. Прости меня, малышка…

— Я объясню тебе всё за ужином, хорошо? — ласково гладя дочь по дымной гриве, пообещал Сомбра. Шадия кивнула, шмыгнув носом, а потом отстранилась.

— Поверь, у меня были причины искажать правду. Я всё тебе объясню, только подожди.

— Хорошо, — всхлипнула Шади. — Ладно. Я тебе верю.

— Иди, у тебя ещё много дел, — подбодрил её отец. Мессия выпрямилась и ушла, поставив дверь на место. Сомбру бросило в дрожь. Он ведь кое-как успел спрятать кристалл! Если бы Тьма его увидела…

У него ещё много дел, а голова уже раскалывается. Дыши, король. Ты должен.

***

— Добро пожаловать в «Драгоценные кристаллы и металлы», дорогой гость…! — бодро и почтительно начал он, но тут же осёкся и затих, увидев этого самого «гостя». — Мама…

— Хм, мне казалось, что спутать меня с кобылой достаточно сложно, тем более с чьей-то матерью, — мрачно усмехнулся Сомбра, широкими шагами направляясь к прилавку. Сжавшийся от страха высокий жеребец с зеленоватой гривой съехал за прилавок, не сводя глаз с короля, приковавшего его взглядом к одному месту.

— В… Ве… Гхму, — сглотнул комок в горле квакающий кристальный пони, а единорог презрительно фыркнул. — Я вовсе…

— До меня дошла информация, что моя дочь приносила вам на починку кулон с музыкальной шкатулкой, — сходу перебил его король, пристально смотря в дрожащие глаза ювелира. — Где он?

— П-простите, ваше ве-ве-величество, — заплетающимся языком проблеял жеребец, — н-но он ещё не отремонтирован…

— Где он? — повторил вопрос единорог, делая акцент на слове «Где». Ювелир сжался до размера комнатной тумбочки и тихо прошептал, словно боялся реакции на ответ:

— В хранилище, в-ваше…

— Неси сюда. Живо, — перебил его Сомбра, и кристального пони как ветром сдуло. Он засеменил к двери за прилавком и скрылся за ней, а буквально через секунду оттуда послышался грохот и звук разбившегося кристалла. Впрочем, кристальных дел мастер тут же вышел, неся на копыте коробочку, по всей видимости, с кулоном, и осторожно положил её на прилавок.

— В-вот. К-кулон принцессы Шадии.

Сомбра откинул крышку и телекинезом достал кулон, с интересом рассматривая его. Наверное, когда он был целым, то выглядел гораздо наряднее: эти обломанные бриллиантовые крылышки ярко сверкали на солнце, а сапфир не был таким мутным и блёклым.

— С-сзади есть рычажок, — робко проблеял ювелир, поправляя увеличительный монокль. — Он открывает музыкальную шкатулку, ваше величество.

Сомбра повернул медальон изнаночной стороной и осторожно щелкнул рычажком. Сапфир с тихим щелчком перевернулся, обнажая маленький полумесяц и семь штырьков вокруг. На некоторых из них ещё остались красные звездочки, но почти все были побитыми или треснутыми.

— И какого чёрта он до сих пор сломан? — угрожающе спросил король, переводя взгляд на трясущегося жеребца. — Тут работы на ползаклинания!

— Я-я-я ждал моего коллегу! — панически заверещал ювелир, поднимая копыта. — Вы правы: здесь нужно работать заклинанием, н-но я всего лишь кристальный пони…!

— Мне плевать. Вы должны были его починить в срок, — процедил король. — Всё нужно делать самому, за этих придурков и алкоголиков.

— Я вовсе не…

— Вывеску смените, господин Кристал Лук. Кристальной настойкой несёт за километр от вашего заведения.

Король захлопнул двери мастерской, оставив ювелира в культурном шоке. Ещё немного магии, ещё чуть-чуть, самую капельку, пожалуйста…

Красные кристаллики на штырьках приобрели форму звездочек, а маленькие серебряные струны встали каждая в свой паз. Сомбра утер со лба выступивший от перенапряжения пот. Осталось чуть-чуть. Совсем немного.

***

На ужин к Шадии он не пришел.

Продрогнув до костей, он навалился на каменные двери его обиталища. Они с глухим шумом отворились, а замерзшего до смерти единорога обдало тёплым воздухом. Внутри слышался смех и треск дров, словно кто-то развёл огонь. «Идиотки. Тупые крылатые идиотки» — устало подумал король, входя в пещеру. Луна сидела между Кейденс и малявкой, обнимая их крыльями, а рядом с троицей сидел Санбёрст, время от времени подкидывая в костёр… куски его письменного стола.

«Красное дерево. Варвары. Да чтоб вас химера задавила!»

— Вы совсем идиоты или как? — спросил он, опираясь на рычаг у входа. Четыре пары глаз поднялись на него, чьи с удивлением, чьи с презрением и боязнью, чьи с восхищением, а чьи с радостью. Он смотрел только на ночную аликорницу, которая тут же встала с места.

— Мы замёрзли, — пояснила она, описывая крылом пещеру. — Здесь холоднее, чем на улице.

— Нет, они точно идиоты, — пробормотал король, одним копытом нажимая на рычаг. Раздался гул шестерней, из стен повалил пар, а озеро, покрывшееся плёнкой из драконьей крови, начало пузыриться и пениться.

— Так теплее? — поинтересовался он, спускаясь вниз и поджимая губы. Малявка удивленно завертела головой вокруг, как только шея не свернулась, а Луна встретила его у подножия лестницы.

— Ты вернулся.

— Конечно, — усмехнулся единорог, проходя рядом с аликорницей и увлекая её за собой. — Идем, нам нужно поговорить.

— Это связано с Шадией?

— Да. У меня есть план.

***

— Но это безумие! — воскликнула аликорница. — Кейденс не согласится на такое!

— Увы, её мнения никто не спрашивает. Фларри… или как её там… уже взрослая, поэтому она сама должна решить нам помогать.

— Но Шадия…

— Луна, если это спасет её, я готов пойти на жертвы, — раздраженно фыркнул единорог, сидя за всё-таки целым столом. В топку пошел другой.

— Но…

— Мы должны спасти нашу дочь, чего бы нам это не стоило! — стукнул копытом по столу Сомбра. Он увидел, как из глаз аликорницы потекли слёзы, а губы тихо прошептали:

— Нашу?..

Единорог вздохнул.

— Нашу, Луна. Нашу.

Он сел на пол, спиной к аликорнице, и закрыл глаза. Луна села так, что их затылки соприкасались. Голова раскалывалась неимоверно, а в глазах темнело. Слишком велика магическая нагрузка, и эти трещины на груди… Иногда они слабо светились, когда он телепортировался, но это тут же проходило. Только бы хватило сил…

— Мы спасем её, — твердо проговорил Сомбра. — Спасём.

— Верю. — Прошептала аликорница. — Но что с ней всё-таки, Сомбра? Из-за чего с ней случилось превращение? Неужели это наши силы так скомбинировались?

Если бы.

— Она жеребенок, — негромко, словно устало проговорил единорог. Аликорница вздернула бровь.

— Жеребенок? Но ей уже шестнадцать…

— Тьма, — коротко прервал её жеребец, вставая и садясь обратно в кресло. — И она любит сладости, если ты понимаешь, о чем я.

— Сладости? — настороженно переспросила кобыла, чувствуя что-то неладное за этим невинным словом.

— Она ест души, — Сомбра посмотрел на неё в упор, и Луна увидела в его глазах странную отчужденность и тревогу.

— Души? — шепотом переспросила она. Единорог медленно моргнул в знак согласия.

— Всё закончится сегодня ночью, Луна. И если мы проиграем… Молись своей божественной сестре, чтобы Эквестрия ещё хоть раз увидела солнечный свет.