Флёрри

Невероятно красивая пещера, в которой они оказались вместе с мамой и Санбёрстом, принадлежала, судя по всему, королю Сомбре. Флёрри окидывала огромные мерцающие стены восхищенным взглядом, разглядывая кристаллы-светильники, источающие мутный свет. К мёртвому дракону она уже успела привыкнуть: он её совершенно не пугал, лишь вызывал жалость, поэтому она с удовольствием исследовала дивную пещеру, подлетая к потолку и с любопытством заглядывая в темные проемы. Оттуда доносился звук щелкающих шестеренок, и аликорничка продолжала восхищаться изобретательности хозяина. Как и им самим, впрочем.

Когда хозяин вернулся, совсем не лестно отозвавшись об их умственных способностях, она увидела, какие глубокие тени залегли под его глазами. Словно он не спал всю ночь, занимаясь чем-то важным. Он выглядел изможденным и ужасно уставшим, но, несмотря на это, продолжал твёрдо стоять на ногах, с грациозностью кошки перебираясь между петляющими туннелями своего жилища. Флёрри наблюдала за ним затаив дыхание, сидя рядом с матерью и прижимаясь к ней. Она безумно соскучилась и долго не отпускала аликорницу из объятий, плотно прильнув к её шее.

Практически сразу после того, как принцесса Луна вернулась вместе с единорогом, он позвал её маму. Ночная принцесса уселась рядом с Флёрри, вздыхая, словно успокаиваясь, и обняла её крылом. Кейденс недоверчиво встала и взглянула на единорога.

— Что ты затеял, Сомбра? — с сомнением спросила она. Жеребец закатил глаза.

— Не бойся, не съем. Мне нужно рассказать тебе кое-что.

«Сомбра, — мечтательно подумала Флёрри, провожая его взглядом. — Не думала, что у короля-тирана может быть такое красивое имя. Да и на тирана он вовсе не похож…»

— Флёрри, — позвала её Луна, когда мама и единорог скрылись в проходе, — скажи мне, вы с Шадией дружили, до того как она…

— Да, — поспешила ответить аликорничка, чтобы лишний раз не напоминать о том, что произошло с единорожкой. — Да, дружили.

— А теперь нет? — с горечью спросила аликорница, переводя на неё взгляд. Флёрри отвела глаза.

— Я… я не знаю. Я должна её ненавидеть, но… не могу. Просто… не могу.

— Но если ты сможешь помочь спасти её, ты это сделаешь?

Флёрри посмотрела Луне в глаза. Настроенная на приём чувств, аликорничка не могла не распознать все те эмоции, которые испытывала тётя. Умирающая, тлеющая, словно птица-феникс, надежда на благополучный исход, горечь и страдания, вина, много вины… А ещё смешанное чувство, заставившее сердце юной принцессы подпрыгнуть.

Кажется, принцесса Луна тоже любила черногривого единорога, но любила странно. Она боялась и ненавидела его, но так же и… любила. Слепо, необоснованно и… искренне.

— Конечно, — кивнула аликорничка. — Я сделаю всё возможное. Правда-правда!

Луна больше ни о чём её не спрашивала, погрузившись в свои мысли и чуть сильнее сжав её плечо крылом, а Флёрри лишь вполуха слушала Санбёрста, говорившего что-то о кристальном драконе, которого он усердно изучал всё это время.

— Удивительное животное! — восклицал он, изучая оторванную чешуйку. — Я читал, что его кровь может усиливать природную магию единорогов или восстанавливать выгоревших магов! Просто потрясающе!

— А какие-нибудь побочные эффекты у неё есть? — поинтересовалась Флёрри, дёргая копытцем. Санбёрст нахмурился.

— Тошнота, рвота, головокружение, повышение температуры и последующее магическое истощение. Ах да, ещё привыкание и невозможность колдовать без очередной порции…

— Верно говоришь, жеребёнок, — ухмыльнулся вошедший Сомбра, выпуская из комнаты серьезную Кейденс. — А ещё она может обеспечить защиту магу, если он собирается вступить в сознание другого мага, более мощного по уровню.

— Ты сказал, Кристальное Сердце спрятано под тронным залом? — хмуро спросила мама. — То есть, на том же месте, где его нашла Твайлайт?

— Я бы придумал новый тайник, но предполагал, что придется использовать этот артефакт, — хмыкнул король, оглядываясь на Флёрри. — Мне нужно рассказать твоей дочери об её роли в операции. Позволишь?

— Только без глупостей, — предупредила Кейденс, жестами призывая аликорничку подняться. — Флёрри, слушай внимательно. Это очень важно. От этого зависит жизнь папы.

— Хорошо, мам. — Кивнула принцесса и пошла вслед за единорогом. Он пропустил её в комнату, и аликорничка, скорее специально, чем нечаянно, коснулась его бока крылом. По телу будто прошел ток, но жеребец виду не подал.

— Ты представляешь, что произошло с Шадией? — спросил Сомбра, глядя на неё в упор. Флёрри смутилась, покраснев от такого прямого взгляда, и неловко пожала плечами.

— Она… изменилась.

— В её сердце поселилась Тьма, которая пожирает мою дочь изнутри.

Это заявление заставило пройти через тело электрический ток. Флёрри мигом побледнела, испуганно вскинув голову. Сомбра стоял напротив неё, глядя сверху вниз на юную принцессу, но глаза его были полны горечи.

— По… пожирает? — с ужасом переспросила аликорничка, вспоминая Шадию. — Это всё тот маленький чёрный сгусток в её груди, да?

— Откуда ты это знаешь? — встрепенулся единорог, резко взметнув брови вверх. Флёрри захлопала ресницами.

— Я его видела…

— Видела? — теперь уже жеребец переспрашивал. — Как? Как ты могла его видеть?!

В его голосе послышались угрожающие нотки, и аликорничка сжалась. Внутри всё похолодело, а какое-то шестое чувство подсказывало, что на вопрос нужно отвечать правдиво и подробно. Или будет плохо.

— Когда была кристальная ярмарка, Шадия побежала к замку, вся в слезах, а мама выносила Кристальное Сердце, чтобы оно напиталось энергией кристальных пони, — затараторила Флёрри, по мере того, как единорог нависал над ней, словно як над пони. — Оно закружилось и атаковало её, я увидела тень, а потом меня подбросило, нужно было защищать артефакт, а потом что-то случилось с Шадией — она стала чем-то тёмным, жутким и опасным — и я…

— Медленнее! — требовательно гаркнул король, и у Флёрри задрожали копыта.

— И… я… ненадолго выпала из реальности, а когда пришла в себя… Шадия лежала на полу, вся в крови… И… у неё на груди был ожог, а на нём эта склизкая пакость. Я попыталась её убрать, — Флёрри зажмурилась, вжимая голову в плечи, — но у меня не получилось…

Повисла тишина. Аликорничка слышала только собственное дыхание и дыхание единорога, тихое щелканье шестеренок, приятный «пшш» от выделяющегося пара и больше ничего.

— Я промахнулся, — ошарашенно прошептал жеребец, из-за чего Флёрри заметно вздрогнула. — Промахнулся!

Принцесса рискнула открыть глаза и увидела, как уставшее лицо озарила счастливая улыбка. Единорог засмеялся, закинув голову назад, а рядом с ним сильнейшим разрядом прошло облегчение.

— Промахнулся, промахнулся! Она поступила не в самое сердце! — он резко схватил Флёрри за плечи, встряхивая, будто пытался донести очевидную вещь. — Тьма поступила не в сердце! Он был выше, да? Сгусток был выше?

Жеребец прижал копыто к её грудке, видимо, показывая место, а внутри у аликорнички всё сладко защемило. Она сдавленно кивнула, а единорог убрал копыто и приложил его к виску, продолжая смеяться.

— Есть ещё надежда, — прошептал он, облегченно вздыхая. Улыбка, заметно украсившая его лицо, вдруг исчезла, а смех резко оборвался. Открывшиеся глаза стали серьезными, а драконий зрачок вытянулся в одну тонкую линию.

— Но особо это дела не меняет. Я расскажу тебе твои задачи, а ты должна будешь выполнить их в точности. Понятно?

Флёрри кивнула, скрыв глаза чёлкой. Из-под неё она жадно изучала каждую черту лица жеребца, но у неё было такое чувство, что она уже заучивала его раньше. Что не было этих морщинок возле уголков глаз, этой усталости. Что глаза у него были другими.

— Тебе знакома эта вещь? — в воздухе сверкнула серебряная цепочка, а на её конце покачивался кулон со сверкающим сапфиром по центру.

— Кулон Шадии! — воскликнула Флёрри, замирая от щемящего чувства нежности и тоски по прошлому. — Мы относили его к кристальных дел мастеру, тогда, на ярмарке…

— Его починили, — сухо констатировал Сомбра, передавая медальон ей. — Теперь он работает и снабжен несколькими мощными заклинаниями. Это должно помочь вернуть Шадию в прежнее состояние.

— То есть, изгнать Тьму? — переспросила Флёрри, принимая его на копыто и бережно прижимая к сердцу. В голове сразу всколыхнулись воспоминания, как она доставала этот медальон совершенно не используя магию, лишь бы заслужить любовь Шадии. Лишь бы доказать ей, что ради неё Флёрри готова на всё.

Единорог вздохнул.

— Или хотя бы подавить её активную форму. Шадию и Тьму делить было нельзя, но, если то, что ты говоришь, правда, и я действительно промахнулся… Остается только надеяться. Но до использования кулона ещё далеко. Силы Шадии подкрепляются ещё и темнотой, поэтому она укрыла Империю этим огромным дымным облаком. Сквозь него не проходит свет, а, как я выяснил, солнечный свет её ослабляет.

— Но сейчас же вечер! — удивилась Флёрри. — Откуда взяться солнцу?

— Твоя тётя Селестия не в состоянии опустить солнце уже очень много дней, — отмахнулся Сомбра. — Эквестрию просто закрывают тучами на ночь, чтобы пони могли отдохнуть. А здесь солнцу мешает только дым.

— Но что с тётей Селестией?! — встревоженно спросила аликорничка, надевая кулон на шею, чтобы не потерять. — Что с ней случилось?

— По моим сведениям, она что-то сделала со своей силой, — бросил на неё косой взгляд жеребец. — И я даже догадываюсь, что именно.

Флёрри вздрогнула от осознания.

— Хотите сказать, что тот свет, который я видела в своей комнате…

— …Передан тебе тётей. Именно. Думаешь, я просто так доверил тебе артефакт?

Флёрри опустила взгляд к своим копытцам, всё ещё перевязанным обрывками простыни. Мама подлечила порезы, но аликорничка всё равно боялась их развязывать, словно оттуда могло вытечь что-то ценное. На её плечо опустилось тяжелое, но мягкое копыто.

— Ты справишься, Флёрри Харт?

Флёрри кивнула, сглатывая комок. Единорог убрал копыто и продолжил что-то говорить, но аликорничка не могла понять смысла слов. Это прикосновение вызвало в ней шквал забытых эмоций, но она чувствовала их… странно. Словно они одновременно принадлежали ей и кому-то ещё. Кому-то, кто ищет покой, но не может его найти.

Её сознание заполнила необъяснимая и беспочвенная нежность, которая разлилась теплом по всему телу, заставляя электрический импульс пройти по всей коже. Голос короля обволакивал её, словно мягкая вода, в которую погружаешься с головой, не отдавая себе отчет о времени, проведенном без кислорода. Щемящая тоска и инстинктивное, бессознательное желание заключить жеребца в объятья, зарыться носом в его шерсть на шее, пока букет чайных роз, её любимых, летит к вазе…

Но любимыми цветами Флёрри были хризантемы.

Неожиданно, даже для самой себя, Флёрри подалась вперед, ткнувшись мордочкой в губы жеребца. Это был даже не поцелуй, а скорее нежное прикосновение сомкнутых губ, но аликорничка чувствовала себя слишком смущенно и робко. В голове словно что-то щелкнуло, будто она уже много раз видела его таким уставшим, и знала, что ему поможет чувствовать себя лучше. Изгиб губ казался ей до боли знакомым, словно когда-то она уже любила его, и очень часто целовала их.

Принцесса, воспользовавшись тем, что король опешил, нежно прихватила копытцами его бакенбарды, углубляя поцелуй. Душу терзало томительное волнение, копытца немного дрожали, а сердце замерло. Внутри что-то сладко зажало, в ожидании ответа, который решит её дальнейшую судьбу. И это инстинктивное желание повергло обоих в шок.

Продлилось это недолго: единорог отшатнулся, разорвав поцелуй, и с недоумением уставился на принцессу. Она приглушенно вздохнула, пытаясь унять трясущиеся коленки и понять, что обозначает полный непонимания взгляд внимательных красных глаз.

— Зачем ты это сделала? — с некоторой долей ужаса спросил жеребец. Брови изогнулись вверх, а губы сжались в удивленной линии.

— Ч-что? — робко переспросила аликорничка, стараясь заставить покрасневшее до корней волос лицо снова побелеть. Единорог помотал головой, отходя назад.

— Неважно. В любом случае, мы оба должны забыть о том, что только что было, ясно?

— Но я… — Флёрри пристыженно спрятала глаза под чёлку, желая провалиться сквозь землю. Разбитое сердце разлетелось на мириады осколков… Но её ли сердце? На губах застыл терпкий горько-солёный вкус. И опять же было ощущение, что раньше он был другим.

— Забудь. Навсегда.

— Извините, — прошептала принцесса, роняя с ресниц частые слёзы. Она уставилась себе под ноги, а когда жеребец осторожно приблизился, вздрогнула.

— Я не могу дать тебе того, что ты хочешь, Флёрри Харт. Когда всё это кончится, найди себе жеребца своего возраста. Поверь мне, так будет лучше для всех.

Флёрри кивнула, а потом резко развернулась и выбежала из комнаты.

— Флёрри? — позвала её мама, но аликорничка не остановилась, а побежала дальше, в темный коридор, в котором раньше не была. Слёзы закрывали глаза, а мутный свет только сопутствовал нечёткости предметов вокруг.

«Дура, дура, наивная влюблённая дура! — плакала про себя принцесса. — С чего ты решила, что он тоже тебя любит? Ты для него мелкая надоедливая малявка, а не… не…»

Подходящего слова у неё не нашлось. На губах всё ещё чувствовался горько-солёный привкус, но теперь он уже был от слёз. Флёрри утёрла глаза копытом и огляделась. Коридор привел её в небольшой тупичок с одной единственной дверью.

— Флёрри! — услышала она голос ночной принцессы. — Флёрри, где ты?

— Не хочу никого видеть! — всхлипнула аликорничка, потянув ручку двери на себя. Сейчас ей нужно было побыть одной, чтобы привести себя в порядок. Дверь со скрипом поддалась, и принцесса скользнула внутрь, тут же захлопнув её.

Комната оказалась примерно такой же, какая была у неё дома. Большая крытая постель с чёрными простынями была небрежно скомкана, словно хозяйка только-только встала и скоро вернется, чтобы лечь спать дальше. Потолок был весь забит полками с книгами самых разных размеров, а у стены стоял большой открытый шкаф, из которого вываливалось знакомое чёрное платье.

Флёрри подошла поближе, подхватывая его телекинезом. Практически такое же платье она видела у Шадии, когда та вытаскивала его из сумки, перед тем, как они пошли ужинать, в тот самый роковой день, когда она упала со шпиля замка.

Шадия… Аликорничка села на пол и обняла нежную ткань, вдыхая знакомый запах. Вот где она была всё то время, пока отец пропадал на северных границах. Она была здесь, спала в этой комнате, носила это платье. Здесь всё осталось нетронутым, таким, каким оно было при Шади.

«Я должна её спасти, — твердо решила принцесса. — А вместо того, чтобы внимательно слушать, я занимаюсь всякими глупостями!»

— Флёрри?

В комнату заглянула Луна, осторожно прикрывая дверь. Аликорничка так и сидела, обняв платье, не желая расставаться с призрачным ощущением того, что всё хорошо. Что Шадия сейчас войдет в комнату и проворчит «Какая же ты, Флёрри, дура», а потом они вместе посмеются над глупыми и романтичными представлениями юной кристальной принцессы. На глазах навернулись слёзы. Ложь — в неё так приятно укутаться, спрятаться ото всех, но облегчения она тебе не даст. Лишь усугубит боль.

— Ого… — пробормотала принцесса ночи. — Значит…

— Шадия жила здесь, — кивнула аликорничка, шмыгая носом. Луна кинула беспомощный взгляд на не застеленную кровать и подошла к принцессе.

— Она никогда не заправляла за собой кровать, — улыбнулась она. — Говорила, что в этом нет смысла: всё равно она туда вернется.

Флёрри хихикнула.

— В чем-то она права, — улыбнулась принцесса, а потом снова погрустнела, опустив глаза к платью, переливающемуся в мутно-красном свете. И прошептала:

— Думаю, эту можно заправить.

Луна молча кивнула, зажигая рог. Черное одеяло ровно застелило кровать, а взбитые подушки аккуратно приземлились сверху. Флёрри встала и повесила платье на вешалку. Шадия больше сюда не вернется. Им осталось только одно.

— Ты поможешь нам спасти Шади? Поможешь спасти мою дочку?

Флёрри закрыла шкаф и твёрдо кивнула.

— Я всё сделаю, принцесса Луна. Я всё сделаю.