Луна
Визг, издаваемый Сердцем, бил по барабанным перепонкам, заставляя уши прижиматься к голове. Кейденс стиснула его копытами, пытаясь успокоить артефакт, но тот словно взбеленился. От него расходились сильные волны эмоций, но неразборчивый визг заглушал всё…
— Хватит! — громко крикнула Кейденс, спрыгивая с башни и расправляя крылья в полёте. — Прекрати!
Луна камнем бросилась следом за ней, замечая, как рассыпается кровавыми осколками щит Шадии. Принцесса любви устремилась вниз, подхватив артефакт телекинезом. В небо взлетели две точки — разъяренная и размазанная чёрная и летящая вслед за ней светло-розовая.
«Шади» — мелькнуло родное имя. Сердце заныло, но прилившая к мозгу кровь не позволила ей медлить. Нужно найти Сомбру и Шайнинг Армора и помочь им удержать Мессию, пока Кейденс заряжает Кристальное Сердце, а Флёрри пытается спасти её дочь…
Леденящий визг пробрал её до мурашек, а гоняющиеся точки попеременно менялись местами. Резко поднявшись вверх, избегая столкновения с кристальной брусчаткой, и пролетев по дуге, две аликорницы пронеслись рядом со сложенными телегами, на которых стоял белоснежный единорог в доспехах.
— Шайнинг! — воскликнула Кейденс, сворачивая к нему. Луна глазами поискала второго единорога, но не увидела его. Сердце полетело в сторону кристального постамента, а аликорницы приземлились рядом с телегами. Рог кристального принца полыхал, объятый малиновым пламенем, а к ним бежали пять взмыленных кобылок…
— Старлайт! — воскликнула Луна, подбегая к запыхавшейся единорожке. — Девочки!
— Мы прибыли как только смогли! — едва выдыхая слова, проговорила волшебница. — Принцесса Селестия отправила нас сюда четыре дня назад, но купол рассыпался только сейчас…
— Твайлайт с вами? — спросила её аликорница, но ответил ей Шайнинг Армор.
— Наверху. Защищает Флёрри от этой погани.
— Вообще-то, это моя дочь! — вспылила Луна, но её отвлек резкий треск аур.
— Вперед! — прогремел усиленный голос короля. — Надевай медальон!
— Мой медальон? — прошептала ночная принцесса, пытаясь разглядеть в небе свою серебряную цепочку. — Сомбра, где ты?!
— Тут, — жеребец вышел из-за скопища телег, нахмурившись, чем заставил друзей Твайлайт испуганно ойкнуть.
— А… он разве не наш враг? — деловито уточнила Эпплджек, чуть поглаживая повисшую на её шее розовогривую пегаску. Сомбра наградил их презрительным взглядом, но Луна ответила за него:
— Некогда объяснять! Он нам помогает.
— Я помогаю только нашей дочери, Луна, — веско поправил её единорог, наблюдая за тем, как Кейденс отправляет Сердце на постамент. — Что с артефактом? Раньше он…
— Девочки, вы мне нужны! — малиновая вспышка телепорта заставила его замолчать, а Твайлайт дернула растрепанной и чуть подгоревшей гривой.
— Ох, дорогуша…
— Некогда охать, Рэрити! — вихрем налетела на модельершу Рэйнбоу Дэш. — Быстрее, пока они там отвлеклись на мерку рогами!
Раздавшийся в воздухе залп разнесся на всю округу, заставляя всё живое пригнуться к земле.
Четверо кобылок кивнули, а Старлайт, найдя глазами Санбёрста, устремилась к нему.
— Мы будем собирать кристальных пони! — сипло прокричал маг, приветственно обнимая подругу. — Скорее!
Элементы Гармонии встали в круг и образовали над собой огромную оранжевую полусферу, поднявшую их в воздух к Флёрри и Шадии.
— Не навредите моей малышке! — крикнула вдогонку Луна, но её голос заглушили треск и шум. Она попыталась взлететь следом, но её остановили сразу и Кейденс, и Сомбра.
— Шайнинг, подстрахуй Флёрри! — прокричала Кейденс, и единорог кивнул, зажигая рог малиновой аурой, образовавшей вокруг аликорнички защитный барьер.
— Осталось недолго, — проговорил черногривый единорог, глядя на радугу, объявшую светло-розовую принцессу и устремившуюся к темно-серой кобыле. — Дальше Флёрри знает, что делать.
— Да что с тобой! — вскричала Кейденс, пытаясь поставить Сердце на место, которое упорно падало с постамента. — Встань уже на место!
Артефакт снова влез в невидимый поток силы, державшей его, и повел себя странно — закрутился, завертелся, а потом зажегся ярко-лиловым цветом, заставив всех закрыть глаза.
— Сомбра!
От Кристального Сердца отделился небольшой лиловый сгусток, ярко светящийся и изменяющийся в размерах. Он приземлился возле короля, и, едва коснувшись земли, образовал небольшой столб света, рассыпавшийся мириадами фиолетовых искр. Из этого столба появилась полупрозрачная аликорница с градиентной гривой фиолетового оттенка.
Луна изумленно отступила, изучая новоявленную принцессу. Во взгляде призрачной аликорницы одновременно стояли радость, горе, нежность с любовью, обида, недоумение, и один единственный вопрос: «За что?»
— Сомбра, — прошептала кобылица сквозь слёзы, протянув полупрозрачное копыто. Король удивленно вскинул брови, словно не ожидал того, что его узнают.
— П… Королева Плаэнт? — узнал он её, и Луна опешила. Королева? Значит ли это, что она была его женой?
— Сомбра, — призрак не выдержала и сама подбежала к жеребцу, заключив его в объятия. Правда, её копыта прошли почти насквозь шеи Сомбры, и он поморщился.
— Я так счастлива тебя видеть, — пробормотала кобылица, глядя ему в глаза. — Ты пришел за мной, правда? Прости, я не пускала тебя, но я простила, я всё тебе простила…
— Что значит «не пускала»? — холодно осведомился единорог, отходя от призрака, вырываясь из его объятий.
— Кристальное Сердце, — объяснила Плаэнт. — Я блокировала тебя, когда ты хотел вернуться. Прости, пожалуйста! Я вижу, что ты пришел, и я уже давно тебя простила, правда-правда…!
— Так это ты атаковала мою дочь! — догадалась Луна, резко выскочив вперед. — Ты заставила Флёрри её ударить!
Призрак удивленно посмотрела на ночную принцессу, а потом кивнула.
— Да, я это сделала. Я почувствовала в ней Сомбру, — она наградила единорога полным нежности взглядом, а потом снова вернулась к Луне. — Но она не была моей. А ещё в ней чувствовалось Зло. Поэтому я расстроилась и приказала малютке её нейтрализовать.
— Так вот что это значит! — воскликнула Кейденс, подлетая ближе. — Вот что значат её временные помешательства! Вот почему её так тянет к Шадии! Это всё ты!
Плаэнт снабдила её презрительным взглядом, но вернулась к Сомбре. Тот стоял, с холодностью смотря на приведение.
— Но это уже не важно, — отмахнулась ото всех аликорница, подходя к нему. — Ты пришел за мной.
— Ты мертва, Плаэнт, — отрезал Сомбра, в упор глядя на королеву. Та улыбнулась и положила копыта ему на грудь, подлетев чуть выше, чтобы их глаза и губы находились на одном уровне.
— Я могу вселиться в юную Флёрри Харт. И мы всегда будем вместе, — прошептала она, с надеждой глядя ему в глаза. — И всё будет как раньше…
— Ну уж нет! — в один голос крикнули Кейденс и Луна, подлетая ближе.
— Я не позволю тебе завладевать моей дочерью! — яростно прошептала принцесса любви, зажигая рог. — Довольно!
— Ты не нужна мне, Плаэнт, — ледяным тоном ответил единорог, всё ещё глядя на неё в упор. — У меня уже есть семья, — жеребец перевел взгляд на Луну, и она заметила в нем необыкновенную теплоту, так резко контрастировавшую с холодным голосом жеребца. Принцесса улыбнулась, не веря услышанному — она его семья! Они с Шадией — его семья!
Плаэнт проследила за его взглядом и вперилась взглядом в ночную аликорницу. Её призрачные глаза перескакивали с Луны на Сомбру и обратно, а губы затряслись от отчаяния.
— Но… — прошептала она, отходя от единорога. — Но…
— Всё кончено, Плаэнт, — твердо проговорил король, поднимая голову. — И я пришел не за тобой.
— Ты должен был быть моим особенным пони! — в слезах прокричала Плаэнт, вскидывая светящееся голубым копыто. — А не её!
— Ты мертва.
— Но мы ведь были вместе! — кричала аликорница, захлебываясь в жемчужных капельках, стекавших по её щекам к подбородку.
— И что дальше?
— Я любила тебя! — воскликнула аликорница, смахивая призрачные слёзы. — Почему ты убил меня, Сомбра? Почему?
— Мне нужна была твоя корона. А ты стояла на моем пути.
— Ты мог сказать мне, что хочешь быть королём! — отчаянно прошептала кобылица, подлетая ближе к нему. — Ты мог бы просто сказать, что хочешь быть королём, Сомбра! Мы бы поженились! Ты ведь тоже любил меня! Мы любили друг друга!
— Разве я говорил когда-нибудь хоть что-то подобное? — приподнял бровь единорог, с отвращением глядя на полупрозрачную принцессу. — Если мне не изменяет память, я ни разу не признавался тебе ни в чем.
— Но ты знал о моих чувствах, — со слезами на глазах сказала королева. — Я говорила тебе! Я много раз говорила тебе, что люблю! — она ненадолго прервалась, переводя призрачное дыхание, а потом едва слышно прошептала. — Я могла подарить тебе сына. Я хотела сказать тебе тогда, что жду от тебя жеребёнка, но ты отравил меня. Почему, Сомбра? Почему?
Сомбра скривился.
— Хочешь знать, почему? — фыркнул он. — Хорошо. Ты была мне противна с самой первой нашей встречи. Мне было абсолютно плевать на тебя и твои чувства, мне нужна была только твоя корона. Я ненавижу светлые цвета и, тем более, цвет спелого винограда. Ты была мне омерзительна, Плаэнт Трастфул. И единственное, из-за чего я пожалел, что убил тебя — мне было больше не с кем спать. Я использовал тебя. И ты для меня ничто.
Луна стояла, ошарашенная этой речью и переводила взгляд с единорога на аликорницу, мерцающую оттенками лилового.
— Довольна? — процедил жеребец, уничтожающе глядя на королеву.
Плаэнт выглядела так, словно на неё упали небеса, горящие и рушащиеся. Из её глаз уже безостановочно текли слёзы, и она даже не моргала. Ночная принцесса чувствовала, что у императрицы, пусть и мёртвой, разбилось сердце — Сомбра жестоко его сломал, а все чувства этой аликорницы, видимо, искренне любившей его, втоптал в грязь без всякой возможности подняться.
Маленький укол ревности посетил её сердце, но он тут же пропал из-за жалости к этой несчастной. Луна подошла ближе к единорогу, чтобы просто сжать его копыто, успокоить, убедиться, что он говорит так только о Плаэнт…, а не о ней тоже.
Лицо мертвой королевы сначала разошлось в слезах, а затем его исказила злость. Она зажгла рог и направила его на Луну.
— Ты отобрала его у меня! Это всё из-за тебя! Сомбра никогда бы так не сказал! Он любил меня, а ты заколдовала его! Мерзавка!
Лиловый луч сорвался и ударил, заставляя воздух вокруг трескаться. Аликорница впервые в жизни растерялась, не успев никак защититься. Она зажгла рог в ответ, но прямо перед её носом вырос ярко-алый кристалл.
— Не смей её трогать, Плаэнт, — прошипел единорог, грозно сверкнув зеленью глаз.
— Ты любил меня! — заверещал призрак. — Скажи, что любил!
— Нет. Это была всего лишь часть плана. Ты мне отвратительна.
Кобылица снова застыла, разбитая этими словами, словно ей дали хлёсткую пощечину. Но Луна смотрела не на неё, а на Сомбру. Восхищение и благодарность смешались в этом взгляде, хоть аликорница и понимала всю мерзость его отношения к Плаэнт. Она подумала о том, что прямо сейчас хотела бы поцеловать его, нежно прижавшись к сильной груди, видя, какой решимости полны его глаза — защищать всё то, что принадлежит ему любой ценой, пусть даже и пугающе грубой.
— Предатель! — пронзительно завопил призрак и заорал ещё сильнее. Мощный и режущий уши голос заставил прижаться к земле, а от алого кристалла разлетелись такие же ярко-красные, словно кровь, осколки.
Когда крик пропал, Луна открыла глаза. Она была цела, но прямо перед ней лежал один из кусков кристалла, острого, как сталь.
В сердце что-то ёкнуло, и кобылица, чуть вскрикнув, повернула голову. Сомбра стоял возле неё и смотрел на ночную принцессу с лёгкой иронией, словно знал, что так случится. А из его груди, прямо между скреплениями лат, торчал кристаллический шип.
— НЕТ! — вскрикнула Луна, словно в замедленной съемке видя, как он оседает на землю. Она подорвалась с места и подхватила жеребца на копыта, вырвав шип и отбросив его в сторону.
— Всё будет хорошо, — шептала аликорница, зажимая дыру в груди единорога.
— Всё будет хорошо, слышишь, я спасу тебя, и Шади тоже, и всё будет хорошо…
Луна чувствовала, как пульсирует кровь под её копытом, всё слабее и слабее, как стремительно угасает жизнь единорога, её палача и её любовника, отца её дочери. Он смотрел на неё из-под ресниц и улыбался какой-то иронической улыбкой. Аликорница заметила, как на его щеки упали несколько капель — она только что осознала, что плачет.
— Луна… — хрипло позвал единорог и закашлялся, а кровавый фонтан усилился. Принцесса замотала головой
— Молчи, — она перехватила его поудобнее, приблизив голову к его лицу. — Потерпи немножко, помощь скоро придет. Они тебя вылечат, и мы будем вместе, слышишь? Заживем как одна семья, правда! Ты мне веришь?
Сомбра улыбнулся и кивнул, нежно касаясь носом её шеи. Луна ласково провела копытом по его бакенбардам и, подняв голову вверх, с отчаянием крикнула в воздух:
— Кто-нибудь! Врача!
Король поднял копыто, ещё больше усилив кровотечение, и скользнул им за железный ворот, отстёгивая его.
— Что ты делаешь?! — всхлипнула Луна, стараясь остановить кровотечение. Её копыта были бурыми от крови, а на лице постоянно сверкали дорожки слёз.
— Прекрати!
Но единорог не слушал её, лишь улыбался. Достав что-то из-за ворота, он вложил это в окровавленное копыто аликорницы.
— Боялся, что не успею отдать. Успел.
Он потянулся к ней, и Луна, поняв его намерения, поцеловала его, вкладывая весь свой страх, горечь и неверие, отчаяние, боль, нежность бурлившие в ней подобно вулкану. Губы накрыло прохладой.
— Ты любишь меня?
Луна всхлипнула и кивнула.
— Да, — прошептала она сквозь слёзы. — Да. Люблю.
А когда свет в глазах жеребца погас, а драконий зрачок застыл вместе с улыбкой, такой же мерзко-обаятельной, она раскрыла копыто, в котором лежало что-то невесомое. Это была косичка из волос двух цветов — черного и голубого, перевязанная красивой бархатной лентой бирюзового цвета.
Она осторожно вплела её в хвост телекинезом, а потом обхватила короля двумя копытами и зарыдала, прижимая к себе его голову с застывшей на ней улыбкой. Аликорница целовала его щеки, нос, основание рога, уши, будто её ласка могла оживить единорога. И будто целовала ледяную статую, тело остывало стремительнее, чем должно было.
И всё было совершенно не так, как представляла себе принцесса, а она много раз воображала, как жестоко расправится с ним. В фантазиях Сомбра молил её о пощаде, а кобылица испытывала лишь злорадство и восторг. Но теперь, когда его сердце перестало биться у неё на копытах, принцесса чувствовала, как больно ей сейчас. Больно видеть его мертвым, всего в крови и пыли. Больно чувствовать, как холодеет его копыто. Как кровавый фонтан иссякает, означая конец.
Отвлек её треск аур и громогласный визг Тьмы. Луна резко повернула голову, так, что хрустнул сустав, и увидела дочь, лежащую на копытах Флёрри — точно так же, как её отец на копытах принцессы.
Она положила его на землю, аккуратно и бережно, и одним нежным движением закрыла глаза, а затем бросилась к дочери.
Аликорница буквально вырвала её из копыт помертвевшей от горя Флёрри. Единорожка была бледной, изможденной и уставшей. Она снова стала собой, но её глаза закрылись.
— Шади! — крикнула Луна, встряхивая дочь за плечи. — Шади, очнись, пожалуйста, Шади! Шади…
Но дочь не реагировала ни на тряску, ни на просьбы, ни на поцелуи. Её голова безвольно болталась, а биения сердца Луна не слышала.
Луна не замечала, что по щекам текут слёзы. Она переводила взгляд с одной черты лица дочери на другую, пытаясь разглядеть хоть малейший признак жизни.
Осознание пришло не сразу — вечность спустя, когда ей в плечо уткнулась Флёрри, а с неба ударили первые капли грозного летнего ливня, до аликорницы со всей ясностью дошло, что ей больше некого бояться. Что её милая дочка, пятнадцать лет жившая в чулане, и её отец, любовь к которому родилась в ненависти и страхе, мертвы. Окончательно и бесповоротно.
Она прижимала свою малютку к сердцу, всё ещё бьющемуся, и ненавидела его за это. Остановись! Замри! Дай мне умереть! Моя дочка! Мой первенец! Моё единственное дитя!
Воздух. Почему так мало воздуха, почему так трудно дышать. Луна замерла, уставившись в пустоту. Сомбра. Сомбра, скажи, что всё это лишь кошмар, навеянный тобой. Скажи, что всё это неправда, что я ещё у тебя в плену, и всё только начинается. Я сделаю всё, что ты прикажешь, только разбей, разбей этот сон! Выпусти меня отсюда!
Её прижало к земле, словно что-то резко ударило в спину, а потом зрение помутилось и пошло расплывчатыми пятнами. По спине потекла холодная вода. В вышине загремело, в воздухе раздался треск свежих молний.
Луна подхватила дочь и отнесла её к отцу. Он всё так же лежал на спине, смертельно красивый, с той же мерзко-обаятельной улыбкой, навсегда застывшей на губах. Принцесса положила единорожку рядом — теперь они лежали вместе, отец и дочь, и казалось, что рядом лежит маленькая копия короля. Глаза обоих были закрыты, и цвет уже никто не различит.
Аликорница слабо улыбнулась сквозь слёзы и погладила их крыльями, намокшими от ливня, а потом нежно поцеловала — дочку в лоб, а любовника в губы.
— Я вас люблю… — прошептала аликорница, прежде чем летний гром заглушил её крик, полный боли, и отнюдь не физической.