***

»В конце южного крыла, у последней двери.«

Подтягивая струны до безупречной высоты, Джиро не собиралась слушать.

»Не торопись — буду ждать тебя, пока не сядет солнце.«

Вновь отмеряя и отрезая пряди, Джиро хотела заткнуть уши.

»Прошу.«

Уже держа лютню в руках, у самой лестницы в главный зал Джиро чертыхнулась и свернула.

Она бы многое отдала, чтобы у её бессмысленных поступков сейчас было оправдание. Но эти назойливые мысли, которые ни с чьими другими было и в бреду не перепутать, даже не приказывали.

Неужели она настолько давно не делала ничего без приказа, что забыла о собственном любопытстве?

Ей пришлось задавить его, чтобы выжить.

«Это мои мысли? Или его?»

Чем сильнее она пыталась выместить бешенство на нём — тем сильнее разгоралась в груди бессильная злость на саму себя.

Пройдя мимо пары наследников чуть поспешнее, чем позволила бы обычно, не поднимая глаз, она сделала глубокий вдох и свернула снова. Тени более тёмного коридора окутали её плечи, на короткий миг принося спокойствие — тут же разбитое новой мыслью извне.

»…Спасибо тебе, Джиро.«

Закройся.

Она делала это не ради него — и даже не ради себя.

Этот раз — последний, когда она сделает одолжение.

Ему нечего было ей сказать. Если бы только до него это дошло…

Но он не давал ей покоя с первых её дней во дворце. Как будто донимать и портить ей жизнь своим существованием стало его единственным развлечением.

Как будто спустя все эти годы ему не надоело строить это вечно виноватое выражение лица.

Он, наверное, всё надеялся её обдурить. Но — какая удача — он был как раз тем, от кого она даже не старалась скрывать мысли. Так послание явно дойдёт до него быстрее, а Джиро не придётся утруждать себя речью.

Ноги донесли её до южного крыла ровно в тот момент, когда она, наконец, сумела выровнять дыхание.

Здесь тени, прежде сгустившись, вновь расступились под мягким светом настенных светильников, пусть и не таких ярких, как в главных коридорах.

Силуэт, прежде стояв прислонившись к стене у последней двери, обернул к ней голову и встрепенулся.

— Джиро, — Каминари просиял и подался к ней. В узком коридоре словно посветлело.

— Не приближайся, — холодно оборвала его Джиро, застыв от него в нескольких шагах — ближе всего к лампе. Свет в ней дрогнул, как от дыхания.

Каминари послушно застыл.

— Я тоже рад тебя…

— Скоро приём.

Моргнув, он просто кивнул.

— Знаю. Я не… задержу надолго.

Сложив руки на груди, Джиро вперилась в него взглядом.

«Выкладывай».

— Я хотел спросить… или, эм… обсудить? — как-то смущённо улыбнувшись, Каминари было потёр шею, но его ладонь, коснувшись кожи, неловко застыла. — Но ты, кажется, не очень настроена на разговор, да?..

Ничего не ответив, Джиро сощурилась. Интересно, долго он к этому выводу шёл?

— Ладно, в общем, — видимо, наконец собрав мысли в кучу, Каминари расправил плечи. — Об Отце…

— Не боишься его гнева? — перебив, резко спросила Джиро.

Каминари совсем не изменился в лице — но вдруг взглянул на неё прямо так, что в груди застыло.

В пустом коридоре повисла секунда звенящей тишины.

Кто из нас?

— Он, э-э, не прочитает моих мыслей, потому что… — он замялся и, опять увильнув, как будто передумал. — …В общем, через меня он не узнает — об этом не волнуйся.

— Не тебе говорить мне, что чувствовать.

Если я вообще ещё могу чувствовать.

— Можешь! — вдруг горячо воскликнул Каминари, порывисто шагнув к ней, но Джиро, дрогнув, вскинула ладонь в предостерегающем жесте. Он вновь смирно замер, и повторил чуть тише уже себе под нос, — Можешь…

— Так мямлишь, словно тебе завидно, — скривив губы, бросила Джиро.

Замерев, Каминари раскрыл рот. Но, судя по выражению лица, с языка у него сорвалось совсем не то, что было в мыслях.

— …Я знаю, что ты меня ненавидишь. И, наверное, догадываюсь, почему.

«Наверное?»

Все эти годы она делала всё, чтобы он понял это без усилий. Но он продолжал прикидываться дураком. Может, это тоже часть его досуга?

— Я не прошу тебя менять обо мне мнение. Правда, я это переживу, — он опять улыбнулся, и это уже начинало надоедать, — Но только хотел сказать. Ты с Отцом… уже очень долго.

«Ближе к делу».

— Его нетерпимость к людям всем известна. Ходят слухи — между другими, — что не войны, а он сам почти уничтожил целый город — но оставил ровно столько, чтобы люди приехали и отстроили его снова. И теперь он намеренно ждёт, пока всё в нём уляжется, чтобы повторить.

— Людские города не имеют ко мне никакого отношения, — холодно ответила Джиро.

— Но ты человек, — Каминари поднял на неё такой взгляд, что стало тошно.

— Человек.

Жизнь которого вырвали у него из рук — и растянули на вечность.

— Я слышу, вижу, как ты стараешься это задавить, но… все эти слова не звучат гордо, — Каминари горьковато дёрнул углами губ — как будто боялся взаправду рассмеяться. — Прости, что иногда читаю.

Каминари — единственный, кто извинялся перед ней за чтение мыслей.

И каждый такой раз Джиро ощущала себя униженной.

— То, чем занимается Владыка, не моя забота.

— Твои песни сопровождают его от заката до заката. Всё, чем он бы ни занимался…

— И для меня это всё, что имеет значение, — Джиро дёрнула плечом. — Боишься, что он возьмёт меня подыгрывать ему, пока он развлекает себя истреблением людей? Какое тебе дело?

Каминари, распахнув глаза, вдруг фыркнул от смеха. И, поджав губы так же внезапно, склонил голову набок.

— Ты ведь не думаешь всего этого взаправду. Скажи…

В его взгляде скользнула тоска.

— Ты так сильно хочешь моей злости?

Его слова даже не прозвучали как угроза.

«Я хочу, чтобы ты перестал строить из себя дурачка».

— Но я не смогу. Разозлиться, в смысле.

— Почему нет?

Даже если он, наконец, сбросит свою бесполезную маску — Владыка не позволит навредить ей. Но это хотя бы, в конце концов, подтвердит её подозрения. Джиро фыркнула. «Вот уж правда будет гора с плеч».

— Не на тебя.

Каминари поднял на неё глаза.

Джиро встретила его своим с неприкрытой неприязнью.

— Потому что тебе здесь не место, Джиро.

— Не называй меня по имени, — оборвала его она — игнорируя взметнувшееся внутри чувство.

— Но только так ты слушаешь.

Джиро ненавидела правдивость этих слов.

— Никто пока не знает, когда, но, — Каминари как-то нервно оправил перчатку. — Скоро должна случиться церемония Избрания.

Джиро застыла.

Нет.

— Ты с нами совсем не так давно — но нынешний Отец один из долгожителей. Среди тех, для кого он не первый, — он сглотнул, — никто не ожидал, что он пробудет Отцом так долго. Иногда я чувствую… что Избрание совсем близко.

Джиро подавила внезапное, бесполезное желание обернуться. Чтобы увидеть его снова — и убедиться.

Лицо Владыки было так же молодо, так же безупречно, как и в самый первый её день во дворце. Его движения, пусть всегда чуть более размеренные, чем у наследников, неизменно источали силу, энергию, власть. Правда же?

— Для вампиров возраст ощущается совсем иначе, и… это нормально, что ты не чувствуешь. Очень многое для тебя закрыто. Да и, кажется, даже то, что тебе под силу, передалось тебе случа…

— Владыка наделил меня даром слышать некоторые мысли, чтобы я всегда знала о его пожеланиях.

Чтобы он всегда мог тобой управлять, правда?

Стиснув зубы, Джиро тряхнула лютней в руках.

— Хватит насаждать свои мысли мне в голову.

Каминари растерянно моргнул.

— Но я не…

Махнув ладонью, Джиро только отвернула голову, ничего не ответив.

— Из-за того, что Избрание так близко — я просто не могу перестать о тебе думать.

Каминари напряжённо смял шёлк рубашки в пальцах.

— Ни один Отец до него не… держал при себе так кого-то.

И зачем-то опять улыбнулся. Опять.

«Какой у тебя опять повод улыбаться? Покажи уже своё истинное лицо».

«Я устала одёргивать себя от мысли, что другого у тебя и вправду просто нет.»

Все годы она без конца жила настороже — но от всех остальных она хотя бы знала, чего ждать. И вампиры, и люди. Они не притворялись, что не ударят в спину при любой возможности.

Не ответив, Каминари произнёс:

— Я понимаю, что мои братья и сёстры… не слишком хорошо к тебе относятся.

Он пробежался пальцами по рукаву рубашки, как будто не зная, куда деть руки.

— Как-то это неправильно звучит, но, — он натянуто хохотнул, — чтобы завоевать твоё доверие, мне нужно… плохо к тебе относиться?

Джиро лишь стиснула губы.

— Просто будь как все.

Чтобы она, наконец, могла перестать оглядываться на этот жалкий взгляд.

Почему он оставлял такое мерзкое ощущение надежды, и обещания?

Каминари замолчал на несколько долгих секунд. И, подняв голову, спросил тише:

— Если я буду как все, ты выслушаешь меня?

Усмехнувшись, Джиро тряхнула волосами.

— Может бы…

Яркая вспышка, рассыпавшись по полу, ослепила. Опережая реакцию, ладони в перчатках вцепились ей в плечи и, развернув, впечатали в стену. Джиро сморщилась, ожидая мощного удара, но его не последовало.

Бледное лицо, исказившись в нечитаемом выражении, оказалось совсем близко. По спине пробежали ледяные мурашки.

— Я не знаю, что с тобой будет, когда Отец выберет преемника. Если не… — он сглотнул, силой нахмурив брови сильнее, — Я не знаю, что станет с твоими телом и разумом без крови, которую Отец давал тебе столько лет.

Скривив губы так, словно одна мысль об этом движении приносила ему боль, он склонился к самому её уху и, стиснув за плечи сильнее, прошептал:

— Я не хочу, чтобы ты погибла. Не знаю, погибнешь ли. Но… пока понятия не имею, как это предотвратить.

— «Пока»? Это не…

— Это не моя забота, но… — выученной скороговоркой пробормотал Каминари, — надеюсь, я найду… я смогу что-нибудь придумать. Природа вампиров жестока, тем более к людям. Я не могу позволить себе надеяться, что всё обойдётся.

Джиро застыла.

«Что… он несёт?»

— …отпусти.

Каминари, приоткрыв рот, моргнул, но не разжал рук. Напустив на лицо тень снова.

— Тогда ты больше не станешь слушать, Джиро.

Джиро вздрогнула, против воли подняв к нему взгляд.

— Для кого весь этот театр?

— Для тебя.

«Послушно изображаешь безжалостность — и говоришь такое?»

— Чтобы вампир, и называл природу вампиров жестокой… Поработай над образом.

Каминари поморщился.

— Мне достаточно того, что ты всё это услышишь.

Он упрямо взглянул на неё.

— Если… когда ты выживешь, после Избрания — я постараюсь быть рядом снова.

В его взгляде явственно скользнула опаска напополам с сомнением.

»Если следующий Отец оставит меня в живых.«

Джиро искренне захотелось плюнуть прямо ему в лицо.

— …Ясно, — только и сцедила она, — У меня нет больше на это времени.

Она подняла свободную руку, чтобы попытаться отпихнуть его прочь.

Но чужая рука — быстрее молнии — перехватила её запястье. Стиснув зубы, Джиро вскинула голову.

Никакие неприязнь и ожидание фарса не подготовили её к горечи, что отразилась на его лице.

— Я был там, Джиро, — шёпотом выдавил он, — Там, тогда, когда ты… тебя…

Джиро приросла к месту. В мыслях опустело.

Голос прозвучал сам.

— И что с того? Что?

— Ты не хотела этого…

Не осознавая себя, Джиро вдруг надрывно рассмеялась.

«Не хотела» чего? Играть для того, кто всегда слушал её, оберегал и ценил? Ненависти и боязни каждого человека во дворце к ней?

Той первой капли?

Вечной жизни по приказу в этих ледяных стенах?

— Ты ничего не знаешь.

— Знаю.

— Заткнись! — взорвалась она. Голос, всколыхнув огонь ламп, битым эхом отскочил от стен, уносясь прочь, и жалобно стихнул вдали. Струны на грифе с остервенением впились в пальцы.

— Владыка — единственный, кому до меня есть дело.

Каминари раскрыл было рот, но окаменел, не издав ни звука.

В его глазах промелькнуло что-то сродни ужасному осознанию.

— Только благодаря ему я ещё жива. И буду жить, пока он того позволяет.

«Пока он того желает».

В узком, тёмном коридоре повисла тяжёлая тишина.

— …Ты любишь играть музыку, Джиро?

— Больше, чем собственную жизнь.

«Музыка — моя жизнь».

— А если однажды Отец…

— Закрой свой рот.

«Он принял меня за мои песни. И позволяет быть рядом спустя столько лет — за них».

Владыка не разлюбит песен. Пока я играю то, что ему угодно, я — его.

— Я — Владыки.

В глазах напротив дрогнуло.

— А чего от меня хочешь ты — я не знаю. И не хочу знать.

Каминари как будто хотел улыбнуться, но его губы застыли на полпути.

— Лезешь и лезешь ко мне, сколько себя помню.

Пытался завязать разговор, едва другие наследники скрывались из виду. Смотрел на неё напрямую, когда другие даже не вели взглядом мимо. Относился не как к низшей прислуге — не так, как все остальные.

С каждой мыслью взгляд напротив всё затухал, пока не померк окончательно.

Жёсткое выражение — натянутое отвратительно очевидной маской, — сползло с лица. И руки, прежде не дававшие сдвинуться, отпустили.

«Ни за что не поверю, что ты добр без скрытых мотивов».

— Пока ещё есть время… — Каминари сглотнул. — Наверное, я никогда не перестану пытаться.

Джиро лишь скривила рот и пихнула его в грудь. Тот, будто вовсе не почувствовав, лишь спустя секунду отшагнул назад сам.

— Делай что хочешь, вампир. Я только надеюсь, что однажды ты поймёшь.

— Взаимно.

«Что я не нуждаюсь в твоей подставной жалости».

«Что на самом деле тебе…»

Больше всего на свете хочется запеть на свободе.

***