Последняя пустая страница в блокноте вызывала странные чувства. Одновременно хотелось заполнить её, чтобы не видеть осуждающей белизны, и перевернуть. Опять — не видеть.

Селена прикусила кончик карандаша и рассеянно оглянулась. Вокруг летнего кафе, начавшего работу одним из первых этой весной, кипела жизнь. Спешили люди, куда-то неслись автомобили, и гул от их постоянного движения наполнял воздух, вибрировал и, казалось, пробирался под кожу. Селена дёрнула уголком губ, вспомнив слова человека, который когда-то был ей дорог — это пульс города. Пульс жизни. Если он затихнет и утром снова не наполнит улицы, значит, с этим миром что-то не так.

Он знал, о чём говорил. Знала и Селена, а потому так хотела оставить след этой жизни в рисунке. Быть может, ту милую рыжеволосую девчушку с матерью, изящным движением поправлявшую очки? Или водителя в стареньком автомобиле, приветливо помахавшего ей рукой? Селена рассматривала людей вокруг, видя всех и одновременно ни на ком не задерживаясь. А если того парня с длинными синими волосами?.. Она видела его только в профиль, а когда он оглянулся, успела заметить хищные черты симметричного лица и светлые глаза. Он определённо был красив. Красивым ей казалось всё, что она видела. Решившись, она чуть склонила голову набок и провела по странице остро отточенным карандашом.

Пусть это будет портрет незнакомца. Если получится хорошо, можно ведь и подарить…

— Вы как всегда пунктуальны, Селена.

Вздрогнув, она подняла голову и заправила за ухо прядь длинных белых волос. Собираясь на встречу в спешке, забыла резинку, и теперь они рассыпались непослушно по плечам и лезли в лицо, путаясь в заклёпках на кожаной куртке. В который раз пообещав себе обрезать их как можно короче, она чуть прищурилась.

— А вы как всегда заставляете себя ждать, Джером.

Голос её был полон равнодушного спокойствия, и лишь глубоко внутри слабой искрой тлело разочарование. Его появление рассеяло хрупкое очарование момента и желание запечатлеть что-то хорошее и по-настоящему живое. Мельком взглянув в сторону незнакомца, Селена заметила, что его место уже опустело, и чуть крепче сжала карандаш. Горькая усмешка едва не коснулась её губ, и вместо этого она почти машинально снова оставила на странице резкий росчерк карандаша.

Иногда, чтобы рисовать, можно и не думать о том, что должно получиться.

— Жизнь не терпит спешки, моя дорогая.

Джером усмехнулся тонкими губами и, отодвинув пластиковый стул, уселся напротив Селены. Небрежным жестом подозвав официантку и заказав кофе, он снял чёрные очки и откинулся назад. В каждом его жесте, в каждом взгляде, которые он бросал то на Селену, то на окружающих, сквозила явная самоуверенность. Впрочем, она знала его слишком хорошо, чтобы обмануться этой картинкой. Дорогой тёмно-синий костюм, идеально отглаженная чёрная рубашка, тщательно уложенные каштановые волосы, а в глубине зелёных с карими искрами глаз — страх. Страх, что его игра будет раскрыта.

Джером относился к тем людям, что слишком ценили комфорт и готовы были на многое пойти.

— Учитывая, что вы назначили мне встречу спустя две недели после последнего заказа, — Селена, почти не глядя, очертила острый контур выступа на странице, — у ваших заказчиков иное мнение.

Джером хотел что-то сказать, но его прервало появление официантки. Улыбнувшись молодой девушке в форменном зелёном костюме, он сделал глоток кофе и вдруг коротко рассмеялся.

— Да бросьте вы, Селена. Мы же с вами не первый месяц вместе работаем. Должен заметить, — он взмахнул рукой и иронично приподнял бровь, — очень даже взаимовыгодно. Так что этот холод вам совсем не к лицу.

Селена едва сдержала резкий выдох, и линия штриховки у правого верхнего угла страницы получилась темнее, чем следовало. Джером уже не в первый раз пытался отодвинуть границы, выставленные ею. В первый месяц он нагло и настойчиво старался добиться её расположения, приглашал на свидание, дарил цветы и подарки. Селена однажды чуть не сломала ему руку, когда он попытался обнять её. С тех пор он держался более спокойно, но в словах постоянно то и дело проскальзывали насмешки и укоризненные замечания о том, что ей следовало бы быть более снисходительной к нему.

Если бы это случилось пять лет назад, она не задумываясь бы пристрелила его. Теперь же… это всего лишь работа, напомнила себе Селена. Всего лишь работа, повторила она себе, бросив на Джерома лишь короткий взгляд и вновь возвращаясь к рисунку.

Пусть скажет спасибо, что у неё в руках карандаш, а не нож.

— Я бы предпочла перейти ближе к делу, — проговорила она, небрежно кладя на страницу линию за линией и стараясь не думать о том, что именно там выходило.

Джером помолчал, с интересом разглядывая её, снова отпил кофе и вздохнул.

— А я бы предпочёл пригласить вас покататься на квадроциклах, но раз вы настаиваете…

Он достал из внутреннего кармана фотографию и, положив на стол, придвинул к Селене.

— Нам заказали это. На обороте я написал стоимость заказа. Взгляните.

Селена подняла голову и помедлила, прежде чем взять в руки фотографию. Ей всегда казалось кощунством то, что она делала, и всё же каждый раз она переступала через совесть. Другого выбора у неё не осталось. Каждый раз обещая себе, что это последний заказ, Селена приходила снова. Судьба решала за неё, и она подчинялась — не ради себя, а ради того, кто был ей дорог.

Такая цена сделки с совестью для Селены была невыносима, но всё-таки не смертельна.

С фотографии на неё смотрел мужчина. Высокий, широкоплечий, одетый в тёмно-синюю робу. Белые длинные волосы, казалось, тронул едва заметный ветер, а во взгляде светло-серых глазах читалась одновременно нежность и печаль. Селена знала, что это портрет, и всё же фотографическая точность исполнения потрясала воображение. Ей не было нужды спрашивать, кто автор, или искать на картине подпись. Она и так знала. Все, кто касался мира художественного искусства, знал этот стиль.

— Я не знакома с этой её работой, — нахмурившись, проговорила она. — Откуда вы её взяли?

Джером с довольной улыбкой лишь пожал плечами.

— В том и прелесть этого заказа, моя дорогая. Говорят, этот портрет был подарен некоему мужчине, и оригинал его хранится в далёком храме. Я не знаю, кому он так сильно потребовался, но выкупить портрет не удалось. В продаже отказали.

Он сплёл пальцы в замок и опустил на них подбородок. В его глазах зажёгся очень хорошо знакомый Селене огонь. Жажда наживы и лёгкого заработка. Джером жил этим и в Селене видел источник своего благополучия.

— Посмотрите, сколько предлагают, — напомнил он.

Селена чуть дрогнувшей рукой перевернула фото и прикусила губу. Цифра оказалась внушительной, и даже с учётом доли Джерома выходило, что этих денег хватило бы, чтобы… Она потрясла головой и подняла на него глаза.

— Я не могу взяться за этот заказ.

— Можете, Селена, — Джером продолжал улыбаться, но в глазах его больше не светилась доброжелательность. — Вы же понимаете, насколько это выгодно.

— Да, но!..

Она глубоко вдохнула. Желание заработать в ней боролось с осознанием, что даже если она приложит все свои силы, в точности выполнить заказ не сможет. Чтобы рисовать так, как автор этого портрета, требовалось родиться гением. Селене часто говорили, что она талантлива, что её картины вдохновляют и восхищают, и всё же между ней и этой женщиной царила буквально пропасть. Пропасть опыта, умения, видения жизни, желания творить и просто того самого таланта. Как Селена могла посягнуть на такое?..

— Вы же понимаете, что может не выйти так, как хотят видеть заказчики? — севшим голосом спросила она.

Джером подался чуть вперёд и, протянув руку, похлопал Селену по ладони, державшей фотографию.

— В ваших же интересах, чтобы всё получилось, Селена. Вы же хотите, чтобы рисунки в вашем блокноте когда-нибудь увидели мир?

Джером ушёл, а Селена ещё долго сидела, глядя на фотографию. Чем дольше она смотрела, тем больше приходило понимание: это вызов. А кроме того, огромный риск. Художника с таким громким именем знали все в Федерации и за её пределами, и то, что собиралась сделать Селена, могло обернуться большими проблемами. Но разве она не жила с этим ощущением уже больше года? Разве не ходила по краю, чтобы спасти дорогого ей человека?

Нет никакой разницы в том, чей заказ исполнять. Главное — за это хорошо платили. А после него она обязательно наберётся смелости, чтобы отказаться от этой работы.

Она спрятала фотографию в блокнот, закрыв почти законченный на последней странице рисунок. Очередная слабая попытка солгать себе и сказать, что в этот раз он другой. Раз она не видит и не помнит деталей, так проще.

Да и кому есть до этого дело? Миру, который хочет увидеть её работы? Чушь. Никому, кроме неё, это не нужно. А она как-нибудь справится с этим. Справлялась же до этого, не сходя с ума. Ведь так?

Новый рисунок как две капли походил на все предыдущие.