В галерее было тихо.

Строго говоря, небольшое помещение, где едва получилось разместить с десяток картин, маленькую мастерскую и ещё более крохотный кабинет со столом, парой шкафов и диваном для посетителей, сложно было назвать галереей в полном смысле этого слова. По крайней мере, сама Селена так считала. Когда она начала заниматься творчеством, место, найденное Эйдж, её школьной — и единственной — подругой, показалось неплохим стартом. Теперь же Селена смотрела на него, как на клетку. Казалось, что отсюда невозможно найти выход, а в каждой картине, что пылились на стенах, виделась насмешка над её попыткой построить жизнь заново.

Стоило ли прилагать усилия?

Селена задавала себе этот вопрос каждый день. Протирая пыль на картинах, которые почти никого не интересовали, подолгу стоя перед мольбертом или держа в руках полупустой блокнот, она снова и снова спрашивала себя. Прислушивалась к внутреннему голосу, отчаянно желая, чтобы он ответил ей хоть что-то. Он — или ещё кто-нибудь. Никто не говорил с ней, никто не давал понять, что делать. Вместо этого приходило очередное сообщение от больницы с требованием оплатить счета, и Селена понимала, что это и был ответ. Единственный смысл, который ещё оставался.

Она медленно прошлась по галерее, остановившись перед полотном с маковым полем. Красивое место, в котором она была давным-давно, ещё совершенно другим человеком. Под солнечным светом лепестки маков казались маленькими язычками огня, и целое поле живого пламени так впечатлило Селену, что она запомнила это и очень долго хотела нарисовать. А смогла только год назад… и зачем-то выставила картину на продажу. Наверное, надеялась, что её купят быстро и не придётся смотреть на напоминание из прошлого. Только вот никому этот маленький кусочек её памяти оказался не нужен. Может, потому, что пламя живого огня осталось где-то на задворках прошлого, а на полотне отразилась лишь его слабая тень.

Она едва заметно усмехнулась. Такая скупая усмешка уже давно вошла в привычку, чтобы не выдавать шрам на лице. Он касался правого уголка губ и тянулся по шее к плечу. След старой раны, который Селена умело прятала макияжем. Если она не улыбалась — никто ничего не замечал. Да и поводов к улыбкам, настоящим, искренним, давно не осталось. Только короткие осколки, чтобы окончательно не зачерстветь сердцем. Если подумать, Селена этого боялась.

И не знала, как избежать.

Она потрясла головой и зажмурилась. В последнее время тяжёлые мысли одолевали всё чаще, хотя после последнего заказа должно было стать чуть легче. Неизвестный заказчик остался доволен, и Джером, честно переведя часть заработка Селены, пообещал вскоре снова связаться с ней, как только найдёт «стоящее дело». Селена же искренне надеялась, что у неё получится отказаться. Денег с лихвой хватило на то, чтобы закрыть все больничные счета и оставить часть на будущее. К тому времени, как они закончатся, Селена планировала начать постоянную продажу своих картин. Плана, как это сделать, у неё, конечно, не было, но она надеялась, что как-нибудь сможет справиться.

К тому же, у неё была Эйдж. Эйдж, без которой ничего бы этого не было.

— Селена! Селена!

Дверь галереи распахнулась, впустив холодный воздух — на улице собирался дождь. Весна в этом году пожаловала к ним в апреле и радовала теплом уже две недели, но стоило собраться тучам, стало холодно так, что, казалось, из них вот-вот повалит снег. Селена зябко повела плечами. Она мёрзла, несмотря на чёрный свитер крупной вязки и тёплые джинсы. А вот Эйдж, в отличие от неё, кажется, было жарко.

— Ты почему трубку не берёшь? — возмутилась между тем та, стуча каблуками по старому деревянному полу. — Я тут, понимаешь, для неё стараюсь, а она…

Эйдж, не дожидаясь ответа, скинула с плеч тонкий серый плащ, оставшись в обтягивающем белом платье. Ботинки на шпильке были подобраны в идеальный тон с её чёрной сумкой, а на голове Эйдж, предпочитавшей даже в сильный холод не прятать волосы, царил творческий беспорядок. Каштановые пряди, едва достававшие до плеч, непослушно рассыпались, и она нетерпеливо откинула их назад, скривив пухлые губы. Селена невольно — уже в который раз — залюбовалась подругой. В каждом жесте Эйдж проглядывала её неуёмная энергия, которую та удивительным образом сочетала с женственностью. Правильные черты и чуть смугловатая кожа привлекали взгляд, а карие глаза всегда смотрели прямо и с вызовом. Эйдж будто бы всегда готова была дать отпор кому угодно или сражаться за что угодно.

В этот раз её целью стала Селена.

— … ты меня вообще слушаешь?

Перед носом Селены щёлкнули пальцами, и она, моргнув, потрясла головой. Иногда случалось так, что она, глядя на людей, совершенно не следила за происходящим. Представляла, как изобразила бы их на портрете, какую эмоцию показала. Дальше мыслей дело редко когда шло, да и то, что получалось, Селена почти никому не показывала. Она была уверена: в этих портретах не хватает чего-то важного. А вот чего, понять так и не могла.

— Да, извини, — выдохнув, она прямо посмотрела на Эйдж. — Я поставила телефон на беззвучный и забыла отключить.

— Вот и что мне с тобой делать? — вздохнула Эйдж. — Ты же пропадёшь без надзора.

— Не пропаду! — запальчиво возразила Селена. — Я не маленькая девочка!

Эйдж фыркнула.

— А обижаешься совсем как она. Ладно, я пришла не воспитанием твоим заниматься. У меня прекрасная новость. Я нашла тебе заказ!

Порывшись в сумке, она вытащила два листка бумаги и протянула Селене.

— Вот, почитай. Я постаралась вытрясти из заказчика максимально конкретное задание, но если что, у меня есть его контакты. Сможешь сама спросить у него всё, что нужно.

Селена развернула листы и вчиталась в чуть размашистый почерк Эйдж. Заказ оказался на серию иллюстраций для книги, и некоторые из них содержали эротические сцены. Дойдя до описания одной из них, она скептически приподняла бровь.

— Серьёзно? Ты предлагаешь мне рисовать это?

Эйдж, которая успела дойти до кабинета, явно собираясь оставить там вещи, обернулась.

— А что тебе не нравится? Помнится, в школе ты любила рисовать эротические картинки, — она хмыкнула и скрылась внутри.

Дождавшись, когда подруга вернётся, Селена вернула ей описание и покачала головой.

— Это было очень давно, Эйдж. И ты знаешь, что сейчас мне нужно стремиться попасть в Золотую галерею, а не перебиваться второсортными почеркушками.

Эйдж сжала бумагу с такой силой, что на секунду показалось, будто она швырнет её обратно в Селену. Однако та сдержалась, и лишь по упрямой складке у губ можно было понять, что за спокойствием скрыта отнюдь не радость. Селена завела руки за спину и обхватила ладонью локоть. Она готова была спорить — весь дальнейший диалог уже повторялся раньше не один раз.

— А ещё тебе надо есть, — нарочито ровно проговорила Эйдж. — И оплачивать больничные счета. С твоей стороны очень неразумно отказываться от заработка, который…

Селена глубоко вдохнула. Говорить это было сродни приговору, но и правду скрывать от своего менеджера она не могла.

— В ближайшее время мне не понадобятся деньги, — тихо проговорила она и добавила, видя, как непонимающе нахмурила брови Эйдж: — Я выполнила ещё один заказ Джерома.

Эйдж посмотрела на неё так, что Селене захотелось провалиться сквозь землю. С самого первого заказа Эйдж была категорически против этой затеи. Тогда Селена пообещала, что это первый и последний раз. Её мама, у которой обнаружили серьёзную болезнь сердца, резко слегла. Срочно требовались деньги, а у Селены их не было. Выполнив заказ, она поклялась сама себе и подруге, что больше не будет заниматься этим. Они надеялись, что операция поможет. Надеялись, что маму скоро выпишут, и можно будет снова пытаться пробиться в Галерею, заодно набирая базу постоянных заказчиков.

Операция не помогла. А Джерому были нужны новые картины, которые Селена для него копировала. Чем дольше это продолжалось, тем абсурднее казалось, и всё же деньги, которые платили, были реальными. Они помогали её матери оставаться в живых.

Разве нужно было что-то ещё?

— И кого, позволь спросить, ты скопировала для него на этот раз? — пугающе спокойно, даже вкрадчиво, поинтересовалась Эйдж.

На бедных листах в её руках не осталось живого места, так сильно та их сжимала. Селена несколько секунд смотрела на них, очень явственно вдруг представив, как стискивает Эйдж наманикюренные пальчики вокруг её шеи. Если правда вскроется, гораздо проще будет её придушить, чем попытаться оправдать.

Такие люди, как автор последнего портрета, не обладают жалостью и состраданием.

— Юнону Сартес.

Тишина, повисшая в галерее, показалась Селене настолько оглушительной, что выдерживать её оказалось невозможно. Шагнув вперёд, она снова заговорила:

— Послушай, я понимаю. Это опасно…

— Ты с ума сошла?!

В сердцах отбросив пострадавшие листки, Эйдж нервно прошлась до стены с маками, вернулась обратно, потёрла шею. Селена попыталась поймать её за плечо, но та вдруг вывернулась и сама схватила за предплечья.

— Ты чем думала, Сель? Ты хоть представляешь, в какое дерьмо ты нас втянула? Когда Сартес узнает, что её картину украли, она от нас живого места не оставит!

— Не нас.

Ещё секунду назад чувствовавшая свою вину Селена выпрямилась, осторожно, но уверенно избавилась из хватки и скрестила руки на груди. Так было всегда: стоило кому-то начать на неё нападать, Селена уходила в глухую оборону и пряталась за спокойствием и гордостью. Не всегда это давалось легко, не всегда было оправдано, иногда выглядело откровенно глупо, но поделать она ничего не могла. Всё её существо требовало защититься от давления, от опасности.

— Не нас, Эйдж, — повторила она. — Меня. Ты в этом деле не замешана.

— И ты думаешь, они поверят в этот бред? — Эйдж рассмеялась. — Бедный менеджер оказался обманут злым мошенником-художником! Неплохой заголовок для статьи, не находишь? Такой популярности ты хотела?

Она шумно выдохнула и потёрла ладонями лицо.

— Ты же обещала, Сель! — с неожиданным отчаянием проговорила Эйдж. — Ты едва оправилась после службы. Неужели тебе так хочется сломать собственную жизнь?

Ломать жизнь Селене очень не хотелось. Вот только какой выход у неё был? В ломбарде и без того оказались все украшения, даже подаренная отцом серебряная подвеска в виде виноградной лозы с тёмными камнями. Расставаться с ней было тяжело, но тогда она ещё не думала, что положение станет таким тяжёлым. Продавать дом она и не собиралась — иначе куда вернётся мама, когда её выпишут? Влезать в кредиты Селена не рискнула, ограничившись долговыми расписками Эйдж и ещё паре хороших знакомых. Они все согласились дать ей деньги, только для счетов, которые выставляла больница, это было сущими грошами.

— А что мне оставалось, Эйдж? — Селена дёрнула уголком губ. — Картины продаются из рук вон плохо, а официанткой много не заработаешь. Я…

— Я предлагала тебе заложить мою квартиру, — перебила её Эйдж.

Схватив Селену за запястье, она крепко его сжала и посмотрела прямо в глаза.

— Я говорила с Риком, он не против и всё понимает. Мы готовы помочь тебе!

Селена сглотнула и с трудом удержалась от того, чтобы не отстраниться. Наверное, никто не знал, сколь глубока была её благодарность Эйдж. Именно она была рядом, когда Селена вернулась из армии, именно она настояла на том, что стоит снова взять в руки кисти и краски. Если бы не Эйдж, Селена вряд ли бы когда-нибудь снова начала рисовать и думать о своей мечте — попасть в лучшую галерею провинции с огромным шансом поехать в столицу и стать знаменитой. До армии это казалось реальностью, после стало лишь детской наивностью. С огромным трудом Селена начала верить…. а потом всё снова начало рассыпаться прямо на глазах.

Если судьба наказывала её за неверные решения, за то, что она оказалась слаба и… что ж. Наверное, справедливо.

Только чертовски обидно.

— Это плохая идея, Джи, — мягко проговорила она, не став отнимать руку. — Я уже говорила об этом. Я не стану подставлять вашу с Риком семью под такой удар.

Эйдж, закусив губу, пару секунд смотрела на неё горящими глазами и вдруг отступила. Взъерошила волосы и обняла себя за плечи. Селена понимала: подруга за неё переживала. Пожалуй, даже больше, чем следовало.

— Я в порядке, правда, — она попыталась улыбнуться. — Всё будет нормально.

— Ты и раньше была такая упрямая? — склонив голову, пробормотала Эйдж, будто бы не услышав. — Или недавно стала такой?

Селена усмехнулась.

— Я думаю, тебя не устроит ни один из вариантов.

Они помолчали, и Селена была благодарна за эту уже не напряжённую тишину. Говорить о своих проблемах ей всегда давалось непросто. Чувствовать собственную беспомощность, бессмысленно метаться и хвататься за любой шанс, чтобы спасти дорогого человека и без того было тяжёлым испытанием. Селена старалась держаться, но каждый такой разговор словно прибавлял трещин в её броне. Сколько та ещё выдержит, она не знала и не хотела даже думать. Ей следовало оставаться стойкой ради матери, а всё остальное можно решить.

Так или иначе.

— Ты сведёшь меня с ума, — наконец, произнесла Эйдж и выругалась. Делала она это всегда громко и с чувством, за что не раз была молчаливо осуждена мужем. — Ладно! Я что-нибудь придумаю. А до того…

Она наклонилась, подняла листки с заказом и снова смяла их в ладони.

— До того поклянись, что не вляпаешься ни в какое дерьмо, Сель! Ты меня поняла?

Хмыкнув, та вместо ответа подошла ближе и осторожно забрала задание. На недоумённый взгляд пожала плечами и спрятала бумаги в задний карман джинс.

— Мне не помешает практика. А если за это ещё и заплатят, вдвойне хорошо.

Эйдж секунду помолчала, после коротко хохотнула и, поцеловав Селену в щёку, показала ей большой палец.

— Вот этот настрой мне нравится. Тогда давай за работу, а я побежала. У меня обед с Риком и Пикки, а потом встреча с Алейной. Та ещё зануда, знаешь. Всё, на связи!

Точно маленький ураган, Эйдж внезапно ворвалась и так же внезапно исчезла. Селена проводила её взглядом, прикрыла дверь, а после, задумчиво пройдя по галерее, вернулась в кабинет и заварила кофе. Ей тоже нужно было съездить по делам — на три часа назначил встречу лечащий врач матери. Это тревожило Селену, но о плохом она старалась не думать. Вместо этого, опустившись в старенькое кресло за столом, она поставила чашку с горячим напитком, разгладила листы и снова вчиталась в строки.

Лучшее средство от любой тревоги и беспокойства — работа. Это она уяснила уже давно.

При детальном изучении заказ оказался не таким уж сложным. Выманив у Эйдж номер заказчика, Селена немного пообщалась с ним, уточняя детали. Рисовать драконов было не так уж трудно, да и кто стал бы приглядываться к тому, какая чешуя у ящера? Селена же предпочитала выполнять свою работу добросовестно, и детали, которые казались ей важными, помечала в блокноте. Чем дольше она раздумывала, тем яснее представляла, что должно было получиться, а там дело оставалось за малым — перенести мысли на бумагу.

На первом штрихе рука Селены дрогнула, но, к счастью, рисовала она в планшете, поэтому исправить помарку было легко. Современные технологии не очень нравились ей, гораздо привычнее работать было с кистью, красками и холстом. Впрочем, такие мелкие задания помогали покрывать бытовые платежи вроде аренды или бензина для мотоцикла, поэтому браться за них стоило чаще. Селена задумчиво усмехнулась, прорисовывая широкий размах жутких крыльев. С такими работами точно нечего делать в Золотой галерее, но если ей нечего будет есть, она точно туда не попадёт.

Достойным картинам ещё придёт время. Тем, рядом с которыми останавливалось время, замирало сердце, а в груди не умещались эмоции. Тем, в которых жизнь и смерть, счастье и беда, реальность и иллюзия. Селена знала, что однажды так и будет. Однажды, когда больше не нужно будет бороться за каждый прожитый день. Когда за каждый свой вдох она перестанет чувствовать вину.

От мыслей отвлёк звук будильника, который она завела, чтобы не опоздать на встречу. Скинув Эйдж и заказчику предварительный набросок на согласование, она положила в чёрный рюкзак телефон, блокнот и несколько карандашей, накинула чёрную кожаную куртку и вышла из галереи.

Дождь всё ещё не пролился на осунувшийся и будто бы поблёкший город, но промозглый сырой ветер лишал всякой надежды на тепло. С сомнением посмотрев на старенький мотоцикл, припаркованный у галереи на стоянке, Селена всё же надела шлем и завела мотор. Мотоцикл достался от отца и нравился ей ощущением свободы и скорости на дороге, только вот в такую погоду был не совсем подходящим средством передвижения. В очередной раз пообещав себе когда-нибудь продать его и купить машину, она выехала на дорогу. Опаздывать было не в её правилах. Эйдж шутила, что пунктуальность второе имя Селены, сама же она считала, что время — самый ценный ресурс, потому не стоило тратить его понапрасну и заставлять кого-то ждать.

Тем более, что иногда минута могла решить слишком много.

Больница располагалась в одном из новых кварталов среди офисных высоток. Красивое белое здание в восемь этажей было окружено аккуратной территорией с широкими дорожками, деревьями, клумбами и удобной парковкой. Оставив транспорт, Селена почти бегом направилась к больнице, чувствуя, как на плечи упали первые тяжёлые капли. Подняв голову к небу, она едва слышно выругалась. Теперь или возвращаться на такси, или ехать в ресторан под дождём.

— Обещают бурю, — заметил пожилой санитар в голубой униформе, увидев, как она встряхнулась перед дверью. — Вам бы зонт, госпожа.

— Против бури зонт не поможет.

Поблагодарив его за услужливо открытую дверь, она прошла к администраторам и, уточнив, на месте ли врач, поднялась на четвертый этаж. Здесь, в отличие от первого этажа, в котором постоянно куда-то торопились пациенты и врачи, кто-то кричал, кого-то быстро везли в операционные из отделения неотложной помощи, царило спокойствие. Мимо неё прошли две медсестры, обсуждавшие назначения больных. Заметив Селену, та, что постарше, с гладко зачёсанными тёмными волосами, приветливо улыбнулась. Ответив кивком, Селена поспешила дальше. Здесь многие знали её, и она старалась со всеми быть вежливой, однако на обмены любезностями сейчас не было времени.

Остановившись перед светло-серой дверью, на которой значилась табличка «глава кардиологического отделения Грэм Ашер», она постучала.

— Войдите!

Селена открыла дверь и переступила порог небольшого белого кабинета. Он казался тесным: вдоль стен уместились шкафы, доверху забитые книгами и журналами, на дальней стене висела магнитная доска с какими-то записями и большой экран, на который Грэм выводил результаты анализов своих пациентов и обстоятельно объяснял, что к чему. Сам хозяин кабинета нашёлся за столом у окна слева. Услышав, как она вошла, он поднял голову, и небольшая серьга в его ухе качнулась в такт движению.

— Рад видеть вас, Селена, — поприветствовал он её чуть хрипловатым низким голосом. — Проходите.

Грэму было около сорока, но выглядел он куда моложе. Худощавый, подтянутый, с резковатыми движениями, коротко остриженными чёрными волосами и бородой, он в иные моменты казался совсем мальчишкой. Выдавал его взгляд карих, почти чёрных глаз: тяжёлый, внимательный и такой цепкий, что хотелось повести плечами, лишь бы стряхнуть это ощущение. Селена, впрочем, к этому уже привыкла, а потому прошла к креслу напротив и опустилась в него, сжав в руках рюкзак.

— Вы хотели видеть меня, — проговорила она, стараясь, чтобы голос её звучал спокойно. — Что-то с мамой?

Грэм покачал головой, но глубокая озабоченность из его взгляда, которую Селена заметила ещё при входе, так никуда и не делась.

— Ваша мать в порядке — насколько это возможно для неё. Посмотрите, — нажав несколько раз на интерактивной панели на столе, он вывел на экран длинный список результатов анализов.

Селена мало что понимала в этом. Она уже не первый раз вчитывалась в подобные строки, но всякий раз цифры и сложные названия сливались в голове в одну сплошную муть. Попытавшись ещё раз разобрать хоть что-то, найти знакомые слова или цифры, которые вселили бы лучик надежды, она повернула голову к Грэму. Тот, видимо, всё понял по её растерянному виду, а потому взял тонкую указку и провёл под несколькими строками.

— Вот, посмотрите сюда. Эти анализы указывают на благоприятный исход при операции, которую мы планируем провести вашей матери. Медикаментозное лечение слишком долго не давало никаких результатов, её состояние ухудшается из-за сопутствующих заболеваний. Поэтому было принято решение провести имплантацию левого искусственного желудочка в сердце пациентки…

Он продолжил говорить, но Селена в какой-то момент перестала слышать. Операция. Снова? А что, если она, как и прошлая, не поможет? Селена помнила, какой воодушевлённой мама возвращалась домой и как шутила, что она теперь немного похожа на киборга с этой электрической машинкой в сердце. Ещё Селена помнила свой ужас, когда, вернувшись со смены утром через пару недель, она обнаружила маму без сознания на полу кухни. С тех пор та почти не покидала стен больницы, а врачи спорили, какой способ будет лучше. Селена не знала, что поможет, не знала, как спасти мать, она просто хотела, чтобы та оставалась жива.

Что, если это тоже неверный вариант? Кто ответит за этот выбор?

— Что… — она облизнула пересохшие губы, только сейчас осознав, что молчала неприлично долго. — Что вы хотите от меня?

— Нам нужно ваше согласие.

Грэм придвинул к ней бумаги и положил сверху ручку. От того, как он на неё смотрел, Селене хотелось не то закричать, не то сжаться в комок и спрятаться, чтобы не чувствовать. Ничего не чувствовать. С каждым разом, что она приходила сюда, это ощущение становилось только сильнее. Найти бы хоть что-то, за что зацепиться, чтобы не думать, не чувствовать, не задыхаться от фантомной, ею самой придуманной боли.

— Послушайте, Селена, — негромко проговорил он, чуть склонив голову набок. — Мы делаем всё, что в наших силах, чтобы спасти Шейлу. Установка кардиостимулятора не дала нужных результатов — так бывает. Конечно, мы можем использовать кардинальные меры, но…

— Какие? — перебила его Селена, вдруг подавшись вперёд и намертво вцепившись в ручку рюкзака. — Какие меры?

Грэм, чуть изогнув бровь, явно не ожидая такой резкой реакции, всё же ответил:

— Трансплантация сердца. Если донорский или синтетический орган приживётся, у Шейлы будет шанс на здоровую жизнь и…

— Тогда почему вы не сделаете этого?

Селена с трудом сглотнула, чувствуя, как сухо стало в горле. Вот он, способ! Раз и навсегда увести маму из стен больницы, дать ей шанс пожить ещё — спокойно и счастливо. Почему нужно было проводить её через эти мучения? Почему ей сразу не сказали об этом?

— Селена, — Грэм вздохнул и помолчал, будто то, что он собирался сказать, ему не нравилось. — Я не предлагал этот способ, потому что он всегда используется только в самых крайних случаях. Операция по пересадке донорского или синтетического сердца очень дорогая, к тому же на ожидание очереди или изготовление нужно время. У вашей матери этого времени может попросту не быть. Она может умереть, пока ждёт орган. Но это не так важно по сравнению с тем, что пересадка может её попросту убить. Она уже немолода, Селена. Я не дам и одной сотой процента уверенности в том, что организм Шейлы выдержит и перенесёт трансплантацию хорошо. Это огромный риск.

Риск. Селена ненавидела это слово. Каждое слово врача падало тяжким грузом на её плечи, а последнее будто и вовсе придавило. И что самое паршивое, решать, идти ли на этот риск, предлагалось ей. Взвесить шансы, понять, поможет ли это её матери или гарантированно сведёт в могилу. От непрерывно крутившихся в голове мыслей заломило виски, и Селена сжала их руками, на миг прикрыв глаза. Что она должна была делать? Что она вообще могла сделать?

«Что мне делать, папа?..»

— Это непростое решение, и я хочу, чтобы вы…

— Я не стану решать за свою мать.

Селена выпрямилась и прямо посмотрела на врача. Может, ей показалось, но на миг в его взгляде мелькнула тень уважения.

— Не мне решать, жить ей или умереть. У вас есть несколько вариантов помощи, расскажите ей о них. Она в ясном уме, поэтому пусть делает выбор, я лишь поддержу её. И оплачу все расходы.

Грэм немного помолчал, крутя в руках остро отточенный карандаш. Глядя на его кончик, Селена почти наяву представила вместо карандаша в руках мужчины скальпель, с которого срывается тягучая алая капля крови. На миг захотелось запечатлеть эту картину, зарисовать, пока образ был ярок и будто бы отпечатан в её внимании, но морок рассеялся, когда Грэм выпрямился и кивнул.

— Что ж, будь по-вашему. Времени у нас действительно немного. Идёмте со мной.

Селене отчего-то очень не хотелось идти именно сейчас, но она подчинилась. Вместе они миновали полупустой коридор и вошли в палату. Она приходила сюда уже десятки раз, и каждый отзывался в сердце невыносимой тоской и болью. Бежевые блёклые стены, окно, за которым всё-таки пролился дождь, окрасив всё вокруг серостью и сыростью. Только букет цветов, который Селена принесла матери несколько дней назад, ярким пятном выделялся на подоконнике. Всё остальное — включая и саму Шейлу — казалось почти что неживым.

Селене было больно смотреть на мать. В её памяти она всегда была живой деятельной женщиной с густыми белокурыми волосами, мягким взглядом фиолетовых глаз и мелодичным голосом. Сейчас же, на больничной койке, укрытая серым одеялом, она казалась бледной копией себя. Похудевшая, осунувшаяся, на и без того тонких руках натянулась кожа, сделав запястья хрупкими, а косточки слишком острыми. Лишь взгляд оставался по-прежнему ярким и всякий раз, стоило ему упасть на дочь, зажигался прежним огнём.

— Селена, малышка!

Шейла попыталась приподняться, и тут же гримаса боли исказила её красивое лицо, которое не портили даже морщины. Селена, бросившись к ней, помогла улечься обратно.

— Не надо, мама. Не вставай.

— Вам лучше послушаться дочери, госпожа Шейла, — согласился с ней Грэм.

Взяв один из двух стульев, стоявших в палате, он подвинул его Селене, на второй опустился сам.

— Мы пришли поговорить с вами насчёт вашей операции, госпожа.

— Операции?.. — на лице Шейлы отразилась растерянность и страх.

Селена, потянувшись, сжала руку матери.

— Всё хорошо, мама. Просто послушай, что скажет доктор.

Та в ответ пожала её ладонь, а потом перевела взгляд на доктора. Селена же смотрела только на маму. На её черты, которых, казалось, уже коснулась тень смерти, оттого они и приобрели эту восковую бледность. Больше всего на свете Селене хотелось снова увидеть на этих щеках румянец, но даже когда Шейла смеялась — негромко и будто бы с опаской — бледность не покидала её кожи. А ведь когда отец был жив, он заставлял маму смеяться так, что щёки её пылали. Как давно это было?..

Селена уже не могла сказать точно. Казалось, что прошлое стало одним большим размытым куском с редкими яркими кадрами. Иногда она думала, что лучше бы не было и их. Просто пустота, из которой она шагнула в этот миг. Но забыть она не могла. Не позволяли шрамы, что она носила на теле — и на душе.

— … Селена!

— А?

Она вздрогнула, поняв, что задумалась и совершенно упустила нить разговора. Мама смотрела на неё с тревогой, Грэм — с чуть заметной задумчивостью. От этого Селене стало не по себе, и она неловко повела плечами.

— Простите, — она чуть заметно улыбнулась матери. — Что я пропустила?

— Доктор Ашер рассказал мне всё про… трансплантацию и остальное. Я сказала ему, что не хочу ждать. Я уже немолодая женщина, — Шейла грустно улыбнулась. — У меня не так много времени, чтобы терять его на ожидании. Если мне суждено умереть так скоро, я хочу сделать это дома. Так что никакой трансплантации, малышка. Пусть делают то, что предлагал доктор с начала.

Селене очень хотелось возразить. Сказать, что если есть чёртов шанс, нужно за него хвататься, чтобы потом не стало слишком поздно! Неужели мама не понимала?.. Десятки слов теснились в пересохшем горле, но ни одно не вырвалось наружу, сменившись усталой улыбкой и кивком. Возражать бессмысленно, поняла Селена, глядя в глаза матери — такие же, как у неё самой. Когда человек выбирал, как ему умереть, никто не был в силах его переубедить.

И какая к чёрту разница, насколько это больно?

— Не волнуйтесь, — доктор Грэм поднялся. — Мы подготовим всё необходимое, а пока понаблюдаем вас ещё какое-то время, от недели до двух. Селена, можно вас на минутку?

Она, оставив рюкзак на полу и пообещав матери вернуться быстро, вышла вслед за Грэмом. Тот, затворив дверь и дождавшись, пока мимо пройдёт медсестра, повернулся к Селене. Она снова заметила задумчивость, с которой он на неё смотрел, и это казалось таким странным, что она невольно отступила на шаг. Отступила бы и дальше, не будь за спиной стена.

— Могу я задать вам личный вопрос?

Селена растерянно моргнула, совершенно не ожидая этого. Грэм никогда не проявлял к ней интереса, кроме как к дочери его пациентки, которая, к тому же, не всегда вовремя платила по счетам. Оттого слышать, что он хотел узнать о ней что-то личное, казалось как минимум дикостью. Она хотела ответить отказом, но Грэм не дал ей заговорить. Склонив голову набок, он произнёс тихо, так, чтобы слышала только Селена:

— Как давно вы не спите, Селена?

Она застыла, застигнутая врасплох, и только смотрела на него широко раскрытыми глазами. Никто до него не замечал, а если кто-то и спрашивал, она всегда списывала это на усталость от того, что приходилось работать в ночные смены. Правда была немного иной, куда более тривиальной, только вот признаваться в ней было отчего-то очень страшно.

— Я не… — начала она, но ей снова не дали договорить.

— Я вижу ваше состояние, Селена. И понимаю, как вам тяжело. Но подумайте вот о чём: если с вами что-то случится, кто поможет госпоже? Без вас она не справится. Позаботьтесь о себе, чтобы суметь позаботиться о ней.

Селена ничего не смогла на это ответить, молча позволив доктору уйти. Оставшись одна, она долго стояла у входа, прислонившись затылком к холодной стене и прикрыв глаза. Сам того не подозревая, Грэм сковырнул рану, о которой она предпочитала не думать, даже когда ночами не могла сомкнуть глаз. Конечно, она спала. Спала, но здоровым сном это назвать было нельзя. Кошмары, реальные настолько, что горло раздирало криком всякий раз, стоило ей заснуть чуть крепче, преследовали Селену с самого возвращения из армии. Она уже привыкла, и спать по четыре-пять часов казалось чем-то нормальным. Правда, в последнее время и этого урвать удавалось не всегда. Усталость грызла кости, а ужасные воспоминания раздирали душу, и как спастись от собственных демонов, Селена не знала.

Да и стоило ли?..

Выпрямившись, она потёрла ладонями лицо и решительно сжала зубы. Стоило. Стоило бороться хотя бы потому, что за её спиной человек, который нуждался в ней. Грэм прав — Селена не поможет матери, если сломается. И она обязательно позаботится о себе, но… завтра. Завтра. Сегодня ей ещё предстояло отработать смену в ресторане, а до этого побыть с матерью хоть немного. Та чувствовала себя в стенах больницы очень одиноко, хоть её и регулярно навещали студенты и преподаватели из колледжа по военной подготовке.

— Улыбайся, Селена, — прошептала она. — Ты должна.

Играть роль счастливой дочери не пришлось. Когда Селена вернулась в палату, тихо прикрыв дверь и прокравшись к постели, Шейла уже спала. Она очень быстро уставала, и ей требовалось много сил. Покачав головой, Селена подошла ближе и поправила одеяло, спрятав исхудавшие материнские руки. Мама казалась ей такой хрупкой, такой… будто бы едва живой, что сердце защемило с новой силой. Почему никак не получалось ей помочь? Почему мама должна проходить через всё это?

Почему, чёрт возьми, что бы Селена ни делала — лучше не становилось?

— Селена… малышка… — пошевелившись, Шейла повернула к ней голову, но не открыла глаз, лишь зажмурилась ещё сильнее.

— Всё хорошо, мама. Я рядом, — наклонившись, она поцеловала маму в лоб, так же, как делала когда-то Шейла.

Она затихла и задышала ровнее, а Селена опустилась на стул и взяла в руки рюкзак. За окном продолжал лить дождь, и ехать на мотоцикле в такую погоду не стоило. К тому же, оставалось немного свободного времени, поэтому Селена решила нарисовать портрет матери. В последнее время такие работы удавались всё сложнее, и Селена решила, что нужно больше практиковаться. Рисовать лица, отражать их эмоции и живой блеск в глазах — а может быть, потухший взгляд человека, который всё потерял. Такой она иногда ловила, когда смотрела в зеркало, впрочем, он так же быстро исчезал.

Ещё не всё потеряно. Не всё.

На этот раз портрет дался удивительно легко, и на нём Шейла улыбалась. Мягко, как делала это всегда, и с какой-то особенной очаровательной нежностью — эта нежность всегда предназначалась только отцу. Селена помнила их счастливыми, и эти крохотные искры воспоминаний для неё были невероятно дороги. Если бы она могла, запечатлела бы каждый миг их жизни в прекрасных портретах, чтобы помнить всегда, как смотрел на неё отец — с гордостью и радостью, и как обнимала их двоих мама.

Теперь же эти кадры дробились, крошились и множились, накладываясь друг на друга и искажаясь, точно испорченная плёнка. А поверх них, как и всегда, выступал один. Тот, который Селена помнила бы, даже если у неё отнять всю память, душу и саму жизнь.

Утёс.

Селена очнулась, будто от дурного сна, когда от порыва ветра в оконной раме дрогнули стёкла. Сглотнув, она потянулась, опустила голову, собираясь вырвать страницу с портретом, чтобы оставить его в подарок матери — и застыла. Уродливые острые линии напрочь перекрывали нежный образ, высекая те жалкие крохи красоты, которые нашла в своей душе Селена. Изломанный кусок солнца, жаркие лучи которого, казалось, до сих пор обжигали кожу, выжженная земля на самом верху — а дальше обрыв. Обрыв, в котором на этот раз отпечатался любимый образ. И чем дольше Селена смотрела на него, тем сильнее хотелось кричать.

Нет. Нет. Пожалуйста, хватит!

Резко захлопнув блокнот, она судорожными движениями затолкала его в рюкзак и выскочила из палаты. Едва не сбив с ног удивлённых медсестёр и Ашера, она стремглав вылетела из больницы и бросилась к мотоциклу. Мокрый шлем едва не выскользнул из рук, ключи с неприятным звоном упали на грязную землю, но Селена упрямо завела мотоцикл и вывела его на дорогу, почти не замечая, что дождь закончился, оставив после себя лишь сырой воздух и промозглый холод, пробиравший до костей.

Прочь. Прочь, туда, где можно будет оглянуться, отдышаться. Понять, что она в безопасности.

Работа всегда спасала. Укрывала от кошмаров, заставляя сосредоточиться на сиюминутной задаче, не позволяла оглянуться и расслабить неестественно прямую спину. По-хорошему, на этой работе следовало бы ещё и улыбаться, чтобы картинка идеала стала полной. С улыбками у Селены не складывалось и, переодеваясь в подсобке в отутюженную бежевую форму официантки ресторана в центре города, она лишь напоминала себе — старайся. Старайся так, будто от этого зависит твоя жизнь, Селена Керриган.

Смена, продлившаяся до двух часов ночи, пролетела незаметно, и на этот раз обошлась без придирчивых клиентов. Приходили лишь те, кто действительно хотел отдохнуть душой в этот пасмурный вечер, и Селена старалась создать для них уют и радость. Кто бы мог подумать, что делать это для чужих людей окажется так просто!.. Не то чтобы Селене нравилась эта работа, скорее, наоборот, это был вынужденный шаг и дополнительный заработок, в котором она так нуждалась. Однако, переступая порог ресторана, она примеряла на себя роль — и играла её на пределе своих возможностей. Лишь после того, как за последним гостем закрывалась дверь, а они убирали зал и опускали ставни, Селена могла позволить себе выдохнуть. Эти моменты она ценила больше всего, потому что от усталости, сковавшей тело, в голове не оставалось ни единой мысли.

Спасительная пустота, которая позволяла провалиться в сон, едва Селена добиралась до кровати. Если бы только можно было сделать её своей постоянной спутницей!..

С рассветом Селена снова была на ногах, заночевав прямо в галерее на жёстком для сна диване. Решив не ездить домой, она планировала весь день посвятить работе над заказом Эйдж, чтобы сдать его как можно скорее и получить деньги. Кое-как умывшись, она собрала растрёпанные волосы в хвост и скептически посмотрела на шрам. Косметика, которой она его скрывала, смылась, а обновить макияж не получилось бы — всё осталось дома. Решив, что перед сменой заедет туда и приведёт себя в порядок, Селена вернулась в кабинет, включила кофемашинку и вздрогнула, когда брошенный на стол телефон ожил.

Эйдж. Странно, она никогда так рано не звонила.

— Привет, ранняя пташка, — проговорила Селена, сняв трубку, и усмехнулась, когда в ответ Эйдж сладко зевнула. — Кто потревожил твой сон?

— Я… да боже!.. — Эйдж снова зевнула и, судя по звуку, встряхнулась, точно большая кошка. — Я вчера нашла покупателя. Точнее, он сам меня нашёл. Позвонил, спросил, во сколько ты открываешь галерею. Я сказала, что в девять, но обычно ты там намного раньше. И он…

Эйдж пробурчала что-то невнятное в сторону и снова заговорила спустя несколько секунд возни и пыхтения в трубку:

— Он сказал, что чем раньше вы сможете встретиться, тем лучше. Так что… Рик!..

Селена усмехнулась. Рик, муж Эйдж, наверняка тоже был недоволен ранним подъёмом, и решил исправить это по-своему.

— Ладно, я поняла. Развлекайтесь, голубки…

— Эй, ты всё не так…

Стук в дверь, долетевший до слуха Селены, сначала показался ей иллюзией. Отодвинув трубку, она прислушивалась несколько секунд и, покачав головой, хотела уже попрощаться с Эйдж, но тут звук повторился. Громко и настойчиво. Оставив только что сварившийся кофе нетронутым, Селена быстро вышла из кабинета и поспешила к выходу, чтобы встретить гостя. На полпути пожалев о том, что не успела привести себя в подобающий хозяйке галереи вид, она собралась отключить звонок и приветствовать гостя — и замерла, не дойдя несколько шагов до двери. Покупатель, решивший посетить её галерею так рано, уже стоял внутри.

Селена не была знакома с этим человеком лично — и всё же она прекрасно знала, кто перед ней. Любой уважающий себя художник знал.

— Сель… эй, Селена! — голос Эйдж в трубке зазвучал с тревогой. — Ты куда там пропала? Что случилось? Кто это?

— Пиздец, — без тени улыбки ответила Селена. — Я перезвоню.

Гостья улыбнулась и чуть склонила голову набок.

— Рада, что мне нет нужды представляться. Но с вашей стороны было очень беспечно оставлять дверь открытой. Галереи художников лакомый кусок для мошенников, не так ли?

Юнона Сартес. Селена молча смотрела на стоявшую перед ней женщину в чёрном брючном костюме и бежевом пальто. Несмотря на возраст, на её лице практически не было морщин, а идеальные черты лица так и притягивали взгляд. Чёрные волосы были убраны в сложную причёску, прихваченную причудливыми золочёными заколками, а когда она подняла руку, чтобы обвести помещение, на запястье звякнули браслеты. Юнона Сартес совсем не выглядела устрашающей или опасной, но Селена прекрасно понимала: если она здесь — ей конец.

— Я думала, здесь немного больше работ, — произнесла между тем Юнона и неторопливо прошла вдоль стены, остановившись справа от Селены. — Я ищу одну картину, и почему-то не вижу её здесь. Хотя мне сказали, что она точно должна выставляться в этой галерее.

Селена понимала, что ей нужно сказать хоть что-то, но горло будто схватило стальным обручем. С трудом сглотнув, она спрятала телефон в задний карман джинсов, выпрямилась, скрестила руки на груди и только после этого глухо спросила:

— Какую картину вы ищете?

— Портрет моего мужчины. Вы случайно его не продали?

Юнона смотрела на неё совершенно спокойно, а Селене показалось, будто ей наживую вскрывали позвоночник. Каждая клеточка тела ныла от ужаса и невыносимого стыда. Занимаясь подделкой картин, она знала, что нарушала закон, понимала, что рано или поздно придётся ответить по закону, но почему-то не думала, что ей придется стоять перед теми, кого она обокрала. Гордость не позволяла Селене склонить голову, а чувство вины выжигало внутри. Дура, на что она надеялась?!

За каждый выбор рано или поздно приходится платить. Кому, как не ей, об этом знать?

— Я…

Юнона вдруг рассмеялась и тряхнула головой. Морок давящей опасности рассеялся, и только тут Селена с удивлением поняла, что всё это время почти не дышала. Она судорожно глотнула воздух, а Юнона приблизилась, позволив ощутить едва заметный аромат миндаля и чернил.

— Простите меня. В мои планы не входило вас пугать. Это вышло… — она неопределённо повела рукой, и взгляд Селены зацепился за сложную вязь татуировок и обручальное кольцо, — случайно. Просто я не очень люблю, когда к дорогим моему сердцу вещам прикасаются без разрешения.

Селена понимала её. А ещё понимала, что на месте Юноны, возможно, даже не стала бы приходить к вору, просто обратившись в правоохранительные органы. Не было никаких гарантий, что Юнона тоже так не поступила, но чутьё подсказывало: она пришла поговорить до того, как принять окончательное решение насчёт судьбы неудачливой воришки. Иначе не оглядывала бы галерею с задумчивым любопытством и не смотрела бы на Селену так, словно видела перед собой не преступницу, а неразумного, оступившегося ребёнка.

Молчание затягивалось, и его снова нарушила Юнона.

— Я понимаю, что мой визит стал для вас неожиданным. Мне стало любопытно посмотреть на смельчака, рискнувшего скопировать мой портрет, — Юнона улыбнулась, не став добавлять, какие выводы сделала. — Можем мы поговорить в более удобном месте?

Только тут Селена, словно отмерев, кивнула и порывисто развернулась к кабинету. Приглашать саму Юнону Сартес в такое крошечное и показавшееся вдруг убогим помещение показалось кощунством. Выбора, впрочем, не было, и Селена, показав ей на диван, направилась к кофемашине.

— Кофе? — скованность голоса так никуда и не делась.

— Не откажусь.

Монотонными, механическими движениями Селена насыпала кофе в аппарат, поставила чистую чашку и нажала на кнопку. Комнату наполнил гул, и он, дав ей несколько кратких секунд передышки, помог чуть собраться с мыслями. Появление Юноны застало Селену врасплох, но как только последняя капля напитка упадёт в чашку, та начнёт задавать вопросы. Лучше быть готовой на них отвечать, и делать это стоит честно. Она уже однажды обманула эту женщину, своровав прекрасную картину. Больше так поступать было нельзя.

— Благодарю, — проговорила Юнона, когда Селена поставила перед ней кофе. Сделав глоток, одобрительно кивнула. — Отличный кофе! У вас хороший вкус.

Селена не ответила, опустившись в кресло напротив. Её напиток давно остыл, и она не стала к нему притрагиваться. Вместо этого, взяв в руки лежавший на столе карандаш, повертела его, не зная, стоило ли ей самой что-то спрашивать. Любое сказанное ею слово могло быть расценено как попытка напасть первой — или как оправдание. Оставалась только одна вещь, о которой требовала сообщить гордость, пусть это, скорее всего, и прозвучит безобразно жалко.

— Я сожалею, — тихо сказала Селена.

По внимательному взгляду она поняла — её услышали. Юнона отреагировала не сразу. Отпив ещё немного кофе, она откинулась на спинку дивана и пару секунд изучающе глядела на Селену, словно пыталась понять, насколько та честна. Наконец, прищурившись, заметила:

— Вы на удивление честное дитя, Селена.

Селена вскинула голову, желая возразить, но Юнона остановила её взмахом руки.

— Я прожила на свете столько, что люди гораздо старше вас для меня — дети, дорогая. В этом нет ничего обидного, напротив, вы сейчас в том чудесном возрасте, когда перед вами открыт весь мир. И мне жаль, что дорога, которую выбрали вы, ведёт вас во тьму. Сколько работ вы уже скопировали?

Селена прикусила губу изнутри. Не то чтобы она клялась Джерому в том, что никому ничего не расскажет, но раскрывать то, насколько глубоко она погрязла в этом, не хотелось. С другой стороны, Юнона явно была не тем человеком, которому можно безнаказанно солгать. Выдохнув, Селена сглотнула и, заставив себя посмотреть на Юнону прямо, ответила:

— Двенадцать. И он обещал тринадцатый заказ.

Юнона склонила голову к плечу, что-то обдумывая. Под её взглядом Селене становилось неуютнее с каждой секундой. Чего она от неё хотела? К чему были все эти вопросы? Если Юнона планировала наказать её, тогда к чёрту всё это…

— Двенадцать, — негромко проговорила Юнона, будто пробуя на вкус слово. Покачала головой. — Я видела ваши работы, видела и копию, которую вы сделали с моего портрета. Теперь ясно, почему он выбрал вас. А вот вы… вы понимаете, на что тратите свой талант, Селена?

Талант. Селена едва не рассмеялась, до боли сжав в кулаке карандаш. Она получала столько отказов в сотрудничестве от именитых художников и галерей, что уже сбилась со счёта. Если бы она могла отступить — давно бы бросила к чертям это занятие, сожгла бы кисти и занялась тем, что не требовало каждый раз вкладывать душу. Единственное, что её держало, так это отцовское упрямство, вера Эйдж и счастливая улыбка матери. Шейла всегда хотела видеть её художником, она любила её работы и любила Селену, которой нравилось рисовать. Та Селена давно умерла, но ради матери она продолжала играть эту роль.

Какой талант может быть у мертвеца?

— Разве у меня был выбор? — она выпрямилась так, что заломило позвоночник, а спина отозвалась ноющей тяжестью. — Мне срочно нужны были деньги, а писать картины — всё, что я умею. Это кормит меня, это не даёт умереть моей матери.

— Есть множество способов заработать деньги.

— Пойти в проститутки? — резкий смешок всё-таки сорвался с губ Селены, и она снова закусила их. — Простите, но для этого дела я не гожусь ещё больше, чем для рисования.

Юнона изогнула бровь и медленно отпила кофе. Селена сглотнула, чувствуя нарастающую неприятную боль в спине. Напряжённые мышцы, которые после травмы врачи настоятельно советовали разминать постоянными тренировками и массажем, давали о себе знать всякий раз, как Селена начинала нервничать. А сейчас как раз наступил такой момент, и она совершенно не знала, как из него выкрутиться, и понимала лишь, что последней фразой закопала себя ещё глубже. Мало того, что мошенница, так ещё и дура.

— Какие у вас радикальные методы, — усмехнулась вдруг Юнона. Допив кофе, она со стуком поставила чашку на стол, разделявший их, и наклонилась чуть вперёд. — Вы определённо мне нравитесь, Селена. Скажите себе спасибо, но прежде выслушайте и хорошо подумайте перед тем, как давать ответ.

Потянувшись, Юнона взяла со стола статуэтку руки. Это была фигурка для референса, и Селена часто пользовалась ей, а ещё порой смотрела на неё, когда не удавалось собраться с мыслями. Дерево уже потемнело, да и линии пальцев и запястья были далеки от идеала, в сочленениях казавшиеся поломанными. Вещица пережила взлёт и падение хозяйки в художественной школе, уход в армию и позорное возвращение, и вот теперь была свидетелем тщетных попыток снова поднять голову и увидеть проблеск света.

— В ваших руках скрыт огромный талант, — проговорила между тем Юнона, медленно сгибая и разгибая пальцы фигурки. Казалось, это интересовало её куда больше разговора. — Боги наградили вас, дав возможность видеть и показывать прекрасное. Мне видится кощунством позволить вам потратить этот талант так бездарно. Поэтому я предлагаю вам работать на меня. Иначе…

Её пальцы замерли на двух деревянных — точно над сочленениями, а сама Юнона подняла голову и посмотрела Селене прямо в глаза.

— Иначе кисть в руки вы больше никогда не возьмёте.

В тишине комнаты треск сломанного дерева показался оглушительным. Селена дёрнулась, будто от удара, и резко вдохнула. Инстинкты, отточенные службой, моментально завопили об опасности. Она ведь даже не успела заметить движения! Всё случилось в доли секунды, и вот на столе у неё стояла изуродованная статуэтка без двух пальцев. Красочное напоминание того, что могло случиться и с ней, дай она неверный ответ.

Селена стиснула зубы. Её неприкрыто предупреждали, и в ответ на это логичным было лишь напасть в ответ. Селена знала, что с таким противником сможет справиться… вот только на смену почти что боевой готовности и напряжению волной накатили совсем иные чувства. Юнона просто смотрела на неё, а Селена чувствовала всколыхнувшийся внутри страх, больше похожий на откровенный ужас. Всё в ней будто говорило: эта женщина опасна. Опасна. Опасна!

Селена прищурилась, с трудом удержав собственные ощущения под контролем.

— Вы меня шантажируете?

— Если вам будет угодно, — улыбнулась Юнона. — Но я бы назвала это приемлемыми условиями в вашем положении.

— И какое у меня, по-вашему, положение? — тут же ощетинилась Селена. — Вы что, пожалеть меня пришли?

— Отнюдь, — Юнона взмахнула рукой, и в голосе её зазвучал лёд. — Увольнение из армии задолго до окончания контракта, несколько неудачных запросов в Золотую галерею, счета, которые вы едва-едва закрываете, чтобы не провалиться в долговую яму, и, наконец, больная матушка. О проблемах с законом, я полагаю, не стоит и говорить. Так что из этого достойно жалости?

Чем дольше говорила Юнона, тем сильнее Селена ощущала, будто её бьют по щекам. Больно, хлёстко, а что самое обидное — всё обстояло именно так. Каждое слово падало на плечи и без того измученной Селены, и, вместо того, чтобы возражать, она смолчала, давя подступающую панику. Оказаться загнанной в угол было чувством настолько неприятным и бьющим по нервам, что…

— Я предлагаю вам участие в большом арт-проекте, организованном нашей конфессией, — проговорила вдруг Юнона уже гораздо мягче, чем до того. — Стабильная, высокая оплата труда, место для работы. Опыт, связи, знакомства, которые помогут вам продвинуть ваши работы и сделать вашу… галерею известнее. Но что самое важное…

Юнона вдруг поднялась, неторопливо обогнула стол и, остановившись напротив Селены, посмотрела на неё сверху вниз. На миг показалось, что в её глазах загорелись искры понимания и сочувствия. Так, словно она видела Селену насквозь, понимала всю её боль и хотела её с ней разделить. У Селены сжалось сердце. Никому нет дела до чужих проблем, тем более человеку, которого она так нагло обманула.

— Если вы согласитесь, Селена, я помогу вам вернуть душу в ваши картины, — голос Юноны прозвучал очень тихо, и в нём отчётливо послышалась печаль. — Потому что сейчас ваши работы мертвы. Это та причина, по которой ваши копии покупают куда лучше. Перенести на холст кусок чужой души куда проще, чем отдать свой, особенно если отдавать нечего.

Она покачала головой и сжала в ладони два отломанных пальца.

— Вы не должны давать мне ответ прямо сейчас. Подумайте. Когда будете готовы, скажите вашей помощнице, она знает, с кем связаться. А это я заберу с собой. Пусть Шел будут к вам благосклонны, Селена.

Шел. Селена долго смотрела на закрытую дверь, за которой исчезла Юнона, а после перевела взгляд на поломанную фигурку. Какие, к дьяволу, боги? Ни Шел, ни тот, кому Селена должна была верить и поклоняться, не защитили её, не помогли. Какой смысл взывать к ним сейчас? Она потёрла переносицу, пытаясь осознать, что только что случилось, но мысли разбегались, точно листья под порывом сильного ветра. В самом начале она была уверена, что её отсюда увезут в наручниках и вся жизнь пойдёт под откос, а теперь должна была решить, на кого ей работать — остаться верной Джерому и продолжать нарушать закон, или поверить Юноне. Если бы у неё действительно был выбор, она отказала бы им обоим, собрала вещи и уехала далеко-далеко, чтобы не вспоминать всё, что было в прошлой жизни.

Выбор у неё, конечно, был, вот только некрасиво отломанные пальцы напоминали слишком явно, каковы будут последствия, если она шагнёт не туда. Чёртова жизненная дорога, почему она такая запутанная?!..

— Да будьте вы все прокляты! — в сердцах крикнула Селена и запустила несчастной статуэткой в стену. Та, громко стукнувшись, упала, и ещё один палец с треском отломился.

Селена со стоном запустила пальцы в волосы и зажмурилась, пытаясь сдержать злые горячие слёзы. Спина болела, в голове мутилось от недостатка сна и попытки понять, что делать дальше. Чёрт, чёрт, чёрт, ну почему? Почему она не умерла тогда, на том чёртовом утёсе? Почему?..

Задавать вопросы, на которые не существовало ответов, было бессмысленным занятием. Селена знала это, как никто, и, дав себе ещё несколько минут, выпрямилась и с шумным выдохом потёрла лицо. Сегодняшний день уже начался, и стоило как минимум попытаться дожить его, а не сдаваться так просто.

Кто знает, быть может, именно в этом дне она наконец найдёт нужный поворот и свернёт там, где нужно?..