Портьеры в покоях принца были задернуты так плотно, что дневной свет не мог сквозь них пробиться, комната погрузилась в полумрак. С момента торжественного открытия бала прошло уже не меньше недели.

Большинство гостей разъехались в тот же вечер, остались лишь самые отчаянные и приближенные, продолжая собираться по вечерам в бальном зале и игровых комнатах, чтобы пропустить партию в шахматы или карты. Слуги и лакеи приносили вино и закуски. Не хватало лишь главного виновника события.

После танца с Мери Джеймс спешно покинул главный зал, оставив многочисленных гостей строить доводы о произошедшем. Вызывающий своей близостью танец с загадочной незнакомкой, которая после сразу же покинула прием, вызвал немало вопросов и ещё больше поводов для сплетен. В укромных углах замка шептались, что это грозит скандалом, ведь принц перешел границы дозволенного поведения. Больше возмущало гостей только то, что ни на один из последующих вечеров Джеймс не удосужился спуститься даже на несколько минут, чтобы почтить своим вниманием уважаемых господ. Сотни красавиц, прибывших в Калимдор ради помолвки, были вынуждены уехать ни с чем, оскорбленные тем, что принц не удосужил их своим вниманием.

Но Джеймсу Уилсону было наплевать на слухи и перешептывания, на косые взгляды и оскорбленных гостей. Он считал оскорбленным и униженным себя, предаваясь унынию и уничтожению запасов королевских вин.

В покоях царил полный бедлам, груда пустых бутылок разбросана по полу, осколки битых фужеров притаились в темных углах, готовые впиться в босые ступни молодого монарха, стол и кресла были перевернуты в порыве гнева, который бушевал в груди отвергнутого принца в первые часы после отказа.

«Как она могла отказаться от такой чести? Променять покои и титул королевы на гнилую посудину и кучку трюмных крыс, что она называет экипажем?» — в ярости размышлял Джеймс. Но когда чувства поутихли, он вспоминал, как впервые встретил её и почему она осталась в памяти.

Королевские аудиенции были одним из самых утомляющих обязанностей. Выслушивать крестьян, что не могут самостоятельно поделить имущество или землю, вслушиваться в оскорбленные бормотания очередного отца, чью дочь обесчестил приезжий торговец, или прошения об уменьшении подати в неурожайный год — всё это наводило на юного Джеймса тоску. Он только принял корону и титул и не думал, что обязанности будут отнимать столько драгоценного времени, которое раньше он мог проводить, развлекаясь в свое удовольствие. Но сегодняшняя аудиенция не была похожа на другие. 

Когда в зал вошла стройная молодая девушка в черно-золотом одеянии и пиратской треуголке, скрывающей её глаза, принц не смог оторвать от нее взгляда. Она была непохожа на других просящих, что ссутулившись расшаркивались в поклонах и говорили в полголоса, боясь привлечь к себе слишком много внимания. Она стояла, гордо выпрямив спину, а её поклон был больше похож на кивок головой. 

— Ваше величество, — ее голос был громким и ясным, отражался от высоких колон и окон, — я пришла просить Вас о смягчении действий по отношению к пиратскому альянсу. Нападения «Морского глаза» выходят за пределы их юрисдикций. Они нам жизни не дают. 

— Так Вы, значит, из пиратского альянса? Как зовут Вас, прелестная леди? — губы Джеймса растянулись в довольной ухмылке. Ему не доводилось раньше общаться с пиратами, и он был приятно удивлен, что знакомство началось с общения с такой привлекательной девушкой. На вид ей было не больше восемнадцати лет, говорила четко и грамотно и знала основы этикета. 

Отец Джеймса вел давнюю борьбу с пиратами, желая искоренить их шайку из принадлежавших ему земель. С самого детства принц слушал рассказы о том, как портят жизнь подданных мерзкие, грубые, неотесанные мужики, ходящие под флагом «Веселого Роджера». Как безжалостно они нападают на торговые суда и грабят целые деревни, не оставляя в живых никого. Какие колоссальные убытки несет казна из-за их незаконной разбойной деятельности. Сейчас же перед Джеймсом стояла юная особа, которая едва ли походила под многочисленные описания, которыми его пугали в детстве, стражников и гувернеров. 

— Мери Голдштейн, моё имя. Я капитан «Фортуны». Как мне известно, «Морской глаз» был учрежден Вашим отцом. Поэтому я прибыла сюда, чтобы просить об ослаблении их полномочий в отношении пиратского альянса. Пираты — вольный народ, мы не потерпим ущемлений в свою сторону. Я пришла сюда лишь из желания уладить вопрос дипломатическим путём. Если Вы не прислушаетесь, мы решим вопрос по своему. — гордо продекламировала Мери и подняла голову, посмотрев прямо принцу в лицо. На её лице появилась хищная улыбка. 

Тогда он впервые увидел ясные синие глаза, что всматривались прямо в душу. Для пиратки она была слишком хороша. Молочная кожа, точеная линия скул и мягкая линия губ, словно расцветающий на лице бутон майской розы. Она была слишком тощей для леди и для этого вычурного кружевного платья — ключицы выпирали, а затянутый до предела корсет открывал скромные холмики груди. И всё же она не казалась хрупкой, даже при всей своей миниатюрности. 

— Что ж, посмотрим, что можно сделать с Вашей просьбой, мисс Голдштейн. 

Тогда был подписан документ, позволяющий пиратам свободно вести свою деятельность в нейтральных водах. Запрещалось нападать на деревни и города, принадлежавшие Калимдору. Запрещалось грабить и уничтожать торговые суда под флагом торговой ассоциации Калимдора. Со всей прибыли пиратские капитаны обязаны были платить налог в королевскую казну, что являлось своеобразным гарантом их неприкосновенности для «Морского глаза». 

Подписание такого странного, почти скандального по своей сущности документа шло вразрез со всеми действиями и взглядами отца, а потому Джеймс решил принять это решение в одиночку, не созывая совет и не обращаясь к помощи своего регента Эдварда Эйна, хотя его подпись в документе всё же требовалась.

Именно Эйну принадлежала идея устроить этот чертов прием, чтобы найти Джеймсу достойную партию. Только так Джеймс мог вступить в полные права, как наследник трона. И, как назло, он до сих пор не явился, хотя принц неоднократно посылал за ним докучающих слуг, которые рвались прибраться в покоях и подать ужин.

Тарелки с разнообразными жаркими и салатами появлялись и исчезали нетронутыми. Кусок не лез в горло. Всё, чего хотелось принцу, забыться на дне очередного стакана с мутным рубиновым напитком с терпким ягодным послевкусием. Проверив валяющиеся на полу сосуды, Джеймс убедился, что все они пусты. К горлу снова подкатил ком невыраженных чувств, бледная ладонь сжалась вокруг узкого горлышка до побелевших костяшек пальцев. В следующую секунду бутылка полетела в стену, с тонким звоном разлетевшись на осколки.

В дверь постучали.

— Убирайтесь! Я не желаю никого видеть! — голос сорвался на хрип. Джеймс осел на пол, уронив голову на колени.

— Вы посылали за мной, Ваше Высочество. Мне удалиться? — глубокий голос был приглушен дверью, но Джеймс всё равно без труда узнал своего советника. Дверь бесшумно отворилась, и послышались размеренные шаги, которые вскоре притихли.

Джеймс поднял голову, его лицо не выражало никаких эмоций. Растрепанные светлые волосы торчали в разные стороны. Под глазами залегли глубокие темные круги, щеки впали, обтягивая острые скулы. Костяшки пальцев посинели, и кое-где были видны ссадины и кровоподтеки. Расстегнутая рубашка висела, как мешок на исхудавшем теле, обнажая выступающую гармошку ребер, обтянутых белоснежной кожей. Босые стопы были покрыты засохшими пятнами вина и крови от многочисленных мелких порезов.

— Видок у Вас незавидный, Ваше Высочество. Не прикажете открыть шторы? — с ухмылкой произнес мужчина.

— Какого черта ты так долго? — рявкнул в ответ принц, он был похож на ощетинившегося, оголодавшего дикого тигренка, которого привезли для королевского зоопарка прошлым летом. — Я посылал за тобой три дня назад? Заплутал в родном замке?

— Прошу прощения. Я был вынужден уладить некоторые дела, которые Вы оставили неразрешенными. И забота о Вашем отце отнимает очень много времени, ему стало хуже в последний месяц. Он не покидает постель и просил Вас навестить его, — слова Эдварда не были похожи ни на оправдания, ни на извинения. Он был единственным человеком в замке, который не пытался выслужиться перед юным монархом и вел себя как равный, несмотря на то, что всё еще был по большому счету высокопоставленным слугой.

— Меня не волнуют твои жалкие оправдания. Ты должен был явиться, когда я посылал за тобой, — тон принца смягчился, но он всё еще сверлил советника взглядом из-под нахмуренных бровей.

— А Вы должны были вести себя, как подобает королю, а не устраивать сцены как избалованный мальчишка! Только посмотрите, на кого Вы похожи, во что превратились королевские покои? В свинарнике и то чище, — едко подметил Эдвард.

В его голосе зазвучали металлические нотки раздражения. Он чувствовал себя вымотанным и уставшим. Ведь это ему пришлось улаживать назревающие конфликты после выходки этого титулованного сорванца, который оскорбил своим поведением несколько приглашенных графов.

— Вы немедленно должны привести себя в порядок, совет ждет Вашего решения по делам угольных шахт. Что до Вашей флибустьерки, она покинула порт на рассвете, нам не удалось их отследить. Сдалась она Вам? При всем уважении, на балу было много девиц, что составили бы более выгодную партию.

— Наплевать, — выдыхая, произнес принц, голова кружилась от голода. Ему стоило больших усилий подняться с пола и стащить грязную рубашку, кинув ее на пол. — Как могу я вернуться к делам после такого унижения?

— Вы сами это устроили. Навестите отца, а дела я улажу сам. Пора разуму взять вверх над болью сердечных терзаний, — совет регента принц пропустил мимо ушей.

Он желал покорить сердце Голдштейн, и сейчас отчаяние начало медленно превращаться в непреодолимую жажду. Чем неприступнее она казалась, тем желаннее была. Джеймс привык получать всё, чего пожелал, будь то очередной торговый союз или чудную зверушку в свой зоопарк, или же сердце недоступной девушки.

— Разыщите её. Союз с главой пиратского совета позволил бы взять весь пиратский союз на крючок. Мы бы избавились от альянса без казней и кровопролития, — принц подумал, что Эдварду будет недостаточно простого объяснения и решил прибегнуть тактическим доводам.

— Что ж, если этот брак не прихоть, а стратегическое решение, я могу понять Ваш выбор, — на губах советника заиграла жадная ухмылка. Он с детства пытался воспитать в Джеймсе стратега, и, наконец, его старания начали приносить свои плоды. Хоть и не совсем очевидные. — Посмотрим, что можно сделать. Может быть после того, как мы найдем корабль, стоило бы послать подарок в качестве извинений?

— Извинений?! — тут же вспыхнул принц. — За что я должен извиняться? Это она сбежала и унизила меня перед глазами гостей.

— Возможно, Ваш пыл отпугнул её. Что взять с необразованной дикарки? Вам следовало действовать хитрее и деликатнее, — Эдвард пожал плечами, помогая Джеймсу застегнуть пуговицы на чистой рубашке. — Я пришлю кого-нибудь, чтобы обработать Ваши раны, они кажутся несерьезными, компрессы из ивовой коры и заживляющая мазь должны помочь. Ещё Вам следовало бы поесть, на лицо похмелье и истощение. Я передам укрепляющий тоник вместе со служанкой, он помогает Вашему отцу, а ему гораздо хуже, чем Вам.

— Благодарю за заботу, Эдвард, ты отличный лекарь. Передай отцу, что я скоро спущусь к нему, — впервые за неделю голова принца прояснилась, и теперь он судорожно соображал, каким подарком он сможет завоевать сердце Мери. Нужно было уладить много дел, что накопились в его отсутствие.

Набежавшая толпа слуг принесла лекарство и целый поднос горячей еды. От супницы шел ароматный пар, желудок скрутило болезненным спазмом. Разговор с Эдвардом помог привести мысли в порядок, а в след за этим вернулся и аппетит. С жадностью поглощая свежий хрустящий хлеб, горячий суп и жаренное мясо, принц наблюдал, как служанки мельтешат в комнате, прибирая учиненный им беспорядок. Раскрытые шторы впустили в комнату дневной ослепляющий свет, от которого тут же разболелись глаза, и свежий прохладный воздух. Укрепляющий тоник оказался очень кстати.

Обработанные мазью ступни и костяшки пальцев неприятно саднили, но это не помешало Джеймсу проделать длинный путь в южное крыло до покоев отца.

В просторной спальне стоял густой аромат лечебных отваров, даже открытые настежь окна не помогали. На большой постели, прикрытой пологом, под одеялами и меховыми шкурами лежал старый король. Кожа его была болезненно серой, тусклые глаза едва открыты, он тяжело дышал. После смерти королевы его здоровье резко подорвалось, и вскоре он стал ослабевать.

Джеймс не любил посещать покои отца. Вид короля напоминал ему, что все живые смертны и слабы. Потеря матери была для принца невосполнимой утратой, а мысли о том, что вскоре уйдет и отец, были подобны страху собственной смерти.

Неспеша подойдя к кровати, Джеймс положил руку на бледную морщинистую ладонь отца, по телу тут же пробежала волна мурашек, рука отца была холодна, как лёд, будто он уже отдал Богу душу. Эдвард как мог поддерживал здоровье короля, но с каждым днем он всё больше ослабевал.

— Почему твои снадобья не помогают ему? — голос принца был измучен и сломлен. 

— Горе от утраты Вашей матери ослабило его тело, — Эдвард покорно поклонился, унося поднос, уставленный флаконами и баночками с лекарственными травами. 

— Горе — это не диагноз. Что ты за лекарь такой, если не можешь его вылечить?! — возмутился принц. 

— Вы вольны пригласить любого заморского доктора, если сомневаетесь в моей компетенции. Но, уверяю Вас, они не скажут ничего нового. Я много лет служу при дворе и лечил разные недуги, но здесь я бессилен. Я могу лишь поддерживать его состояние, — в голосе Эдварда звучала покорность и нотки возмущения, хотя лица его было не видно. 

— Довольно ссор и скандалов, я уверен в знаниях мистера Эйна и не доверю своё здоровье никому, кроме него, — прохрипел король, прекращая споры. 

— Но отец…

— Мальчик мой, ты пришел… — каждое слово давалось королю с трудом, — передай мне, пожалуйста, чашку. Эдвард оставил мне чай.

На тумбе среди склянок и мешочков с травами стояла фарфоровая чайная пара. От золотистого напитка исходил сладковатый цветочный аромат.

— Не припомню, чтобы в Ваше лечение входил чай, — Джеймс аккуратно поднес чашку к иссохшим бледным губам отца, — что у него в составе?

— Ты же понимаешь, что я не запоминаю названия всех лекарств, их становится больше с каждым днем. Эдвард удобряет меня подобно диковинному цветку, — с губ старика сорвался кашляющий смешок.

— Поберегите силы, отец, — Джеймс отставил чашку на месте, пообещав себе, что поинтересуется у советника, что входит в лечение его отца.

Лицо короля ожесточилось, жидкие седые брови сдвинулись на переносице, он обхватил руку сына со всей силой, что осталась в его измученном болезнью теле. Каждое движение и слово давались с трудом. Но вид его выражал острую обеспокоенность.

— Пообещай мне, — речь прерывалась тяжелым дыханием, — что позаботишься о народе. Калимдор всегда был великим, не сотри его величие из истории. Твоя матушка была бы рада увидеть тебя на троне. О, моя Лилиан… — старик прикрыл глаза, и его хватка ослабла. — Я вижу её в твоих глазах, в чертах твоего лица. Мир без её улыбки потерял все краски, я рад, что мы скоро воссоединимся.

— Не говорите так, Вам еще рано… — последнее слово застряло в глотке комом. Джеймс не в силах был больше провести ни минуты в этой комнате, пропитанной атмосферой смерти, — простите, отец, я должен… Мне нужно вернуться к делам.

Принц спешно пересек комнату в несколько широких шагов, обернувшись у самых дверей:

— Я навещу Вас позже.

Джеймс должен был найти Эдварда. Он должен был помочь. Отвлечь его от тяжелых навязчивых мыслей, что жужжали в голове подобно рою пчел. Ноги понесли его в библиотеку. Регент часто находился там по вечерам. Он говорил, что книги — величайший источник знаний и опыта предшествующих поколений. В них можно найти мудрый совет и ответ на любой вопрос. Когда отец заболел, место регента досталось Эдварду, как почтенному члену совета. Король неоднократно прибегал к его советам и считался с его мнением.

Со временем Джеймс тоже оценил мудрость и хитрость мужчины, и между ними завязалось странное подобие дружбы, если отношения между регентом и неопытным монархом можно так назвать. Его острый ум и сдержанный характер сослужили хорошую службу в воспитании юного своенравного Джеймса, что был разбит горем от утраты матери и внезапно свалившимся недугом отца.

Двери библиотеки распахнулись перед принцем, и он вошел в просторное помещение, занимавшее два этажа и уставленное стеллажами, которые возвышались до самого потолка. Чтобы добраться до некоторых книг, использовались высокие лестницы.

Эдвард восседал за тяжелым массивным столом в окружении фолиантов и свитков. Спина была прямой, длинные каштановые волосы собраны в низкий хвост и перевязаны атласной синей лентой в тон его плащу. Он размышлял о чём-то, почесывая щетину на широком подбородке, прикрыв глаза, и, кажется, даже не заметил, что его покой и уединение были нарушены.

— Мы не закончили наш утренний разговор.

— Что именно Вы хотели бы обсудить, Ваше Высочество? — мужчина тотчас же отвлекся от страниц фолианта и поднял глаза на стоящего в проходе юношу.

— У меня есть вопросы касаемо лечения отца… Но сейчас не об этом. Какой именно подарок преподнести мисс Голдштейн? Может быть послать ей ткани или ожерелье с драгоценными камнями? Что вообще дарят юным леди?

— Эти варианты больше подошли бы для оскорбленных Вашим поведением особ из благородных семейств. Но Вы положили глаз на флибустьерку с корабля. Не думаю, что она хотя бы взглянет на тряпки и камушки, которые Вы пошлете, — ухмыльнулся советник.

— Но что же тогда?

— Что, по Вашему мнению, дороже всего для пиратской души?

— Свобода. Но как можно подарить свободу? Я уже дал ей этот проклятый договор, который развязал ей руки! — Джеймс был сбит с толку. Он мало знал о любовных делах, привыкший к тому, что любая придворная девица томно вздыхала и была готова пасть к его ногам, стоило ему только взглянуть на нее. Ему ничего не стоило затащить в постель красотку. Тут же был совсем другой случай.

— Сокровище! — заговорщически прошептал Эдвард, — пираты все до единого грезят о поиске сокровищ и приключениях. Представьте, как счастлива будет девица, окажись в ее руках путь к легким деньгам. Это дороже любой купленной побрякушки.

— Тогда я поручаю тебе найти лучшую карту из возможных и проследить, чтобы она достигла получателя. Прошерсти архивы, — просиял Джеймс.

Он уже предвкушал легкую победу в плане по завоеванию девичьего сердца.

«Вот увидишь, я ещё надену на твою прелестную головку корону. И она будет единственным, что останется на тебе в нашей спальне…»

— Будет исполнено, мой принц, — ответил Эдвард в спину удаляющегося принца. У него уже был в голове собственный коварный план.