— Может, я и валяюсь тут как маринованная селедка, но я все ещё старший помощник, если ты не забыла. — Джон потер переносицу и вновь уставился на незнакомую карту.

Взгляд его привлекло ранее незаметное тиснение в углу, напоминавшее след от печати. Сейчас же в отблесках свечи в глаза бросилась тень грациозной фигуры лани. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы сложить в голове крики, что Джон ранее слышал с палубы, и неизвестную карту, которая тут же привлекла внимание капитана.

— Подачка короля как-то связана с тем, что мы сбежали из замка, и твоими напуганными глазами? — проницательности парню было не занимать.

Мери сложила руки на груди и посмотрела на друга исподлобья. Она предполагала, что Джон не оценит щедрости принца, а потому надеялась, что он просто доверится её чутью:

— Не неси чепухи. Просто я хочу порадовать парней звоном монет. Мы так давно не отправлялись на вылазки за кладами. Брюхо само себя не набьет, — от откровенной лжи лучшему другу неприятно сосало под ложечкой, но у Мери не было никаких сил вести ожесточенные словесные баталии, отстаивая своё мнение, — помоги лучше выстроить курс, не хотелось бы попадаться на глаза паршивцам из «Морского глаза». Сам же знаешь, если на хвост сядут, так просто от них не отделаешься. А мы ведь не хотим делить с ними шкуру неубитого медведя?

Взгляд юноши смягчился, и в глазах заплясали знакомые искорки азарта. В чём Джону не было равных, так это в построении стратегически верных маршрутов. Они не раз проплывали опасные заливы и узкие фьорды так филигранно, что на судне не оставалось ни одной царапинки.

— Что ж, я не стану задавать вопросов на этот раз, — Джон собрал рыжие волосы в тугой хвост на затылке и склонился над картой, — но обещай мне, что расскажешь всё позже. Я доверяю тебе, но…

— Я расскажу тебе всё, что хочешь знать, когда мы найдем его, — девушка ткнула пальцем в крестик на карте и широко ухмыльнулась.

Мери была рада занять Джона делом, зная, как он истосковался по своим обязанностям. Для него было невыносимой пыткой проводить время в кровати, посвящая часы перелистыванию книг и созерцанию потолка. Карандаш шуршал по бумаге, Джон то и дело отмерял расстояния циркулем и сверялся с последними данными о местах стоянок «Морского глаза».

Чтобы ему не мешать, Мери удобно устроилась на не заправленной постели, скинула тяжелые сапоги и закинула ноги на покрывало. За последние сутки ей едва ли удалось поспать пару часов, прислонив спину к прикроватной тумбе, и сейчас последствия неудачной ночевки давали о себе знать ноющей болью в пояснице. Ноги как свинцовые гири налились тяжестью и нуждались в массаже. Спустив треуголку на переносицу и закинув руки за голову, она вскоре задремала под шуршание бумаг и задумчивое бурчание старпома.

— Вот, смотри, — спустя полчаса Бартон поднял голову от карты и почесал затылок, ­— кажется, этот путь должен быть достаточно безопасен, и потребуется всего восемь часов, чтобы добраться до архипелага.

Обернувшись, Джон не смог сдержать улыбки: Мери так мило посапывала сквозь треуголку. Он свернул карту и заткнул ее за пояс, сделал несколько осторожных шагов в сторону кровати, следя, чтобы скрип половиц не разбудил уставшего капитана.

Парень несколько секунд колебался, прежде чем протянуть руку и снять головной убор. Он как раз собирался отложить его на тумбочку, когда Мери смешно сморщила носик и сползла на примятую подушку, свернувшись клубочком.

Сердце Джона пропустило удар, а рука замерла в воздухе с зажатой шляпой. Он так боялся, что она проснется и обнаружит его, наблюдающего за ней.

Голдштейн была удивительной девушкой. Не то чтобы Джон встречал много девушек, которые были бы капитанами пиратского корабля. Как известно, пираты — народец суеверный, и женщин на корабле считают дурным знаком. Но дело было не в этом.

В этой хрупкой юной особе уживались бок о бок отвага и рассудительность, капитанский нрав и чистое наивное сердце. В портовых борделях и трактирах было много девушек, но все они Джону были совершенно неинтересны потому, как за вычурным нарядом и сладкими речами не было ничего. Они были пустышками: без цели в жизни и амбиций. Хороши были лишь для того, чтобы утолять похоть рыбаков и матросов. Вливать в их изголодавшиеся уши комплименты и сладкие речи о любви, чтобы получить пару лишних монет сверху.

Таких вертихвосток Джон обходил за милю. Его не интересовали одноразовые интрижки, шарм которых развеивался на утро, оставляя тяжелую от похмелья голову и пустой кошелек. Товарищи отшучивались, что пустым остается не только кошелек, но юноша лишь отмахивался от грязных шуточек, отвечая, что женат на пене морской и криках чаек.

Натянув на плечи Мери одеяло, он тихо вышел из каюты. Плечо почти не беспокоило его, и, пока Голдштейн снова не начала кудахтать над ним как курица-наседка, Джон решил избавиться от надоевшей перевязи на шее и занять свое место за штурвалом, спровадив Моргана проверять узлы и гонять матросню.

Мери открыла глаза и всмотрелась в темноту. Свечи догорели, по ощущениям, несколько часов назад. В комнате было свежо, тонкие пальцы натянули одеяло на озябшие плечи. Девушка не помнила, как погрузилась в сон, но отдых явно пошел ей на пользу: противная пульсирующая боль больше не сдавливала виски и поясница не ныла.

Накинув поверх тонкой рубашки черный кожаный плащ, Мери огляделась по сторонам. За витражным окном шумели волны в сумрачной темноте, стол был пуст, а на полу у двери валялась повязка. Должно быть, Мери проспала несколько часов, и скоро должен быть рассвет.

Нужно было разыскать Джона. Он не должен был снимать перевязь, рана не могла за прошедшее время затянуться достаточно, чтобы он мог напрягать руку.

«Попадись мне только, упрямый мальчишка…»

В спешке натянув сапоги, Мери вышмыгнула из каюты, оказавшись в дымке густого предрассветного тумана. Корабль шел на полных парусах. Матросы сновали по кораблю под громкие команды боцмана Генри, который, видимо, был не в лучшем расположении духа.

— Что здесь происходит? — крикнула Моргану Мери.

— Бартона спросите, он гоняет нас с полуночи, — огрызнулся боцман и тут же продолжил раздавать указания младшим по званию: — Шевелитесь, крысы портовые, не то всех ждет чистка гальюнов и похлебка из требухи!

Мери поморщилась, представив себе аромат деликатеса, предложенного боцманом, и направилась в сторону капитанского мостика.

Небо было затянуто тяжелыми серыми тучами, в такую погоду можно даже не надеяться на яркие рассветные лучи солнца, выглядывающие из-под толщи воды. Море бушевало, разбиваясь о карму белыми барашками пены. Джон стоял у штурвала, удерживая его левой рукой, и всматривался вдаль. Ветер бил ему в спину, волосы в хвосте растрепались, передние пряди то и дело хлестали по лицу, перекрывая обзор.

— Ещё час, и будем на месте, вдалеке уже видны островки архипелага, — вместо приветствия бросил старпом.

— Что здесь происходит вообще? Кто разрешил тебе возвращаться за штурвал? — Мери скрестила руки на груди, из-за сильного ветра ей пришлось повысить голос.

— Ты же хотела скорее порадовать экипаж находкой клада, я выстроил курс и решил не медлить. Ты заснула, я не хотел буди…

— Ты нарушил приказ, Джонатан! — в голосе капитана зазвучали стальные нотки. — Ты же понимаешь, что я вынуждена буду тебя наказать?

Мери ненавидела наказания, ей невыносим был свист плети и стоны. Она считала телесные наказания пережитком прошлого и даже пыталась упразднить этот укоренившийся закон на своем судне, как только заняла место капитана. Но позже поняла, что ничто так хорошо не выбивает дурь из мужских голов, как пара десятков ударов хлыстом. Почетная должность палача досталась старожиле «Фортуны» — квартирмейстеру Кэптену Флинту. Несмотря на возраст, рука его была тверда, и хлыст рассекал со свистом не только воздух, но и спины нерадивых флибустьеров.

— Думаешь, хорошая идея — хлестать раненного рулевого? — попытался отшутиться Джон. Ни один мускул не дрогнул на лице девушки, она всё также буравила друга взглядом, заставляя того стереть наивную ухмылочку.

— Думаю, это научит тебя уважать волю твоего капитана и не забываться. А теперь отойди от штурвала, Флинт займется тобой после того, как мы вернемся с острова.

Спустя полчаса Голдштейн приказала подготовить шлюпки к спуску на воду. Подбираться ближе к суше было опасно: местность была незнакомой, а карты не давали достаточного представления о глубине вод вблизи островов.

Десять членов экипажа, Мери и Джон разместились в двух шлюпках и поплыли к центральному острову архипелага. Сгущающиеся низкие тучи всё больше были похожи на грозовые, дышать было тяжело от влажного разрежённого воздуха.

Небольшой островок представлял из себя поросший сухими кустарниками клочок земли с возвышением в центральной части, похожим на холм.

«Если на острове и было куда спрятать сокровища, то только туда».— подумала Мери, указывая команде путь.

Поднявшись на холм, они увидели деревянную крышку с ручкой, похожую на заслонку для земляного люка. Контрабандисты часто прятали в таких тайниках незаконные партии рома и пороха от Ост-Индийской торговой кампании, что поддерживала монополию в торговле на юге. Здесь же такие укрытия были не в ходу.

По приказу Голдштейн люк открыли, и после поверхностного осмотра было принято решение, что помещение не представляет угрозы. Это был тесный, выкопанный в земле и укрепленный по краям балками погреб. На самом дне, среди соломы и ветоши, сиротливо лежал сундук. Он не был скрыт от глаз, скорее, наоборот выставлен на показ.

Чистая, лишь слегка припорошенная пылью от открытой двери в погреб крышка была обтянута кожей с каретной стяжкой, инкрустированная камнями. Можно было предположить, что сам сундук мог иметь на рынке не малую ценность, несмотря на свои скромные размеры: он был едва больше средней человеческой головы.

Кто-то из команды разочарованно присвистнул.

— Отставить поспешные выводы, лучше помогите мне спуститься. — шикнула Мери.

— Может, лучше я? — вызвался Бартон, он вел себя тише воды после того, как Мери отчитала его на глазах у команды, и надеялся, что, проявив инициативу, сможет сгладить грядущее наказание. — Сундук может быть тяжелым. Да и твоего роста не хватит, чтобы подняться обратно.

— С твоим плечом только тяжести над головой поднимать. Нагеройствовался уже, — ответила девушка, — хотя ты в чем-то прав, вы можете не вытянуть меня оттуда. В таком случае пусть спускается Морти.

Матрос просиял как начищенная монета от доверенной ему миссии и тут же сиганул вниз.

Спустя пару минут сундук подняли наверх, и следом вытянули бедолагу Морти, который, не рассчитав высоты, подвернул при приземлении ногу.

— Что ж за беда с вами, мужчины… — вздохнула Мери, осматривая добытое сокровище, — помогите дойти бедолаге до шлюпки, я осмотрю его на корабле.

Сундук был заперт изящным подвесным замком. И вскрывать его на острове не было никакой надобности. Судя по весу, он был доверху набит золотом.

— Это добро тоже тащите на корабль, поделим вечером.

Мужчины весело присвистнули и, взяв тяжелый груз и раненного товарища, поспешили обратно к берегу.

Мери шла позади всех, радость от найденного богатства омрачала ссора с другом. Она не думала, что ей придётся вот так общаться с Джоном. Ведь, по существу, парень не сделал ничего дурного. Да, он ослушался приказа, но в глубине души девушка понимала, что бесцельные часы, проведенные в кровати, были для Джона худшим из возможных наказаний. Но она не могла забрать обратно слов, сказанных на капитанском мостике.

Весь экипаж слышал, как она пообещала Джону порку. Если она не выполнит данного обещания, то потеряет авторитет. Никто больше не станет бояться ослушаться её приказа. На «Фортуне» воцарится полный хаос, и она уже не сможет удержать корабль. Что уж говорить о месте в пиратском совете. День сборов неминуемо приближался.

— Надеюсь, твоё лицо мрачнее тучи не от того, что ты пообещала отдать меня на растерзание Флинту? — Джон нагнал Мери у самого побережья, голос его звучал подавлено и немного виновато. — Я всё понимаю, ты делаешь, что должна. Не стоит поступаться принципами…

— Дело не в принципах, Джон! Дело в том, что ты невыносимый упрямец и делаешь, что вздумается. Прекращай рисковать жизнью, подумай о близких. Если мне не изменяет память, ты пошел на службу к моему отцу, чтобы помогать матери и младшим сестрам и братьям деньгами. — Мери тяжело выдохнула и остановилась. Ей было сложно смотреть в глаза другу. Каждый раз, когда она задумывалась о том, что у нее никого нет, она втайне завидовала Джонатану, у которого где-то была семья.

Больше они не разговаривали до самого прибытия на корабль. Команда встретила их победным кличем. Прежде, чем заняться пересчетом монет и разделением выручки между членами экипажа, нужно было осмотреть ногу Мортимера.

Вывих был непростым, к моменту, как они оказались на борту, ступня успела опухнуть, и теперь снять с матроса сапог стало той ещё задачкой.

— Не дергайся, Морт, если не удасться снять сапог так, придется его разрезать. — строго сказала Мери, осматривая пострадавшего. — Держите его, парни. Зажми это зубами.

— Лучше уж ногу отрежьте, буду ходить как старина Джек с деревянной.

Мери закатила глаза. Её удивляло и раздражало пренебрежение мужчин к заботе о собственном здоровье. Возможно, они просто храбрились перед товарищами. Ведь ни для кого не было секретом, что мужчины боятся врачей больше смерти.

Под громкие вопли матроса нога была освобождена от кожаных тисков. Голдштейн осмотрела покрасневшую распухшую конечность:

— Придется вправлять, иначе ты не сможешь ходить.

Мортимер зажмурил глаза и сдавлено кивнул, готовясь к худшему. Редкие каштановые волосы прилипли к его лбу из-за выступившей испарины. Несколько парней сжали его плечи и одобрительно похлопали по груди в знак поддержки.

С легким щелчком сустав вернулся на место, и матрос жалобно застонал, а после удивленно раскрыл глаза:

— Надо же! Совсем не болит! — он пошевелил ступней и собирался было вскочить на ноги, но Мери остановила его жестом руки.

— Будет болеть. Необходимо наложить повязку и принимать обезболивающее несколько дней. Но ты вполне можешь вернуться к своим обязанностям. Заходи ко мне после сдачи караула, я буду выдавать тебе настойку. Джонатан проследит, ему тоже не помешало бы принимать это лекарство пару дней.

Мери устало выдохнула и поплелась в каюту, нужно было ещё пересчитать прибыль и занести доходы в судовой журнал. Часть из них пойдет в уплату налогов Калимдору, остальное в равных частях будет разделено между командой.

Сундук уже ждал её на столе. Аккуратно подцепив крышку концом сабли, девушка сорвала замок и осмотрела содержимое: сундук был доверху забит монетами и неограненными разноцветными камнями разного размера. Попадались как совсем мелкие, так и крупные экземпляры размером с ноготь на мизинце. Этого богатства вполне могло хватить на пару месяцев беззаботной жизни. Нужно будет только придумать, у кого обменять камни. Но больше всего внимание Мери привлекло ожерелье, что лежало поверх остальных богатств.

Оно сразу привлекло внимание, будто нарочно выставленное на показ. Витиеватая цепочка из переливающегося серебряным цветом сплава служила основой для композиции из драгоценных камней. От времени цепочка покрылась патиной и стала смотреться роскошнее, как будто украшение много лет передавалось из рук в руки по наследству.

Центральный камень ожерелья — кроваво-красный рубин овальной формы. Его чистая огранка преломляла свет свечей, создавая завораживающую игру цвета. Камень то светился красным как дорогое вино, то казался почти черным. Вокруг главного камня расположились более мелкие прозрачные камни, похожие на крошечные звезды на небе. Они прекрасно сочетались с главным камнем композиции, подчеркивая глубину цвета, усиливая эффектность украшения.

На мгновение завораживающий свет рубина заколдовал Голдштейн, и она, поддавшись искушению, спрятала украшение в личный сундук, решив, что это достойная доля для капитана.

После нескольких часов утомительных пересчетов и записей капитан Голдштейн отдала приказ по очереди заходить за расчетом. Мужчины получали положенный им процент монетами или камнями на свой выбор и ставили подпись в расчетной книге. Мери не обделила никого. Последним за выручкой пришел Кэптен Флинт. Он с широкой ухмылкой забрал положенные ему двадцать пять монет и маленький синий камушек размером с ячменное зернышко.

— Благодарю Вас капитан. — мужчина низко поклонился и снял шляпу. Он уже собирался уходить, но обернулся у самых дверей. — Приговор в исполнение произведём на закате, если Вы не возражаете. Вы желаете присутствовать при наказании лично?

— Нет, я очень устала, и у меня остались незаконченные дела. Нужно заполнить кое-какие бумаги. Я доверяю твоей руке, не переусердствуй.

Ещё раз поклонившись, квартирмейстер покинул капитанскую каюту, оставив Мери наедине со своими мыслями. Она понимала, что вряд ли сможет уснуть сегодня ночью, зная, что отправила под плеть лучшего друга. Единственное, что отвлекало её от мук совести, — спрятанное в сундуке ожерелье.

Она сама не понимала, почему побрякушка с драгоценными камнями так привлекла её. Подобное украшение больше подходило бы для дамы из светского общества, что регулярно посещает балы и светские рауты. А Мери было попросту некуда его надеть. Было бы куда выгоднее продать его в ближайшем городе ювелирных дел мастеру. Один только рубин в колье стоил больше, чем хранилось в сундуке. И всё же Мери не могла совладать с демонами внутри, которые шептали ей о том, как прекрасно рубин будет смотреться на её тонкой изящной шее.

Поддавшись искушению, Голдштейн вынула колье из сундука и подошла к зеркалу. Приложив его к груди, она всмотрелась в отражение. Холод метала коснулся ключиц. Перед ней стояла молодая девушка с золотистыми волосами, волнами спадающими по плечам и лопаткам. Синие глаза горели азартом. Мери щелкнула застежкой и покрутилась. Кажется, никогда она еще не чувствовала себя красивее и желаннее.

Рубин придавал ей уверенности, разгораясь в свете свечей словно маленькое живое пламя. Тонкие пальцы коснулись гладкой поверхности камня, впитывая исходящую от него прохладу.

— Может, ты станешь моим талисманом? — задумчиво прошептала девушка своему отражению.

В отражении зеркала блеснул золотой луч заката. Раздался первый свист хлыста.