— Шевелись, ребятки. К рассвету будем на материке! — ободряюще крикнул капитан.

Его голос заглушали порывы штормового ветра. Лило как из ведра, и вот уже вторые сутки невозможно было видеть дальше собственного носа. Джонатан удивлялся, как при такой погоде капитан этого небольшого судёнышка умудряется сохранять приподнятое настроение и не терять уверенности в правильности проложенного маршрута.

По большому счёту его не должно волновать настроение капитана. Его задача — как можно скорее добраться до Калимдора, чтобы присоединиться к команде «Фортуны». С их расставания на причале Терраморских колоний прошло всего несколько месяцев, но для Бартона — как будто целая вечность.

Он не злился на Голдштейн ни за принятое ей решение, ни за настойчивость, с которой она так рьяно отстаивала свою правоту. Не злился даже на то, что она скрыла от него почерневший палец. Но с каждым днём он ощущал, как внутри груди нарастает необъяснимая тревога. Сердце заходилось и рвалось покинуть душную клетку рёбер всякий раз, когда он вспоминал полные слёз синие глаза капитана.

Ничего подобного он не испытывал ранее и мог объяснить это лишь глубокой преданностью кораблю и капитану, с которым он пробыл большую часть своей жизни. Но глубоко в душе понимал, что это звучало как нелепое оправдание. Но он был не в силах признать это.

Когда гроб с телом малышки Стефании опустился в сырую землю, он обещал себе, что отправится на пристань в этот же вечер и будет искать корабль, который заберёт его отсюда. Но, когда мать упала к нему на грудь, пряча рыдания в складках грубой рубашки, он не смог оставить её в таком состоянии. Джонатан сказал себе, что выждет траурную неделю и обязательно покинет колонии.

Но прежде чем он нашёл судно, направляющееся на южный материк, прошёл почти месяц. Невероятно долгий и мучительный срок на суше для того, кто отдал свою душу морю. Джон не мог спать на крепко стоящей на полу кровати, привыкший к постоянной качке. Не мог есть домашнюю еду. Она казалось ему слишком пресной, несмотря на то, что мать и сестра роняли туда бесчисленное количество не иссыхающих траурных слёз.

Старина Барнс согласился взять его на своё китобойное судно в качестве матроса, пообещав высадить на материке, если он проделает с ними весь путь и им удастся по пути разжиться добычей.

Никогда прежде Бартон не ходил на китобоях, но много слышал от отца про тяжёлый труд и опасную охоту. Моряки, ходившие на китов, имели неплохой заработок, когда им удавалось вернуться домой с добычей. Добыча использовалась полностью: ворвань«китовое сало, китовая шкура», вероятно, от древнешведского narhval«кит») — устаревший термин, которым называли жидкий жир, добываемый из сала морских млекопитающих (китов, тюленей, белух, моржей, дельфинов), а также белого медведя и рыб. — как топливо для снабжения ламп на маяках и бытовых источников освещения, китовый ус — на набивку мебели и изготовление щеток и даже некоторых элементов женского туалета. Также в продажу шло мясо и некоторые внутренние органы, которые представляли особую ценность для лекарей и алхимиков.

Но чаще всего моряки жили впроголодь. В последние годы охота на китов стала сложным видом заработка, в деле остались только неисправимые энтузиасты. Одним из таких был мистер Барнс.

Для Джона этот шанс был почти единственным. Торговля с Террамором была сезонной, и купцы не рисковали направлять свои суда в северные колонии с наступлением холодов, опасаясь застрять во льдах до самой оттепели. Судно Барнса было единственным, стоящим на пристани. И тем не менее это была лотерея. Не было никаких гарантий, что охота окажется удачной. Тогда Джонатан будет вынужден вернуться на Террамор, потеряв бог знает сколько дней, гоняясь за призраками удачи и многотонной тушей морской громадины.

Чтобы хоть как-то избавить себя от гнетущего тревожного чувства Бартон дни напролет пропадал на палубе, занимая себя проверкой креплений, надёжности узлов и прочими мелкими поручениями, которыми нагружал сам себя. К концу дня Джон уставал настолько, что силы оставались только на то, чтобы на негнущихся ногах доползти до примотанного к балкам гамаку в трюме и завалиться спать. Но вместо этого он забирался на форштевеньэто самая передняя часть носовой части лодки или корабля, являющаяся продолжением самого киля. и наблюдал за загорающимися на ночном небе звёздами.

Он мечтал вернуться на родную «Фортуну», встать к штурвалу, собраться с другими членами экипажа за кружкой эля и пропустить партейку в кости, бранясь каждый раз, когда противные костяшки слетали с бочки и разлетались по деревянным половицам.

Мечтал о том, как будет крутить между пальцев циркуль, прокладывая новые неизведанные маршруты. А ещё… Он мечтал о том, как глубокие синие глаза будут укоряюще смотреть на него за неудачную шутку, как звонкий девичий голос будет звать его по имени: «Джон…», а потом ещё чуть громче и призывнее «Бартон…»

— Бартон! Подъём! — низкий голос с хрипотцой вырвал его из сна. — Причалим через час, поднимайся.

Первые рассветные лучи, пробивающиеся из-за туч, слепили глаза. Джон с трудом сообразил, что задремал, сидя на фальшборте, прислонившись спиной к нагромождению из бочек и мешков.

— Калимдор? — сонно переспросил он, не веря в окончание своего путешествия.

Очертания города были ещё размыты утренней дымкой, что стелилась по воде, словно белая вуаль. Хорошо просматривались только высокие шпили дворцовых башен на холме.

— Да, кэп сказал, что мы высадим тебя без швартовки. Поэтому нужно подготовить шлюпку, — пояснил китобой, крепкий мужчина средних лет, с суровыми чертами лица. — Поднимайся, приятель.

Он помог Джону подготовить шлюпку к спуску и согласился сопроводить его до причала, чтобы вернуть лодку на корабль.

— Сдалась тебе эта служба на «Фортуне», остался бы с нами! Ты крепкий парень и в работе показал себя хорошо, — бросил моряк, гребя вёслами. — Мы с командой замолвили бы за тебя словечко перед Барнсом. Он мужик неплохой, честный.

— Не могу, служба есть служба, — пожал плечами Джон, не спуская глаз с линии горизонта.

Город ещё спал. Бартон сошёл на берег ещё до того, как солнце ударило в окна домов. Среди пришвартованных у причала судов Джонатан не нашёл ни одного, хотя бы отдалённо напоминающего «Фортуну». Мысль о том, что команда могла отплыть с Калимдора почти сразу после прибытия, неприятным осадком осела в голове.

«Что, если Мери вообще не получила моё письмо?»

Но отчаиваться было рано. Чтобы швартоваться у главного причала, нужно было платить за каждый день стоянки. Несколько месяцев простоя судна могли бы вылиться в кругленькую сумму, Мери бы не пошла на такое расточительство. Сначала нужно было проверить стоянку для судов в доках и берег близ поселения, где судно могли оставить вдали от посторонних глаз бесплатно. И стоило заглянуть в излюбленное место команды — небольшой трактир в доках, чтобы поспрашивать, как давно там появлялись члены экипажа.

***

Сквозь настежь раскрытые окна в комнату поступал свежий ветер. Плотные портьеры и лёгкие полупрозрачные занавески развевались словно паруса на ветру. Мери казалось, что она на «Фортуне». Нос ощущал в воздухе нотки соли и смолистых досок. Сквозь бред она слышала шум волн и крики чаек.

Девушка слабо помотала головой, чтобы отогнать наваждение. Последние силы покинули её, она не могла даже пошевелить пальцем, несмотря на то, что руки выкручивало от судорожных приступов боли. Дневной свет давил на глаза и вызывал вспышки головной боли, а тело ныло так, словно она отработала сутки на разгрузке корабля. От боли скручивало даже пустой желудок. Сознание спуталось, она не могла припомнить события прошлого вечера.

Мери помнила, что собиралась сбежать из дворца и была напугана, но в точности не могла припомнить, что именно испугало её. Сейчас она должна была находиться на корабле, но окружение было слишком светлым и просторным — оно совсем не походило на капитанскую каюту «Фортуны». Узор на стенах был точно таким же, как и в дворцовой спальне. Но почему она была здесь, если собиралась покинуть дворец?

И почему она чувствовала себя так паршиво?

«Может быть, измученный разум играет со мной в злые игры? Или мне снится дурной сон, но тогда нужно проснуться, и пугающая картинка развеется? Вот только как это сделать, если глаза уже открыты?»

Мери попыталась приподняться на постели, опираясь на руки сквозь боль, но ей не удалось сдвинуться даже немного. Тело словно налилось свинцом и вовсе не подчинялось своей хозяйке. Она хотела развернуться набок, чтобы подтянуть ноги к груди и сжаться, защищаясь от всепоглощающей боли.

С трудом девушке удалось сфокусировать взгляд на высокой фигуре в глубине комнаты, которая наблюдала за ней из неосвещённого угла. Силуэт расплывался и двоился, и в какой-то момент Мери подумала, что это лишь иллюзия, обман зрения.

«Возможно, не стоило так напиваться в честь сбора всей команды…? Я точно перебрала с ромом… и теперь мне так плохо, что я готова отдать концы… и в предсмертный час вижу в тёмных углах самого Дэйви Джонса…» — думала девушка, пытаясь убедить себя, что просто страдает от жуткого похмелья.

Мысли в голове напоминали тягучую смолу, каждое слово вспоминалось с трудом, а боль мешала сконцентрироваться. Но всё это лишь помогало разрастаться пламени паники внутри.

Когда загадочная фигура начала приближаться и черты лица стали узнаваемы, Мери поняла, как глупы были её догадки. Перед ней стоял Эйн, с глумливой улыбкой наблюдая за плодами собственных стараний. Его хищные тёмные глаза скользили по хрупкой фигуре девушки, впитывая её страх и недоумение.

Мери казалось, что он слышит, как в её голове проносятся самые безумные догадки о том, что произошло прошлым вечером. Память упорно отказывалась оказывать помощь в решении этой головоломки.

— Глупая, наивная флибустьерка, — произнёс Эдвард, растягивая слова, — твоё перепуганное личико просто очаровательно, и я бы полюбовался им ещё немного, но… — он осёкся, прислушиваясь к тишине за дверью, — полагаю, у нас нет времени.

— Я не понимаю… — слова застревали в глотке, горло саднило так, словно Мери нахлебалась соленой воды.

— Конечно же, ты наверняка даже не можешь вспомнить, как оказалась здесь? И как закончилась наша встреча вчера в коридоре второго этажа? — на лице советника расцвела улыбка. Гадкая, как ядовитый цветок Жёлтого усопника.

— Что вы творите? — раздался испуганный девичий голос.

Было не трудно предугадать поведение наивной девицы.

Эдвард отнюдь не планировал пускаться в объяснения и светские беседы. Нужно было как можно скорее пресечь попытки к бегству и скрыться подальше от любопытных глаз, которые могут заметить их в коридоре.

Чтобы впечатать хрупкое тело в стену, потребовалось даже меньше усилий, чем он рассчитывал. После удара головой девушка потеряла способность сопротивляться и ориентироваться в пространстве.

Это был лучший момент, чтобы закончить всё.

Концентрированный раствор Жёлтого усопника был предусмотрительно припасён на такой случай и всегда лежал во внутреннем кармане вдали от посторонних глаз.

Ноги Голдштейн подкосились за считанные секунды. Оставалось только вернуть птичку в клетку.

От долгой попытки сосредоточить взгляд на лице Эйна у Мери пекло глаза. Она чувствовала, как в уголках собираются обжигающе горячие слезы, но не могла позволить себе скрыться под пеленой ресниц. Девушка продолжала выжидающе разглядывать бледное лицо с червоточинами глумливых, опасных глаз.

«Это конец».

Мимолетная мысль, пронёсшаяся в голове быстрее всех остальных, разорвала сознание Голдштейн. Как летящая точно в цель пуля.

— У тебя были все шансы убраться отсюда целой и невредимой, — вновь заговорил Эйн, и ледяные нотки в его голосе заставили онемевшее тело Мери покрыться мурашками. — Если бы ты только не совала свой любопытный нос везде, куда вздумается, — злобно усмехнулся Эдвард и сделал короткую паузу. — Хотя нет. Даже тогда нет.

Ещё пару мгновений советник наблюдал, как на лице Мери сменяются эмоции: от страха к изумлению. Он ждал того момента, когда же увидит в глазах девушки хотя бы намёк на понимание. Но, видимо, доза чая была слишком большой.

Эдвард присел на край кровати, коснувшись кончиками пальца её волос. Он почувствовал, как она хотела отшатнуться от его прикосновения и усмехнулся. Риск был так велик, но его манила мысль открыть ей правду перед финалом.

— Этот идиотский закон, обязующий членов королевской семьи вступить в брак перед принятием официального титула правителя Калимдора, привёл нас сюда. Я не планировал такого исхода, но помешательство юнца-принца на очаровательной пиратке, которая была слишком озабочена судьбой альянса, внесли в мой идеальный план свои коррективы. И почему тебе не плавалось на своей жалкой посудине подальше от Калимдора?

— Но при чём здесь я? — давясь собственным онемевшим языком, спросила Мери.

— Я наделся, что этот избалованный идиот поведётся на первую же пышную юбку на приёме, устроенном по случаю его сватовства. Со старым королём вопрос был почти решён, а после свадьбы недоумка-принца на такой же глупой девице не составило бы большого труда подстроить маленький несчастный случай с трагичным исходом, — Эдвард затих, изображая траурный вид, который сменился ядовитой ухмылкой. — И королевский род Уилсонов бы прервался. Я бы легко убедил болванов в совете назначить меня новым правителем. Но на балу объявилась ты. И Джеймс словно помешался. Пришлось подкинуть тебе маленький подарочек.

— Так это ты подкинул карту? — Слабым голосом спросила Мери.

Невероятной сложности головоломка наконец начала складываться в осмысленную картинку, как кусочки мрачной витражной мозаики.

— Да, пташка, ты попалась на мой «Рыбацкий» крючок с лёгким сокровищем. Как жаль, что карта оказалась фальшивкой, а колье — отравленным. Бедняжка, — усмехнулся Эдвард. — Но я и подумать не мог, что ты явишься во дворец. Мне оставалось только изображать добродушного целителя и спаивать тебя отравой, чтобы ускорить процесс.

По всем законам логики и здравого смысла Мери должна была испытывать неописуемый ужас от слов, которые так легко срывались с уст Эдварда. Но инстинкт самосохранения будто отключился. Возможно, тому виной было количество яда, что сейчас растекался по её венам. Но она ощущала лишь нарастающее презрение и беспомощность.

Она должна была понять всё раньше.

— Старого короля ты тоже им поил…

— А ты умная, да? Я много лет служил этой семье, чтобы войти в доверие и подобраться к старику, чтоб он этого не заподозрил. И вот теперь мне осталось только отправить на тот свет тебя, пташка. Тебе осталось совсем немного. Но если ты и покинешь этот мир, никто не заподозрит в этом меня. Ведь ты уже была больна.

Мерзкая ухмылка, не сходившая с лица советника на протяжении всего разговора, померкла. Лицо стало серьёзным и жёстким.

— Какие ещё козыри ты прячешь в голове?

Боль в горле была нестерпимой, но Мери игнорировала её, напрягая связки, чтобы задавать всё новые вопросы. Она тянула время. Как будто кто-то сейчас должен был ворваться сюда и помочь ей. Но предательская дверь оставалась заперта, а в коридоре не было слышно ни намека на шаги или голоса.

— Твоё проклятье не такое простое. Потребовалось много сил, чтобы найти и наложить его на то колье. По сути, ты сама убиваешь себя.

Эдвард заметил, как немой вопрос застыл в поблёкших голубых глазах:

— Чтобы разрушить проклятье нужно полюбить кого-то всем сердцем, ничего не ожидая взамен. Но ещё в первую встречу я понял: твое сердце не способно на любовь. Ты пиратка, и вся ваша гнилая суть в выгоде и наживе. Вы ничего не делаете просто так.

Он встал и быстрым шагом преодолел расстояние от кровати до двери.

— Прошу простить, у меня остались ещё незавершенные дела. Ты же подождешь меня ещё немного?

***

Джонатан слонялся по пристани несколько часов, наблюдая, как жители просыпаются, а порт заполняют хмурые и уставшие моряки и торговцы. Он не позволял себе сдаться и отчаяться. Не сейчас. Когда он проделал такой путь, чтобы добраться до чёртового Калимдора.

Он шёл по узкой улочке в сторону таверны, в которой команда всегда просаживала наживу. В окнах постоялого двора загорелся свет, и на порог вышла хозяйка, чтобы опорожнить кувшин с водой. Она оглянулась по сторонам, прежде чем зайти обратно. Спустя минуту из той же двери вышел человек, весьма потрёпанный. Он опасливо озирался по сторонам и прятал лицо под потёртой треуголкой.

Джон бы не придал этому значения, если бы не знакомая походка. Он узнал бы этого человека, даже будучи пьяным в стельку. Но сейчас он был трезвым. Смертельно уставшим, но трезвым. И в паре футов от него стоял Мортимер.

Если быть до конца честным, Джон совсем не так представлял себе воссоединение с командой. Но спустя некоторое время они с Морти уже сидели за самым дальним столиком в пустой таверне на первом этаже постоялого двора.

— Они все в темнице, их забрала стража пару недель назад, — произнёс Морти, не переставая оглядываться по сторонам так, будто их прямо сейчас могли подслушивать.

— Морти, я ничего не понимаю! — помотал головой Джонатан. — Какая, чёрт возьми, стража? Где Мери?

— Я же тебе говорю, нашу команду посадили за решётку, мне каким-то чудом попался слабый служивый, я смог вывернуться и сбежать. Чуть под пулю не попал.

— Это я понял. Но почему? Как Мери допустила такой исход?

— Не знаю. Она отправилась в замок выяснять, что произошло с её прошением, почти сразу после прибытия. Потом она возвратилась лишь единожды: сказала, что хочет проконсультироваться с советником Эйном по какому-то вопросу. Мы не видели её почти месяц, не могли без неё уплыть. А потом явились стражники и забрали всех на какой-то осмотр.

Голова Джонатана раскалывалась от количества информации и сбивчивого повествования товарища. Мортимер был напуган и истощён, Бартон даже подумал, что тот в бреду. Но слова о Советнике и осмотре заставили его задуматься.

— Обещай, что посетишь лекаря, как только доберётесь до Калимдора! — С нажимом повторил Бартон, — Мери, чёрт возьми! 

Внезапный звон колокола, что разнёсся по пустующей пристани Террамора подобно раскату грома, прервал их диалог. Корабль был готов к отплытию. Мери так и не дала согласия, лишь кивнула в ответ на его требование, смотря прямо ему в глаза с тоской и обречённостью.

«Неужели она не нашла лучшего решения, чем обратиться за помощью к этому скользкому змею Эйну… Нельзя было отпускать её одну». 

В этот самый момент Джонатан искренне сожалел о том, что не существует в мире силы достаточно могущественной, чтобы обратить время вспять. Ему хотелось вернуться на пару месяцев назад на промёрзшее побережье Террамора и сделать всё возможное, чтобы Мери приняла его на корабль. Он бы даже согласился добираться до Фортуны вплавь вслед за шлюпками, чтобы доказать, что им не стоит разлучаться.

Но сожалеть об ошибках прошлого не было времени. Нужно было решать, как вызволить команду и капитана из заточения во дворце.

— Их надо спасать, — решительно ответил Джонатан. — Сегодня ночью мы отправимся во дворец и высвободим команду и Мери.

— Не понимаю, как ты собираешься вдвоём одолеть всю дворцовую стражу. Ты безумец, Джон!

— У нас ведь всё равно нет другого выхода, Морти, — на лице Джона проскользнула нервная улыбка.

Он прекрасно понимал, что его затея по меньшей мере опасна, если не сказать, что она была последним безумством. Что ж, безумию храбрых слагают гимны.

***

Как только на город опустились сумерки и жителей на улицах городка стало значительно меньше, Джон и Мортимер встретились на главной улице. Им предстояло проделать не близкий путь до дворца пешком. Это нужно было сделать так, чтобы не привлекать много внимания. И это была самая лёгкая часть их плана. Вряд ли кому-то пришло бы в голову задаваться вопросом: почему два молодых парня разгуливают по пустынным дорогам под покровом ночи.

Всю дорогу до дворцовых ворот они проделали в молчании, иногда Мортимер отставал и опасливо озирался по сторонам. Джонатан побаивался, что товарищ откажется от участия в авантюре в последний момент. Но, несмотря на выраженный испуг и проскакивающие нервные смешки, Морти держался молодцом.

Они засели в кустах, осматриваясь и вычисляя посты стражников. Было бы разумнее хотя бы сутки просидеть в засаде и подольше последить за сменой караула. Возможно, им бы удалось внести в их ненадежный план некоторые корректировки. Но Джон опасался, что у них нет столько времени на подготовку. Никто из них не знал, когда товарищи отправятся на свидание с виселицей.

К тому же, элемент неожиданности мог сыграть им на руку.

— Если мы обойдём дворец с северной стороны, то попадём прямиком ко входу в темницы, — прошептал Морти.

— Да, но дворец с той стороны должен быть нашпигован дежурными стражниками, как рождественский поросёнок — яблоками, — отметил Джонатан.

Каждый опрометчивый шаг мог стать их фатальной ошибкой. Они даже не были достаточно вооружены, и Бартон не был уверен, что Морти выстоит в прямом столкновении.

— Зато у парадного входа стражников не видать. Это странно, Джонни.

— Всё, некогда рассуждать — надо действовать, — Джонатан схватился за ручку шпаги, спрятанной в ножны, и аккуратно начал переходить от дерева к дереву, попутно оглядываясь и давая знак, чтобы Морти мог продвигаться за ним.

Мужчины смогли попасть во внутренний двор без особых препятствий, что очень сильно настораживало. Это могло быть ловушкой. Где это видано, чтобы главные ворота оставались открытыми на ночь и без охраны?

Ещё раз внимательно осмотревшись, Джон разглядел несколько людей в форме, что стояли у входа в королевские конюшни. Стражники довольно сильно смеялись и шумно обсуждали пьянку, устроенную главнокомандующим.

— Морти, похоже, сегодня некому дежурить. Они все пьют. Но всё равно следует быть осторожными. Сначала мы спустимся к камерам и поможем команде, — отдавал команды Бартон, внимательно наблюдая за тем, как Мортимер согласно кивает на каждое сказанное им слово.

Они беспрепятственно спустились в темницы, своими ушами слыша подтверждение слов стражников. Гулянка у дворцовой охраны была в самом разгаре. И, судя по всему, сборище пьяных в стельку, разгорячённых и вооружённых до зубов солдат находилось где-то неподалеку.

Раздобыть ключи от камеры было не так уж просто. Они потратили добрый час, скрываясь в тёмном углу коридора, чтобы проследить за передвижениями охранника, на поясе которого болталась злосчастная связка.

В конце концов, Джонатан подгадал удачный момент, чтобы выскочить из-за угла и напасть на ничего не подозревающего мужчину сзади. Один точный удар по голове обухом пистолета, и ослабшее тело мешком повалилось на землю. Джон ловко снял связку ключей с пояса и кинул их стоящему неподалеку напарнику.

— Не мешкай, выводи наших и убирайтесь отсюда поскорее, — понизив голос до шёпота скомандовал Бартон. — И, Бога ради, постарайтесь не вляпаться в неприятности по пути. Встретимся у корабля на рассвете.

— А как же ты? Ты же не планируешь в одиночку штурмовать весь дворец? — недоверчиво нахмурился матрос. — Ты ведь даже понятия не имеешь, где её держат! — чуть громче, чем следовало, сказал Морти.

— Ты ведь сам назвал меня безумцем. Я что-нибудь придумаю, выбирайтесь отсюда. Живо. Это приказ.

Тихими осторожными шагами Джонатан выбрался с нижних этажей подземелья и оказался в узком тёмном коридоре первого этажа, предназначавшемся, по всей видимости, для слуг. В воздухе отчётливо ощущался аромат щёлочи — значит неподалёку должна находится прачечная. Мужчина оглядывался по сторонам. Стройные ряды запертых дверей не давали и намёка на то, что он находится в нужном крыле.

Он прошёл до конца коридора и оказался у лестничного проёма. Второй этаж этого крыла так же принадлежал слугам. Об этом было легко догадаться по простенькой отделке дверей и аскетичному наполнению коридора. На полу не было помпезных ковров, а стены не были обиты гобеленами и картинами. Узкая полоска света из-под неплотно закрытой двери заставила Джона замедлиться и насторожиться. Изнутри можно было услышать женские голоса:

— Господин Эйн после смерти короля совсем с катушек слетел, — пожаловалась первая девушка. — Чуть книгой в меня не запустил за то, что плохо убралась в его кабинете.

— Это ещё легко отделалась. Меня лишили жалования на следующие несколько месяцев за то, что я хотела отнести мисс Голдштейн поднос с едой сегодня днём.

Знакомое имя заставило сердце пропустить удар. Джонатан подобрался поближе к двери, переступая с пятки на носок, чтобы не выдать своё положение. Ему не должно было так повезти, но, может, он не зря молился всем известным ему богам по пути во дворец, и они прислушались к его молитвам.

— Так господин Эйн ещё вчера отдал приказ Эллен запретить доступ прислуги к восточному крылу на третьем этаже. Ты разве не знала?

— Да откуда ж мне было знать! — судя по звуку, служанка всплеснула руками. — Поди разбери этих господ, приказы сменяются быстрее, чем погода за окном. Сегодня приказывают следить за благополучием гостьи, завтра еду не допускают отнести. Как же она там без еды-то?

— Не твоя это забота, Вини, ложись лучше спать, а то завтра опять попадёт, — строго посоветовала собеседница.

За дверью послышались тихие шаги, и Джонатан поспешил отступить подальше. В следующее мгновение полоска света на полу исчезла и коридор погрузился во мрак. Не раздумывая ни секунды, Джонатан бросился на третий этаж. Ему нужно было добраться до восточного крыла.

Бартон слышал, как глухо бьётся в рёбра собственное сердце. В висках пульсировал адреналин. Он обещал себе, что сравняет этот замок с землей, если с Мери что-то случилось.

«Только бы она была жива…»

В восточном крыле было всего несколько дверей. Быстро исследовав несколько первых попавшихся под руку, он понял, что все они пусты. Если Эйн запретил прислуге приближаться к комнате Мери, значит дверь должна быть заперта. Джону не следовало слишком сильно шуметь, но он просто не мог позволить себе осторожничать сейчас, когда был так близко.

Он толкал каждую дверь, попадавшуюся ему на пути, раскрывая комнаты одну за другой, пока одна из них не упёрлась в его плечо.

Здравый разум из последних сил удерживал его от того, чтобы не закричать во весь голос, не позвать её по имени. Их разделяла всего одна дверь. Бартон и без того должен был привлечь слишком много внимания, и стража могла появиться в любой момент. Но всё, что ему сейчас оставалось, — это выбить дверь и забрать отсюда своего капитана.

Дверь поддалась только с третьего удара ногой, после каждого из которых Джон ожидал, что ему в затылок прилетит пуля от внезапно подоспевшего на шум стражника, но этого так и не случилось.

Он ворвался внутрь, пытаясь успокоить дыхание. Но мирно лежащее на постели тело чуть не выбило почву у него из-под ног. Джон даже не заметил, как пересёк комнату и рухнул на колени возле кровати. Мери не шевелилась, её кожа была мертвенно бледной в свете луны, а грудная клетка едва вздымалась, подсказывая ему: он ещё не опоздал.

— Мери, очнись, — Джонатан легонько потряс девушку за плечи, ожидая её реакции.

Но девичьи глаза не открылись, лишь из-под закрытых век было видно, как зрачки бегали из стороны в сторону.

Джонатан подхватил девушку на руки. Она была такой лёгкой, словно не весила вообще ничего. Её сердце билось так тихо и медленно. Джон старался идти как можно аккуратнее, не сводя глаз с грудной клетки девушки, наблюдая за тем, чтобы она продолжала дышать.

— Скоро мы будем в безопасности, потерпи ещё немного, Мери, — шептал он ей в макушку. — Я больше никогда не оставлю тебя одну. Не оставлю, слышишь?!

Всё, чего ему хотелось в данный момент, — чтобы Мери открыла глаза и посмотрела на него так, как всегда это делала, когда он вытворял какую-нибудь глупость. Чтоб отчитала его и приказала поставить её на землю немедленно. Но сейчас в этом белом лёгком платье она напоминала Джону призрака, который развеется, как утренний туман при первых лучах солнца.

И всё же, сейчас его душа больше не казалась ему потрёпанным дырявым парусом. Все дыры затягивались, а шторм в душе утихал, потому что он нашел её и сделает всё, чтобы она очнулась.