Погода донельзя точно отражала настроение Лауры хмуростью тяжёлых туч, промозглым, почти колючим ветром, сотрясающим оконные рамы. Однако разведчица нашла в себе силы улыбнуться. Уильям поставил двух страж охранять дверь — стоило ей выйти, они схватили её под руки. Лаура не сразу вспомнила, что условилась изобразить ненависть. Достойная игра охраны дала понять: спектакль продолжается. Оскал, сжатые кулаки, язвительные ответы — подавление бунтарского духа она испытывала не раз и не два. Несложно изобразить и вновь.

Уильям ждал их в своём кресле, сцепив ладони. Глаза светились голубым огнём, какой пылает в алхимических мастерских, сжатые в полоску губы сдерживали гневные речи.

— Попрошу сторожить нас у двери.

Хлопнула дверь, и усевшаяся напротив регента Лаура ощутила растерянность. Он не спешил таять, зато немедленно провёл допрос. К своей гордости, она вжилась в роль вероломной и неблагодарной предательницы так, что сумела расплакаться, а потом — в диком, безумном порыве — вскочила со стула, упала перед регентом на колени и с рыданиями попросила прощения. Даже Уильям был потрясён, хоть и не показывал. Немного подумав, он кивнул и сказал:

— За пренебрежение моим доверием и моей помощью тебя следует отправить на эшафот, куда тебя и отправляли заговорщики. Завтра вынесу приговор — молись о милосердии Регентства.

Без того бледная кожа побелела ещё на тон. Лаура робко встала со стула, держась за стол прохладной от страха рукой, вышла за дверь…

… затем вошла обратно и рассмеялась. Он не мог не засмеяться следом.

— Присаживайся, о, великая лицедейка. Морин принесёт чай, если хочешь.

— Вам понравилось? — продолжала смеяться она, усаживаясь за стул и по-хозяйски распластав руки по столу. — Комиандр поверит!

— Разумеется, осталось только закончить, как подобает. Уж напряги все силы. А теперь указания и наставления. Спрашивай что угодно, если забыла или не поняла.

Через несколько минут вызванный слуга пришёл к ним с серебряным подносом и двумя белыми горячими чашками. Лаура сделала глоток, и чай прогрел ей горло.

— Что делать со стражами? — она скосила глаза на дверь, за который они стояли.

— Под их каждодневным снаряжением огнестойкий материал. Разумеется, осведомлена только часть — она же и будет с тобой. Бей в живот, руки, ноги. Старайся не задевать шею и голову. Если придётся — то несильно. И не мучайся долго, вы должны устроить как можно меньше шума.

— Мало шума не будет, — вздохнула Лаура. — У меня слишком долгий путь.

— Ты веришь мне недостаточно, чтобы внять словам о надёжности плана, — он покачал головой. — Через час придут заклинатели. Закрепление воспоминаний будет долгим и болезненным. Не удивлюсь, если после него ты заснёшь и проспишь до вечера.

— А если проснусь только утром? Если не смогу? — тонкие пальцы беспокойно забарабанили по лакированной поверхности стола.

— Утром будет слишком опасно: на улицах людно. Ночью, часа в два или три — лучшее время. Я подумаю, как тебя разбудить. А теперь, — Уильям открыл ящик стола и запустил в него руку, пока не нашёл записи, которые советовал вести ей каждый вечер.

— Я могла не запомнить каждого разговора. И я не совсем понимаю смысл этой затеи, — жалобно забормотала Лаура при виде стопки листов пергамента.

Регент терпеливо принялся за объяснение:

— Ты видела чужие воспоминания? Они всегда немного оборваны — даже самые яркие и засевшие прочно. Но, несмотря на это, один образ тянет за собой другой, все они объединены. Понимаешь, зачем я попросил тебя вести записи последние несколько недель?

Лаура неуверенно кивнула.

— Когда я прочту о том, что было несколько недель назад…

— В голове возникнет образ. И?

— Поведёт за собой ещё несколько.

— Так что же? — развёл Уильям руками, спрашивая больше себя, чем её. — Вчерашнее вспомнить легко, насчёт него не стоит волноваться.

— А дневник был для остального, самого раннего, — Лаура с довольным видом откинулась на спинку стула. — И точно!

— Наши давние переговоры… или времена, когда вы с Питером и Её Высочеством Корнелией крали вино у меня из кабинета, — Уильям счёл нужным прерваться и с многозначительной улыбкой взглянуть на неё, — замаскируем, закрепим, перекроем им путь — как угодно. И так — со всем, что может тебя сдать или навести ракшасов на подозрения, будто вражды между нами нет. Комиандр будет дотошен, подозрителен, он не оставит тебя, пока не вытянет все воспоминания. — Лаура кивнула, Уильям облегчённо вздохнул. — Так где, собственно, моё вино?

— Вам нужно… расслабиться?

— Мне нужно знать, где вино. — Лаура тут же потупила глаза. — Что случилось с моей разведчицей?

— Ей не удалось достать некоторых сведений. Она сожалеет.

— Как же так? Разве она не присутствовала при краже?

— Один из сообщников взял ответственность за хранение бутылки на себя, а место хранения не разгласил.

— С делами Регентства я совсем не воспитывал Питера!

Лаура засмеялась, а Уильям вместе с ней — только гораздо более горько.

— Ну, а теперь — Кивилло. — Уильям обернулся на шкаф, где стояла клетка с удивительно тихой птицей тёмно-синего оперения. Почтовая птица, которую издавна приручили ракшасы. — Я пришлю её к тебе позже, когда обоснуешься там. Доклад — в клюв, когда отправляешь письмо — на улице пусто.

Стоячие деревянные часы со звучным щелчком пробили одиннадцать часов утра. Через две минуты в дверь постучали вызванные регентом заклинатели — мужчина и женщина в белых одеждах и с книгами в руках.

Дальнейшее Лаура хотела бы забыть как можно скорее: прикосновение холодных рук к её вискам, сильное давление, словно прогибающее череп. Она кривилась и дёргала плечами в искренней надежде, что Уильям сжалится и даст передохнуть. Но всё, что он мог, это внимательно наблюдать за зачитыванием записей и заговоров.

Регенты не жалеют, если речь идёт о достижении цели. Зачатки отеческих чувств к сироте, что возникли в его душе, Уильям был вынужден заглушить.

Он диктовал строку за строкой, день за днём. В мыслях Лауры вереницей проносились светлые образы прошлого — объятья Нелли, наставления Роберта, каждый взгляд, выражавший сочувствие ей, загнанной в угол. Что-то сдавливало лучшие воспоминания, как палец гончара липкую глину. Сжимало, засовывая глубже и глубже в закрома памяти.

Она всхлипывала, но ответом было холодное, ответственное молчание. Когда закрепление воспоминаний подошло к концу, он дал знак, и оба заклинателя резко подняли Лауру за руки, потащив к выходу. Она вышла в коридор одна, спотыкаясь и вытирая слёзы. Дальше всё прошло в точности по плану: разведчица должна была выйти после допроса Уильяма в слезах — вышла и теперь. Круг замкнулся. Игра со временем завершилась удачно.

Уильям проводил Лауру пристальным взглядом…

Теперь и он видел её в последний раз.

***

На Звёздную Даль опускалась тихая ночь. Облака терпеливо выжидали мгновения для проливного дождя. На улицах царствовало тоскливое безлюдье. Шло время, отбиваемое часами на башне у перекрёстка главных улиц, в безмолвном коридоре имения Металлик, на окраинах возле молелен. Его медленное, тревожное течение чувствовал каждый житель.

Один Роберт, сомкнутый тесными стенами тайного архива, не замечал ровным счётом ничего.

Войдя в Центральную Библиотеку, он наскоро обнаружил пропажу копии дневника Кровавого Гения. Управляющая заставила работников искать её повсюду, пока в библиотеку, договорившись о встрече с дядей заранее, не пришла Нелли. Она-то и высказала предположение: копию украли ракшасы. Ещё будучи связанной, она видела в телеге какие-то книги. Всё, что Нелли знала — книг было несколько, две или три. А пока управляющая и помощники отправились искать другие пропажи, Роберт предложил найти оригинал в секретном архиве. Кто, как не он, имеет туда свободный вход?

— Всего одна копия на всю Даль? Или остальные просто разобрали? — Нелли хмурилась, поднимаясь на верхние этажи библиотеки следом за ним. Он нёс ключ, она — масляную лампу.

— Есть не копии, а собрание его трудов. Таких — великое множество. Но я хотел достать сам дневник. Понимаешь ли, я и многие историки до меня думали, что мемуары Тобиаса уже дали всё, что могли. Вот и решили, что в многочисленных копиях нет необходимости. Бесспорно, — Роберт ловким прыжком преодолел последнюю ступень и зашагал по узкому и слабо освещённому коридору со скрипучим рыжим паркетом, — дневник дал представление о личности Санджениса и том, что, возможно, привело его к продаже души. Но дальше у Тобиаса начались срывы. — Дойдя до нужной двери, Роберт обратил на Нелли мрачный взгляд: — Чем дальше, тем реже он мыслил трезво. Он чуть не опустился до пьянства и сумасшествия.

— В чём было дело?

О распахивании двери возвестил громкий скрип, но входить Роберт не спешил. Встав в проёме тёмной комнаты и схватившись за дверную раму, он вздохнул:

— Никто не знает. А то, что знаем, ты сейчас прочтёшь. Надо молиться Высшим, чтобы они послали Дине больше снов.

— Желательно, чтобы эти сны довели нас до продажи душ, — осторожно добавила Нелли, подняв лампу и осветив ею архив.

— И загадочных стихийных бедствий. Жаль… — задумчиво сказал он, — как помню, Тобиас намеренно не записывал в дневнике своих приключений с Сандженисом. Он писал, что боится — не хочет переживать это вновь. Тонкая душа… у гениев не бывает иначе.

Шкафы с подлинниками исторических документов и трудов великих людей были много выше людского роста. Повсюду стояли деревянные лестницы. Роберт принял у племянницы лампу, уверенно подойдя ко второму от левой стены шкафу.

— Откуда знаешь, что именно здесь? — спросила Нелли, метнувшись за ним и закрыв нос от взвившейся в воздух пыли.

— Всё разложено по годам.

Пыль упрямо липла к пальцам, глаза медового цвета устали от напряжения, но радость от долгожданной находки затмила и усталость, и неудобства.

Подлинник, изнурённый жёсткими руками времени, собственность великого целителя и алхимика, вошедшего в историю Звёздной Дали под прозвищем Кровавый Гений — был в руках Роберта.

— Пожалуй, заберу себе, — сказал он и услышал зевок племянницы. Непривычно наблюдать усталость окружающих, когда сам частенько посвящаешь бессонные ночи книгам. Последние тринадцать лет силы Роберта восстанавливались поразительно быстро, и лишь недавно он понял, почему. Оттого он быстро проникся сочувствием к Нелли. Она пришла помочь и чинно исполняла любую просьбу, но весь вид кричал об изнурённости.

— Где ты была?

— В приюте возле площади. С утра до вечера, потом сразу пошла сюда. Дети называли меня мамой… — грустно вздохнула она. — Один схватил за ногу и сказал, что пойдёт со мной.

Повисло неловкое молчание.

— Заходи туда почаще, — Роберт начал первым. — Не все воспитатели добросовестны. Будешь проверять на порядок и обращение. Видела Виста? Он из этого же приюта.

— Вист… — повторила Нелли. — Нет. Дело не только в приюте. У него одержимость.

— Знаешь ли ты… сущности одолевают нас, когда мы сильно боимся, обижаемся или ненавидим. Угадай, как часто такое испытывают сироты.

Нелли кивнула, едва успев прикрыть зевающий рот. Её усталый ум не мог принимать слова и искать соответствующие ответы.

— Я дам тебе дневник, как только разберусь с ним сам. Или — даже лучше — попрошу сделать ещё одну копию. Вряд ли теперь она будет лишней. А пока иди к себе, выспись.

Она благодарно кивнула и выскользнула за скрипучую дверь архива.

Роберт остался в одиночестве, найдя возле стенки небольшой стол. Сладкий аромат старины вдохновлял на чтение, уводил по заросшей бурьяном дороге древности. Он присел на старый неустойчивый стул и принялся читать с самого начала.

— Жадность… — вдруг сказал он, читая про тринадцатилетнего Тобиаса, ищущего траву Сильвирро. Слишком мало и нелепо, чтобы строить предположения, но слишком много и ярко, чтобы не почувствовать дурное с самого начала. — Вот, что его погубило.

— Верно, он был жаден ещё ребёнком, а потом в опытах. Жаден, вдохновлён и невероятно упрям. Тобиас… этот бедняга был противоречивой смесью гениального ума и детской наивности.

Роберт вздрогнул, услышав в архиве второй голос. Как ни странно, до боли знакомый, бархатный и мягкий — слишком совершенный и мелодичный для человеческого. Чернильная тьма породила подобного себе юношу, что с привычной улыбкой подошёл к столу. Обоих освещал янтарный свет лампы.

— Здравствуйте, Диаболис, — Роберт ощутил смешанные чувства: тревогу от появления посланника и надежду услышать что-то полезное. А поэтому решил как можно скорее приступить к делу: — Раз уж вы заговорили о нём, ответите, чем закончилась его история? Каждый человек интересен по-своему, но гении… они интереснее вдвойне.

— Лучше сам ответь мне на один наводящий вопрос, — он устремил на Роберта любопытствующий взгляд. — Кем была твоя мать?

— Мать? — Очередной смертный убедился, как ловко Диаболис умеет застать врасплох, не прилагая усилий.

— И отец. Вспомни всё, что знаешь о родителях.

После секундного замешательства Роберт прокашлялся и рассказал всё, что знал:

— Мать незнатного происхождения — Клэль, дар глины. Она была служанкой в имении Беллами, хорошо разбиралась в целебных отварах и однажды ухаживала за отцом во время какой-то болезни. Отец влюбился и решил жениться. Его семья была против незнатной служанки, но он никого не послушал и сделал всё тайно.

— Я думал, ты вспомнишь меньше, — Диаболис был удовлетворён. — Откуда ты столько знаешь?

— Мать сама мне рассказывала.

— Как ты сказал, Беллами были против и ополчились на них обоих. Мезальянс пришлось, хоть и со скрежетом, но принять: уж очень Илларион был твёрд в своём намерении. История твоих родителей была бы на редкость красива, не помешай им… порча на смерть. Коварное средство, воплощённое в жизнь благодаря острому женскому уму, который подчас опасен не меньше крепкого мужского кулака. Небрежно рассыпанная шелуха семян подсолнечника, и через два дня после весьма скромной свадьбы Маргариту Клэль неожиданно нашли лишённой сознания. Жива, но не пробуждается целые сутки. Илларион вовремя почуял неладное и догадался отвезти её к одному из сильнейших ясновидящих. Тот человек был добр сердцем, но видел одно: дни бедняжки Маргариты сочтены. Особенно, когда силу порчи подпитывала огромная ненависть остальных родственников. Ясновидящий сумел вызвать меня и попросил отсрочить её смерть. Как Раттилия Флорум просила отсрочить смерть своего дитя, отдав за это душу, как Амелия просила отсрочить смерть Ричарда, поплатившись жизнью.

Роберт был бледен и недвижим. Догадки вновь заполнили его голову. Когда окаменение освободило тело, он медленно поднялся из-за стола с тяжёлым взглядом.

— Что вы хотели этим сказать?

— То, что одно маленькое злословие может обречь семью — и не только, впрочем, одну — на бесконечные несчастья, — с издевательской невозмутимостью ответил Диаболис.

— Уж это, — усмехнулся Роберт, — поверьте, самое очевидное. Особенно, если вспомнить, как отец и мать умерли. Отравление от собственного сына.

— Это печально, Роберт, даже трагично, но Маргарита заплатила такую цену за продление своей жизни. Иначе и ты, её второй сын, не стоял бы тут. Иначе Роберта Беллами с даром отца и характером матери не существовало бы вообще.

— Раз за всё предназначена плата и мать заплатила такую… ею стало рождение Ричарда, так?

— Какой же ты злой, завистливый младший брат! — Диаболис залился елейным смехом. Роберт угрюмо промолчал. — И ты — не истинный Беллами.

— Вот как! — он картинно всплеснул руками. — К своему несчастью, я осознал это ещё в четырнадцать при слабой молнии.

— Беллами отличаются… изяществом. И легко, как молния среди грозы, бросаются в глаза. Вспомни, ты никогда не ласкал любимую Нелли так, как Ричард ласкал любимую Видию. Как он носил свою Победу на плечах, какие речи произносил, сколько сладкого выслушала маленькая Видия в детстве!

— И чего стоили эти речи? Её сломанной жизни?

— Всё в этом мире имеет цену.

— Иногда мне кажется, что вы просто сумасшедший с даром перемещения, — Роберт покачал головой, намереваясь уходить.

— А ты изучаешь дневник другого сумасшедшего. И что же? Ты им восхищаешься?

— Отчасти. — Роберт подхватил трухлявую книгу, начав осматривать скромную, подёрнутую тонким пыльным слоем обложку. — Не скажу точно, пока не узнаю истины… раз у меня есть возможность её узнать. Ответьте хотя бы на один вопрос, если вас, разумеется, не затруднит — это Высшие послали Дине Санарен сон? Вы знаете, о чём я. — Роберт ощутил преимущество. Он говорил о Высших, догадываясь, что о них Диаболис не соврёт — не имеет права.

— Хочешь знать, зачем невинной девушке это знание? Хороший вопрос. Дина не избранная, в ней самой нет ничего, что имело бы вес, ничего, кроме дальнего родства с Тобиасом. История столетней давности грозится повториться... к великой вашей скорби. То, что произошло с Сандженисом и Тобиасом, не окончилось хорошо. Я бы не хотел, чтобы кто-то ныне повторял их ошибки.

— Вы не доверяете моему благоразумию? Мои интересы касаются истории и ничего больше.

— Сложно не доверять твоему благоразумию, Роберт. Однако в мире ты не один, а Высшие хотят подсказать всем и понемногу.

Чем дальше Роберт слушал, тем меньше понимал. Но, уцепившись за крохотную надежду, задал последний вопрос:

— Стихийные бедствия, о которых ничего не подтверждено, правда?

— И правда, и ложь одновременно. Как чудно, не находишь? У меня нет более точного ответа. История повторится, да только каков был конец истории, в чём заключалась её суть — а кто знает? И не стоит лезть на рожон в попытках докопаться до истины. Высшие подчас безжалостны к людям, в то время как я, кого вы принимаете за смутьяна и затворника, о вас забочусь. Спасти каждого в грядущем противостоянии мне не удастся, но я хочу сохранить столько, сколько смогу. Мне придётся толкать к гибели одного… чтобы дать жить десятерым.

Роберт вздохнул и закивал. Ответить было решительно нечего.

— А сейчас мне, увы, пора. Видишь ли, с недавних пор у меня появился напарник. Знаешь, кто это?

Роберт изогнул бровь.

— Среброволосый юноша в белом фраке?

Диаболис залился смехом, перед исчезновением сказав:

— Его зовут Бириэнн, и он очень хочет тебя увидеть. Можешь выйти в коридор и посмотреть в окно. Он следит за нами снаружи.

Роберт послушно вышел за дверь и приблизился к ближайшему окну, надеясь на истинность слов Диаболиса. Но не увидел ничего, кроме синей мглы и нескольких фонарей, её рассеивающих.

Лишь голос дитя, звавшего своего папу, донёсся до ушей.

Роберт повёл бровями с мысленным вопросом, кто отпускает детей гулять ночью, и вернулся в архив.

***

Лаура проснулась во мгле полуночи, отягощённая головной болью. Давление на виски мучило не так, как до сна, но изрядно мешало мыслить ясно. Преодолев себя, она поднялась с кровати. Тусклый свет садовых фонарей был единственным, что освещало комнату.

Время подошло. Она обвела глазами комнату в поисках необходимых вещей. Плащ. Сделанный из жёсткой кожи горного ящера, он был грубый и стеснял движения рук, а потому в локтях и плечах имелись вставки из ткани. Они выдавались каждому воину в начале обучения. На левой стороне груди, прикрывая собою сердце, крепилась плоская металлическая брошь. Василиск. Лаура достала плащ, коснулась прохладной глади металла, затем дёрнула на себя и оторвала. Змей мелькнул в темноте белой вспышкой, звякнув при столкновении с половицей.

Связь разорвана.

Лаура обошла комнату в последний раз. Несколько клинков, холщовые рубашка и брюки с кожаными сапогами и плащом, волосы в тугой косе — более для побега не нужно.

Однажды она предложила Уильяму выйти через окно. Он указал рукой на кипарисы с немым, но ясным вопросом: как она собралась слезать по ним со второго этажа. Остановились на двери, к которой Лаура и метнулась. Осторожное нажатие на ручку, лёгкий скрип, храп стражей — и полная, непроглядная темнота. Лишь лунный свет отбрасывал скупые тонкие полосы на паркет и стены.

Она проскользнула мимо спящей охраны, впервые задумавшись, как много людей вовлечены в спектакль. Слишком много, чтобы он мог называться тайным. Но ей хотелось доверять Уильяму. Регент не спал ночами — и сейчас тоже, переговаривался с Сефаром и Робертом, проверял слуг, вызывал заклинателей, доставал из склада склянки с кровью, находя им известное одному ему применение.

Не став задерживаться, беглянка нашла лестницу на третий мансардный этаж.

Нужную дверь бдительно охранял страж. Лаура присела на корточки, не пройдя и половины лестницы, затем опустилась на ступень. С каждым мигом она задирала голову всё выше и выше. Взгляд преодолел зигзаг досок, сравнялся с полом мансарды и остановился на человеке, облачённом в плащ из той же грубой кожи, что и у неё.

«На самом важном месте», — она мотнула головой и хитро улыбнулась.

Поднявшись и обличив себя, она вытянулась перед ним струной.

— Вход воспрещён, Мисс Флейм.

Лаура спрятала за спиной два нагретых кулака.

— Почему же?

Он подступил ближе к двери, прикрывая грузным, крепким телом.

— Везде подмога. Ещё один шаг, и…

— … сдадите Уильяму?

Рык, вспышка, жар. Она бросилась на стража разъярённой кошкой с острыми когтями. Только вместо них был огонь.

«Бей в живот, руки и ноги. Старайся не задевать шею и голову», - чеканил голос Уильяма в её мыслях.

Лаура рассчитывала каждый удар. Схватила за жилистую кисть, пока собственная не раскалилась и страж не согнулся пополам от жжения. Затем сделала пару крупных дыр в плотной коже плаща и залезла в его карман за ключами.

Пока люди — знающие и не знающие — сбегались на зов тревоги, она быстро открыла дверь и ворвалась к Неритиде.

Напуганная шумом драки, та поднялась с кровати. Дверь захлопнулась, оставив пленницу и беглянку наедине. Лаура с всклокоченными прядями стояла у входа. Бледная, как сама луна, боявшаяся, как никогда прежде.

— Бежим, — она прошла в глубь комнаты. В голосе слышались панические нотки. Когда-то разведчица готовила себя к тому, что истерику предстоит сыграть. Но, к её горести, страх сделал истерику явью. — Бежим, они найдут нас! Меня!

Неритида поняла, в чём дело, и попятилась, недвусмысленно скрестив руки.

— Иди сама. Беги, мне нечего терять, мне нет смысла жить. И тебя я тоже задержу…

Это настолько возмутило Лауру, что она взвилась от негодования и гнева:

— Зачем я тогда к вам шла? Чтобы вы подставили меня? Я не спрашиваю, чего вы хотите, — она жёстко схватила вялую пленницу за руку и повела к двери. — Примите облик стража. Быстро! Давайте!

Напуганная Неритида закивала и обратилась в грубого черноволосого мужчину — того, что стоял на посту сегодня. Она видела его, пока дверь открывала служанка с едой.

— Что говорить? — она пришла в себя удивительно быстро. — Что делать? Схватить?

— Да. Будто ведёте меня к Уильяму.

Долго ждать не пришлось: Неритида стала грубой под стать облику, дёрнув Лауру и резко распахнув дверь.

В коридор мансардного третьего этажа сбежалось несколько стражей. Шум в имении нарастал. Одна за другой зажигались лампы, знаменуя собой ночную тревогу.

— Предатель! Неблагодарный выродок! — прогремела женщина-ракшас.

Глядя на недоумённые лица расступившихся, они прошли до лестницы и спустились на второй этаж. Слуги сновали везде, любой мог задержать. Лаура и Неритида честно прошли до кабинета неспящего Уильяма, затем резко свернули на лестницу. Не успели слуги спохватиться, как беглянки скрылись на первом этаже.

— Куда?

— Чёрный ход, — ответила Лаура в попытках разглядеть поворот в нужный коридор. Осознание единственной попытки, невозможности ошибиться, совершить мелкую неточность сковывало разум холодом. — Вправо, там. Стражей нет?

Неритида качнула головой. Лаура вздохнула и сделала отчаянный рывок вперёд. Обе понеслись по переходу с редкими окнами, серебрившими имение. Несколько метров бега — и отдалённый свет исчез полностью. На кончиках бледных пальцев Лауры зажёгся огонь.

— Есть ключи? — дрожащим голосом, слабо похожим на мужской, спросила Неритида при виде металлического прямоугольника двери.

— Расплавлю. Другого выбора нет.

Нагрев руку до мерцающей белизны, Лаура с остервенением надавила на тонкий зазор меж дверью и дверной рамой. Следовало расплавить защёлку. С каждой секундой металл обретал большую покорность. А когда стал растекаться, словно воск, она провернула кулак. Плавление защёлки повлекло за собой плавление дверной рамы.

— Они рядом, — тревожным голосом сообщила Неритида. — Вдруг они найдут? Они поняли наш обман?

— Не знаю. Подожди! — сквозь гневное, почти бешеное шипение Лаура рассекла ребром ладони расплавленный край двери и раму.

Толчок, порыв ветра, пронзительный скрип ржавых петель.

Неритида чуть не закричала, когда Лаура в спешке схватила её не до конца остывшей рукой. Пришлось хватать второй. После чёрного коридора выход на улицу с сияющей луной и серым от облаков небом казался ослепляющим.

«А ведь могли выйти через главный вход… — думала разведчица, оглядывая пустынный задний двор имения. — Нет, он прав. Слишком просто. Не поверят».

Задний двор был куда менее ухоженным и людным. Ни клумб, ни лиан, лишь сарай, небольшая конюшня, экипаж Металликов и несколько телег.

— Стражи, — шепнула Неритида. — Опять…

— К Тёмному! Главное — держите облик.

Лаура поняла, что Уильям изрядно усложнил ей побег, когда их окружили. Десяток охранников взялся словно из ниоткуда. Кто-то выскользнул из проходов меж стеной имения и кованым воротами, кто-то — из конюшни.

Она обругала Уильяма в мыслях.

— Нери, — шепнула она стоящей к ней спиной серокожей, — на поясе кинжал.

— Но плащи…

— Давай!

Двор наполнила смесь хруста и шипения. Так пламя взвилось над кулаками Лауры Флейм. Удар в грудь, в ноги — она старательно избегала шеи и головы, даже борясь с тремя одновременно. Кому-то удалось прожечь жёсткую кожу. Крики. Ещё. Снова. Её собственные — тоже. Она ощутила страх за людей — вдруг среди напавших были и неосведомлённые, не получившие огнестойкого материала под плащи? Решимость испарилась, точно видение. Лаура стала отбиваться вяло и робко — будто не отбивалась вовсе, а только отстраняла кинжалы и ножи.

«Нери, где ты?»

Мгновение, рывок, крик — она нашла копну тёмных волос и выдернула «грузного воина» из толпы.

Случай, когда знак на запястье помог ракшасу выжить, а не умереть.

— Бежим! — почти пророкотала Лаура. В неистовом порыве она повалила стража прямо возле двери заднего выхода. А когда он с едва заметным кивком изобразил потерю сознания, без раздумий наступила ему на грудь, подскочила к двери и начала плавить скважину. Опыт первой попытки принёс успех второй. Неритида использовала все ничтожные навыки владения клинком, чтобы оградить Лауру.

Когда они миновали последнее препятствие — дверь, то, не помня себя, ринулись прочь. Лаура с трудом нашла во мгле нужный поворот. По ближайшим улицам тянулись клумбы и приземистые каменные дома — ничего, что скрыло бы двух беглянок. Но был ли выбор?

— Как мы пройдём через пограничные посты?

Несмотря на раздражение от вопросов, Лаура осознавала: Неритида имела полное право их задавать. Откуда ей знать, что за два дня до побега люди Уилла проводили её до переулка, по которому следовало выйти на «зазор»?

Но и Комиандр не будет глуп настолько, чтобы верить, будто после вторжения ракшасов Даль не укрепила границы.

С нарастающим чувством обречённости она осознала надобность драться ещё раз. А Неритида не станет ей надёжным помощником.

— Я знаю, но приблизительно. Ничего. Время есть, можем спрятаться и всё решить.

— Дайзер говорил, со стороны гор посты реже.

— Да, но сейчас их могли укрепить и увеличить в количестве. Пригнитесь! — Лаура насильно наклонила её голову, спрятавшись за забором от стражей порядка. Как и ожидалось, Уильям привлёк патруль. Лаура молилась, чтобы их настигли только осведомлённые — или не позволили бы настичь остальным. Он говорил что-то о крови Визиона и, как следствие — о слежке за «беглянками» для контроля положения; что преследовать будут несколько знающих людей, назначенных лично им.

По мощёной дороге, огибая яркие фонари; прячась в тёмных подворотнях и за конками, чтобы перевести дух, пересиливая колики в ногах — связках и суставах,они увиливали с завидной юркостью. Частая одышка Неритиды сводила Лауру с ума — разведчицу, подготовленную к бойням, с крепкими руками и ногами.

Прошло несколько часов противостояния, прежде чем их ослепило сияние Василисковой Стены. Окраина Дали.

Но они, однако, не спешили.

Заброшенный подвал стал остановкой перед опаснейшим шагом: пройти между двух постов. Сырость била в нос, мгла окружала во всех сторон, кроме мелкой, лишённой нескольких досок дверцы. Изредка доносились переговоры патрульных — очевидно, «игроков». Иначе беглянок нашли бы за час. Сидящая на холодном полу Неритида успела вернуть истинный облик и переводила дух, без радости размышляя о бессмысленности своего побега. Говорила о смерти Дайзера, о том, что у ракшасов её ждёт только одиночество, и получала от Лауры резкие, не терпящие возражения ответы.

Они отдыхали до тех пор, пока Лаура не осознала: скоро светает. Неритида успела вздремнуть, но не воин, для которого побег с пленницей был ничтожной, всего-навсего первой частью большого задания.

Несколько последних кварталов, и белая ткань света предстала во всём своём величии.

Ракшас обратилась в одного из уличных страж, чей облик успела запомнить. И когда у границы их выследили другие, Лаура приготовилась к последнему бою.

На исходе сил беглянке попались сильнейшие из бойцов. Она почти в бешенстве поджигала всё, что видела. Уильям условился привлечь целителей и назначить на пост своих людей.

А Лаура Флейм — сбежать из Дали с такими трудностями, чтобы поверил сам Комиандр.

Пламя оградило её рыжим забором. Помогло устранить большую часть воинов и расплавить их оружие. Однако они не прослыли бы сильнейшими из бойцов, если бы ни ранили её несколько раз — рассекли щёку, виски, тыльную сторону правой ладони и даже живот — ударом ноги. Кто-то повалил её на спину — явно сильнее, чем стоило для спектакля — она закричала от боли, но встала. Затем, шатаясь, глотая собственные слёзы, из последних сил расправилась с остальными — кто обступил обращённую Неритиду.

— Давай! Давай же! — Лаура раздирала глотку, уводя Неритиду.

Они отрывались смертельно быстрым бегом. Даже сквозь стену огня в них ещё метали ножи, в спины ещё врезались крики и проклятья, за ними ещё гнались — до исчезновения в густых степных зарослях. Только тогда Лаура позволила спутнице немного замедлить шаг. Неритида вернула истинный облик и мужественно передвигала ногами, терпя одышку и слабость. Она была старше вдвое, но сейчас казалась беспомощным ребёнком на попечении строгого родителя.

Степь была темна и необъятна. Они прошли через её синие двери, ныряя в неизвестность. Под ступнями с хрустом гнулась пожухшая трава. Прохлада и тишина медленно умиротворяли раскалившийся ум разведчицы.

Но только сейчас одиночество и обречённость кольнули её душу как никогда остро. Звёздная Даль цеплялась за плечи шлейфом воспоминаний.

— Я не могу… — внезапно шепнула Лаура, прикрыв рот руками. Удар страха и горечи согнул её пополам. — Я не могу!

Неритида обернулась и ещё минуту смотрела на неё с недоумением.

— Я хочу к тёте… домой… Я хочу домой. Они убьют меня. И там убьют, и здесь… мне нигде нет места. — Она отвернулась и бессильно упала на колени, на жёсткую, стоптанную ею же траву.

Лауре повезло, что пленницей Дали оказалась Неритида. Лаура содрогалась в её руках, унимая рыдания. Ночь укрывала беглянок свинцовым одеялом туч. Бурьян стал оградой, колыхаемый ветром. Люди в Дали будут жить дальше, растить детей, проводить вечера за тёплым чаем и пирогами, плыть по реке Миллаизе в лодках.

Они сидели долго, не чувствуя под собой холодной земли. Каждая прощалась с родными и близкими, не надеясь на встречу в этом мире.

Конец первой части.