Идриана стояла у бордюра, ожидая, пока проедут экипажи. Одна лошадь так лихо пронеслась по луже, что всплеск забрызгал подол. Но капли тотчас растаяли, будто утонули в белизне. Идриана отряхнулась и пересекла улицу.

Постройки, как и полагается для центра, были внушительные. Витрины, лавки, общественные центры, канцелярии и роскошные жилые дома, старавшиеся не уступать по красоте хотя бы в фасаде. Каждое здание соперничало с соседями, обрастая или садом, или кованым забором, а иногда и памятниками. Но даже они не скрывали за собственными крышами пять величественных шпилей. Казалось, королевская резиденция была самым большим сооружением Дали. Больше только другой дворец, некогда разрушенный. Реконструировать вторую резиденцию королей не стали, беспокоясь о гранитной статуе в подземельях. Знать бы людям, что статуи там нет уже месяц с лишним, а Ричард Беллами из плоти и крови шагает по улицам вместе с меценатом Руэлло и его подопечными. Волосы у Ричарда теперь каштановые, имя Пэннет он взял у погибшего при восстании наследника Беаннесов — погибшего при восстании двенадцатилетнего мальчика.

А Руэлло… фигура, значащая в игре не менее Ричарда. Тем больше необходимости взять над ней контроль.

Её мысли снова обратились к зданию правительства. Молочный цвет мрамора с бежевыми прожилками, тёмно-синяя крыша, широкая парадная лестница — место управленцев. Кто же в таком случае она сама?.. Идриана прыгнула сквозь стену, оказавшись сразу в мансарде. Стены, обитые деревянными панелями, хранили в себе большую часть секретов королевства. В правительственном архиве хранились документы всех правителей королевской династии, от Кадентии до Амелии (и не забавно ли, что открыли и замкнули династию именно женщины, когда между ними всегда правили мужчины?). Имевшиеся бумаги перекочевали в сюда после разрушения дворца. Многое при разрушении истлело безвозвратно… многое, но не искомое. То, что взмётывалось лист за листом меж аккуратными женскими пальцами сидящего за столом архивариуса.

— Делиан, — мягко позвала Идриана. — Здравствуй, милая.

— Здравствуйте. — Женщина сидела за столом, впиваясь в строки жадным взглядом. У ней была грациозная осанка, что с детства тренировалась книгами на макушке и стягивалась корсетами, тугой узел тёмных волос, строгий ансамбль синей блузы и серой юбки, очки в тончайшей металлической оправе.

— Как ты себя чувствуешь?

Послышался вздох, и женщина опустила бумаги.

— Радуюсь, что нашла правду, но злюсь, что правда горька. Дело о правонарушении, тюремное заключение, срок… шесть лет. Есть только четыре, после он сбежал. Ему бы не два, не шесть, а несколько десятков лет сидеть, — холодно отчеканила Делиан.

— Знаю, — Идриана вздохнула. — Помнишь, я рассказывала тебе о скрипаче, которого я нашла и привела в особняк? Как думаешь, зачем? Скрипач, положим, найдёт своё призвание под меценатским крылом, но я? Юродивая певица? Мне не был нужен Руэлло Миллит, чтобы петь.

— А для чего тогда вам нужен Руэлло Миллит? — спросила женщина, откинувшись на спинку стула. — Вы друг друга знаете?

— Ещё нет. Я оттягиваю момент встречи, всё оттягиваю…

Взгляд Делиан сделался мрачным.

— Зная, что всё равно не убежите… что придётся показаться ему во всём великолепии, пробудить инстинкт, самость, желание обладать маленькой хрупкой девушкой. Ведь он так любит маленьких хрупких девушек! Он станет рабом вашего очарования, а затем и вашей воли.

— Не опошляй, — процедила Идриана, и что-то в её взгляде убедило работницу архива, что певица не так блаженна, как кажется на первый взгляд. — Слуга Высших — должность. И выполнять поручения — долг, от начала и до конца. Это не будет столь низко, мы не уподобимся животным. Я… я постараюсь полюбить этот долг.

— Заставите себя любить мужчину? — с ядом в голосе спросила Делиан.

— Заставлю себя быть ему другом. Искренне.

— Искренне? Не верится. Человек либо друг, либо нет. Либо ты тянешься к нему, либо не чувствуешь ничего.

— Я верю, что воля человека сильнее, чем принято думать… — Идриана прищурилась, — сравнивая её с волей Высших.

Серо-голубые глаза той похолодели от глубинного, подавляемого многие годы гнева.

— Именно такие, как вы, и жалуются на несправедливость жизни… всегда думают, что был выбор. Что могло быть иначе. Лучше. Не так, как есть.

Идриана изучала её взглядом, рассматривала через капли зрачков медленно тлевшую душу, вдруг пожелав обронить:

— И те, кто не выносит несправедливости жизни, обращается к фатализму за спасением.

— А те, кто ощущает эту несправедливость кожей и не отворачивается, просто сходит с ума. Следовательно, другого лекарства, нежели фатализм, у меня нет. Всё, что я хочу, это…

—… выплеснуть злобу на того, кто этого заслуживает, — с горькой ухмылкой завершила Идриана. — Я знаю твою злобу… когда-то она была моей. А мои ошибки ты помнишь. Оборачивайся на меня, чтобы не наделать ещё больше. Кляни меня, обзывай глупой, ведь это, скорее всего, правда — но ошибок не повторяй. — Делиан промолчала. Идриана мягко выпустила её руки. — Через пару часов я иду навестить своих друзей. Вечера твои одиноки и тоскливы, думаю, ты хотела бы прогуляться.

Делиан смотрела на неё тяжёлым угрюмым взглядом.

— Мой рабочий день оканчивается в шесть вечера.

— Предоставь всё мне. Тебе выпадет шанс завести много интересных знакомств и развеяться от унылого гниения в архиве. Ты увидишь Руэлло и сможешь хорошенько изучить. А потом мы вместе решим, как воздать ему должное.

Делиан ухмыльнулась.

— И всё-таки, госпожа, свободы воли не существует. Вы обставили всё так, чтобы я согласилась.

***

Как всякое дитя годовалого возраста, Бириэнн проявлял неустанный интерес к миру.

Подсылать призрачного ребёнка во время военных действий Диаболис не мог. Поэтому Бириэнн появился спустя месяц, напомнив о задании: побыть лже-отцом и помочь отцу настоящему — толстому мяснику, простодушному мужчине с рыжеватой щетиной и одутловатой физиономией.

— Значит так, болтун. Либо ты берёшь мясо, либо проваливаешь.

Если в первый раз Роберт пошёл на уступки и действительно купил мясо, выиграв несколько минут разговора, то после второй грубости в свой адрес пожал плечами, собираясь уходить.

— И нравится вам вот так?..

— Как? — звучно спросил мясник.

— Разговаривать так с покупателями?

— А ты покупать собрался?

Роберт поднёс ко рту кулак и кашлянул.

— Мог бы. Но, пожалуй, в какой-нибудь другой лавке…

С вытянувшимся лицом мужчина сказал:

— А чем моя плоха? Всё есть! Свежее! Ох, были годы, я… я столько с фермы завозил, ко мне пол Дали съезжалось! Очереди за телёночком свежим, конина молодая, даже рыба, и та была! Эх, было время хорошее, было…

— А чем сейчас хуже? — спросил Роберт, облокотившись на стенку. — После нападения?

Мясник скривился, будто вопрос больно его задел.

— Да нет… сынок умер — как руки опустились. Так долго с женой ждали, а тут и она померла, и он. Маленький был, год с лишним. И как залихорадит в одну зиму, я пока врачей дозвался, он и дух испустил. И всё…

Роберт подошёл к цели так близко, что растерялся. Один неверный шаг мог испортить дело. Мясник как нельзя вовремя обернулся на ящик с бутылкой. Видя мощную руку, тянущуюся к горлышку, Роберт подошёл вплотную и остановил:

— Ну, ну. Продолжите, так и лавку можно потерять.

— Ой знаю, знаю, — отмахнулся мясник, зажмурившись. — Я чуть-чуть.

— Ну уж нет, — сказал Роберт и отобрал бутылку. — Сам когда-то грешил. — Внезапно на ум пришла безумная, но единственная идея отвести мясника от бутылки: — Куплю пятьсот килограмм любого мяса в обмен на то, что месяц вы не сделаете и глотка.

— А деньги-то найдутся?! Покупать он собрался, хитрец!

— Хитрец, — легко согласился Роберт. — Но пятьсот килограмм мяса — это больше, чем вы продаёте за неделю. Коровьих туш у вас уже нет, всё баранина. У вас будут брать люди при деньгах. В тот раз вы говорили, что лавка была заполнена. Если согласитесь — заполнена будет снова.

Мясник, уставившись на болтуна тупым взглядом, гадал, чего от него хотят. Роберт задумчиво смотрел на шумные рыночные ряды и гремящие перед ним телеги. Спокойная уверенность в каждом жесте, нарочито медленном, допущенном словно невзначай, подействовала на мясника чудотворно.

— Ну… ну ладно. В конце концов, — он вдруг заулыбался, — я-то всё равно ничего не теряю! Ах-ха! Ладно, идёт. Меня, кстати, Барт зовут.

Чудак протянул руку:

— Роберт Беллами.

Мясник аж подскочил.

— Кто?

— Роберт, — мягко повторил тот.

— Нет-нет, фамилия!..

— Да. Чтобы вы понимали, что денег на всё ваше мясо у меня хватит.

— Ох, да что ж вы такое говорите, господин… уж не самозване… — и увидел на раскрытой ладони потрескивающие электрические разряды.

— Итак, по рукам?

Разумеется. Но Роберт ошибался, полагая, что дело сделано.

Начались приключения всё-таки с чернил. Которые, задетые любопытной детской рукой, высвободились из чернильницы, потекли по столу тёмным ручьём, впитываясь в оставленные бумаги, раскрытые книги и даже ассигнации, затем подобрались к краю секретера и решились заявить о себе.

Кап. Кап. Кап.

Был второй час ночи, когда до ушей Роберта донёсся мерный звук, заставивший привстать с кровати.

«Привет!» — раздалось в голове столь же счастливое, сколь и внезапное.

— Что случилось? Эгей, назовись!

Вместо ответа Роберт услышал шарканье ног. И не за порогом дома, а в паре метров от себя. Осторожно привстав, он сделал несколько шагов, пытаясь вглядеться в темноту.

— Кто здесь?

Раздался писк, и уже не в мыслях, а наяву. Пока к Роберту приходило осознание, писк превратился в заливистый хохот. Однако через пару секунд его сменил шум упавшего предмета. Роберт, окончательно опомнившись, воскликнул:

— Бири… Бириэнн?! — Мальчик соскользнул с секретера, упал и заплакал. — Это ты? И почему не привидение? Ах ты, ведь оживаешь… Совсем как Амелия… должно быть, это новый вид привидений, который стоило бы изучить. Тихо, не плачь… ну же, всё, — он поднял малыша, став что-то напевать.

Только тогда Роберт понял, что наступил на лужицу чернил. Пару секунд спустя он перевёл взгляд с пола на секретер… Чернильное царство, грязные ступни, годные лишь для мусорного ведра бумаги и потерявшие ценность ассигнации.

Если это подстроил Диаболис, он решительно знал, как выводить людей из себя.

— Мелочный, насмешливый, безжалостный шарлатан, — процедил Роберт, перемазываясь чернилами. — Чернила, в отличие от туши, выводятся водой. Если осторожно окунуть… впрочем, погнувшиеся бумаги не примут. А ассигнации… о-о-о, будь ты проклят!

«А что он сделал?» — вклинился в мысли вопрос ребёнка.

— Там были важные бумаги, — Роберт говорил будто сам с собой, не оборачиваясь на Бириэнна. — Ну и работёнку же ты мне задал… Замечательно, теперь на полу следы от пальцев. И от моих, и от твоих. Ах да, ты ещё и босой.

Он дошёл до кладовки и достал ведро с засохшей в нём половой тряпкой.

— Скажи мне, — бормотал Роберт, питая глупую надежду, что годовалый ребёнок ответит что-нибудь вразумительное, — где ты был до меня?

«С Диаболисом».

— Неважный он опекун. Всю работу оставил мне.

Ещё полчаса Роберт вытирал пол и пытался обмакнуть ассигнации в воде, чтобы смыть чернила. Глубокий чёрный окрас бумаги сошёл, оставив после себя бледный коричневый. Неизвестно, примут их или нет. Если только аккуратно свернуть, «смять» в трубочку, чтобы запачканный край не был виден…

Окончив танец со шваброй, Роберт обернулся на ребёнка, летавшего под потолком.

— У меня нет сил быть тебе воспитателем. Мне нужно ходить с Нелл на проверки и прочую общественную деятельность, постоянно быть начеку, что с ней происходит и кто ей охрана… Уилл ведёт с Комиандром какую-то игру, в которую, конечно же, вовлечёт меня. Скорее всего будет очередное наступление. Всё это, конечно, не твоё дело… Я прошу понять лишь одно: мне тяжело заботиться о ребёнке вроде тебя.

Но Бириэнн смотрел внимательно и — казалось даже — с сочувствием. О, можно было поклясться, что он слушал, впитывал каждое слово, будто взрослый. После непродолжительного поединка взглядов Роберт сдался:

— Ладно. Ложись ко мне, поспим.

Он улёгся, озираясь в поисках мальчика.

— Бири!

Приподняться всё-таки было суждено.

— Где же т… а-а-ау! — Ребёнок обрёл осязаемость и прыгнул ему между ног. — Высшие, и выбрал же ты место для посадки! Иди сюда, — он протянул руки, и Бириэнн охотно помчался в объятья, свалив Роберта обратно на кровать. Боль вытесняла умиление. Впрочем, о каком умилении могла идти речь при таком коварстве?! Помычав от боли ещё немного, он тяжело вздохнул. — Бири, перестань хохотать. Я хочу спать. Не делай вид, будто не понимаешь — прекрасно понимаешь, лукавый ты ребёнок. Что? Снова смешно? Ну уж нет, — Роберт потерял терпение и прижал Бириэнна рукой к груди. Тёплый, совсем как живой, с осязаемыми волосинками на макушке и короткими, жадными до познаний пальцами. Покорно опустив голову, мальчик сомкнул веки со светлыми ресницами. Прошла минута, затем вторая. Роберт слышал, как он причмокивает во сне.

Если он, усталый от работы и ночных приключений, проспал до рассвета, Бириэнну хватило пары часов. Обратившись в призрака, мальчик продолжил исследование страшно интересного дома. До полок с посудой, будучи живым, он бы не дотянулся, а призраком посуду не потрогаешь. Громоздкий книжный шкаф — самый большой предмет в доме, даже больше кровати, но книги казались Бириэнну скучнее посуды. Их нельзя было красиво куда-нибудь зашвырнуть: они огромные и тяжёлые, а ещё трудно вытаскиваются из полок, притеснённые другими книгами.

А вот письменный стол с кучей маленьких ящиков…

— Что ты опять там натворил? — стон поутру Бириэнну понравился — достаточно громкий и выразительный.

— Не трогай бумаги, — сказал Роберт сразу же, едва подхватил его под мышки.

Бириэнн, очевидно, решил, что они вкусные, и на следующий день принялся их жевать. К вечеру стон Роберта был ещё громче. За ним последовали восклицания, что он скажет Уиллу, сетовал, что придётся собирать подписи заново; что нельзя забывать о юном исследователе, который может появиться в доме в любой момент. С такими гостями не требовалось и врагов. Чем дольше был с ним Бириэнн, тем отчётливее Роберт понимал, что ребёнок сам по себе маленькая эпидемия. А уж призрак, которому не страшны стены — вовсе непреодолимая беда. Никому не пожалуешься: половина окружения боится Бириэнна, другой половины боится сам Бириэнн.

Мыслил он, будто четырёхлетний, в то время как говорить едва умел. Самым мучительным было, что Роберт не мог назвать ребёнка проклятьем самого по себе. Проклятьем была его привязанность.

Впрочем, ложь. Главным проклятьем был Диаболис.

При встрече Роберт спросил, что за вид «воскресающих» призраков, до сих пор не изученный.

«Говорят, в их случае Высшие словно сомневаются, брать их душу и оставить. Воскрешают куда реже».

И Амелию Высшие забрали.

«К сожалению, да. Может, и тебя однажды заберём», — сказал Диаболис со странной интонацией. То было не сожаление и не утверждение — скорее, смакование идеи, вдохновение учёного. Резкие слова замёрзли у Роберта на губах.

Впрочем, в глубине души он этого ждал. Неспроста его посещала мысль, что он предпочёл бы не иметь будущего. Не с тем настоящим, в котором жил. И не с прошлым, что до сих пор тащил на плечах с неразумным упоением. Пусть ценное давно обратилось в пыль и прах — почерпнёт эту горстку и окунётся во времена, когда ещё не имел Исцеления, не мучился от бессонницы, не волновался за сохранность Нелли.

Говорят, тяжёлая непреходящая меланхолия — следствие безделья. Один деятельный человек мог резко это опровергнуть, если бы заставил себя снять прилипшую к лицу улыбку.

— Мы получили послание от Лауры. Готовится наступление. Тайное проникновение в подземелья, поиски Дины, — говорил Роберт, поднимаясь вместе с Нелли по серпантину холма. — Мы не можем рисковать людьми каждый раз.

— Что же тогда — рисковать Диной? — Нелли всплеснула руками. — Самое худшее — они могут попасться. Мию отправляют как иллюзиониста. Сейчас нужны не боевые дары.

— Боевые нужны дя прикрытия.

— Вот именно, — Нелли вздёрнула палец, — для прикрытия. Основной действующей силой будут иллюзионисты и те, кто пил ракшасову кровь.

— Не лучше ли ей сдать кровь более опытным? Я верю в её способности, но Джозеф места себе не находит.

— Беспокоиться не о чем, — с жаром ответила Нелли.

— Я и тебя не отпустил бы на передовую, будь я твоим отцом, — тяжело вздохнул Роберт.

— Ты так боялся, что в итоге именно там я и оказалась. Если план с иллюзиями сорвётся, подмогой будет Джессамина.

Смотря на вершину холма, Роберт вдруг обернулся на Нелли.

— Уильям… делает из тебя своё подобие.

Нелли переменилась в лице. На миг глаза расширились, рот приоткрылся — будто её застали врасплох.

— Я не хочу быть его подобием. Отодвину стул со скрипом, подам голос, когда его светлость не спросит… даже если вилку уроню… одним взглядом убедит, что такое ничтожество не чета его драгоценному сыну.

Роберт посмотрел на неё исподлобья:

— Принцесса недостойна семейства своих подчинённых?

Нелли засмеялась нездоровым, отвратительным смехом:

— «У Виктории, невзирая на её характер, я уважал хотя бы ум…» — как видишь, принцесса принцессе рознь.

Роберт покачал головой.

— Тебя не готовили к правлению, а Уильяма не готовили к новичку.

Они медленно брели по серпантину, что в сумерках казался особенно белым. Если Роберт привычно смотрел под ноги, меряя шаг, Нелли вздёрнула голову и ахнула.

— Дом!

— Что?

Нелли обернулась на дядю и заморгала.

— Мне кажется, там что-то шумит.

Роберт ринулся с места и побежал вверх. Петляющая дорога как назло замедляла ход.

— Я брал его с собой! Просил быть со мной рядом!

Нелли кинулась следом.

— Бумаги в надёжном месте? — первым делом спросила она, нагоняя дядю.

— Завтра должен был прийти мастер, — Роберт подошёл к двери и всунул ключ, — и поставить на ящиках секретера замки. А пока он мог просто вытащить бумаги оттуда…

Стоило им ступить на порог, как навстречу выбежал Бириэнн. Роберт привычным движением поднял его на руки и осмотрелся.

Роберт с Нелли медленно, осторожно прошли до опустошённого наполовину шкафа, перешагивая через расшвырянные книги и чернильные лужи. Пару раз Бириэнну случалось наблюдать, как папа обмакивает перо и выводит чернильные буквы по бумаге. Он решил повторить. Одна из копий первой книги Кадентии лежала раскрытая, с пятном посередине. Приглядевшись, Роберт увидел вырванные страницы. Стоявшую на секретере лампу Бириэнн столкнул.

— Как ты мог оставить его дома?

— Говорю же, утром, когда я уходил, то взял его с собой, — отвечал Роберт. — Только отвлёкся, его и след простыл… Он умеет летать, когда и куда захочет. Иногда он пропадает днями неизвестно где. Я не могу его остановить. Так я и подумал, что заскучал и снова ушёл. А тут… — он быстро подобрал бумаги рядом с осколками лампы. Масло стекало по ним, жёлтыми каплями падая на пол. — Что ж, тут-то хотя бы до сих пор видно буквы. Как перепишем, будет чем топить камин.

Нелли кралась между чёрных следов и разбросанных бумаг. Книги — экземпляр не единственный, а вот письма в секретере — да.

— Высшие, всё забрызгал. Или… — руки нервно заскользили по разбросанным листам. Она с шустростью белки стала перебирать бумаги и выдёргивать «счастливцев». — Прошение о выделении средств на приют… Просим вас о выдаче денежной ссуды на вещи первой необходимости: детскую оде… — продолжение скрыло пятно. — Ладно. Сейчас поищем номер приюта… двадцать шесть, улица Рольф, дом три. Можно попросить их написать повторное прошение, и… почему ты сидишь?

Роберт рухнул на кровать и смотрел в одну точку. Масляная лужица медленно и тоскливо расплывалась по половице, подбираясь к шкафу и разбросанным книгам. Один щупалец горючей субстанции задел другой, чернильный. Крайне забавно было наблюдать за их соприкосновением. За тем, с какой плавностью чёрная капля закручивается, извивается, купаясь в прозрачной маслянистой желтизне.

— Послушай, — он тихо обратился к мальчику. Тот сразу обернулся и подошёл на коротких упитанных ножках. — Я не знаю, какое удовольствие доставляет Диаболису наблюдать за этим дешёвым спектаклем. Лучше бы тебе всегда быть призраком и просто летать под облаками. Ты ведь… любишь это дело. Тебе там будет лучше. Много лучше.

Прервался Роберт, когда понял, что Бириэнн заливается слезами. Плача громко и пронзительно, срываясь на писк, ребёнок подплыл к окну и исчез.

Роберт долго не мог понять, почему Нелли горько вздохнула:

— Наверное, по-другому было нельзя.

Неделю он просыпался среди ночи, опасаясь за секретер, в ящиках которого уже стояли новенькие замочные скважины. Первое время Роберт исправно раскладывал бумаги по ящикам и запирал на ключ. Посматривал на полки с посудой, гадая, сможет ли ребёнок до них достать. Чернильницу он тоже прятал в ящик, а масляную лампу ставил на шкаф.

В один из вечеров ему случайно вспомнился мясник Барт.

«Перед тем, как телёночка зарезать, его оглушают. По голове — бум! А там уже и ножом по горлу. Мама как-то курицу дала, когда я малый был — приласкай, усыпи, говорит, а потом руби — а я плачу, жалко… Эх, тварюшки. Жить хотят, конечно хотят. Но и мы хотим. Все хотят».

К чему бы это? Конец беседы он вспомнить не мог. О чём они тогда говорили и к чему пришли в итоге?

Поутру Роберт поднялся с кровати и стал смотреть в окно, на тонущий в сизом мареве вид с холма.

Светало.

Он восстановил каждое ходатайство, каждое письмо, обошёл каждый приют и выделил нужную ссуду. Сегодня он снова даст лекции по истории и вернётся домой. Нелли не придёт, как не приходила и вчера, и позавчера, и за день до того. Уильям даст новые указания, со дня на день проведут отбор людей для задания, мясник Барт будет ждать в своей лавке с приветливым «Эге-е-ей!», Джозеф опять позовёт прогуляться, и его верный друг вежливо поинтересуется, как проводится подготовка к свадьбе. Каждый потребует что-то своё.

… и снова, и снова Роберт запрёт все важные бумаги на замок, поставит масляную лампу на шкаф. Проверит, в сохранности ли книги. А завтра проснётся до рассвета, как просыпался четырнадцать лет до этого. Он терпеть не мог этот досаждающий вид из окна, устав высматривать что-нибудь новое среди улочек окраин и ленты длинного серпантина. Как надоело подходить и всякий раз разочаровываться. Но с утра он не выдержит, не стерпит, опять подойдёт к окну.

Говорят, тяжёлая, непреходящая меланхолия — следствие безделья. Один человек, ныряя в чужие заботы с утра до поздней ночи, мог улыбнуться и сказать: наверное, час безделья перед рассветом это непозволительно много.

Тут он вспомнил конец того разговора с мясником.

«Эх, господин мой, иногда мне кажется, будто жить вам не хочется. Вот идёте вы, идёте, а потом как замрёте, так мне хоть за сердце хвататься. Когда вы не улыбаетесь, сразу всё видно становится. Да я ведь и сам такой был, пока вы меня от бутылки не отвели».

Как оказалось, толстый Барт умел не только разделывать телят.

«Нехорошо так, господин. Вы только посмотрите вокруг да поймите: всем ведь, всем жить хочется».

Тогда Роберт долго смотрел на широкое одутловатое лицо с рыжей щетиной и ощутил, как скрутило внутренности.

До одури глупо, до одури очевидно. Топая по полу, пачкая грязными от чернил руками страницы книг, пиная ногой масляную лампу — познавая и испытывая мир вокруг себя — он тоже жил. Как мясник, как Нелли, катающаяся с Питером на его гнедой кобылке, как оглушённый телёнок, которому вот-вот перережут горло, как усыплённая курица, над которой занесли топор.

На восьмое утро Роберт, едва поднявшись, снова рухнул на кровать и низко склонил голову.

Внезапно ему стало безразлично, что общество жениха для Нелли предпочтительнее. Выйдя на улицу поутру, он попросил знакомого мальчишку-почтальона доставить к Металликам весточку, что ждёт Её Высочество вечером в пять. Когда Роберт увидел корзинку горячих пирожков, которые она, конечно, напекла сама (любопытно, как она делала это в особняке Металликов), то зашёлся тихим смехом.

Нелл так давно не пекла пирожки!

Он поблагодарил, предоставив ей самой раскладывать пирожки по блюдцам и заварить чай.

— Я хочу найти… его.

— Хочешь? — спросила она. Роберт только сейчас понял, чем заменил дежурное «должен». — Но ты сам от него отказался.

— Не просто отказался. Понимаешь ли, Высшие всегда понимают людские желания прямо. А ведь призрак — он всегда мёртв. Таким я и пожелал ему оставаться.

Нелли смотрела на него долго, со скорбью, затем подошла и обняла со спины. Роберт подумал, как глуп он был, ревнуя её к Питеру.

— Но где ты его найдёшь?

Он наблюдал за её руками, что снимают с крючка рукавицу и ловко подхватывают чайник, наблюдал, как кипяток добирается до краёв чашки и пузырится. Он наблюдал за тем, как Нелли касается его кончиками пальцев с вопросом, не случилось ли чего страшного.

И вдруг уверился, что всё получится.

— Хотя бы просто позову.

Нелли звонко рассмеялась.

— Вот так просто?

Роберт смутился. Со стороны он выглядел сущим глупцом: тревожить её, чтобы спустя пять минут предложить пустячное решение. Но Нелли не стала спрашивать его об этом. Роберт не додумался бы, не приди она с пирожками, не завари она чай и не спроси «что случилось».

— Давай прогуляемся по улице и позовём вместе, — донеслось будто издалека.

Он поднял глаза, вдруг поняв беспокойство Джозефа о дочери хорошо, как никогда раньше.

Ясным небом и неожиданным теплом день предвещал весну. Они обходили улицы, где Роберт чаще всего гулял с призраком, заходили во дворы, но среди редких облачков не могли разглядеть призрака. Оставался рынок — место, где Бириэнн испытывал такой восторг перед безделушками, что переставал бояться людей.

— Бири! — кричала Нелли, но быстро поняла, что жужжание покупателей, торговцев и скрипящих телег легко её затмит.

Совершенная нелепица — ходить по улицам и кликать призрачное дитя. Пусть и смышлёное не по годам. В конце концов, его послал Диаболис, он может и привести обратно. Слух у Диаболиса нечеловеческий, долго ждать не придётся. А если так, не всё ли равно, решила Нелли. Она опять крикнула и опять засмеялась, а её опять заглушил кипящий от непрекращающегося движения рынок. Но ей было весело, и Роберту тоже. Наверное, из-за солнца.

Верно, это было солнце. Солнце в его душе.

— Вот он, ваш ребёнок, — раздался женский голос.

Роберт с Нелли ещё долго оглядывались, пытаясь понять, откуда он доносится. Ход то и дело преграждали повозки с ящиками.

Наконец Нелли увидела, как дама с узлом светлых волос приветливо машет им рукой. Она стояла под козырьком какого-то павильона, скрываясь от солнца и толпы. Роберт указал ей на свободное пространство за концом ряда, между сложенными друг на друга пустыми ящиками, она кивнула и пошла туда.

— Здравствуйте. Вы знаете что-то о ребёнке, которого мы ищем? Дело в том, что ребёнок этот… не совсем обычный.

Женщина долго оглядывала Роберта и наконец представилась:

— Делиан, — и присела в реверансе.

— Роберт, — сказал он и посмотрел на Нелли.

— Ваше Высочество, — сказала Делиан и снова присела. — Мне известно, кого вы ищете. Ребёнок и впрямь необычный. Моя госпожа увидела призрака неподалёку и велела привести к хозяевам.

Роберт скривился.

— Слишком часто мне попадаются всезнающие личности.

— О! Понимаю вас, как никто другой. А ребёнок — вот он, — Делиан развернулась и сделала рукой призывной жест. Из-за угла вылетел по-прежнему упитанный, по-прежнему весёлый мальчик.

— Как вы поймали призрака? — изумилась Нелли, наблюдая за дугой его полёта.

Делиан ухмыльнулась.

— Достаточно просто его не бояться, говорить с ним, ласкаться. Моя госпожа знала, что его ищут и велела мне дождаться господина Роберта Беллами… то есть вас. Как мальчик нашёл у вас пристанище? — спросила Делиан.

— Знаете ли, — начал Роберт, не глядя на неё, — я и сам не в состоянии объяснить. Мне тоже дал поручение один господин, и всё это время я думал, будто его выполняю… но, будь этот господин проклят, я начал привязываться. Бири, — Роберт обратился к неразумному существу. Которое, конечно, простит — или простило заранее. А может, не столь важно было его прощение, если виноватый не мог простить самого себя. — Не знаю, поймёшь ли ты... У меня есть десятки неродных детей; они приходят за советом, просят поддержки, вместе мы распиваем у камина чай, а потом они уходят. Они не видят меня в одиночестве. Немногие знают, как я могу замереть посреди своей же речи; немногие сажают меня на стул, как немощного старика. Я помогаю другим, но боюсь, как бы другие не начали помогать мне. А ты начал. Ты… помог именно тем, что ты слишком беззащитен, слишком нуждаешься в ком-то взрослом. Может, до тех пор, пока ты не появился, я и сам-то толком не вырос?.. — Роберт протянул руки. Одни Высшие знали, почему они в тот момент не дрогнули. — Будем гулять. Ходить туда, где тебе будет интересно. Может, тебе удастся вырасти, начать бегать по дворам с друзьями, поступить в Академию, завести подружку. Я очень хочу, чтобы ты жил. Даже вопреки моей слабости.

— Удивительный ребёнок, — послышалось словно издалека, трепетно и нежно.

Роберт посмотрел на Делиан и улыбнулся:

— Вы не боитесь? Удивительно — все боятся, даже мужчины.

Шумя юбками, она подошла к нему вплотную.

— И что же теперь? — спросила Делиан, глядя перед собой задумчиво. — Высшие даруют милость и воскресят?

Роберт пожал плечами.

— Забавно. Наше прошлое — всегда детство. Всегда хочется сравнить именно с ушедшим: давно позади, необратимое, как бы мы ни пытались его вернуть. А на самом деле… на самом деле дети — лучшее олицетворение будущего. Ведь пока есть дети, есть надежда на продолжение жизни. — Делиан проводила взглядом мальчика, что качался в воздухе, рассматривая рыночные павильоны сверху. — Будущее, которое может не наступить.

Роберт обернулся, чувствуя от её слов смерч, пыльную бурю, едва осевшую в нём вчера, а сегодня вновь пробудившуюся.

— Отчего же?

Делиан медленно прикрыла веки.

— Прощу прощения. Каждый судит по себе.

Роберт смотрел на неё долго, пытаясь прочесть на её лице ответ, пока не понял — перед ним мать без детей. Словно в подтверждение она заговорила:

— Дочка погибла. Вот и смотрю я на ребёнка, на призрака, который не жив, но и не мёртв, и не верю.

— Это дело везения. Предугадать невозможно. А ваша госпожа… кажется, только что у меня возникла насчёт неё одна теория. Не знакома ли она, случаем, со слугой Высших?

— Со слугой Высших знакома и я, — ответила Делиан. — Он любит общество смертных… материал для издёвок.

Роберту это показалось таким метким, близким, столько раз пережитым, что смех вырвался сам собой. Делиан недоумённо заморгала, а он продолжал хохотать, опираясь о какую-то деревянную балку.

— Забавно! Так значит, не один я подозреваю Диаболиса во всех грехах?..

— Он не более чем орудие Высших.

— Созданное для усмирения рабов, — добавил Роберт. — Если люди — это рабы, то Диаболис будет плетью в руках их хозяина.

— Но люди склонны ненавидеть плеть, а не хозяев, которые её на нас опускают.

— Он обещал воскресить ребёнка. Конечно, дельце это не без подвоха: за одним его планом стоит ещё десяток. Однако врать откровенно он бы не стал. Полагаю, он считает это ниже своего достоинства.

— Я ему не верю, — отрезала Делиан.

— Почему же?

— Опять сужу по себе.

— Зря. Если вы будете равнять сотни людей на себя, это может привести ваши рассуждения к неверным выводам.

— Судить по себе закономерно. Люди — существа довольно однообразные. Мотивы, реакции, чувства и болевые точки схожи у всех людей без серьёзных умственных отклонений. У каждого! Различны лишь пропорции черт характера — впрочем, и на них влияют обстоятельства. В глубине души, без шелухи жизненных условий, люди почти неотличимы друг от друга. Даже разные. Самые разные.

Роберт не успел полностью осмыслить тяжёлую многослойную тираду, но, вычленив одну её часть, поспешил отпарировать:

— И чего же, исходя из обстоятельств, мотивов и прочего, хочется вам?

Миниатюрная женщина расправила плечи, чуть приподняла маленькую головку с лицом несомненно умной личности, чтобы с лёгкой улыбкой изречь:

— Убивать.

— О, этого иногда хочется всем — поверьте, вы не одиноки.

Делиан равнодушно пожала плечами.

— Кстати, куда ушла Её Высочество?

— Не удивлюсь, если ей наскучили наши разговоры. Может, её кто-то позвал?

Делиан стояла спиной к Роберту, глядя сквозь рынок, стену его шума и зловонный дух — на небо с редкими мазками перистых облаков. Роберт поравнялся с ней.

— Быть может, вы правы. И нам уже поздно.

Сказав это, он увидел, что в глазах Делиан стояли слёзы. Бириэнн всё ещё летал над их макушками. Вдруг она потянула к нему руки с неясным, болезненным воплем.

— Обними её, — сказал Роберт, и ребёнок понял.

Свет полуденного солнца белыми пятнами отпечатывался на едином силуэте — матери без дитя и дитя без матери.

— Хочется верить, что Бири будет жить.

Делиан оторвалась от дитя, и то, обратившись в призрака, медленно поплыло вверх. Утерев слёзы, она сказала:

— Не верьте Высшим. Особенно если они уделяют вам пристальное внимание.

***

Белое платье едва показалось среди бирюзовых елей парка, а Руэлло сразу узнал юродивую певицу. О ней говорили братья, о ней говорили на улицах, в клубах, среди певцов и музыкантов. Рассказывали, как она шагает по переулкам и останавливает своим голосом жизнь — на краткое мгновение наслаждения. Бездомная, бесхозная, неприкаянная и совсем немного сумасшедшая.

Они стояли возле фонтана втроём — встреча в сопровождении братьев ещё никогда не бывала скучной. Лионетт щебетал сзади о «милом Птенчике», Ритиан шутливо предупреждал, чтобы не очаровывался гостьей сразу же. Но одна мысль, что мечта консерватории, театров и опер сама оказалась под его крылом, пробудила симпатию заранее.

Руэлло смотрел на безукоризненную королевскую осанку и не хотел верить, что Идриана Юродивая родом из трущоб. В коротких шажках сквозила робость, но робость кокетливая — так ходят истинные женщины. С такой же кокетливой робостью они обвивают мужчину цепями своей власти. Она изображала приветливое подобие улыбки и чуть приподняла руку, чтобы помахать, но в последний момент не стала. Казалось, и это она сделала умышленно. Каждый не доведённый до конца жест, противоречие внешней небрежности простолюдинки и внутреннего царского стержня — и, наконец, очаровательная хрупкость фарфоровой статуэтки — заставили Руэлло сказать:

— Вам нельзя верить.

Пожалуй, самое необычное начало знакомства. Стоящие за спиной братья заахали.

— Так говорят люди, сами не заслуживающие доверия, — мило парировала девица, затем улыбнулась и присела в реверансе. — Здравствуйте, господин Миллит. Меня зовут Идриана. Фамилии нет, мой дар — это лишь пение.

— Люди говорят, ваше пение стоит любого другого дара, — Руэлло взял её крохотную ладонь и опустил на тыльную сторону поцелуй. Но внезапно он выпрямился и, скривив губы в недоброй ухмылке, спросил: — А ещё говорят, что вы чудесница. Что вы можете не есть и не пить и сами Высшие питают вас своей мощью. Почему же ваш выбор пал на меня?

Идриана оценила умение задавать простые вопросы в такой момент, когда они кажутся наисложнейшими.

— Не на вас, а на ваши смелые взгляды. На свободу от предрассудков и снобизма.

— Как дивно вам удалось удовлетворить моё самолюбие — я чуть было не поверил, — с иронией сказал Руэлло.

— Когда же вам удастся мне поверить?

— Когда разделю с вами трапезу и не умру от яда.

— Тогда, полагаю, нам стоит её разделить?

— Верно. Я уже заказал место в одном прелестном ресторане.

Лио подошёл к ней и шепнул:

— Не отказывайся, ради Высших. Мы ведь тоже хотим поесть.

— Ради вас, мальчики, что угодно.

Вчетвером они сели в экипаж. Каждый пытался разговорить их очаровательную гостью.

«Ах, мой проницательный господин, — думала Идриана, изредка поглядывая на Руэлло. — Вы даже не осознаёте, насколько правы. Все ужимки, заигрывания — уж верно, этому никак нельзя верить. Я отвратительная актриса, потому что своего уныния скрыть не могу. Полгода я жила мыслью о знакомстве с вами, но мне всё ещё грустно».

Она сидела у окна с видом таинственной скорби, белая и прозрачная, словно призрак. Спустя некоторое время Лио так её и назвал.

«Деловая встреча в отнюдь не деловой обстановке. Будем пить красное вино семидесятилетней выдержки, кушать речных крабов и делать вид, что наконец-то друг другу поверили».

Ресторан располагался возле реки, выходя окнами на живописный вид бирюзовых вод и крыш домов. Интерьер сиял белизной колонн и лепнины, оттеняясь глубоким бордовым цветом портьер и обивкой стульев. Роскошь заявляла прямо: здесь трапезничают сливки общества. Круглый стол в дивной нише возле окна — от солнечного света впору было жмуриться.

— Интересно только, — сказала Идриана, принимаясь за еду, — когда я успею подсыпать вам яд?

— Когда принесут вино — приступайте, — ответил Руэлло. — К тому же, вы ведь можете обходиться без еды. Будет полно времени.

— Нужно отвлечь вас так, чтобы вы не смотрели по сторонам… на бокал с вином — тем более.

— Яд будет в порошке или в жидкости? — деловито осведомлялся он.

— Каким бы он ни был, обещаю, умрёте вы безболезненно.

Ритиан и Лио наблюдали за обоими с умилением. Лио выпалил:

— Мы уже полчаса ждём, когда Идри исполнит задуманное, а дело всё никак не сдвинется с места.

Руэлло вскинул брови и развёл руками.

— Видите, госпожа, какие у меня подопечные? Клянусь, они залезли мне на голову и вытворяют, что им вздумается.

— Вот про последнее нам и хотелось поговорить, — вкрадчиво начал Ритиан. — Наше нахальство выросло до таких пределов, что мы вспомнили о нашем «горячо любимом» журнале «Заря» с его милым редактором.

К Руэлло вмиг вернулась серьёзность.

— Я давно избавился от сомнений, что вы оба сумасшедшие. Но это странно даже для безумцев.

— Вот именно, — начал Лио, с заговорщицким потирая ладони, — мы хотим вернуть долг человеку, который… прославил нас.

Руэлло тяжело вздохнул.

— И прославиться снова? Так же, как семь лет назад?

Братья оценили намёк, понятный только им троим, и кивнули.

— Нам понадобилось семь лет на то, чтобы смириться с собственным даром, — сказал Ритиан. — Ведь что это было, как не акт трусости — стесняться собственной крови? Как будто мы первые.

Идриана, всё это время внимательно слушавшая, вдруг вскочила из-за стола:

— Прошу прощения, но сегодня я тоже привела с собой одну даму — мою компаньонку. Только что она прошла в дверь.

Руэлло словно приуныл от известия, что любезничать с одной дамой ему помешает другая. Как вдруг допустил мысль, что вторая тоже может оказаться мила — а милых женщин много не бывает — и кивнул.

Идриана, подобрав подол платья, спустилась из уютной ниши по ступеням, укрытым ковровой дорожкой. По залу то и дело проносилось позвякивание столовых приборов и шёпот официантов. Подняв глаза, она поняла, что Делиан идёт отнюдь не к их столику. Вернее сказать, шла она вовсе не к столикам, а к двери, ведущей на кухню. Идриана пошла за ней. Путь преграждали официанты, не замечавшие невеличку из-за подносов, затем почтенная дама, решившая встать именно сейчас и загородить необъятным кринолином проход. Стоило Идриане распахнуть вожделенную дверь, Делиан уже стояла напротив.

— Госпожа!

— Что случилось?

Женщина опустила голову в жесте смущения.

— Там неподалёку... дамская комната.

— О-о… — вырвалось у Идрианы смущённо. — Пошли, я хотела бы, чтобы ты узнала их получше. Как прошла встреча с господином Беллами?

— Помирился со своим маленьким подопечным, — ответила Делиан и взглянула на госпожу с хитрецой. — А Корнелия не пробыла с нами долго — как потом выяснилось, её позвала какая-то знакомая.

— Фира Левит, — ответила Идриана. — Товарищ по набору. Даниэль, её отец, вернулся от Высших. Она хотела крепкую семью, но иногда не помогает даже чудо.

На столе к их приходу уже стояло вино и бокалы.

— Можно что-нибудь подсыпать, — словно невзначай обронил Руэлло, не глядя на Идриану.

— В вино теперь будет слишком предсказуемо. Быть может, в еду? — предложил Лио.

— О чём вы, — тихо поинтересовалась Делиан, — яд?

— Он самый. — Руэлло внимательно изучал Делиан, испытывая некоторое разочарование: перед ним сидела женщина с гордой осанкой и проницательным взглядом, пусть и прелестная в молодости, но увядающая сейчас, разменивая шестой десяток. Как и он сам. — Заранее прошу прощения за бестактность, но… компаньонки бывают у дам преклонных лет. Вас двоих можно перепутать.

— Я не совсем обычная компаньонка, — увернулась Делиан. — Как думаете, может ли у такой, как Идриана, быть что-нибудь обычное?

— И то верно, — усмехнулся Руэлло, наливая себе вина. — Осмелюсь предложить…

Делиан кивнула. Красная струя хлынула в прозрачные стенки. Она зажала ножку бокала двумя пальцами и поднесла к губам.

— Она так и не ответила мне на вопрос, почему её выбор пал на меня, — Руэлло поднял на Идриану глаза. — Вернее, ответила, но не заставила меня в него поверить. Быть может, она думает, что у меня есть власть среди людей?

— Власть… — тихо сказала Делиан, едва пригубив вино, пока тот, упиваясь хорошеньким личиком Идрианы, осушил весь бокал. — Ходят слухи о вашем сказочном богатстве. Не зря вы занялись меценатством.

— Если мне и суждено чем-либо владеть, пусть то будет искусство. В умелых руках оно тоже может стать средством управления, — сказал Руэлло и рассмеялся.

— Предпочитаете действовать из-за ширмы?

— Я просто люблю красоту.

Отвечал одной, а смотрел на другую. Идриана с интересом слушала обоих, и в этом внимательном молчании казалась ещё прелестнее. Руэлло разрывался между желанием услышать её голос и продлить мгновение созерцания.

— Разве я могу запретить себе любоваться прекрасным? Тут я слаб, — Руэлло сделал глоток, — ничтожно слаб.

Делиан любезно подлила ему ещё.

— Мне кажется, или только что вы нашли воплощение Красоты? Нашей милой дамой любуются все. Её пение ранит не хуже ножа, однако боль это сладкая. В одном вы с ней схожи — любите изящество.

— Я надеюсь, это окажется не единственным, что нас роднит.

— Разумеется, — Идриана подняла бокал, но, как и компаньонка, лишь пригубила.

Официант подхватил вторую бутылку и опустил на стол. Руэлло кивнул. Солнечная погода, старое вино, прекрасные дамы — иначе говоря, день выдался прелестным. И каждая из дам была прекрасна по-своему: он оценил даже пытливый ум Делиан.

— Каким образом может действовать искусство в политической власти? — вернувшись к теме, спросила Делиан.

Руэлло подался вперёд. Три бокала вина — немного, но достаточно, чтобы пуститься в философию.

— Стихи и проза, плакаты и картины — имеют тему. Люди проходят мимо, кто-то засматривается, кто-то просто скользнёт взглядом — но это неважно, ведь если какая-то тема будет преследовать постоянно, память не упустит. И люди начнут думать.

— О чём, например?

Он рассмеялся.

— О разном, моя дорогая. О разном. Но это лишь теория, — тут же оговорился он. Выпитое всё-таки развязало язык. — Теория, которой можно только забавляться в умных беседах. Лично мне ещё не приходило в голову воплощать её в жизнь — да и как?

Собеседница не пила вино. Не осушила полностью даже первый бокал. Всё сложнее ей давалось скрывать диковатый прищур.

— То есть, вы не хотели бы сделать мир лучше?

— Почему же? Хотел и хочу. Вы меня подстрекаете?

Идриана вдруг заёрзала на стуле.

— Вечереет…

— Я мешаю вам ворковать? — Делиан повела плечом.

Руэлло расплылся в довольной улыбке: какое блаженство доставляло внимание сразу двух дам. Не лицемерный светский приём с манерными леди и не публичный дом — здесь женщины в кои-то веки интересовались им, а не его деньгами.

— Право, Делиан, вы недурственны. Будь вы моложе хотя бы полтора десятка лет…

Она рассмеялась.

— Вы думаете совсем не о том, господин.

— О чём же мне думать? С вами нескучно, а мне интересны люди думающие, ищущие… Нравится задавать им вопросы и выслушивать их мнение. При должном рассмотрении каждое мнение имеет право на жизнь. Объединять разных людей с разными мнениями — разве не прекрасно?

— Объединять?

— Именно! Хочется быть творцом чего-либо, но в искусстве я бездарен. Так создам же союзы и выгодные сделки! Я опекун по натуре… Никогда не мог при виде беспомощно барахтающихся птенцов не отнести их в своё гнездо. Некоторые сопротивляются, предпочитая самостоятельное восхождение — что ж, это тоже достойно уважения. Но те, кто остаются, плохо обо мне не вспоминают.

Братья улыбались не без смущения.

— Бывают, конечно, и третьи… — вдруг продолжил он, сощурившись. — Оперившиеся в достаточной мере, чтобы заявлять о себе… как о самостоятельной взрослой птице и идти наперекор.

Делиан расплылась в победоносной улыбке.

— Вот только Уильям Металлик имел на это все основания.

Глаза Руэлло сверкнули. Протрезвев в одночасье, он медленно поставил бокал с вином на стол и подался к Делиан.

— Кажется, вы знаете слишком много.

Делиан вздёрнула бровь.

— Её Величество Амелия приказала заключить вас в тюрьму на шесть лет. Нарушение запрета на кражу женщин… — Идриана тронула её за руку, но Делиан одёрнула. — Линетты Арфиалис. Поистине счастливая девушка: вы подкупили стражей порядка, о причине её исчезновения могли бы не узнать, если бы не связи с пресловутым Металликом или… Джозефом Колдом. Припоминаете ту унизительную историю? — хищно улыбнулась Делиан. — Когда вы взяли девушку под своё крыло, хотя недавно на это был наложен запрет, и королева разобралась с влиятельным господином Тенуэлем Мелизиумом… таковы, кажется, ваши истинные имя и фамилия?

— Что? — Ритиан разинул рот.

— Ещё я знаю, — продолжала Делиан, — что Джозеф Колд сейчас в Дали. Узнай он, услышь от кого-либо, что его недруг почему-то не гниёт в могиле второй десяток лет, он найдёт вас и разорвёт на куски. Уилл ненавидел себя за то, что был вынужден обращаться к вам за помощью, винил себя за Джозефа, за то, что предал старого друга…

— Делиан! — Идриана сжала её крепче, и несколько попыток вырваться уже не смогли освободить строптивую «компаньонку».

— Раз уж мы затронули такие деликатные темы, — начал Руэлло голосом, в котором почти не угадывался хмель, — не могли бы мы поговорить о них наедине?

Он медленно встал и жестом язвительной нарочитой вежливости указал на выход из ниши. Делиан одобрила его решение и направилась к двустворчатым дверям, ведущим на кухню. За прежнее своё посещении кухни Делиан увидела, что ей предшествует маленький коридор. Они встали друг напротив друга в узком пространстве.

— Итак, — проскрежетал Руэлло, — Уилл наверняка щедр с вами, но, ручаюсь…

Она улыбалась.

— Мои интересы не в деньгах.

— Врать нехорошо, моя прелесть. — Кулаки дрожали, а на лбу выступили капли — липкий пот липкого страха. — Если вам не нужны деньги, вы по меньшей мере призрак. Однако нет, — он дотронулся до её руки, — я ощущаю плоть! Это он, признайтесь же. Предатель. Уилл, о, я взрастил его! Помогал ему подняться с колен, ему, неопытному юнцу, который слишком много на себя взвалил. Устроил на работу сотни безработных людей после восстания, поставлял еду, чтобы народ не голодал, проклиная его имя. И какова благодарность? Он подсылает мне вас!

— Но я не человек Уильяма.

— Чей же тогда?

— Я — сама себе командир и исполнитель.

— Тогда каковы ваши намерения относительно меня?

Время словно застыло. Руэлло подумал о своей трости, что обращалась в крупную чёрную змею… Он шумно вдохнул — как могло показаться с виду. Но он был змееуст, а произносить призывы нужно незаметно.

Так же незаметно, как вытаскивать из корсажа обёрнутый в тряпку нож.

Делиан ходила вовсе не в дамскую комнату — прямиком на кухню.

Женские пальцы согрела хлынувшая кровь.

Делиан вонзила нож в его грудь раз, и два, и три, и дико, торжествующе рассмеялась.

— И за прошлые грехи, и за будущие, — почти напевала она. — Высшие, что же я творю?.. Скоро очнусь и начну считать себя чудовищем. А потом вспомню, что могло бы статься, дрогни моя рука. И снова успокоюсь. Или нет… — Делиан упала вместе с Руэлло на холодный пол коридора и стала гладить его по волосам, безупречно чёрным. — И всё-таки простите меня, Тенуэль. Я ведь не чудовище.

— Нет, чудовище, — донеслось звонкое и осуждающее. В проёме стояла Идриана.

Делиан обернулась и привстала.

— Ха-ха-ха, вот и моя милосердная госпожа. Что же теперь? Спасёте ему жизнь?

Идриана подбежала к телу Руэлло и тотчас прижала ладони к ране.

— Не надо смотреть на меня так. Вы знаете, на что способна мать! — разъярённая до красноты, рявкнула Делиан.

— Безумная мать, — ответила Идриана, не глядя на неё. — В глазах у которой пелена.

— Передам привет Рейвене, которая после смерти сына отправилась убивать его отца, думая, что он виновен. Думаю, пелена в наших глазах стояла одинаковая.

Идриана надавила на рану сильнее, не позволяя себе отрываться. Нужно было думать только о Руэлло. О нужном ей развитии событий: она спасёт его и заслужит доверие.

А затем и расположение, симпатию, любовь…

«Какой дурной слух, Тоби, это всё проклятые недруги. Это же неправда, да, Тоби? Тоби!»

Она стиснула зубы. Делиан оказалась не слишком меткой — слава Высшим. Ещё на один миллиметр ближе к аорте, и Руэлло был бы мёртв. Но он не должен, не должен умирать…

И Каррин не должен был умирать.

— Господин Миллит, — зашептала Идриана, убирая прядки с его лба. — Господин Миллит, всё хорошо. Мне осталось совсем немного, и раны как не бывало. Дели, Дели, что же ты делаешь, Дели?..

Зачем напомнила? Зачем вскрыла гной? То, что запретили делать Высшие — обращаться к прошлому. Руки Идрианы на миг ослабели. Глаза снова, как сто пятьдесят лет назад при словах «Каррина убили, Рейв», застлала влага.

Руэлло захрипел. Убедившись, что затянула все ранения и остановила кровь, Идриана встала и обернулась на возгласы Лио и Ритиана. Они кинулись следом за ней. Зря — попались.

Делиан вытащила лезвие поменьше. Прижавшиеся к стенке братья задрали головы. Нервно переглядываясь, они тихо что-то бормотали. Два выкраденных из кухни ножа у шей, шевелящихся бугров кадыка.

— Вас тоже следовало бы убить, — сказала Делиан.

— За что? — шептал Лио, бегая глазами.

— За будущее.

— Какое будущее? — подал голос Ритиан. — То, что ещё не случилось? Если мы совершим какую-то ошибку, просто… объясните. Мы не допустим…

— Догадливый мальчик, — сладко улыбнулась Делиан. — Понял мой намёк… Пэннет просил вас о сказке? Второй? Вы рассказали её преждевременно? Зря. Не стоило. Нужно было ограничиться только одной сказкой, первой. Она безобидна, в отличие от второй.

— Причём тут сказки Ритиана? Вы сумасшедшая, — бормотал Лио. — И Пэннет тоже сумасшедший!

— Насчёт Пэннет вы правы. Вы люди искусства, а искусство в недобрых руках — хуже всякого ножа. Я не верю, что вы сможете пойти против судьбы, и всё-таки… — она медленно отвела острия, — будьте осторожны. Держитесь от Пэннета подальше. Не верьте ему. Ни одному его слову. Он убьёт вас. И я могла бы сейчас убить... Но у меня дрожит рука.

— Делиан! — прокричала Идриана.

Внезапно отпрянув, та убрала ножи и выпорхнула из коридора в обратно в зал ресторана. Убежала, стало быть. Идриана посмотрела на дверь и решила — пусть. Слуга Высших обязана позаботиться об обеих сторонах конфликта. Руэлло не должен поймать и вычислить Делиан, а она, в свою очередь, не должна встречаться с ним снова. Сводить их было большой ошибкой. Идриана предполагала такой исход, но всегда уповала на свободу воли.

— Кто она? — хором прогремели братья. — Что она знает? И что с Руэлло?

Вопросы летели, будто брошенные камни. Сердце трепетало, а следом трепетали и руки, и губы, и ресницы — с капельками влаги. Какой же никчемный план, как легко оказалось провалиться… Диаболис провернул бы всё не в пример лучше. Его нерушимой мощью был ум. Он сумел бы контролировать Делиан и предугадать её действия.

— Всё, что она сказала про Руэлло, правда. Но он по-прежнему ваш наставник... способный на бескорыстную любовь. Поговорите с ним и постарайтесь простить.

— Ты объяснишь нам по существу или нет? — взвился Лионетт. — Почему ты её защищаешь?

— Она мстит Тэнуэлю. Но имя вашего наставника теперь другое, — сказала Идриана. — Обещаю, вы больше никогда её не увидите. Она не тронула вас и не тронет впредь.

— И что же нам теперь делать? — Лио развёл руками. — Нужно поймать её и отправить в сумасшедший дом. Она ненормальная. Она опасна!

Идриана распахнула дверь, чтобы через несколько секунд увидеть последствия очередной ошибки.

Сидевшие на стульях посетители поднялись с мест, что-то выкрикивая. Музыканты на далёкой сцене бросили инструменты и сорвались бежать за кулисы. Перепугавшись, юный официант не удержал поднос и стал поправлять его дрожащей рукой, но всё равно уронил. Бутылка вина с треском разбилась об пол, из фарфорового сливочника пролился красноватый соус. Он не обратил на это внимание, пятясь с дикими глазами.

За стеной из людей Идриана мельком увидела незнакомого человека, чья голова лежала на столе с пропитавшей скатерть красной лужей.

— Горло! Она перерезала ему горло!

— Ловите её!

— Она здесь!

— Это ограбление? Что происходит?

— Да сделайте что-нибудь! Позовите врачей, охрану!

Вокруг со страхом и паникой носились посетители; женщины кричали, подталкивая тех, кто уже нёсся к выходу.

Идриана вздрогнула. На Руэлло и братьях Десенкаре ничего не закончилось. Из пореза на горле несчастного хлестала кровь. Идриана подбежала к нему и поднесла руку.

Руэлло она исцеляла около тридцати секунд, на горло уйдёт столько же… сколько успеет злосчастная компаньонка за такое время?

— Остановите её! — крикнула Идриана. — Кто-нибудь, немедленно!

Несколько мужчин пытались окружить женщину с узлом светлых волос и двумя окровавленными ножами в руках. Один — очевидно, Виттериум — выпустил лиану из ближайшего цветка. Растения скользнули петлёй к рукам преступницы и обвились вокруг запястий.

— Держи за талию или ноги, — крикнул мужчина юноше — стало быть, сыну. Тот кивнул и выпустил ещё одну лиану. Но вторая уже опоздала. Вдруг Делиан уменьшилась в росте. Окольцованные стеблями запястья стали тоньше. Волосы потемнели и распустились, строгое платье сменилось на тунику нищенки. Только что женщина пятидесяти лет обратилась в восьмилетнюю девочку.

— Это… ракшас, — сказал кто-то.

— Точно, ракшас!

— Господин Виттериум, передавайте вашему старшему брату, что он пошёл по кривой дорожке. Нынешняя власть вряд ли это простит, — сказала преобразившаяся Делиан. Девичий голос, но не девичьи угрозы. — Не заставляйте старые традиции возрождаться: стоит предать одному — под грозой вымирания будет всё семейство.

На лицах отразилось недоумение. Делиан развернулась, подобрала ножи и побежала в другой конец зала. Ножами удавалось отводить от себя людей, пробивая путь к очередной цели. Кто-то впал в панику, кто-то пытался её поймать. У выхода уже собралась толпа: из ресторана спешно рвались женщины, дети, а кое-где и мужчины.

Едва Идриана исцелила мужчину, как оторвалась и помчалась к подопечной.

— Делиан, я приказываю тебе остановиться!

— А как же хвалёная свобода воли? Вы посягаете на мою!

— Я хочу, чтобы ты одумалась, — сказала Идриана, протискиваясь через толпу. — Сама, без вмешательства Диаболиса.

Последние слова затопил шум.

Делиан подобралась к стоящему в углу круглому столу. Какая жалость: эти мать и ребёнок убежать не успели, лишь сорвались с места. Подскочив, преступница вырвала десятилетнего мальчика зверской хваткой. Мать, белая от ужаса, умоляла оставить его, обещала выполнить любую просьбу…

— Не просьба. Клятва, — отчеканила Делиан. — Поклянитесь жизнью вашего сына, что вы отказываетесь поддерживать идею переворота. Скажите, что признаёте любое решение регентов и с этого дня забудете о том, чтобы лезть в верхи через своего мужа. Тогда ваш мальчик будет жить.

Дама с пышным пером на шляпе, утратившая последние остатки достоинства, закивала. Делиан не успела выпустить мальчика — кто-то ударил в спину, запустив тяжёлым предметом. Она согнулась пополам и рухнула прямо на ковровую дорожку. Несколько мужчин окружили преступницу. Один из дома Виттериумов снова подступил с лианой, но Делиан хватило сил откатиться в сторону и ускользнуть.

— Вы всё равно меня упустите, — прошептала она и хищно заулыбалась.

— В этот раз постараюсь не сплоховать.

Руэлло. Делиан узнала его голос, расшитый золотой нитью бордовый жилет, крепкие руки. Узнала трость, что стукнула два раза и обратилась в гибкое пресмыкающееся. Не успела Делиан приподняться, как змеиные челюсти сомкнулись на запястье. Она закричала, на глазах выступили слёзы.

— Вс-сё равно… не возьм-мёте…

Стоило Руэлло поднять голову, как он и остальные мужчины застыли. Женщина, которой вернули мальчика, вдруг прекратила рыдать. Каждый, стоящий в ресторане, разом окаменел. Даже змея, не обратившаяся в трость до конца.

Одна Делиан продолжала постанывать на полу от боли, держась за укушенную руку.

Вряд ли она слышала, что остановке времени предшествовал хлопок бледных рук. Мягкие шаги приближались к виновнице суматохи.

Продиравшаяся сквозь толпу Идриана тоже застыла — но от не чар Высших, а от предчувствия. Она смотрела, как Диаболис разглядывает перекошенные лица и вздёрнутые руки.

— Что за страх, что за паника… врачи и поставщики нюхательных солей получат немалую прибыль на этой неделе, — заключил он. — Дамы ещё долго будут оправляться после такого наглого убийства прямо у них на глазах. Ох, ласточка, — ласково обратился он к лежащей Делиан, — что же ты натворила? Знаешь, что сегодня ты совсем отбилась от рук?

— Этот яд меня н-не убьёт, — процедила она сквозь мучения.

— Меня тоже нельзя убить, но можно уничтожить мою душу. Такое наказание ждёт слуг Высших, которые их подводят. И, поверь, лучше умереть.

— Вы прекрасно осведомлены о моих мотивах.

— Ни один мотив не оправдает тебя перед Высшими.

Диаболис обернулся, услышав третий голос. Идриана смотрела внимательно — смотрела, как дрогнули его пальцы и стал настороженным взгляд.

— Кто вы? — улыбка прорезала лицо против воли. — Я остановил время, исключив только Делиан и себя. Высшие не говорили ни о ком, кто стал бы мне ровней… кто вы?

— Тот, кто стал вам ровней. — Девушка в белом платье подошла ближе, лицо её сохраняло беспристрастность. — Неужели всезнающий слуга не знал про Юродивую певицу?

— Про певицу, а не про комбинатора. Раньше Высшие не допускали к подобным играм новичков. Как же случилось, что Высшие вверили Делиан вам? Если только они не хотят найти повода избавиться от вас обеих.

Её плечи дёрнулись.

«Ох, Тоби, неужели ты всегда был таким?»

— Я уже исцелила двоих раненых. Об остальных последствиях я позабочусь.

Идриана опустилась к Делиан и её обхватила запястье обеими ладонями.

— Я надеялась на неё. Думала, она проявит благоразумие.

— Если так, то благоразумия у вас поровну, — усмехнулся Диаболис. — Одна глупость, помноженная на другую, и смертные уже алкают помощи от Высших. Настоящую.

Идриана поморщилась.

«Да, ты всегда был таким. Твоё нахальство всегда было скрытым. А самомнение — слишком великим даже для того, чтобы себя демонстрировать», — думала Идриана, глядя на него исподлобья.

— Интересно, — начала она, — можете ли вы прочитать мои мысли?

Диаболис склонил голову набок.

— На то вы избраны Высшими, что недоступны для меня.

«Жаль. Ты бы многое узнал».

Стоило ей отойти, как к Делиан вернулся истинный облик — женщины-архивариуса в строгой блузе и тяжёлой юбке, в очках с тонкой металлической оправой, с прежним узлом седеющих тёмных волос. Дочь директора библиотеки, Делиан Найтвел получила отменное образование. Пусть они не отличались родовистостью, образование, как говорил её отец, можно получить в библиотеке. По молодости пишущая стихи, несколько раз Делиан попала в журналы. На этом её литературная карьера и кончилась. Впрочем, хорошая память и острый проницательный ум обеспечили ей должную компетентность, а следом и место архивариуса. Тихо проживая монотонную жизнь среди бумаг и архивной пыли, в один день женщина пожаловалась на сердце уборщице. Прошла секунда, и Делиан облокотилась на стенку, чтобы сползти вниз уже без сознания. Врачи разводили руками и ссылались на возраст, близящийся к преклонному. Ходили слухи, что хирург уже диагностировал смерть, но когда вошёл обратно после скорбного заявления, Делиан снова была с ними. Делиан и ослепительно белый всполох, спешно ускользнувший в окно от посторонних глаз.

Все пребывали в недоумении — и врачи, и сама пациентка. Но жалобы на сердце прекратились, и она снова вышла на работу.

Диаболис подсел и положил ладонь Делиан на лоб, чтобы усыпить.

— Скоро я восстановлю время, — сказал он, подняв безвольное тело на руки. — Советовал бы вам придумать для достопочтенного господина Руэлло и его подопечных объяснение.

— Куда вы отправляетесь? — Идриана шагнула к нему. — Я пойду с вами. Она находится под моей опекой.

Диаболис снова оглядел застывшую в безвременье суматоху.

— Что ж, вы хороший опекун.

Идриана издала невесёлый смешок.

— Не считайте себя безгрешным.

— Понятия греха для меня не существует.

«Тобиас бы не согласился — как человек, однажды погубивший мир. Над обычными людскими грехами вы, мой господин, и вправду возвысились — но вами извечно владел главный. Гордыня».

Бордовые и золотистые краски ресторана сменились на грязно-белую затхлость небольшой комнаты. С одинокой кроватью и тумбой, вешалкой для осенних плащей, книжной полкой, помещённой будто не к месту, плитой-развалюхой и стоптанными тапочками. Жилище одинокой женщины-архивариуса.

Диаболис аккуратно опустил тело на кровать.

— Скоро придёт в себя. — Он посмотрел на Идриану и вздёрнул бровь. — Не знаю, удержите ли вы её снова после того, как познакомили с недругами. Теперь она будет выискивать малейший шанс встретиться снова и отомстить.

— Думаю, с учётом горького опыта она поймёт ошибку сама.

Диаболис скользнул по ней взглядом и отвернулся.

— Как и вы, Идриана.

«Рейвена. Это имя ты бы произнёс с меньшим отвращением».

— Хорошо, вы правы: я не ровня вам, — сказала она, принимая участь проигравшего. — Я была выращена смертной и останусь таковой. Вы считаете себя Божеством — будьте им, но у меня другой путь.

— Путь необдуманных поступков? Это и бесполезно, и плачевно, так свойственно… душе.

— Она делает нас людьми.

Диаболис рассмеялся так, будто слова прозвучали из уст неразумного ребёнка.

— Не давайте советы, которым не следуете сами.

— И какому же совету я не следую?

— Не равнять нас. Можете зваться как угодно, но в вас очень много от смертной. Возможно, так и задумано, не мне судить решения Высших. Но ведь я — не человек. Мой путь отличен от вашего. — Он развернулся, посмотрел на неё со снисхождением и растаял в пространстве.

«Но мы всё ещё люди, — подумала Идриана, провожая глазами остатки силуэта — словно пестревшую в воздухе чёрную пыль. Пыль, которую хранила бережно, как Роберт, как Делиан. — Люди, у которых нет будущего».