Фира давно готовила себя к Ополчению — с детства, с речей матери об умении постоять за себя и близких. Тереза не жалела денег на обучение дочери, будь то конная езда, фехтование или приглашённые на дом учителя — безусловно, рекомендованные и расхваленные. Рассеянная девочка, чистый незамутнённый Воздух, но и огонька не лишена — в восемнадцать её взяли в Ополчение, тогда же она впервые увидела бой. После нападения Тандема Фире присудили отличительный знак «За отвагу».

Фире шёл двадцатый год, и у себя дома это была уборщица с разводами на вымытом полу, кухарка, выпечка у которой подгорала через раз. А ещё она не умела лепить пирожки «косичкой». Училась с тринадцати, но не могла до сих пор.

Сегодня, видя тщетные попытки поддеть тесто ногтями, мать хлопнула рукой по столу и в бешенстве перевернула доску с её пирожками. Что-то осталось на столе, что-то свалилось на пол.

— Подбирай.

— И что мне с ними делать? — спросила Фира. — Они уже испачканные.

— Хоть языком вылизывай.

Фира посмотрела на маму, но, не выдержав острого взгляда, нагнулась. Из некоторых уже вывалились комки картошки. Вздохнув, она и собрала все шарики в ладонь. Не сразу она заметила, что мама ушла из кухни. Теперь в проёме стоял отец. Даниэль не отличался высоким ростом, рубашкам предпочитал не иначе как рубища с кушаками, а на его вьющиеся светлые волосы с завистью засматривались женщины. Он шагнул вперёд, прямо на скрипящую доску в кухонном полу, подошёл к дочери и тяжело вздохнул.

— И тебе досталось? — спросил он. — Она всегда была одержима порядком. Вела все счета в имении… Которое почему-то оставила побочной ветви Левит.

Фира давно устала думать о необъяснимом поступке матери — после ухода Даниэля она отреклась от обязанностей леди и хозяйки одного из крупнейших имений. Взамен она попросила небольшу. земельную долю и переехала жить в скромный дом вместе с дочерью и своим дальним родственником — уже почившим мальчиком. Настоящий подарок для побочной ветви, но не для чудом вернувшегося лорда Левита. Несмотря на репутацию бездомного музыканта, Даниэль был рождён аристократом. Верно, он мог ночевать под козырьками пустых лавок, вместо перины расстилая холст, но знал, что всегда вернётся в особняк с чуткой прислугой и господской вседозволенностью.

За стеной послышались шаги. Мать, верно, услышала и решила ответить:

— И что ты делал все те годы, что мы жили там? Как ты поддерживал достаток? Игрой на дудочке? Или тем, что взвалил на меня все расчёты? — спокойного ответа на это не нашлось, и ему, мягкому нравом, пришлось повышать тон.

Фира в который раз подумала, какая она неудачливая. Родилась в семье, где все друг друга ненавидели, имела плохую успеваемость в Академии, ещё на первом курсе безответно влюбилась в Айтена, весельчака-разгильдяя с даром невидимости. У неё был неказистый нос, непослушные кудри и слишком широкие плечи. Теперь лицо и вовсе перерезал шрам, идущий от ключицы до скулы — за подругу, которая предала. А пару месяцев назад она не сумела спасти троюродного брата…

Сегодня они выходили на операцию, а мама заставила лепить пирожки. Заставила притвориться, что день сегодня обыкновенный?..

Фира развернулась и прошла в свою комнату за рюкзаком. Привычная тяжесть резко оттянула плечи. Лишь у порога, под тяжёлым папиным взглядом, она обронила:

— Пора. Пожалуйста, помиритесь, когда я вернусь.

Лицо Даниэля прорезала горькая улыбка. Он закивал, желая подыграть.

— Будь осторожна. Вернись живой, и тогда мы ради тебя хоть мир перевернём.

— А где мама?.. — Даниэль обернулся, надеясь застать Терезу за спиной. — Не слышит, что ли? — Фира взглянула в маленькое окно в прихожей — тихо накрапывал дождь. Отец вдруг сказал:

— Я могу уйти, тогда она выйдет, — и тотчас исполнил задуманное, растворившись в зале.

Ждать не хотелось. Папа ушёл из прихожей для того, чтобы вышла мама — хуже и быть не могло. Фира резко толкнула дверь и шагнула за порог. Только тогда она услышала зов, увидела встревоженное лицо Терезы, краем глаза — её протянутые руки. Но вспомнила про пирожки, резко захлопнула за собой дверь и помчалась.

В небе набухли тучи. Одному оставалось радоваться — тишине утренних улиц, сонных от мерного постукивания капель по шиферу и тонкому металлу водосточных труб. Фира любила разглядывать брусчатку или камни мостовой после дождя: никакой дорожной пыли, белёсого налёта, делавшего каждый камень серым под стать остальным. В детстве она часто думала, почему заборы не красят во все цвета радуги. Или красят, но редко. Почему она ни разу не видела фиолетовых частоколов? Или жёлтых бордюров? Папа, понимавший её во всём, добавлял, что цвета могут поднимать настроение, особенно поутру… особенно в унылый день, подобный этому.

В детстве Фира ещё не знала, что цвета бессильны, когда унылым кажется не день, а вся жизнь.

Возле дверей штаба — громоздкого здания с двумя свирепыми статуями всадников — поджидали первые собравшиеся. Вот прямая, ещё ни разу не потерявшая уверенность в себе Джессамина, напряжённая Мия, что сидела на ступеньках у дверей, сплетя пальцы, задумчивый Эштор, беспокойная Кристина и угрюмый Ценд. Осталось дождаться ещё четверых.

— Интересно, — вступилась Джессамина, скашивая глаза то на Фиру, то на сестру, — нашу огненную госпожу окрутили достаточно, чтобы убедить выступить против нас? Она мощный маг. Им бы пригодилась.

— Ты опасаешься?.. — робко спросила Фира.

Глаза Джессамины сверкнули тем, что походило на лёд меньше всего. Пламенем.

— Я этого жду. Дай закончить это раз и навсегда, — она осклабилась, и Фира нашла в этом нечто дикое. Джессамина подошла к ней и провела по уродливому пятну, от скулы до ключицы. — Это оставила тебе Лаура.

— Не она, — Фира дёрнулась. — Я прикрыла её сама.

— А потом она ушла, — Джессамина вздёрнула бровь. — Даже ни разу тебя не навестила в больнице. А теперь её уговорят убить тебя при случае. Если она захочет пожалеть тебя, всё равно заставят. У неё не будет выхода.

Фира больше не могла это слушать.

— Откуда ты знаешь, что Лаура вообще появится?

Джессамине удалось сохранить невозмутимость.

— У моего папы на ногах коричневые пятна ожогов. Огромные. Огня он боится, как монстра. Полицейский! — Джессамина издала горький смешок. — Если бы он остался тут и впадал бы в панику от огня свечки — простой идиотской свечки? Он говорит, что не пережил бы.

Фира ссутулилась. Вдруг вспомнилась мама, что отказалась от имения, вспомнились пирожки, перевёрнутая доска, мука на пальцах, комки толчёной картошки. А ещё — разочарованный в жизни, отдавший Высшим душу отец…

— Я знаю, — наконец проблеяла она. — Как никто другой.

— Даниэль Левит, Шестая Душа, — Джессамину осенило. Она обхватила Фиру за плечи и стала трясти: — Что он рассказывал о плене Высших?

— Что видел одно и то же, как Велиор Флейм пронзает мне живот, — Фира не решалась посмотреть ей в глаза. Джессамина уже подсела на корточки, тянула руки, чтобы развернуть лицо и поглотить её робкий взгляд своим. Не льдом. Огнём. Не зря Эрик Скелерейт как-то сказал, что им с Лаурой хорошо было бы поменяться друг с другом дарами. — Я всё понимаю. Если придётся ударить, то я…

— Ударить? — скривилась Джессамина, и Фира поняла, что этого будет недостаточно.

Эштор повернулся к ним, наблюдая за спором с широко распахнутыми глазами.

— Вдохновляешь людей на подвиги? Мы идём вытаскивать Дину. Операция тихая, а ты нужна только как прикрытие.

— Я думаю обо всех нас, — ответила Джессамина. — Она была опасна на нашей стороне, а теперь-то она на чужой!

Наконец-то что-то сломалось. Щёлкнуло, треснуло, и Фира взглянула на неё, как глядит человек, смирившийся с чужой правотой. Несколько шагов навстречу Джессамина расценила как солидарность.

— Вот ты ею и займёшься, — протянул Эштор и отвернулся. Миролюбивый малый, тот случай, когда в Ополчение привела скорее совесть, нежели ненависть.

— Займусь. Все силы отдам. С её, — она взглянула на Фиру, — помощью. Воздух и мороз — ветер подует очень холодный.

Джессамина ещё что-то говорила, резко, твёрдо, с сжатыми кулаками. Но Фира не слушала. Тучи нависали низко — над флажками у крыш особняков, над пиками старинных башен. Она думала о дожде, маме, папе и решила — хорошо бы, когда она вернётся, покрасить частокол возле дома в фиолетовый. Ей вдруг поверилось, что это немного поможет.

***

Ничто не спасало от досаждающего стука колёс и мерного топота копыт. Звуки казались упущенной частью плана, бракованной деталью.

Несмотря на сотворённую Фирой невидимость, экипаж выбирал обходные пути. Встречались ухабистые тропы и провалы из слякоти. Таиться ракшасы могли где угодно. Таиться или добывать еду для голодающих в подземелье. Пару раз им попались разрозненные кучи. Одна группа проходила возле опушки леса с копьями для ловли кабанов и луками для птиц. Другую — поменьше — объехали на расстоянии около сорока метров.

— Делимся на два отряда, — объяснял им Альвион, назначенный командиром. — Прежний лаз в подземный город ракшасы забаррикадировали и вырыли два других, один на северо-западе, другой за озером. Оба входа не займём. Не стоит показывать им, что мы знаем всё. Займём тот вход, что на западе. Колд, Левит, Клайр и Бетт — выступаете первыми. Остаётесь на земле, разбиваете сопротивление и даёте проход нам. Действуете осторожно. Не получается убрать — отвлекайте, уводите подальше от входа. Можете прямо к реке. «Иллюзионисты», то есть Арфиалис, Кестен и Инобэл вместе со мной — дожидаемся очистки местности и идём под землю.

Спустя несколько часов они добрались до предгорья у Сарниксового хребта, багровеющего на облачном небе. Прямо у возвышений раскинулся перелесок. Командир, принявший раствор ясновидения, оглядел местность: каждое дерево, будь то берёза или ясень, валежник или овраг.

— Засады нет, — сказал он наконец. — Может, удача, а может, они приготовили что-то посерьёзнее. Не теряем бдительности.

Лагерь решили разбить в овраге — неподалёку, за двести шагов. Настоящий природный окоп.

Эштор повёл коня к дереву возле оврага и стреножил. Остальные выгружали экипаж и строили палатку. Среди согнутых спин расхаживал Альвион. Зоркие глаза не в первый раз бегали от севера к югу и от запада к востоку, лишь бы засечь малейшую угрозу. Главное — вовремя выследить лучников. На расстоянии они опасны, но, стоит их настигнуть вблизи, как тут же помчатся прочь.

— Один целитель остаётся возле вещей с защитой, — скомандовал он. — Другой идёт с первой группой. Пошли! — подгонял он за собой, выбираясь из оврага. — Кристина, ты с раствором. Идёшь первой, выслеживаешь со всех сторон. Могут устроиться даже на деревьях.

Та кивнула и взобралась на небольшой каменный выступ в овраге. Там она ухватилась за ствол тонкого, растущего наискось деревца и полезла вверх. Спустя минуту сидевшие внизу услышали приглушённое «Чисто!» и отправились следом.

Перед тем, как встать, Джессамина обернулась на младшую сестру и твёрдо произнесла:

— Не наделай глупостей.

Мия вскинулась, но ответить не успела. Она сидела в овраге рядом с Эштором.

— О чём думаешь? — послышалось словно издалека. Эштор смотрел на неё со странноватым прищуром.

— А в чём дело?

Он мягко усмехнулся:

— Трудное время?

— Не сейчас, — качнула она головой.

Зелень била в глаза — светлая, прорвавшаяся сквозь студёную землю первыми травинками. Солнце мазнуло по макушкам золотым штрихом. Лучи проносились по стволам, ветвям и стеблям, перерезая нитями света.

Через некоторое время поднялась вторая группа. Арфиалис, Клайр, Кестен. И командир. Вверх по камням — из оврага. Дальше — ползком по земле, сминая пальцами рыхлую почву, вдыхая до резкости свежий аромат леса.

Альвион вёл их с осторожностью, переходящей в опасливость: он запрещал двигаться, даже когда был уверен, что местность чиста. Они огибали деревья, вставали на корточки, прижимались к стене из холодного голого камня с рыжеватым окрасом. Вскоре они услышали шум: столкновение началось. Первой бригаде удалось отвести большую часть охраны от входа. Вторая собралась в круг и, кивнув друг другу, применила раствор невидимости. Четыре фигуры растворились в воздухе, взявшись за руки.

Мия со вздохом осознала, что, когда в игру вступит она, придётся тяжелее: больше сил потратит. Иллюзионисты тоже умели полностью сливаться с пространством. У них это походило на маскировку под среду. Словно хищное животное, прячущееся на земле с земляным окрасом. В точности повторяющийся узор, контуры любых предметов. В этом-то и состояла главная трудность. Стоит сдвинуться, сменить «среду» хотя бы на чуть-чуть, и маскировка потребуется иная. А значит — тратить силы нужно постоянно, каждое мгновение. Раствор крови иллюзиониста был запасным планом, если они задержатся тут надолго.

Лаз в подземелье представлял собой каменное нагромождение. Посередине, сливаясь с камнями серым цветом, была вставлена дверь. Держащийся за руки отряд бесшумно прошёл мимо подкрепления. Дождавшись, пока несколько ракшасов выйдут, они проскользнули в проём до того, как он закроется. Мия почувствовала, что кто-то преградил ей путь. Это мог быть любой из товарищей, рванувший за секунду раньше. Её ненароком стукнули в живот, а потом в предплечье.

А ведь ракшасы наверняка заподозрили неладное.

Они оттолкнули их, во что бы то ни стало удерживая дверь открытой и не думая об опасности.

Мия увидела, как один ракшас встрепенулся и велел прислушаться. От панического возгласа удержало осознание, что на звук они придут ещё быстрее. На тяжёлую металлическую входную дверь с громоздким замком, которая до сих пор не закрылась. Как будто кто-то придерживал её специально.

Недалеко прошелестел шёпот командира:

— Все здесь?

— Ещё я! — пискнула она и юркнула в тёмный проход. Как видно, последней. Стоило ей влететь, дверь тяжело громыхнула.

— Закрывай изнутри! — Мия повиновалась, оттянув громоздкий замок.

Впереди пролегали тускло освещённые катакомбы. Под ногами бугрилась неотёсанная горная порода — наспех выдолбленный проход. Мужчины отбежали подальше от входа, и топот их ног отдавался глухим стуком. Было нечто жуткое в том, чтобы нестись вперёд, не видя ни себя, ни других. Неизвестно, собьёшь ли товарища с ног.

— Перекличка на всякий случай — только шёпотом, — отдал приказ командир. Каждый назвался. — А теперь стоим на месте и прислушиваемся, нет ли засады.

На полминуты они притихли. Звуки доносились лишь снаружи.

Мия со страхом оглядывалась на дверь. В дверь уже ломились снаружи. Однако совсем скоро стук прекратился. Ракшасов мог отвлечь кто-то из первой группы, но те были слишком далеко. Или нет?

Мимо проносились жёлтые факелы. Один, второй, третий. Альвион высматривал нужные ходы и сообщал на каждой развилке, в какой лаз отправляется.

— Думаю, пока можно обрести видимость. Раствор ещё пригодится, когда в город спустимся. Переведём дух.

Альвион высматривал ракшасов за несколько стенок, в правой стороне и в левой, пробовал смотреть сквозь потолок и пол, но на вопросы лишь пожимал плечами. Никакого движения. Подозрительное безразличие. Казалось, что кроме караула в селе никого не осталось.

— Это может быть ловушка, — сказал Альвион озадаченно. — Но не знаю, какого характера. Делать нечего, придётся идти. Как только спустимся вниз, вступает Мия. Что делать, ты знаешь. А пока не дошли, делаем передышки. Копим силы, пока есть возможность. — Командир внимательно взглянул на измождённого от растраченных сил Канти. — Может, без невидимости пройдёмся. Вблизи никого, а он не железный. И остальные запасы не бесконечные.

Они двинулись дальше. Через несколько подземных ярусов командир выслеживал город и искал нужные повороты. Порой он ошибался и вёл обратно, путая один ход с другим. Ни разу за всё время не попалось ни подкрепления, ни караула.

— Точно засада, — сказал Альвион. — Ни ворот, ни стен, что ограждали бы город с внутренней стороны. Будьте начеку.

Канти снова передал остальным невидимость. Город оказался ничем иным как продолжением катакомб, разве что размеры сильно увеличились. Рельеф пористой породы сверху, снизу и по сторонам; временами посреди «улиц» размещались клумбы — очевидно, с тенелюбивыми растениями. Чуть больше света и чуть шире улицы, по бокам — жилые дома.

В одном из них могла сидеть Дина Санарен.

— Теперь твоя очередь. Может, ты износишься даже сильнее Канти.

Мия поочерёдно взяла каждого за руку, передавая личину серой кожи. Одежда превратилась в рабочие комбинезоны и куртки.

Хрупкая иллюзия больше всего походила на облачко; воздушная, она развеялась бы от любого действия извне, даже от удара тяжёлым предметом.

— А ты ведь сама, как ракшас, — вдруг сказал Эштор. — Такой же обманчивый дар.

— Спасибо, Эш.

За узким проходом начиналась вереница домов. Окна желтели, словно ночные фонари.

Командир тёр уставшие от дара глаза. Ясно было одно: целительницу Санарен не оставят сидеть дома и вынашивать дитя, пока ракшасы выстуживают спины и конечности. Нужно разыскать госпиталь. Хуже, если их несколько.

Четверо новоявленных ракшасов крались в тенях неосвещённых улиц, высматривая кого попроще. «Попроще» — потому что вид чеканящих шаг стражей предсказуемо отталкивал. Ровные, как столб, в подбитых мехом форменных сюртуках, все караульные казались на одно лицо. Наконец Мия кивнула на людную улицу.

— Женщина с ребёнком, — шепнул Альвион. — Дети чаще болеют. Может быть, что и этого не обошла.

Он нагнал женщину усталого вида.

— Не подскажете, как пройти к госпиталю? — Мысленно он молился, чтобы тех не оказалось несколько, а ещё - чтобы Дина оказалась именно в госпитале, а не в закрытом, затерянном среди катакомб доме.

— Вам тоже к человеческой целительнице? — проговорила женщина, стискивая руку сына. — Пройдёте до конца, направо, и там ещё пара кварталов. Госпиталь сейчас ломится от больных.

Отблагодарив за помощь, Альвион медленно развернулся и побрёл к товарищам. Нагнувшись над ухом Эштора, он шепнул:

— Дорогу указали. Теперь бы только найти местечко, чтобы Мия передохнула.

— А, — добавила женщина, — сегодня же не она! Муж её, Ламиас. Не такой опытный, но дар тот же. Я бы на него не надеялась, но если что-то срочное, можете идти к нему.

Не сразу Альвион вспомнил, что надо кивнуть и снова отблагодарить. Мать с сыном уже отдалились, а он и трое товарищей смотрели им вслед.

— Можно спросить у кого-нибудь про её дом. Сказать, что у мужа очередь, а дело жизни и смерти, — говорила Мия, пока они шли вверх по улице.

Вскоре они нашли пустырь. Сняв иллюзии, Мия облокотилась на стенку и медленно сползла вниз. Командир кивнул в сторону Канти, и тот снова передал всем невидимость.

— Что дальше? — спросил он.

— Мои глаза сейчас бессильны, — сказал командир. — Ещё с час или два я не смогу выслеживать на дальних расстояниях. Попробуем спросить о ней самой. Может, это и опасно, но другого выхода нет.

Мия ковыряла ногтем пористую поверхность стен. Чуть позже она вздремнула. Не более, чем на двадцать минут, под редкие переговоры мужчин. Разбудили её приглушённые восклики и шаги.

— Им бы тоже кровь невидимок пригодилась, такому-то конвою.

— Да-да, охрана — стеной. Говорят, выйдет латать. Наши-то им уже шишек понаставили.

Спросонья Мия не разобрала голоса. Пустырь по-прежнему оправдывал своё название: полная пустота, стены без окон и пыльный настил. Стоило ей начать кряхтеть при подъёме, как мужчин осенило.

— А где Мия?

Она пошла на голоса.

— Где вы?

— Возле прохода, — отозвался командир. — У них тут раненых несут. Раз Дина дома, ей придётся выйти.

Мия задумалась.

— И где она будет лечить? — Она подошла к проходу вплотную, и свет ударил ей в глаза.

— Вот и проследим. Мы слышали только голоса. Пойдём невидимыми. Теперь слушайте: если будем бежать на голоса поодиночке, можем случайно разминуться. Поэтому… возьмёмся-ка за руки. Я поведу. Говорить тихо, держаться подальше от прохожих, ни в коем случае никого не задевать, изворачиваться как угодно, лишь бы не заметили. Второй раз нам не повезёт.

Они осторожно прошествовали на улицу.

— Слышу, — наконец-то донеслось от командира. — Раненых несут.

Цепочка из четверых людей змеилась по одной улице и резко свернула на другую. Ракшасы тащили носилки с ранеными. Сообщив, что наконец-то увидел их, командир стал петлять между домами, заставил цепочку обогнуть колодец и пролезть в зазор между зданиями. Пройти через узкое расстояние без шороха и стуков не удалось никому, кроме Альвиона, который вёл сам. Мия слышала тихие ругательства товарищей. Последний в цепочке упал и выразился крепче и громче всех. Альви, будучи спереди, подгонял их.

Пройдя за носилками через несколько круглых арок и короткий мост, они увидели нескольких вооружённых ракшасов. А из-за плотной высокой стены, что они воздвигли своими телами, шириной плеч и ростом — маленькую фигурку. Не в белом халате — чуть меньше внимания к главной драгоценности Тандема.

«Охрана сопровождает её везде. Будет ли сторожить, если войдём в дом?» — думала Мия, наблюдая, как Дина наклоняется над раной ракшаса, и руки её исходят фосфорическим сиянием.

— Придётся навести шум, — сказал командир. — Будем ждать, истратим все запасы. Придётся прямо сейчас. У нас преимущество в виде невидимости. Парни, — обратился он к Канти и Эштору, — берём конвой. Мия — в облик ракшаса, тоже крупного; выходишь из-за угла, хватаешь Дину и уводишь. Я тебя выслежу, и мы придём.

Мия спряталась за углом. Она уже стояла точным двойником одного из охранников, обретя рост и гору мускул.

Осталось выждать момент. Мгновение между бессилием охраны и ещё не возросшей суматохой на улице. Она кинулась прямо к Дине, глядя грозно, словно на провинившуюся. Та испуганно сжалась. Мия чуть не схватила её за руку, вовремя вспомнив: плотность иллюзии слишком мала. От прикосновений облик ракшаса растает, как облачко. Встав прямо перед целительницей, она вдохнула глубже и напряглась. Вплоть до боли в мышцах. Чуть больше плотности иллюзии. Виски прострелила острая боль. Мышцы шеи, переходящие в мышцы спины, загудели. Резко пересохло в горле, громоздкое тело качнулось, но удержалось. Злобой.

— Я Мия, — прохрипела она. — В облике. Не веришь, могу завести за угол и показать что-нибудь из воспоминаний. И ты свои покажешь. Пошли.

— О-о! Вы пришли… — Дина едва удержала радостную улыбку.

Мия схватила её и потянула к узкому зазору.

Издалека сбегались люди. Женщины смотрели на охранников, на их окровавленные икры, на единственного «оставшегося» верзилу, что вёл за собой Дину Санарен. Поняв это, Мия решила объясниться.

— Пусть носилки несут к ней в дом. Раз у нас человеческие гости — заметят и выкрадут. Не привлекать внимания! Никто не должен её видеть. И вы тоже её, — она грубо встряхнула Дину, — не видели.

Вдвоём они пробежали под низкой аркой, затем обогнули дом круглой формы. Мия посматривала на окна — иногда из них выглядывали любопытные до зрелищ дети. Наконец Дина остановилась и стиснула левую руку в кулак. Дымком взвилось воспоминание о краже, свадьбе, гренках для Ламиаса Ракшаса-Санарена… Мия вздохнула с облегчением.

Настоящая.

Однако уютного пустыря без посторонних глаз не находилось. Вдобавок, следовало бежать в сторону, из которой они явились: ориентироваться будет гораздо легче. Но Альви обязательно найдёт. Он невидим и наверняка уже их ищет.

— Главное бы спрятаться. — Мия ни на секунду не прекращала мотать головой. — А потом и наших дождаться.

Дина наморщила лоб. Глаза бегали, как если бы она что-нибудь вспоминала.

— Надеюсь, вы не заблудитесь, — наконец сказала она. — Может, я смогу вспомнить, через какой ход меня привели, когда выкрали? Они выстроили новые. Даже два новых.

— Знаю, — сказала Мия. — Дай найти место.

Мия высмотрела козырёк, но рядом стояли женщины с коромыслами; хотела забежать в узкий проход, но неподалёку проходил страж. Чудо, что он не обернулся и не заметил человеческую девушку под руку с громилой-охранником, что уводит её подальше от дома. Бежать с пленницей через ракшасовое поселение — затея на грани провала. Мия думала наделить Дину, как и себя, иллюзией серой кожи — но тогда их, серокожих, не различат остальные товарищи из отряда. Отличить человека от ракшаса невозможно даже с даром ясновидения. Объединиться им следовало во что бы то ни стало. Поодиночке никто не выберется.

Или создать иллюзию сейчас, на пару-тройку минут, пока они не нашли убежище? Мия ощущала, как силы покидают её. Если она передаст иллюзию серой кожи, то не сможет бежать дальше и уж тем более высматривать безопасные пустыри.

А прямо сейчас они, мчащиеся со всех ног, приковывали взгляды…

Паника охватывала разум.

— Говори, если видишь какой-нибудь закуток, — прошептала Мия, закусывая губу. — Скоро я рухну. Как только Канти держится с его невидимостью?..

— Сейчас посмотрю, — кивнула Дина. — Туда, там никого нет.

Место, куда она указала, прилегало к окраинам. Больше никаких домов в жёлтыми окнами и дверей, готовых распахнуться в любой момент. Неизвестно, как далеко располагался вход, в который вошли они с отрядом, но Мия радовалась. Окраина — главная надежда на их тихое бегство.

— Ну что ж, можно расслабиться, — сказала она и облокотилась на стенку. Вернулся облик прежней Мии. — А ты расскажи, как дела. Надеюсь, ты не успела забеременеть.

— Нет.

Мия недоверчиво вздёрнула брови.

— Неужто он тебя пощадил? — та отмалчивалась, потупив глаза. — Неужели верхи не проконтролировали?

— Пока нет, — Дина резко мотнула головой. — Но… но… Да. Он не стал.

Не успела она договорить, как приглушённое «Ми!» заставило их обеих встрепенуться.

— Убирайте невидимость, — сказала Мия в пустой тёмный проход. — Передохнём пару минут и пойдём.

Теперь отряд насчитывал пятерых. Четверо бойцов и заветная цель. За эти пару минут Эштор неустанно прославлял Высших за идею «мирного» задания — кроме охранников Дины жертв не было никаких.

— Конечно, можно было бы обрести невидимость снова и придушить Лерну с Комиандром, а там и их совет заодно. Только, боюсь, с их охраной нам так легко не справиться, — Альвион улыбался через силу. — Но на заметку возьмём.

Они крались по проходу, оказавшемуся на удивление длинным.

— Из старого хода выйти не сможем? — спросила Мия.

— Стража встрепенулась. Мы еле удрали от них, даже невидимые. А ведь у них наверняка есть запасы крови ясновидцев. Кто знает, может, за нами уже идёт слежка?

На мгновение повисла тяжёлая тишина.

— Попробую вспомнить, как они меня вели, — сказала Дина. — Я точно помню окраины. Вот эту самую дорожку, по которой мы ходим. Видите? Она проходит дугой, как будто окружает город.

Мия беспокойно озиралась. Редкие факелы освещали путь, перемежаясь с полосами света от далёких улиц. Она шла, разглядывая пористый камень. Туф с вкраплениями тёмно-серых камней, коричневые пятна… красные. Живопись природы проявлялась даже в скудной фактуре. Мия равнодушно отмечала любопытный узор породы, пока не заметила странное свечение вокруг собственной шеи. Оно пробивалось из-под плаща и ворота рубашки.

Вспомнив, она остолбенела.

— Ожерелье, — пробормотала Мия. — Светится.

— Тихо, тихо, — шепнул Эштор. — В рюкзаке Диадема. Сама знаешь, они светятся при близком расстоянии.

— Неужели вы не заметили этого раньше, когда шли сюда? — вступилась Дина. - Быстрее, сейчас догонят.

Но Мия уже попятилась на несколько шагов, щупая стену руками. Увидев обеспокоенную Дину, она резко села на корточки.

— Что-то с обувью. Идите, я догоню, — Мия поправила левый ботинок.

Опустив голову, она скосила глаза на стену.

Красные пятна и блики. Откуда? Слишком яркие, чтобы быть всполохами от дальних фонарей. Каждая поверхность отражает свет по-разному. Разве шершавая горная порода отсвечивала бы так ярко?

Мия обернулась на противоположную сторону стены и вдруг увидела движение. Прямо в стене. То было движение её собственной руки.

Глаза застала пелена, тяжёлая, прикрывающая взор.

Крохотные зеркальца в пористом туфе. Зеркалам свойственно отражать… свет.

Мия ощутила соль на губах.

Дина подошла к ней.

Они подняли друг на друга глаза.

— Что ты делаешь? Мия! Мия, провалиться тебе! Что происходит? — заорал Эштор вдалеке.

Дина упала в её руки, резким агоническим движением запрокинув голову. Изо рта толстой чёрной струёй хлынула кровь, прошлась по подбородку и капнула на светло-серое пальто.

Останавливаться Мия не собиралась.

Первый удар пришёлся в грудную мышцу, но справа — не в сердце. Второй удар — ближе к горлу.

Решительно, это не шахта с захоронениями рубинов.

Решительно, в стене алели именно они.

Решительно, зеркала созданы, чтобы отражать. Отражать свет рубинов Красной Диадемы.

— Всё-таки подставная… а ведь воспоминания показала! — вырвалось шёпотом, и Мия оттолкнула тело. Кожа Дины стремительно темнела. Подбежал Эштор, за ним Альвион, глядя на умирающую женщину-ракшаса. Мия скомандовала: — Бежим! Сейчас выстрелит!

— Что выстрелит?

Мия посмотрела на рубины. Слёзы обожгли веки, словно кислота. Как она и боялась — камни начали светиться.

— Ну всё! — крикнула она, царапая пальцами губы. — Пригнитесь! Живо! Живо!

Наконец Эштор заметил рубины.

И наконец они поняли всё, от начала и до конца.

Никакого везения. Караул намеренно пропустил их в катакомбы, не став мешать и гнаться. А представление с носилками и поддельной Диной и вовсе произведено в лучших ракшасовых традициях.

И, наконец, рубины имели огранку, потому что когда-то принадлежали красной Диадеме. Передняя грань каждого испустит луч разрушения — прямо на зеркальную поверхность. А та многократно отразит этот луч через другие крошечные зеркала. Сетка-зигзаг из световых потоков выстрелит и содрёт по кусочку плоти с каждого, кого коснётся.

Синий свет ожерелья слепил глаза. Мия, всхлипывая, стала стягивать его с себя. Сапфиры не содержали частицу василискового дара, но усиливали мощь рубинов. Хорошая служба.

— Эшти! Диадема с тобой? — просипела она. — Да пригнись же! — тот благоразумно послушался. — И все пригнитесь!

— Что такое? — спросил он, когда подполз к ней. Затем поднял глаза на красноватое сияние — от каждого рубина, вставленного в стенку.

— Остальные рубины от Диадемы? — догадался Эштор.

Он смотрел на сгущающееся сияние рубинов со страхом и завороженностью. Красный свет резко сменился белым, наполнился мощью и выстрелил несколькими лучами, осветив проход. Лучи ударились о вставленные зеркальные поверхности и отразились под нужными углами, дотронулись до других зеркал и снова умножились. Весь тоннель расчертили лучи. Один коснулся плеча Канти, порвал кожаный плащ и дошёл до кожи. Он упал с криком.

— Держись! — командир содрогнулся. — Бинт есть. Сейчас буду. Подожди ещё чуть-чуть. Если эта штуковина ещё лучей не напустит.

— Как это работает? Кто ими управляет? — спросил Эштор.

— Лерна, конечно, — сказал Альвион, когда подполз к ним. — Других Стелспатиумов здесь нет.

— Но где она? Разве ей не надо их видеть? Как она управляет с расстояния?

— Откуда я знаю?.. На то в них и половина дара Стелспатиумов. Камни слушаются «хозяев» где и когда угодно, — тараторил командир. — Может, один рубин Лерна держит у себя и с его помощью зажигает остальные.

— Эштор! — крикнула Мия. — Сделай что-нибудь!

Тот аккуратно, пытаясь не выпрямляться, стянул с себя небольшой рюкзак. Его назначили ответственным за Диадему. Точнее, за металлическую оправу и немногие из оставшихся там зачарованных рубинов. Он медленно извлёк свёрнутую в ткань реликвию. Крепко сжав один конец, Эштор мысленно приказал рубинам ослабить свечение. Он лежал, зажмурившись от напряжения, а когда открыл веки, лучи ослабели.

— Сейчас придёт их подкрепление, — сказал командир. — Надо удирать, пока не взяли. Эшти, в чём дело?

— Не могу! — сказал он на выдохе. — Лерна сильнее. Она Стелспатиум.

— Сука! — рявкнул Альвион. — Скотина!..

Мия подняла глаза на зигзаг, думая, как можно его обойти. Длинный, протяжённостью в несколько десятков метров, он сверкал белым в тусклом тоннеле. Один строго горизонтален, другой под небольшим углом, третий вовсе по диагонали. Прутья василискового света. Стоит ненароком коснуться — куска кожи словно не бывало. Если ракшасы нагонят их, осторожно огибающих каждый луч, то легко подстрелят из лука. Они смогут ранить их и взять живыми. Скорее всего, на то и был расчёт. Взять в плен, получать кровь и ценные сведения куда выгоднее убийства.

Она снова посмотрела на сапфировое Ожерелье, мерцавшее между пальцами, и её осенило.

— Эшти, — шепнула она. — Помоги-ка. — Он выслушал дальнейшие объяснения, но продолжал смотреть на неё вопросительно.

— И что?

— Делай! — сказала она.

— У меня… н-не получается… — ответил он.

Мия осторожно приподнялась, найдя место, свободное от лучей, затем бросила ожерелье на пол и сказала:

— Ставь ногу! Да, давай, поднимайся. Лучей здесь нет.

— Что вы там творите? Что вы сейчас можете?! — послышался голос командира. Мия обернулась и рявкнула:

— Побольше вашего. — Эштор смотрел на неё затравленным взглядом. — Ногу ставь!

Он выполнил приказ.

— Не так. Придави только часть, чтобы с другой стороны я могла бы порвать! — кричала Мия, обливаясь потом. — Быстрее! Угробить нас хочешь? Чтобы операция провалилась?

— Операция тебе важнее жизни? — спросил Эштор, когда наконец-то сделал так, как ей требовалось.

Она подняла глаза.

— Да.

И потянула рукой. Из горла вырвался рык боли. Руки стёрлись в кровь, по щекам, смешиваясь с пылью и сукровицей, текли слёзы.

— Это же просто украшение!

— Возможно, магия делает его прочнее, — предположил Эштор. — Ничего не выйдет.

— Я могу, сейчас… — шипела Мия, делая себе ещё больнее. Синие камни резали пальцы гранями, металл впивался в кожу многочисленными завитками.

Наконец она упала. Отпустила ожерелье, металлическая основа которого поддалась тянущей силе и обнаружила прореху.

Сапфиры брызнули во все стороны. Подскочили к ногам Эштора, осели в выемках кочковатого туфа. Море, синее и бесконечное, плескалось гранями. Лучи, недавно освещавшие проход, погасли. Альвион прокричал, что рубины вдруг исчезли. Эштор, глядя на застывшие в минерале крупицы океана, сказал:

— Сапфиры тоже. Как… как пыль. Вот! Только что лежали тут! Где они теперь? — Он присел на корточки и протянул руки к исчезающим синим крохам, но опоздал.

— Как же?.. — задумался командир.

— Я читал, у предметов есть связь… — вспоминал Эштор, — может, в том она и заключалась? Что уничтожь одно, не станет и другого?..

Мия сидела, смотря перед собой отупело. Боли она не чувствовала. Только дикое, животное удовлетворение.

***

Лерна стояла лицом к стене. Вместо этого хотелось видеть окно, открыть скрипучие створки и впустить ветер, холодный, животворящий. От одной мысли о пробирающей прохладе она дёрнулась и поплотнее закуталась в шаль. В разогретых покоях стояла колючая жара. Надоевшая, но необходимая.

— Мы не подвергнем тебя риску. Выступишь на короткое время — и хватит, — сказала она, не поднимая глаз на Лауру.

— Тяжело выступать против тех, с кем рос, — сказала та.

Лерна резко вздёрнула голову, в глубине глаз цвет расплавленного золота сверкнула злоба.

— А легко видеть среди них предателей?..

Уголки рта дёрнулись. Лаура быстро нашлась:

— Нацелюсь на тех, кто хотел уничтожить. Я помню их лица, знаю по именам.

Комиандр, изображая доверие и снисхождение, не упустил, однако, шанса снова проверить перебежчицу на прочность. К тому же, огненный маг может стать хорошей защитой. Без того они уже рисковали своими бойцами.

Лаура сидела в кресле с жёсткой осанкой, скашивала взгляд на невысокую стройную фигурку в чёрном платье, постукивала пальцами по лакированному подлокотнику и, конечно, молчала.

— Вот что, — нарушил тишину голос Лерны, — он выбрал тактику выжидания. Стены нет, прежнего дома нет. Нам не нужна очередная мясная лавка, так что при первой же возможности все мигом разбредутся. Весь отряд, и ты тоже.

— К чему ведёт эта тактика?..

Лерна присела в ещё одно бархатное кресло возле массивного стола.

— Помнишь, в плену у нас долгое время был ясновидящий? Много же крови мы с него получили. Её и сейчас достаточно, чтобы видеть всё, что мы желаем видеть. Знаешь, чего они хотят? Нет, не войны. Пока — только Дину. И мы дадим им Дину.

— С чего вам известно доподлинно, что они не собираются взорвать пол подземного города?

— Тише, тише. Вернёмся к ясновидению. Наши люди с разных мест наблюдали за отрядом. С весьма дальних расстояний, верхних и нижних подземных ответвлений, чтобы люди не наткнулись на них, пока бежали по тоннелю. Знали, с какого входа они должны прибыть, и быстро донесли нам. Знали также, что имя Дины должно быть на слуху. Можно спустить вниз раненого, такого, с кем справится только опытная и сильная целительница.

— И вы отправили…

— Подделку с раствором и воспоминаниями настоящей Дины. Отряд разделился надвое. Наземные, куда отправишься ты — отвлекающий манёвр для второй группы, что прокрадётся сюда и выкрадет Дину. Там и следует их поймать. Я не пожалела нескольких рубинов, чтобы зеркала отразили свет. А раз это свет разрушения — зеркальца пришлось зачаровывать на особую устойчивость. — Лерна вдруг встала с кресла, держась за подлокотники. — А сейчас дам тебе кое-что. — Она обогнула стол, со звяканьем ключей открыла ящик и улыбнулась. — Одно я приобрела с опытом: иногда побеждаешь терпением. Мне ли говорить, да?.. — и рассмеялась. — Но даже в молодости у меня был просвет, и всё вышло блестяще.

— И что же то было?..

Лерна повела плечом.

— Глупо думать, что короли, подобные Альберту, умирают своей смертью.

«Ах вот оно что».

— Есть яд, который уничтожает долго. Может уйти добрых пару месяцев. У меня и камеристки, что подавала ему обеды и ужины, ушло даже больше — такая у Альберта была воля к жизни. Яд действует на слабые места, будь то сердце или кровь, сосуды или кости. Система за системой поражаются следом, как сломанный механизм. Никто не скажет, чем эта недостаточность вызвана.

Лаура прикрыла глаза и думала о том, как не хочет выступать с подкреплением. Лерна подошла к ней, нащупала в полутьме её ладонь и вложила что-то прохладное.

— Думаю, применение получит достойное, — сказала она прежде, чем Лаура разглядела в руке маленький металлический сосуд. — Возвращайся живой.

Карабкаясь вверх по тоннелям, Лаура пыталась узнать, какие дары состоят в наземной части отряда. Дёрнулись плечи при ответе «кажется, какой-то из верзил», проступил оскал на «и ещё ледяная, вот она — самая дикая».

На «воздушной» тело обмякло.

Лауру не допускали в больницу к подруге со смертельно опасной раной. Химическое оружие должно было разъесть Лауре кожу, подобно кислоте, затем проникнуть в кровь. Фира прикрыла её собой. В ответ на мольбы Уильям говорил, что будущую шпионку не должны видеть. Лаура просила о ракшасовой крови или письме. Он и тогда отрезал, что любая связь чревата ненужными толками, а то и риском для жизни Лауры.

В конце концов, именно в её руки упала Фира, пока ловила ртом воздух.

— Готовимся к выходу, — прозвучало звучным мужским голосом.

В лицо ударил холодный свет.

Они вышли из западного входа, который не успела занять Даль. Неподалёку бирюзовым шёлком расстилалось озеро Картиллик, собрав вокруг своих берегов гряды чёрных гор. Под ступнями хрустела галька. Думая о досаждающих порывах ветра, Лаура вдруг поняла: чем дальше на восток, тем больше они дичают. Значит, воздух — тот самый воздух — уже поднял вихрь нехитрым жестом двух ладоней.

— Вижу их! — громыхнул голос командира.

Лаура нашла силы поднять голову и рассмотреть несколько фигур, — четыре человеческих и пять серых. Не бой, не кровь — танец, увёртки, выверенные плавные движения. Ракшасы вились вокруг людей, как виноградная лоза вокруг шпалеры. Над макушкой раздавались команды: притаиться, передвигаться ползком, быть осторожными и поражать противника незаметно.

— Не достаёте их самих, достаньте вещи, — говорил командир. — Дотроньтесь до одежды, заденьте хоть чуточку. Всё пригодится.

Тут Лауру осенило. Она растолкала остальных, пробившись вперёд. Прямо к невысокой фигуре, вставшей на камне и широко раскинувшей руки. Серые глаза метнулись в сторону, встретившись с кошачьими. Лаура поманила властительницу стихии к себе. Затем оглянулась, высматривая ракшасов.

— Ну, ну! — позвала она. — Сюда!

Руки Фиры опустились. Дуновения стихли, осаждая пыль и камни. Лаура тёрла глаза и откашливалась.

— Наконец-то! Сложно разговаривать, когда в рот дует пыль.

— Хочешь поговорить?

Лаура кинулась бежать. Фира побежала следом. Ступни — по трещинам буро-зелёного такыра, дыхание — сквозь свист и боль. Они двигались к реке. Лаура заметила её высокий кувырок в воздухе. Ловкое движение ногами — и Фира приземлилась неподалёку от берега Миллаизы.

«Их лагерь в перелеске, — говорила Лерна. — Всё уже разоблачено. Ждут засады — не дождутся».

Лаура резко свернула влево, к полосе тусклой зелени. Перелесок протянулся от Сарниксовых гор до западного притока Миллаизы. Фира была сбита с толку. Кто водит в салочках, одна или другая? Лаура двигалась по намеченному пути. Когда по спине ударило несколько мелких камней и снова завыл ветер, она ухмыльнулась: наживка проглочена.

У опушки она остановилась, не представляя, чем займёт противницу дальше. Они давно оторвались от ракшасов. Ветер — обыкновенный ветер, не подвластный человеческим рукам — колыхал ветви. Обеим хотелось говорить, много, долго, срывая голос, обвиняя друг друга в слепоте. Разве Лаура на видела шрам на щеке? Разве Фира не видела, что её только что увели от бойни?

— И как?.. — крикнула Фира. — Милосердие? Рука не поднимается?

Дура, дура, дурочка.

— Лучше беги, — тихо отчеканила Лаура.

— К тебе или от тебя?

«За мной».

Лаура повернулась к лесу и шагнула в ворота стройных высоких стволов. Фира помчалась следом. Споткнувшись о корень, Лаура упала и ударилась локтями об землю. Обе ладони измазались во влажной чёрной почве. Собравшись с силами, она поднялась и помчалась вглубь.

Дубок, ясень, берёза, осина, молодые, но уже раскидистые клёны.

Яма, камень, куст. Сломанная ветка, нора, прозрачный ручей.

Пытаясь отвести Фиру, она непременно заблудится. Потом её найдут ракшасы, а Фиру — люди, Фира скажет, что пыталась выкачать воздух из её лёгких, Лаура скажет, что хотела добраться до их лагеря и поджечь экипаж вместе с лошадью. Обе будут, конечно, врать.

— Я так устала, знаешь, — выпалила Лаура. Они остановились под ветвистым куполом, среди сладкого аромата набухающих почек. Лаура пятилась до тех пор, пока не наткнулась на ствол. Фира выдохлась от бега не меньше неё и согнулась, уперев руки в колени.

Им нравилось, что они в заперлись в перелеске, неслышимые. Нравилось, что можно заплакать — и услышать, как плачут в ответ. Лаура смотрела на лань не хищницей — лесным хранителем. С ним, в их хрупкий молчаливый миг, лань в безопасности. Обернётся, склонит голову да опустится на траву доверчиво, устроится в ногах. Найдёт дом и уймёт боязливый трепет. А дух протянет зелёную, усеянную листьями руку и заплачет вязкой смолой.

Шаги незваного гостя они услышали не сразу. Фира не поняла, что подкралось зверьё — белая коса, крючковатые пальцы и морозное марево. Лаура вскинулась, как если бы Джессамина Колд и впрямь была хищником, что встал за спиной у лани.

Однако зверьё пришло не за Фирой.

— По душам говорили или дрались?

— Как ты выследила? — спросила Фира.

— Следом шла, — фыркнула Джессамина. — Кристина сказала, что ты погналась за ней. Тебе, верно, подмога нужна? А? — Лаура благоразумно пятилась. — Значит, так: выдавать тебя не буду; считай, что ты загнала её, а я добью. А теперь возвращайся к нашим.

— В какой сторо…

— Ближе к северу. Смотришь по мху и идёшь. Быстро, иначе накроют, — отчеканила Джессамина.

Лань унеслась. Исчез, угас робкий животный дух, осталась Фира Левит, что работала на благо отряда. Её нельзя было упрекнуть.

Золотая смола пустилась последней слезой.

Дура, дура, дурочка.

Лаура вышла из-за дерева. Вид Джессамины заставлял гадать, просчитывать, когда и как она набросится. Она присела и опустила ладонь — застудить без того студёную почву. Огню сложнее зацвести в холоде и сырости.

— Как будет лучше, — начала Лаура, — чтобы я убила одну тебя или сожгла целый перелесок вместе с тобой и вашим лагерем? Я ещё не до конца очерствела, мне жаль растения.

— Молодой лесок, — донеслось в ответ. — Не сухостой, чтобы повалить на меня парочку стволов.

— Придётся идти на жертвы и жечь особенно старательно.

Не успела она положить руку на кору, как Джессамина подскочила и вцепилась в ворот плаща. Лаура не удержала равновесия и упала. Затылок столкнулся с холодной почвой. Джессамина нависала сверху. Быстрым движением она сжала ей нос. Смысл этого жеста Лаура поняла, только ощутив острые, как сталь, иглы холода. Мороз проник через носоглотку. Лаура открыла рот, пытаясь дышать. Тело изогнулось в судороге — дышать ртом оказалось ещё больнее.

Она медленно подняла руку, но Джессамина тут же придавила запястье ногой. Отличный ход, если забыть, что вторая рука взметнётся следом. Дар исходит из сердца, течёт вместе с кровью, но наивысшая концентрация дара горела и трепетала в ладонях. Лауре потребовалось лишь дотронуться до лица и передать немного тепла с кончиков пальцев, чтобы избавиться от дикой холодной боли. Едва палец коснулся щеки, почти у самой скулы, Джессамина перехватила вторую руку. Лишь тогда она поняла, что нависает над жертвой не слишком удобно. Руки и ноги сплелись так, что равновесие ускользало. Стоило ей отвлечься, меняя положение рук, как Лаура вскочила и мощным рывком толкнула её в грудь.

Одним прикосновением к собственной щеке Лауре удалось передать жар и отогреть собственную носоглотку. После вожделенного облегчения наступил прилив сил.

Джессамина, прижав руки к грудной клетке, ловила ртом воздух. Сделав несколько шагов назад, она ухватилась за тонкий ствол.

«Думаю, применение получит достойное», — прозвучало в голове голосом Лерны, и Лаура вспомнила про крохотный металлический сосуд с ядом. Всего пара мгновений, чтобы запустить ладонь во внутренний карман плаща и достать его.

Не успела. Джессамина накинулась на неё, сбила с ног, и вместе они покатились по земле.

Два одичавших зверя. Слизь. Кровь. Когти. Ярость.

«Помнишь, как мой отец пытал твоего? Твой не смог ничего. И ты не сможешь. Недолго осталось».

Лаура училась на своих ошибках. Теперь руки её нагрелись так, что холодный поток таял.

Огонь имел больше мощи по праву первородства. Лёд — это состояние воды, а пламя — сам элемент. Джессамина схватилась за её косу и резко потянула. Запрокинув голову, Лаура стукнула её кулаком.

Одна лягнула коленом. Другая вгрызлась в щёку. Они не чувствовали остроту камней и холод почвы, робкую траву, которую давили собственными спинами. Они не чувствовали даже друг друга.

«Пароль! Пароль, Джозеф Колд!»

Если Лауру хотели видеть чудовищем, то она с удовольствием исполнит желания.

«Я размозжу головёшки твоих дочерей».

Когда Джозеф плюнул Велиору в лицо, тот схватил его за ногу, подпалил брючину и оставил ожог. Оборачиваясь на увиденное, обдумывая узнанное, Лаура сделала странный вывод. Джозеф Колд поплатился ожогами не за героизм. Он поплатился ими за дерзость.

Лауре надоело кататься по земле. Спина размялась, можно вставать. Она прожгла большими пальцами форменный плащ противницы. А когда вскочила — первая, будто не мчалась и не билась — не дала Джессамине встать. Повалила снова и, размахнувшись, ударила по челюсти.

Джессамина сплюнула кровавой слюной и выбитым зубом. Обе дышали через острую боль.

— Ну хватит уже, — сказала Лаура. — Зачем ты пришла?

Она расстегнула плащ и запустила ладонь во внутренний карман. Металлическая фляжка впитала жар её тела. Любой, на чью руку ей не посчастливилось бы упасть, получил бы ожог.

— Чтоб порвать тебя, — с синяком под глазом, с кровью из носа и изо рта, с выбитым зубом, говорила Джессамина.

Лаура резким рывком толкнула её на землю.

Яд, как рассказывала Лерна, усовершенствовал Комиандр вместе с Дайзером. Он будет убивать без боли и так медленно, что ни один врач не установит истинную причину смерти. Через три недели Джессамина Колд внезапно шатнётся и упадёт замертво, а на руках у отравительницы даже не останется крови.

Лаура прижимала ногами ослабшую противницу.

— Чудовище, — упрямо, даже на пороге проигрыша, повторяла Джессамина.

— Вашими стараниями, — парировала Лаура, откупоривая сосуд.

— Не с-сваливай на нас грехи св-воей… семейки, — цедила Джессамина. Лаура смотрела на неё окровавленные зубы. — Мне жаль даже. Ты могла бы быть об-бычной.

— Вряд ли, — отрезала Лаура.

— Вот-т им-менно! — Джессамина рассмеялась лающим смехом. Совсем как собачонка. — Не можешь!

— Да, да. — Сосуд завис над головой противницы. — Тогда в чём моя вина? — Сосуд внезапно размылся в глазах. — Бешеная собака как она есть.

— Да, — согласилась Джессамина. — Бешеных собак усыпляют.

— Но получается-то наоборот. — Фляжка танцевала в сжатых пальцах и давно превратилась в туманное пятно.

— Фира такая дура. — «Дура, дура, дурочка». — У неё бы рука не поднялась. Как я ск-кажу, что ты сошла с ума? Она не поверит.

Лаура могла стоять и смотреть, хвататься за резко кольнувшее от досады сердце, могла пасть у ног противницы.

Дочь Велиора и Донторы Флейм, «огненных палачей», вдруг вспомнила о доверии. Всю жизнь люди протягивали его Лауре, как ломоть подаяния.

Хотелось пасть на колени — в мозаику камней, руки предать комкам почвы, возопить, злясь на доброту. Зачем, Роберт Клэль, вы внушаете мне, что я человек? Зачем, Уильям Металлик, вы обещаете, что после возвращения вернётся любовь народа и смысл влачить существование? Зачем, Лерна Флейм, ласково прижимаете к своей груди — горячей, тлеющей, почти-материнской? Зачем, Фира, ты не выкачала воздух из моих лёгких?

Джессамине Колд хотелось отомстить за отца и счесть Лауру за мишень. Хотелось видеть ярость чудовища, но не хотелось — его слёзы.

Не увидела она и медленно отведённой руки.

***

Прошла минута с мига, как порвалось ожерелье. Сапфиры с рубинами исчезли безвозвратно. Связь Кадентии и Анетты — уйдёт одна, не станет другой.

Но отряд интересовала не легенда о сёстрах. Альвион внимательно осмотрел тело ракшаса, лже-Дины, затем поднял на Мию глаза:

— Первый раз убила? — Она кивнула. — Как ты? Обычно после этого колотит. Сильно. Но ладно, тем лучше, что сейчас ты ничего не чувствуешь. А теперь выметаемся, живо. Иначе не только Дину не вернём, но и свои туши.

Глаза его успели немного отдохнуть от перенапряжения. Альвион вёл их спешно, но осторожно. Силы истратили все, особенно невидимка — Канти еле перебирал ногами.

— Мы с Эшти выпили раствор, сейчас и наведём ещё невидимость, — командир раскинул руки, веля снова встать в цепь.

Поздно.

Одна стрела попала в плечо Альвиона, не успел его силуэт раствориться в воздухе. Он согнулся. Мия бросилась к нему, чтобы вытащить стрелу.

— Эшти! — крикнула она. — Ты тоже с раствором. Делись на четверых, убежим, а там и стрелу вытащим! Быстро!

— Не убежите. Мы вас и невидимками поймаем — выследим через зрячих, — сказал ракшас с кривым кинжалом на поясе.

Их окружили кольцом.

— Что вы сделали с рубинами? Рубин Лерны исчез прямо на ладони!

— То же, — Альви нашёл силы усмехнуться сквозь боль, — что рубины хотели сделать с нами.

Один ракшас подлетел к нему и приставил к горлу нож.

— Отвечать внятно, или прирежу!

— Какая разница — сейчас вы меня прирежете или когда вытрясете нужные сведения? Лучше уж сейчас.

Эштор посмотрел на Альви. Тот кивнул. Мия заметила это и стала ощупывать пояс, а заодно подала знак Канти. Эштор пригнулся, обрёл невидимость и нанёс удар ножом.

Есть у ракшасов «зрячие» или нет, не воспользоваться шансом было нельзя.

Мия рассудила, что видеть сквозь иллюзию, даже ясновидцам, будет сложнее. В рюкзаке спрятались крохотные мятые листки и кусочки угля. Она брала их всегда, на всякий случай. Пока удар Эштора, эта отмашка на открытое противостояние, медленно превращала тишину в гул, Мия стянула с плеч рюкзак. Развязать, нырнуть рукой в маленький карман, выловить лист и уголь. Дальше дело за малым. Где-то рычал от боли Альви, Эштор обещал, что ещё немного, и стрелу он вытащит, Канти, едва стоя на ногах, пытался отбиваться. Мия закусила губу. Пять или шесть ракшасов на их четвёрку.

Внезапно накатила новая волна шума.

— У них подкрепление! — заорал кто-то из серых. — Люди спустились! Быстро!

В полумраке с редкими полосами света блеснула золотистая макушка Кристины, а за ней ещё несколько. Люди и ракшасы превратились в кашу из тел. В тусклом тоннеле смутно различалось, как один валил другого и прижимал к земле ладонями, как кто-то убегал почти вприпрыжку, крича «Всё! Хватит!».

Стоило Мии сосредоточиться на поисках угля, как кто-то обхватил её сзади. Острый подбородок уколол плечо, вонь изо рта пахнула прямо в ноздри. Мия с ужасом осознала, что сухощавый ракшас щупает её прямо по время нападения. Касается сначала талии, затем выше по спину, начав щупать шею. Руки у него сочились потом, мокрые и склизкие, как рыбья чешуя.

Мия согнула ногу и лягнула его прямо в пах. Затем отошла и вынула кинжал. Не рюкзак с углём, не иллюзии чёрного угольного дыма, которую думала сотворить.

А потом рассмеялась. Забыла, где находится, кто окружает, и только с хохотом запрокинула голову. Руки не тряслись — колотились. Она вздрагивала, затем успокаивалась. Снова вздрагивала. И снова успокаивалась.

— Я увидела рубины и решилась проверить свои подозрения. Спасла их. Подкреплению некого было бы вытаскивать, — шепнула она. — Давайте. Ну что же вы убегаете. Давайте. Ну же. Ну же. — Она оскалилась. — Ну же, сукин сын!

Мия кинулась за ракшасом, что скользил по её телу отвратительными мокрыми руками. Он убегал. Телами придавливало со всех сторон. Многие рвались прочь, ныряя в проходы между домами. Кто-то толкнул её в спину. Мия упала, проехавшись подбородком по земле, но наскоро вскочила.

Сила, незнакомая смертным, пронзила её, током прошлась по конечностям.

«Разберусь. Сделаю. Всех. Всех. Сукины дети, всех, всех, всех! Сукины дети!»

Она ухватила ракшаса за край куртки.

— Сюда.

Ножом по горлу. Красная струя хлынула в лицо, оросив каплями её губы и став стекать по подрободку. Мия зачем-то подхватила убитого под руку.

«Я спасла этих недотёп. Они смотрели отупело, спрашивали, не сошла ли я с ума. Сошла, дамы и господа. Я сошла с ума, и это было разумно».

Рука всё ещё стискивала серое запястье. Ракшас давно упал, содрогаясь в агонии с бордовой струёй изо рта. Её рот тоже был обагрен — точно пасть отобедавшего хищника. И она была сыта, но даже в своей сытости не могла успокоиться. Мия погладила его по лбу, приговаривая, что покушаться на неё не стоило. Ведь однажды Он погладил её по лбу и сказал, что она…

— Такая же, как он, — шептала она и обнимала мертвеца. — Высшие, как же старательно все делали из меня слепую. Понятия не имели, ведь куда легче… куда легче рукой махнуть.

— Что ты делаешь?

Опять её отвлекали. Снова. В который раз — один и тот же человек.

— Не прикасайся, — сказала она Эштору, качаясь из стороны в сторону. — Я должна с ним поговорить. Чтобы он понял наверняка. А то смотрю на него, — она улыбнулась мертвецу, — смотрю да думаю: кажется, не слушает он!

Эштор обомлел.

— Это шок, наверное… Ну же, ну, ну, поднимайся. Давай. Пойдём домой. — Он сделал рывок и приподнял её за плечи. — Канти, сюда!

Мия выпустила из рук убитого и провалилась в небытие.

Эштор поднял её на руки и протащил до самого выхода из катакомб.

Пришлось признать, что задание окончилось провалом: Дина так и осталась в подземельях, никем не найденная. Экипаж отбыл, не встретив сопротивления. Ни на секунду не умолкали разговоры. Кристина сочла дезертирство ракшасов подозрительным. Как наверху, так и в подземелье. Резко, сплочённо. Появились, спугнули, и, оказав вялое сопротивление, исчезли. Почти без потерь. Ракшасы даже нашли Лауру, нависшую над Джессаминой, и быстро увели, не дав прикончить жертву. Стало быть, сочли ту слишком опасной и растеряли оружие, чтобы бороться. Неужели они и впрямь настолько ослабли?.. В ответ на вопросы Джессамина Колд только пожимала плечами: Лаура, услышав зов своих, вскочила и резко к ним помчалась.

О том, что Лаура располагала достаточным количеством времени для убийства, она не упомянула.

Извалявшийся в земле, пыли и крови отряд разделился на первую половину, что радовалась выживанию, и вторую, сетовавшую на провал операции.

Эштор смотрел куда-то вдаль. Он, как и отец, не слишком любил говорить. Голова болела, раскалившись. Он с тревогой посматривал на белое лицо Мии и время от времени хватал за пульс, справляясь, не обратилась ли она в труп.

Очнулась она в госпитале. Причину обморока врачи обозначили коротко: нервное истощение. Её навещали товарищи из отряда, сестра, жених, Эшти, отец. Эштор, конечно, молчал о том, что слышал от неё до обморока. День с лишним Мия пролежала в больнице, говоря неохотно, смотря с прохладой — на всех. А вечером, когда родные покинули палату, Эштор вернулся. Его не оставлял в покое всего один вопрос:

— Тебя так и не затрясло? Ни на мгновение? Ты убила двоих…

— Нет, — отвечала она. — Быть может, и не затрясёт, Эшти.

Эштор посмотрел на темнеющее окно и поднялся со стула.

— Понятно. Что ж… счастливого выздоровления.

Буря в уме, однако, не улеглась. Объятья с мертвецом и мягкая улыбка не уходили. Медленно пройдя до входа, Эштор толкнул дверь и услышал:

— Я всё делала правильно.

Следующим утром Курт отвёл Мию до дома, расспрашивая о самочувствии.

Прекрасно, замечательно, превосходно.

Так отвечала она жениху, отцу и каждому сердобольному встречному, шла домой и запирала дверь за замок. Стоя по ту сторону запертой двери, она просила Курта, папу, сестру, Нелли и Эштора — особенно Эштора, этого треклятого любителя лезть в чужие дела — не беспокоить.

День отступал, стекал с половиц и стен, подобно струям мёда. К вечеру занялся танец теней.

«Серо-синие, — подумала Мия, вглядываясь в их оттенки. — Индиго. Немного охры — для контраста».

С наступлением ночи её пробудил прилив сил. Она грациозно поднялась с кровати, ахнув от разлившегося по телу томления. Бесформенная сорочка в голубой цветок смотрелась как нельзя нелепо.

Она плыла по собственной комнате. Тьма целовала кожу. Отражение в зеркале — далёком овале возле входной двери — словно подменили. Мия не могла понять, одета ли она или нага. Не могла понять, себя ли видела.

Только светло-сиреневый бутон, вдруг распустившийся в фиолетовый цветок.

Она рассмеялась нежно, заливисто — от стиснувшей горло грусти. Затем сорвалась с места, скользнув за стол. Перо взлетело из чернильницы, прикоснувшись к бумаге.

«Мне до смерти скучно. Смотрю на людей и не вижу их глаз. Только ваши глаза я и могу вспомнить. Вы — совершенны, как Создатель всего сущего. Может, вы и есть он… Прошу, придите. Пусть я ничтожна сама по себе, но с вами — так же совершенна».

Мия ощутила воодушевление, успев позабыть, каково оно на вкус — нуга с ненавязчивой кислинкой. В душе оседал уверенный, твёрдый покой.

«Такая же, как он».

Она любила себя — и любила призрака, тянущего к ней бледные руки. Она видела на себе шёлк и кружева, чувствовала стягивающий талию корсаж, идущий от линии бёдер и покрывавший грудь; металлические косточки, впивавшиеся в рёбра с щекотливой болью. Мия не хотела вспоминать про хлопковую сорочку, эту унылую хламиду с бледными голубыми цветками. Явь претила, как никогда раньше.

Гибко и изящно, будто у кошки, выгнулась спина. Движение плеч — медленнее, дыхание — быстрее. Маленькие губы испускали вздохи притворной робости — скрытого предвкушения. Она часто ощущала себя девочкой и так редко — женщиной. Властностью за ширмой ласки, великолепием под белой вуалью простодушия.

— Хочешь платье? — послышался голос из-за спины. — То самое, что было на балу? Фиолетовое?

Ей не потребовалось и кивка, чтобы шёлк корсажа объял её тело прохладой, а тонкие кружева начали щекотать. Комната исчезла, мебель утонула в едких чернилах, оставив фосфорическую луну.

Мия обернулась на чёрного призрака, сладко поведя плечами. Раньше ей думалось, она не знает, что такое кокетство. Теперь она поняла, что знала это всегда.

«Такая же, как он».

— Целуйте, — шепнула она, но первая подалась к его губам.