После возвращения команды журналистов из довольно опасного приключения прошел месяц. Вроде бы время пролетело быстро и незаметно, пережившее должно стать воспоминанием, кошмаром, который уж никому не хотелось вспоминать. Хотелось стереть себе память, чтоб не возвращаться больше к тому месту, из которого ты чудом вернулся домой.

Но не в этот раз. Такое уж никто не забудет, как бы не пытался.

После возвращения домой у членов команды произошли некоторые изменения, которое оставило им сильный отпечаток последнее приключение. Эти изменения коснулись каждого, хоть на первый взгляд и не заметишь этого.

Амели, конечно делает вид, будто ничего такого и не произошло, что это была обычная стычка с Немо, которого подкидывает каждый раз судьба, будто насмехаясь над каждым членом команды журналистов. Она все также весела, шутит иногда над Жюлем или помогает ему подготовиться с докладом, мучается от уроков этикета, которые вещает мадам Эстер каждый божий день, и сбегает от них под предлогом помочь отцу. Но когда она остается наедине сама с собой, то девушка и не замечает, как к ней подкрадывается страх, что сковывает все тело и дышать становиться тяжело. Амели вспоминает все, от встречи с агентами Безопасности до крушения Стального города. Она вспомнила, как тогда взглянула на отца краем глаза, как больно защемило ее сердце при взгляде на него. Она впервые видела отца таким: грустным, будто постаревшим на несколько лет. При возвращении в Париж, девушке захотелось вдруг уничтожить все воспоминания о таком ужасном человеке, как капитане Немо, чтоб отец больше не страдал. Но обыскав весь дом верх дном, Амели с удивлением не обнаружила ничего такого, что могло напомнить журналисту о былых годах, о дружбе с Даккаром, жизнь которого превратила в безжалостного и сумасшедшего капитана Немо. В ту же минуту девушка подумала, что отец, возможно, уничтожил все вещи связанные с бывшим другом, еще в тот день, когда он узнал, что его товарищ погиб с женой и детьми в море.

Но невозможно уничтожить одно – воспоминания. Их не вычеркнешь пером или карандашом, как вычеркивают, когда написали слово с ошибкой; не вырежешь ножницами, как обычно, вырезают какие-то новости из газеты или понравившуюся картинку; не отмыть мылом или прочими чистящимися средствами, которые используют, чтобы удалить пятна; не вырвешь с корнем, как обычно, вырывают цветы или сорняки из клумбы; не выкинешь из головы, как какой-то мусор. Воспоминания, так или иначе, останутся в голове, и с этим ты ничего не сможешь сделать. Если только о них не вспоминать.

Не вспоминать того, что каждый раз демонстрируют тебе кошмары ночью, довольно непросто. А вот сделать вид, что ничего не случилось запросто. Ни говорить, ни обсуждать последние события еще легче.

Поэтому оставаясь наедине, Амели всегда старалась чем-то себя занять, чтоб не думать о чем-то плохом. Сначала это было не просто, а потом вроде как стало лучше. Не заметно для себя, она стала чуть больше читать и даже вышивать. Удивлению и гордостью мадам Эстер не было предела, но Амели старалась делать вид, что поглощена занятием и ничего не замечает вокруг. Даже отец и Жюль удивились новому хобби Амели, но ничего не сказали. Главное, что есть чем заняться. Даже если это и временно.

И сама Амели рада, что нашла хоть какое-то занятие, позволяющие ей отвлечься от плохих мыслей, внутренних переживаний, которые никак не отражались на ее лице.

А самое главное она могла скрыть, таким образом, свой страх.

Ее грудь охватывал страх за близких ей людей. За отца и Жюля. Страх за мадам Эстер и месье Де Ленуи. Страх за прекрасный мир, где живут миллионы людей, которые рано или поздно оставят свой след на земле; за миллионы интересных и еще не изведанных животных и растений, незабываемые красоты природы. Тогда она не могла поверить, что этот мир, полный приключений и чего-то еще неизведанного; мир, который населяли близкие сердцу люди; друзья, что жили на том конце света; может быть уничтожен, а на месте обломков воссоздаться новый, но какой-то мрачный и чужой.

Ей было тяжело представлять себе, что было бы, если мир действительно рухнул, и вместо старого возник какой-то другой. И что она бы делала в этом новом мире? Амели об этом не хотела даже и думать.

Амели повертела головой, прогоняя ненужные мысли и исподлобья поглядывала на отца.

Месье Артемиус Люкас спокойно сидел за столом и читал недавно принесенную Жюлем газету. Директор журнала тоже делает вид, что ничего не было, что не было никакой опасности, что все не рисковали своей жизнью ради спасения мира. Но его спутники знают и догадываются, что творится в душе у мужчины. Еще бы, когда лучший друг, которого ты однажды похоронил с семьей, вдруг воскрес и спустя какое-то время снова похоронить его. На этот раз в его созданном городе, о котором никто и никогда не узнает.

А Жюль стал вести себя немного притихшее. После того, как журналисты вернулись в Париж, то парень принялся работать как настоящий журналист: Жюль с энтузиазмом писал статью для журнала, часто советовался с Амели – что было для последней очень приятно – в свободное от журнала время парень делал какие-то наброски к своим будущим романам и просил Амели помочь подкорректировать немного статьи или какие-то главы. А потом часто стал бегать с Амели на почту. Он еще поражался тому, сколько у месье Люкаса друзей, раз ему присылают столько писем и посылок.

— Ничего, – сказала как-то поздним вечером Амели, когда они с Жюлем вернулись с прогулки, – когда-нибудь твои романы станут популярнее Гюго, и тебя начнут терроризировать письмами поклонников и журналистов. Вот тогда-то будешь мечтать о покое! – засмеялась девушка.

— Быть популярнее самого Гюго! Да ты шутишь что ли?! – воскликнул Жюль, – мне далековато до уровня мастера! А насчет поклонников. Да вряд ли они будут. Будут проходить мимо меня или мимо дома, тыкать пальцем и говорить: «Вон тот чудак, который решил написать роман о полете на Луну, о путешествиях к центру Земли и о каком-то таинственном острове, где обитают гигантские животные! Ну не сумасшедший ли он?!».

Амели засмеялась, Жюль тоже. Тогда девушка даже и не обратила внимания на то, какой у друга был немного нервный смех. Позже она стала замечать, что у друга под глазами образовались какие-то круги. Признак недосыпа.

— Ты в порядке Жюль? – спросила Амели, пытаясь дотронуться до лица парня, – ты какой-то бледный.

— Все в порядке, просто немного устал, пока готовился, – отмахнулся Жюль, и, пожелав хорошего дня, убежал на занятия в Сорбонну.

С того дня она стала замечать, что с Жюлем что-то не так, но никак не могла понять, что именно: парень будто бы не замечал реального мира. Он садился за работу, что-то старательно выводил на бумаге и внезапно останавливался, устремляя взгляд либо в окно, либо куда-то в пустоту, о чем-то задумавшись. Сначала девушка решила, что Жюль просто пытался подобрать какие-то подходящие слова или какой применить литературный прием для работы над новым романом. А потом она поняла, и осознание сего факта как-то ее напугало: он вспоминал.

Жюль помнил Стальной город. Помнил все, что там происходило. Сам парень не говорил об этом, но на лице у него можно было заметить подступавшуюся бледноту. Потом очнувшись от пожиравших душу мыслей, Жюль усиленно начал работать, стараясь больше не на что не отвлекаться.

Жюль старался работать над будущими статьями для журнала и учиться одновременно. Было видно, как ему с трудом дается работать над будущими статьями для журнала и учиться на юридическом одновременно. Поэтому Амели предложила свою помощь, Жюль же с радостью и благодарностью ее принял. Пока парень учил статьи по юриспруденции, бормоча себе под нос какие-то непонятные слова, что еле доходили до уха Амели, пока та читала, вернее, пыталась читать, наброски друга к статьям. Позже, Амели отдавала наброски Жюля отцу, чтоб тот их прочел, потому что она смогла лишь немного подкорректировать.

А вот с учебой она старалась помогать усиленно: готовила заранее нужные книги, листала их в поисках нужного параграфа или статьи, и закрепляла их разноцветными закладками, чтоб Верн не тратил много времени на поиски. Закладки, ей, кстати, подарил сам Верн после возвращения в Париж. Ему нужно было купить какой-то учебник для программы, а в магазине продавались нежные закладки для книг с цветами. Парень не раздумывая, купил их для своей подруги. Амели они очень понравились, и теперь она использовала не только для своих книг, но и для учебников Жюля. Это был знак поддержки, и сам Верн ценил это.

Девушка даже договорилась специально с новым учителем музыки, чтоб они занимались после обеда часов до двух-трех. Жюль возвращался домой часов в четыре или пять, спокойно пообедав, он мог спокойно заниматься в выделенной комнате Артемиусом для Амели, которую позже выделили и для Жюля. Эстер даже шутливо назвала эту комнату «Мадам Учеба».

Иногда парень засиживался допоздна, и тогда девушка решительно отодвигала в сторону учебники с тетрадями, и толчками прогоняла Жюля из комнаты. Парень решил повиноваться, ибо знал, на что может быть способна подруга.

В один теплый выходной Жюль со стыдом признался: муза творчества его покинула, он не мог написать ничего для своих романов, статьи для журнала получались какие-то пустые и скупые, как он признался. Директор журнала сказал парню, что у того просто наступил небольшой творческий кризис и это пройдет. Жюлю хотелось в это верить.

И тогда парень начал чуть больше времени отдавать учебе: у него были некоторые долги по многим предметам. Иногда отец присылал Жюлю письма-наставления, где месье Верн писал, о том, что юноше следует больше углубиться в изучение юриспруденции, отец жаждал дожить того дня, когда Жюль займет его место в Нанте и месье Верн будет с гордостью наблюдать, как растет авторитет его сына. После этих писем Верн-младший ходил как в воду опущенный. Пушистые талисманы София и Гаттерас в один день решили устроить концерт для поднятия настроения, но чуть не подняли гнев экономки. Тогда они притихли, но кто знал, на что еще способны четвероногие?

Все видели, как сейчас нелегко приходилось Жюлю. С отцом отношения начались медленно разрушаться: месье Верн буквально давил на парня, заставляя идти сына по его стопам, хоть и прекрасно видел, что Жюль этого не хочет. Эти отношения чем-то были похожи на бусинки, которые едва держатся на тонкой веревочке, что может порваться от любого неосторожного движения.

Да еще и университет...

В следующем месяце Жюль должен будет сдавать экзамены по юриспруденции, но всем было ясно, что он с этим не справится — невозможно было представить, как выучить за столь краткий срок всё то, что они проходили в течение последнего семестра. Учитывая то, что Жюль очень много пропустил в путешествиях, это было почти невыполнимо.

До начала следующего месяца у молодого человека было всего три недели. Парень даже маленький календарь завел, чтоб отсчитывать дни до своей смерти, как он говорил. Понимал, что если не сдаст экзамен, ему очень сильно попадет от отца. Тогда месье Люкас взялся за подготовку студента, нужно же было что-то делать. Он ведь тоже когда-то сдавал подобные экзамены в этом самом университете, правда, не юриспруденцию, а журналистику. Но все же помочь нужно было: сколько раз юноша рисковал ради журнала. Нужно было чем-то оплатить ему, вместо слов.

А ведь помочь Жюлю мог и другой человек: однажды Эстер обмолвилась, что ее двоюродный племянник когда-то учился на юриста, и предложила назначить его, как репетитора для Жюля. Но позже оказалось, что племянник живет в Америке, что несказанно всех разочаровало. И тогда, как уже было сказано, за репетиторство взялся месье Люкас. Вначале Жюль отнекивался, мол, сам подготовиться, но один взгляд мужчины заставил парня молча принять помощь. Так они и проводил вечера за стопками учебников, конспектов. Иногда Артемиуса заменяла Амели. Потихоньку Жюль начал догонять своих однокурсников по программе.

Жизнь начала налаживаться.

Но в воздухе витало что-то непонятное. И это что-то в некоторой степени может изменить героев.