Наверное, в любой другой ситуации Антон был бы рад прогулять школу. Пропустить уроки, посвятить день какой-нибудь совершенно ненужной и неважной ерунде, может играм компьютерным — мечта. Да вот только мечта заканчивается там, где начинается отвратительное самочувствие. И тут уж начинает казаться, что школа — это, на самом деле, не такая уж и плохая альтернатива. По крайней мере, она не мучала подростка болью в горле и голове, школа не мучала его насморком, ощущением слабости и повышенной температурой. Школа не мучала, а вот собственный организм это делает, причем уже который день подряд? Кажется, пятый. Хотя в этом Антоша не уверен, эти дни были такие однообразные, что слились в один нескончаемый. И ведь его организм, по сути, должен быть на его стороне, раз уж он Антону и принадлежит, но отчего-то сейчас он решил играть против мальчика. Словно предатель, который решил неожиданно перейти на сторону врага и теперь выступает против своих бывших союзников. Ну ладно, одного союзника. И битва между ними сложная, невыносимая, и Антону кажется, что он ее неумолимо проигрывает. Да и можно ли вообще в ней победить?

Поначалу бывшее лёгким першение в горле за эти дни переросло в постоянное ощущение боли даже при элементарном глотании слюны. Казалось, что кто-то неведомый неумолимо натирал это самое горло наждачной бумагой, стараясь прибавить в и так не радужное состояние подростка «острых» ощущений. Так ко всему прочему во рту все ужасно пересыхало из-за вконец заложенного носа. Словно пустыня, в которой из-за невыносимой жары пересохли даже оазисы. Губы трескались и при малейшей попытке что-то сказать, улыбнуться или чихнуть покрывались тысячами мелких-мелких ранок, которые неприятно саднили и заставляли замирать, боясь снова сказать хоть слово. Температура, всенепременно сопровождаемая головными болями и общим состоянием нестояния, скакала туда-сюда. Благо, она не поднималась выше тридцати девяти, но постоянно снижалась и повышалась, совсем как цены на фондовой рынке, и тем самым очень сильно изматывала и так ослабший организм. Постоянно хотелось спать, хотелось пить, но совершенно не хотелось есть. Но самое ужасное не это. Самое ужасное то, что вчера с утра уши мальчишки прострелило такой невыносимой болью, что захотелось взвыть. И она до сих пор не проходила, иногда становилась чуть менее ощутимой, просто пульсируя, а иногда становилась ещё сильнее, отдавая, кажется, вообще во все возможные стороны и направления. В такие моменты вместе с ушами усиливалась головная боль преимущественно где-то в области лба да даже зубы ныть начинали, хотя проблем с ними не было совершенно. Ужасно, просто ужасно!

Но Антоша молчал. Арсений постоянно спрашивал, как он себя чувствует, на работу не ходил, боясь, что температура у мальчишки может подскочить слишком резко и неожиданно, беспокоился, переживал, носился вокруг, как курица носится над цыплёнком, а Антон упрямо молчал. И нет, он делал это не потому, что хотел усложнить папе задачу и уж тем более не для того, чтобы задержаться на больничном подольше. Он ни слова не сказал про больные уши, просто потому что прекрасно понимал, что в таком случае Арсений сразу же поведет его в какую-нибудь поликлинику, выяснять, в чем причина. А в поликлинике кто? Врачи. Да, конечно, Антону четырнадцать, и он вроде как мог бы уже и перестать бояться их, они ведь помочь стремятся, а не навредить. Да вот только каким образом можно перестать бояться, если страх сам не желает уходить? Перебороть его? А как, если он не исчез даже после всех походов к врачам, которые уже были совершены в прошлом? Как вообще можно бороться с тем, что настолько масштабно, настолько велико, что на его фоне даже Антошка со своим немалым ростом кажется маленьким муравьишкой? Страх этот огромен, как какой-нибудь древний замок, но мрачен и страшен, словно замок этот выполнен в готическом стиле. Тонка грань между величественностью и устрашением, и человеческий страх неведомым образом умудряется сочетать в себе и то, и другое. Возможно, он и сам является этой гранью, смешивает в себе все то, что, казалось бы, смешать невозможно, и заставляет человека содрогаться от ужаса, надеяться на то, что это чувство когда-нибудь исчезнет. И Антон не хочет его испытывать, совсем не хочет. Боль в ушах пройдет и сама, он уверен, ее можно просто игнорировать, в конце концов. А вот собственный страх игнорировать не получится, он слишком силен, чтобы просто не обращать на него внимание. А потому, несмотря на далеко не самые радужные ощущения, он ни за что не признается старшему в своем самочувствии, пускай тот думает, что проблема только в больном горле и насморке.

Лёгкий стук в дверь заставил подростка распахнуть глаза. Он не спал, нет, просто лежал с закрытыми глазами. Да и, наверное, заснуть бы у него все равно не вышло, жаропонижающее, которое Антон принимал ещё утром, уже давно прекратило действовать, и температура, кажется, снова начала расти. Ещё бы она не росла, на часах уже половина девятого вечера, удивительно, как этого не произошло ещё раньше. Днём ведь он чувствовал себя чуть лучше. Правда, в том-то и дело, что только чуть. И, конечно же, уснуть, когда все тело бьёт неприятный озноб, просто невозможно. Занять себя чем-то иным тоже не вышло, поскольку любые попытки посмотреть в экран телефона или компьютера заканчивались тем, что глаза начинали довольно сильно слезиться и в них появлялось совсем неприятное ощущение сухости и «песка». Антоша уверен, что тоже самое произошло бы, попытайся он что-нибудь почитать. Мозг совершенно не желал ни на чём сосредотачиваться, да и двигаться было довольно тяжело, непонятная усталость сковывала по рукам и ногам, как кандалы. Он просто лежал, замотавшись в одеяло чуть ли не с головой, и пребывал в мире собственных мыслей, даже за градусником, лежащим на прикроватной тумбочке, не хотел тянуться, поскольку для этого пришлось бы выбраться из «убежища», а значит и растерять тепло, которого и так, казалось, становилось все меньше.

— Тош, у тебя все в порядке? — с этими словами Арсений открыл дверь, поскольку так и не дождался разрешения со стороны ребенка.

Взгляд мужчины сразу же зацепился за «кокон» из одеяла, в который был замотан Антон, и Арс с тихим вздохом подошёл ближе. Неудивительно, что Антон никак не отреагировал, ему, кажется, снова плохо. Арсений на самом деле уже устал, правда устал. Он измотан бесконечными переживаниями, которые, кажется, не оставляют его ни на секунду, терзают душу, заставляют строить ужасающие предположения и самому ставить этому ребенку диагнозы. Неправильно, конечно, Попов не врач, чтобы наверняка знать, чем именно болен Антоша. Но все равно мужчина зачем-то выискивает возможные болезни, соответствующие симптомам, и каждый раз пугает самого себя. Человеческий фактор — пытаться разрешить все самостоятельно, параллельно раздувая из мухи слона. Но, с другой стороны, разве это нормально, что температура держится пятый день и, кажется, не собирается отступать? Да, безусловно, она не такая высокая, и слава богу, но все равно ничего хорошего в ней нет. И ведь в остальном что? Обычные симптомы, казалось бы, простуды, но ведь простуда проходит быстро, разве нет? Было у Арсения предположение, что из-за переохлаждения его ребенок умудрился схватить какой-нибудь вирус, но тогда бы от него и сам Арс заразился бы наверное. Все так непонятно и запутано. По-хорошему отвести бы Антошу к врачу, да вот только он же упрется, не пойдет. И Пашка, как назло, ещё непонятно, когда вернётся, его-то Антон хоть и боится, но не настолько. В общем, Попов запутался окончательно и не имеет ни малейшего понятия, что ему делать. Пытаться дальше лечить самостоятельно? Так результатов-то от этого лечения чего-то не наблюдается совсем. Вести Антона в поликлинику насильно? Да вот только проблема в том, что Тоша уже не десятилетний мальчишка, если он решит убежать, то Арсений никак не сможет это предотвратить. Нет, догнать то, конечно, догонит, но дальше-то что? Не таскать же ему четырнадцатилетнего подростка на руках, правда? Вообще мужчина-то, конечно, может, но вряд ли самому Антону это понравится. Сложно, почему же все так сложно?

— Опять у тебя температура, — как-то грустно констатировал мужчина после того, как, присев на край кровати, прикоснулся ладонью ко лбу Антона.

— Да я уж догадался, — голос у Антоши был хриплый и очень тихий, да он бы и не смог говорить громче, закашлялся бы.

— Почему тогда не выпил жаропонижающее, если догадался? — чуть нахмурившись, спросил у него Арсений и осторожно провел рукой по растрёпанным кудрявым волосам.

— Откуда ты знаешь, что не выпил? — Антон часто моргал, глаза немного пекло из-за температуры, — Может, я просто жду, пока оно подействует?

Нет, вообще-то подросток и вправду ничего не пил, сил не хватило, даже несмотря на то, что и таблетки, и стакан с водой лежали все на той же тумбочке. Но ему стало интересно, как это так вышло, что папа так легко догадался об этом. Хотя… Может этот самый стакан с водой его и сдал? Он же нетронутый стоит.

— Я просто слишком хорошо тебя знаю, — Арсений чуть улыбнулся в попытке подбодрить, — Смею предположить, что ты температуру даже не измерил, что уж тогда говорить о том, чтобы ее сбить?

— Не измерил, — не стал отрицать мальчишка, но губу прикусил, явно чувствуя себя виноватым. Ну в самом деле, мог бы и измерить, и сбить ее без напоминаний, не маленький же уже вроде.

— Значит давай сейчас это исправлять, — сказал мужчина и стал осторожно высвобождать свое болеющее чудо из одеяла.

Замотался Антоша, конечно, знатно, Арсений еле-еле сумел стянуть это самое одеяло. Он заметил, как мальчишка поежился, видимо, ощутив неприятный холод, но позволять ему снова замотаться чуть ли не с головой тоже нельзя. Антон достаточно тепло одет, да и одеяло далеко не тонкое, ему-то кажется, что холодно, а вот организм, наоборот, только сильнее нагревается. Им все-таки сбить температуру нужно, а не сделать так, чтобы стало ещё хуже.

— Держи, — Попов взял градусник и протянул мальчику. Подросток спорить не стал, перехватил его из рук старшего и, чуть оттянув ворот кофты, сунул термометр под мышку. — Ты, может, хочешь чего-то? Чай? Или может все-таки поешь, ты ведь толком не поужинал, — предложил мужчина, вспомнив, что съел Антон едва ли пару ложек куриного супа.

— Я не хочу есть, — все так же негромко, скорее даже шепотом сказал Антон, — А чай… — он задумался на мгновение, — Наверное, можно.

— Сейчас сделаю, — произнес Арсений, а потом, снова проведя рукой по волосам Антона, поднялся и вышел из комнаты.

Подросток дождался, когда градусник оповестит об окончании измерения писком, который казался ему ужасно отвратительным. Почему вообще эти электронные термометры обязательно должны пищать? Неужели нельзя было какой-то более привлекательный и главное тихий звук выбрать? Или это просто именно этот градусник такой? Ну если так, тогда вопросы к производителям. Зачем? Этот писк же только сильнее раздражает и так не очень-то довольных жизнью больных. И уж тем более он ни капельки не скрашивает впечатление от высветившейся в маленьком окошке цифры — 38,5. Это все отвратительно, паршиво и уже очень сильно надоело Антону. Так ещё и уши эти. Прямо сейчас они не то, чтобы болят, скорее просто ноют, а ещё они заложены, и почему-то при разговоре голос мальчишки отдается странным эхом, словно есть ещё один Антон, который повторяет за ним слова, сидя где-то внутри его головы. Очень странное ощущение, которое подростку не нравится от слова совсем. Да вот только что он может с этим сделать? Ничего.

Арсений вернулся обратно довольно быстро, казалось, прошло лишь чуть больше пяти минут, большую часть из которых, Антон уверен, мужчина ждал, пока закипит чайник. За это время Антон уже успел выпить жаропонижающее и теперь снова замотался в одеяло с головой, приняв положение полусидя.

— Тош, ну не нужно так заматываться, — снова присаживаясь на край кровати и откладывая пока что слишком горячую кружку с чаем на тумбочку, — Температура спадать должна, а ты ее, наоборот, повышаешь.

— Но мне холодно, — пожаловался мальчишка.

— Знаю, зайчик. Какая температура?

— Тридцать восемь и пять, — отозвался Антоша, — Я уже выпил таблетку. Останешься со мной? Не хочу один сидеть.

В одиночестве ему и правда сидеть не хотелось. Состояние и так оставляет желать лучшего, а если оставаться с самим собой тет-а-тет, то становится только паршивее. И вообще Антону хочется объятий, очень сильно хочется. Они ведь такие уютные и наверняка теплые, самое то для мальчишки, которого мучает озноб.

— Останусь, — сказал Арсений, — Только, пожалуйста, раскройся хотя бы немного.

Антон послушался, стянул с себя одеяло примерно до живота, а потом чуть отодвинулся к стене, явно намекая на то, чтобы Арс сел ближе к нему. Мужчина намек понял, передвинулся и одной рукой обхватил мальчишку за плечо, позволяя ему положить голову себе на грудь. Подбородком Арсений прижался к кудрявой Тошиной макушке, а сам Антон устало прикрыл глаза, но засыпать даже не думал.

— Чай немного остынет, и выпьешь его, хорошо? — Попов старался говорить размеренно и тихо, прекрасно понимая, что, когда человек болеет, слишком громкие звуки его только раздражают.

— Угу. Пап, — начал Антон, — Как думаешь, что все-таки с Ясей стало?

Арсений тихо вздохнул. Этот вопрос Антон задавал ему чуть ли не каждый день, казалось, мальчишка и вправду волновался за девочку. Да вот только ответа на Антошин вопрос Арс дать не мог. Позавчера он, по Антошиной просьбе, попытался связаться с органами и узнать, как там девочка, но ему отказались давать хоть какую-то информацию. И понятное дело, что Тоша переживает, кажется, ему действительно хочется, чтобы в жизни девочки все было хорошо, но что может Попов? Соврать ему, что узнал и все у нее в порядке? Во-первых, врать собственному ребенку — это самое отвратительное, что только может быть. А, во-вторых, какой смысл? Давать ложную надежду, чтобы что? Антон ведь не дурак, да и ему не пять лет, он легко может попросить доказательства, а Арс их предоставить не сможет. Потому приходится каждый раз говорить правду, наблюдать, как разочарованно и грустно блестят глазки этого ребенка. От этого самому мужчине очень больно, но он ничего не может изменить.

— Тош, я по-прежнему не знаю, — сказал Арсений и услышал, как мальчик тихонько вздохнул, — Если хочешь, я могу попробовать снова позвонить, не сейчас, конечно, но может завтра. Только нет никакой гарантии, что мне ответят, понимаешь?

— Понимаю, — отозвался мальчишка.

Какое-то время они сидели молча. Арсений просто осторожно гладил Антона по плечам и спине, и казалось, подросток и вовсе задремал. Да вот только в какой-то момент Антоша чихнул. Оглушительно, громко так. И, казалось бы, чихнул, и чихнул, что с того? Да вот только проблема была в том, что уши при этом пронзило такой невыносимой болью, словно кто-то вогнал в них иглы и попытался разорвать барабанную перепонку. Антон моментально дернулся и ухватился за них, словно это могло как-то уменьшить боль. Но это не помогало. Было очень больно, настолько больно, что, казалось, ещё чуть-чуть, и боль поглотит его полностью. Подросток стиснул зубы, которые начали ныть вместе с ушами. Вернее это не сами зубы ныли, это болезненные ощущения отдавали даже туда. Невыносимо, как же это все невыносимо.

— Что случилось? — обеспокоенно, даже слишком обеспокоенно спросил Арсений.

Все как-то слишком резко произошло, вот в один момент его ребенок практически засыпает, а в другой подскакивает и хватается за собственную голову. И совершенно непонятно, что происходит. Голова у него так сильно разболелась, что ли? Может быть, температура все-таки ещё не спала.

Антон глубоко дышал, почему-то ему казалось, что это помогает быстрее избавиться от отвратительнейших ощущений. Боль отступала, Антоша знал, что она не исчезнет полностью, просто потому что и до этого не исчезала, но хотя бы она прекращала быть настолько сильной и пронзительной. Он медленно отвёл руки от ушей и тут же столкнулся с крайне обеспокоенным взглядом синих глаз. Кажется, папа его что-то спросил, но Антон не услышал, слишком сильно был поглощён болью.

— Что у тебя болит? — став отчего-то серьезнее, поинтересовался мужчина.

— Ничего, все хорошо, — Антон попытался состроить самый честный из всех возможных вид, да вот только было очевидно, что Арсений ему не верил.

И вот это, по мнению подростка, было уже совсем не хорошо. Потому что не стоит папе знать про уши, совсем не стоит. Да вот только как убедить его в том, что все в порядке? Непонятно! Да папа же читает как открытую книгу, он точно догадался, что что-то не в порядке.

— Я же знаю, что ты мне врешь, — покачав головой, сказал Арс, — Правду, Антон, пожалуйста. Я же не навредить, а помочь тебе хочу.

Арсений видел, как Антон закусил губу, явно раздумывая над ответом. Почему этот ребенок пытается от него что-то скрыть — непонятно. Ведь если ему плохо, то нужно искать причину плохого самочувствия и решать ее, а не пускать все на самотек. К тому же самого Арсения ужасно напугало то, как внезапно Антоша подскочил, явно ощущая боль. Это же ненормально, даже во время простуды ненормально, когда боль настолько сильна и неожиданная, что заставляет человека дёргаться и прижимать руки к больному месту. К больному месту… Точно! А Антон ведь не к голове руки прижал, вернее к голове, конечно, но не совсем. Он прижал их к ушам. И почему Арсений сразу не обратил на это внимание? Хотя ясно почему, он просто испугался, не понимая, что происходит с ребенком. А теперь понял. Точно, это точно ушная боль. Да вот только почему же Антон о ней ничего не сказал? Хуже же сам себе сделает.

— Тош, у тебя уши болят? — спросил мужчина.

— Нет, все хорошо, — врёт, Арс прекрасно понимает, что он ему врёт.

— Антон, у тебя болят уши, — утверждая, а не спрашивая, сказал Арсений.

Антон задумался на мгновение, а потом обречённо кивнул. Точно, папа точно умеет читать его как раскрытую книгу. Он знает Антона слишком хорошо, чтобы можно было вот так вот просто что-либо скрыть. С одной стороны, это здорово, когда человек тебя настолько хорошо понимает. А, с другой… С другой, это все, теперь папа точно поведет его к врачу.

— Почему сразу не сказал? — голос Арсения звучал несколько строго, но без раздражения или злости. Да на этого больного чудика прямо сейчас злиться было совсем невозможно, таким несчастным и подавленным он выглядел.

— Я не хочу к врачу, пап, — несчастно так выдал Антошка.

Арсений ласково погладил его волосы. Вот теперь всё встало на места. Да, очень глупо вот так вот пренебрегать собственными здоровьем из-за страха, но, с другой стороны, в целом, это можно понять. И жалко так это чудо, очень жалко. Да вот только Арс прекрасно понимает, что в поликлинику пойти придется, потому что проблемы с ушами — это уже не шутки, там такие осложнения бывают, что и в кошмарах не снилось.

— Зайчик, я знаю, что не хочешь, — возвращая голосу былую мягкость, произнес Попов, — Но выбора особого нет.

— Пап, ну пожалуйста, — это было похоже на откровенное нытье трехлетнего ребенка, но Антон совсем ничего не мог с собой поделать. — Я не хочу.

— Тош, придется, — ласково, но серьезно сказал мужчина, — Я запишу тебя к ЛОРу, сходим узнаем, что не так.

— Давай не будем, оно же совсем не сильно болит, — Антон наткнулся на серьезный взгляд голубых глаз, который ясно дал понять, что нытьем и спорами он ничего не добьется, — Ну хорошо, давай дядю Пашу позовём? А? Пожалуйста!

По неведомой причине Пашка пугал Антона гораздо меньше, чем какой-то неизвестный отоларинголог. То ли потому что Паша каждый раз терпеливо выносил все капризы, то ли просто из-за того, что с ним Антон хотя бы был знаком, но, действительно, мысль о том, чтобы позволить себя осмотреть дяде Паше, пугала гораздо меньше мысли о незнакомых врачах и поликлинике.

— Паша, во-первых, все ещё в отъезде и ты и сам это знаешь, — устало вздохнул Арс, — А, во-вторых, он не ЛОР, конечно, в чем-то разбирается, все-таки врач, но конкретный диагноз именно в этом случае он вряд ли поставит.

— У меня совсем нет выбора? — смотря таким несчастным, затравленным взглядом, пробормотал мальчишка. Арсений осторожно притянул его обратно в объятия, успокаивающе ведя рукой по кудрявым волосам.

— Увы, Антош, — шепнул он, позволяя ребенку ещё теснее прижаться к себе.

***

— Почему из нас двоих у врачей постоянно оказываюсь я? — мальчишка недовольно глядел на приближающиеся двери поликлиники.

Нет, ну вот оно ему разве надо? Не надо, конечно, да вот только попробуй теперь убеди в этом папу. Это ж нужно было так неудачно выдать самого себя. И теперь что? Теперь Арсений чуть ли не под ручку ведёт его к врачу, потому что в одиночку Антоша точно туда не пойдет. У него, даже когда папа рядом, сердце не на месте, а где-то в пятках, дыхание сбивается, словно марафон пробежал, и все тело пробирает дрожь. И в этот раз эта дрожь не из-за температуры, подросток утром жаропонижающее выпил, потому сейчас чувствовал себя, что называется, сносно. Да вот только панику, которая захлестывала с головой и заставляла живот стягиваться тугим узлом, никто не отменял. Он ненавидит врачей!

— Я не знаю, — несколько грустно проговорил Арсений, положив руку на плечо мальчика в ободряющем жесте.

На самом деле Арс бы с удовольствием поменялся с Антоном местами и ходил бы по всем этим докторам, которых его ребенок просто терпеть не мог, самостоятельно, да вот только невозможно это. И все, что может Арсений — это оставаться рядом. Да, безусловно, его сыну уже четырнадцать лет, возможно кто-то может посчитать это странным, что он везде таскается за ним. Но, во-первых, в поликлинике все равно одного Антона ни один врач не примет, поскольку он несовершеннолетний, а, во-вторых, если Антону так спокойнее, то почему бы и нет? Зачем его оставлять одного, если есть возможность сходить с ним и поддержать?

— Тебе не кажется, что во вселенной должен существовать какой-то баланс? И что этот баланс был нарушен? — как-то нервно сказал подросток, явно стараясь отвлечь самого себя разговором, — В том плане, что количество посещений медицинских учреждений должно быть как-то распределено между людьми. Мне почему-то кажется, что кто-то подкинул мне парочку своих посещений, я тебе гарантирую. Осталось только выяснить, кто это был, и покарать этого человека. Почему вообще из всех людей он выбрал именно меня? Он что, не понимает, что я боюсь?

Арсений вздохнул. Интересные, конечно, у его ребенка рассуждения, хоть и бредовые. Баланс, распределение, и кто, по мнению Антона, этот баланс установил? Да и как можно передать человеку количество, как выразился мальчик, посещений? Глупости это все, конечно глупости. Но, с другой стороны, Арс прекрасно видит и замечает, что этими глупостями Антон просто пытается отвлечься, чтобы не начать бояться ещё сильнее. И наверное это лучше, чем он будет убегать или, упаси боже, плакать. Потому что слез своего ребенка Арсений просто не выносит и становится готов устранить любую угрозу, которая эти слезы вызвала. Да вот только тут-то как раз все и становилось гораздо сложнее, страх — это не та угроза, которую можно устранить, с ним Арсений, к сожалению, не может сделать ничего.

Антошка продолжал нести какую-то ахинею про чашу весов, которая слишком сильно склонилась в его сторону. Арс не перебивал, пусть этот ребенок рассуждает о чем угодно, пока это хоть как-то помогает ему успокоиться. Да вот только чем ближе была стойка регистрации, тем более явной становилась Антошина паника. Он то и дело вытирал потеющие руки о собственные штаны, осматривался по сторонам и вздрагивал каждый раз, когда замечал проходящих врачей и медсестер. Арсений старался не отпускать его плечо, прекрасно помня о том, что ребенок этот и сбежать может. Параллельно мужчина разговаривал с женщиной за этой самой стойкой. Вообще-то Попов записался заранее и теперь ему просто нужно было узнать имя врача и номер кабинета.

— Солнце, ну чего ты? — негромко спросил мужчина, отходя вместе с ребенком от стойки, когда ему наконец сказали в какую сторону идти, чтобы попасть в нужный кабинет.

— Боюсь, — шепотом отозвался мальчишка, — Ты же не отправишь меня туда одного? Пожалуйста, не отправляй меня одного, — с каким-то отчаянием в голосе добавил он.

Сильнее самого страха перед врачами был страх с этими самыми врачами встретиться в одиночку. В таком случае нервы Антоши точно не выдержат и он либо расплачется, либо просто сойдёт с ума от собственной паники и ужаса, который обрушился на его бедную голову, подобно огромному цунами, поглощающему целый город. Разрушительному цунами, не оставляющему после себя ничего кроме руин. И как же не хочется с этим самым цунами сталкиваться, очень сильно не хочется. Почему-то кажется, что папа хоть сколько нибудь сможет от него защитить, а даже если этого не произойдет, так он хотя бы будет рядом, уже не так страшно как могло быть. Хотя ладно, все равно страшно.

— Не оставлю, зайчик, — заверил его мужчина, на мгновение притянув к себе в объятия. Идти правда в таком положении было не очень легко, но ничего страшного. — Все будет хорошо, Антош, просто попытайся отвлечься.

Ну да, легко папе говорить. Да вот только Антону не кажется, что отвлечься — это такая простая задача. Ему вообще совершенно не нравится, что его ведут к ЛОРу отношения с которыми у мальчишки не сложились ещё довольно давно. Наверное, их он боится даже чуточку больше, чем других врачей, даром, что они обычно больно не делают. Детские впечатления о врачах они такие, въедливые, задерживаются в памяти надолго, может быть даже навсегда. И впечатления эти не сулят ничего хорошего.

— Я попытаюсь, — отозвался Антон, когда они уже были совсем близко к двери. Ужасно близко. И вот Арсений постучал.

Ох уж эти ужасные ЛОРы, что ж Антону то так на всех этих врачей не везёт. Сидел бы дома, радовался жизни, но нет. Сидит он только на кресле, пока врач тыкает ему в рот какой-то странной палкой. Зачем вообще осматривать его горло, если они пришли проверить уши? Антон не знает, да и спрашивать не собирается. Просто потому что, если он ещё и вопросы начнет задавать, то они тут задержатся надолго, а этого подросток не хочет. Совсем не хочет. Ему и так слишком сложно контролировать дрожь в собственных руках. Мальчик настолько сильно стиснул подлокотники, чтобы от этой самой дрожи избавиться, что пальцы даже побелели от напряжения. На доктора он и вовсе старался не смотреть, слишком устрашающей был его вид, потому взгляд зелёных глаз был нацелен на несколько задумчивого Арсения, стоявшего совсем немного в стороне. Попов как только этот взгляд поймал постарался ободряюще улыбнуться, но Антону легче от этого не стало ни капельки. Он вообще маленький, несчастный и хочет домой. Ну и что если ему четырнадцать? Все равно маленький и все равно хочет! Да вот только забирать его из этого ужасающего места никто не стремится.

Врач осмотрел нос, перешел к ушам. В процессе осмотра куда-то надавил, явно специально, а Антону так больно стало, прямо до ужаса больно. Захотелось взвыть настолько резкой и пульсирующей была эта боль где-то в самой глубине уха. Подросток дернулся в сторону, подавив вскрик и глазами полными ужаса уставился на врача. Если он сейчас ещё раз попытается надавить на то же место, то Антон просто встанет и сбежит. И плевать как на него посмотрят, это слишком больно, чтобы вот так просто терпеть!

— Извини, я должен был проверить, — заметив реакцию мальчика сухо проговорил доктор, — И раз тебе больно, значит происходит воспалительный процесс. Скажи, ты испытывал аутофонию?

Антон продолжал гипнотизировать врача взглядом и на всякий случай ещё немного отодвинулся. Что он там должен был испытывать было непонятно. Да Антон и слов то таких не знает, как он может сказать испытывал он эту хрень или нет?

— Ауто… Чего? — все же выдавил из себя подросток. Голос его звучал так тихо-тихо, а нотки страха были такими явными, что Арсений решил подойти ближе, успокаивающе опустив руку ему на плечо.

— Собственное эхо в ушах слышишь? — перефразировал врач. Антон неуверенно кивнул, что-то такое он слышал, пусть и не был до конца в этом уверен. — Хорошо, давай я ещё с помощью отоскопа уши твои осмотрю и все.

Как будто у Антона был хоть какой-то выбор. Убегать? Не солидно в его возрасте, хотя, признаться честно, очень, вот прямо ОЧЕНЬ хочется. Также как и не получился спорить, протестовать, кусаться, ругаться и что-нибудь ещё выделывать. Кто бы мог подумать, что с возрастом приходиться учится не только жить с собственным страхом, но и стараться не демонстрировать его так явно? Когда он был младше все было проще, намного проще, просто потому что окружающие не осуждали его за этот страх. А сейчас… Сейчас не осуждает его разве что только папа. Но ведь он на то и папа, чтобы вообще не осуждать мальчишку. А остальные? Во взрослом мире страх считается слабостью, чем-то таким, что присуще только детям. Нет, взрослые боятся, безусловно боятся, об этом ведь даже Арсений ему рассказывал. Но эти же взрослые свои страхи скрывают и осуждают за них других. То, что прощалось девятилетнему мальчишке не простят четырнадцатилетнему, к сожалению, такова правда. Но хуже то, что страх Антона сейчас ничем не отличается от страха, который был тогда. Страх не отличается, а вот обстоятельства и отношение людей вокруг — да. Антон может сколь угодно долго спорить с собственным папой, может убегать от него, может даже открыто истерить, но он не может позволить себе делать тоже самое в присутствии других людей. Не может, как бы страшно не было, как бы сильно не колотилось сердце, как бы сильно не потели ладони. Отвратительный взрослый мир, он совершенно не нравится подростку, который должен быть и вести себя по взрослому, а на деле ощущает себя таким маленьким и беспомощным. Что он может ему противопоставить? Да ничего по сути, совсем ничего.

— Тош, расслабься и выдохни, все хорошо, — мягко сказал Арсений, проведя рукой по плечу мальчишки, а потом отойдя немного в сторону, дабы не мешать доктору.

Конечно, мужчина видел, что ребенок изо всех сил пытается совладать с собственным страхом. Да и как он мог этого не видеть, если так хорошо Антона изучил? Арсений кажется даже с закрытыми глазами сможет определить чувства своего ребенка, используя для этого только какое-то свое внутреннее родительское чутье. Да вот только помочь сыну он, к сожалению, особо не может, только быть молчаливой поддержкой, надеясь, что его присутствие хоть сколько нибудь успокаивает подростка. Впрочем, может это и вправду работает, по крайней мере, Антоша не стал сопротивляться, покорно позволил врачу осмотреть уши и лишь только затравленный, лихорадочно перескакивающий с одного предмета на другой взгляд выдавал истинные ощущения мальчишки. Наверное, никто другой этого даже не заметит, но Арс не является кем-то другим, он его отец, а потому видит намного больше остальных.

Врач окончил осмотр, на радость Антона, отошёл в сторону, чтобы ввести какие-то непонятные подростку данные в компьютер. Мальчишка на мгновение прикрыл глаза, стараясь убедить самого себя, что все уже позади и больше над ним никто издеваться не будет. Сделать это было сложновато, сам факт того, что они все ещё находились в здании поликлиники пугал до чёртиков и Антон чувствовал, что сердце его по-прежнему колотится с просто неимоверной скоростью. За что же ему все это?

— Средний отит начальной стадии, — оторвавшись наконец от записей, вынес вердикт доктор, — Я не могу сказать точно, чем он был вызван, могу только предположить, что это произошло из-за снижения иммунитета.

Антон прикусил губу. Отит звучит как что-то не очень радужное. Название на самом деле не внушает доверия, пугает даже. Да и боли в ушах достаточно сильные. Конечно фраза «начальная стадия» даёт надежду, что избавиться от этой ерунды удастся быстро, но разве можно знать наверняка? Как же ему это все надоело в самом деле, почему каждый раз у него что-то случается? Что за закон подлости такой?

— Вы вовремя к нам обратились, — продолжил врач, — Если бы затянули, то могли возникнуть осложнения вплоть до полной потери слуха.

Арсений выдохнул, наверное даже облегчённо. То, что вовремя — это конечно хорошо. Плохо то, что узнал он об этом по чистой случайности, а сам бы этот маленький упертый засранец ни за что не признался, что что-то не так. Попов сколько думал все равно не мог понять, почему Антон не подумал, что все может стать куда хуже, если не спохватиться вовремя. Ну вот не сказал бы он про боли в ухе, ходил бы мучился, отит бы развился сильнее и что в итоге? Кто был бы виноват? Нет, безусловно Тошу можно понять, он совсем не хотел идти к врачу, но с другой стороны, разве стало бы легче, если бы он довел себя до того момента, когда врачи уже не помогут? Просто глупый трусливый подросток, нет, Арсений его очень любит, но иногда действия Антона его просто поражают.

— Я выпишу вам рецепт на ушные капли, — врач начал что-то писать на каком-то листочке, — Они во-первых, обезболивающие, а во-вторых, со временем уберут воспаление. Пройдете курс, а там посмотрим. Вообще должны помочь, но если вдруг лучше не станет, то приходите снова, подберём какое-нибудь другое лечение, — с этими словами мужчина протянул Арсению листочек, а также несколько других бумаг, в которых были записаны время осмотра, имя, фамилия, поставленный диагноз.

— Спасибо большое, — ответил Арс, а потом кивком головы указал Антону на выход.

Долго ждать себя подросток не заставил, подскочил и буквально пулей вылетел за дверь, даже не попрощавшись и явно стремясь как можно быстрее оказаться за пределами столь устрашающего здания. Арсений только покачал головой, попрощался с врачом и пошел догонять своего ребенка с целью во-первых, окончательно успокоить, а во-вторых, прочитать лекцию о том, как важно сообщать, если его что-то беспокоит. Будет ли счастлив Антон такой лекции? Арсений не знает, но уверен, что ему пойдет на пользу. Может и впрямь задумается и прекратит скрывать от него собственное самочувствие.

***

Что же, выходит, что температура у Антона действительно поднималась из-за отита. По крайней мере, Арсений в этом убедился, когда, спустя всего каких-то три дня лечения, она перестала подниматься выше 37,5. Попов считал это явным прогрессом и единственной проблемой было уговаривать Антона использовать капли. А ведь это именно они помогают не только против боли и воспаления, но и температуры, поскольку содержат в себе антибиотик. Арс правда не мог понять, почему мальчишка так рьяно сопротивлялся и искал всяческие способы избежать использования капель. То есть, в них же ничего такого нет, да не совсем приятно, но не больно и вполне терпимо. И вот почему Антоша упёрся? А кто его знает. Ведёт себя как капризный маленький мальчишка, Арсению действительно приходится за ним чуть ли не по всей квартире бегать то с уговорами, то с угрозами. Мужчина и вправду уже подумывает над тем, чтобы привязать своего, вообще-то не такого уж и маленького, ребенка к кровати, чтобы прекратил бегать от него по всему дому. С другой стороны, то что Антон вообще стал способен так носиться по квартире доказывает, что в целом он идёт на поправку, что не может не радовать.

— Антон, все, прекрати уже, — Арс попытался перехватить подростка, норовившего удрать и запереться в комнате, дабы избежать «ужасной участи». Перехватить правда не очень удалось, поскольку мальчик, несмотря на свой немалый рост, умудрился ловко поднырнуть под руку старшего и ломануться к заветной двери. — Да что ж ты как дитя малое, ей богу, — пробормотал себе под нос Арсений, двинувшись следом.

Мужчина правда не понимал что на Антона нашло. Он ведь может быть серьезным, когда хочет, действительно может. А тут, словно ему не четырнадцать, а пять. Дальше что? Начнет кричать и топать ногами, подобно совсем уж маленькому ребенку? Арсений очень надеется, что нет, потому что это будет уже слишком. Конечно, можно рассматривать тот вариант, что Антон просто дурачится, более того, именно этот вариант звучит наиболее адекватно, но все-таки почему мальчишка решил это свое дурачество направить на вещи, связанные со здоровьем? Будто это не он пару дней назад валялся с температурой, не желая даже вставать с постели, а кто-то другой. И ведь прекрасно понимает, что именно из-за назначенного лечения ему в итоге и стало легче и все равно продолжает от этого самого лечения бегать. Ну вот что за человек, а?

— Мне не нравится эта фигня, — не прерывая движение, сказал мальчик, указав на маленькую бутылочку с каплями в руках Арсения, — Ты на себе их пробовал? Нет? Тогда чего ты от меня хочешь?

— Я хочу, чтобы ты наконец прекратил весь этот цирк, — схватив таки подростка за руку и резко развернув лицом к себе, строго, но негромко, произнес мужчина, — Антон, тебе сколько лет?

— Четырнадцать, — недовольно буркнул подросток.

— Вот и веди себя соответствующе. Почему я должен носиться за тобой как за трехлетним, скажи мне, пожалуйста? — Антоша после этого заявления старшего потупил взгляд и не предпринимал никаких попыток вырваться. Да и смысл? Его уже поймали.

Вообще-то он бы и сам не смог объяснить, откуда взялись эти порывы сбежать, каждый раз, когда папа пытается всучить ему ненавистные капли. Ему просто не хотелось и все. Какая-то неизвестная сила, сидевшая внутри, требовала сопротивления, твердила, что нельзя так просто сдаваться, что враг не дремлет. Какой враг? Так капли же, чем не враг? Глупо? На самом деле да, очень глупо, Антон и сам это прекрасно понимает, а все равно ничего не может с собой поделать. Вот не хочет он и все тут. Может это чисто подростковое, юношеский максимализм, склонность воспринимать все, даже проявление заботы, в штыки и желание доказать, что он может справиться и без всяких капель. А может это просто черта характера такая, «дурость» называется. В любом случае, сдаваться «в плен» просто так Антону не хотелось. Да только папа все равно каждый раз догонял, стоит ли оно тогда того?

— Ладно, давай сюда, — прозвучало так, словно Антон прямо сейчас сделал Попову великое одолжение, согласившись.

Мальчишка протянул руку, куда Арсений вложил капли. Казалось мужчина даже выдохнул с облегчением, а ещё бы не выдохнуть, Антон сам согласился, значит не придется как вчера закапывать ему уши насильно.

— И сложно было сразу всё сделать? К чему все эти побегушки? — недовольно цокнув языком, спросил Арсений, наблюдая как Антон морщиться от холода ушных капель.

Подросток попытался пожать плечами, чтобы показать, что он вообще-то и сам не в курсе, но сделать это было несколько проблематично, поскольку голова его была наклонена в сторону. Ощущения были отвратительными, противная жидкость была холодной и, казалось, текла куда-то до самого глаза. Как такое вообще можно спокойно терпеть? И как можно добровольно на это соглашаться? Впрочем, пусть и не совсем добровольно, а под давлением Арсения, он уже согласился, а потому приходилось терпеть. Заткнув ухо ваткой, протянутой мужчиной, Антон повторил все те же манипуляции с другим ухом, не забывая при этом прожигать папу очень недовольным взглядом. Арсений правда никак на это не реагировал, привык уже за несколько дней и прекрасно знает, что недовольство это у подростка пройдет настолько же быстро, насколько и появилось, а может даже и быстрее.

— Доволен? — пробормотал Антон, возвращая бутылочку.

— Более чем, — хмыкнул Попов, а потом провел рукой по Тошиным волосам, — Заяц, хватит дуться, ты же и сам прекрасно знаешь, что без капель вылечится не выйдет.

— Да, да, ты мне это каждый раз говоришь, — Антон хотел было ещё что-то сказать, но его прервал настойчивый стук в дверь.

— Не вредничай, — чуть улыбнувшись мальчишке, Арсений двинулся в сторону прихожей.

Антон — особа крайне любопытная, конечно же, пошел следом за ним. А что? Они вообще-то никого не ждали, вот ему и стало интересно кто это там мог прийти. Конечно, это может быть обыкновенный коммивояжер. Они ж умудряются заходить в подъезды, а потом ходить по этажам, предлагая купить всякую ерунду, даже несмотря на наличие домофонов. Пронырливые и изворотливые люди, даже интересно сколько им за это платят. Но правда ладно, это не то чтобы сильно важный вопрос. На самом деле, даже если это действительно он, то Антон хотя бы посмеётся с того, как папа с пафосно произнесенной фразой: «благодарю, но мы ничего не покупаем» захлопнет дверь перед его носом. А что? Такое уже было между прочим. Арсений потом ещё смешно ворчал, что они ходят, ерундой занимаются, людей отвлекают. Так что да, посмотреть кто же там пришел определенно стоило.

Попов оставил капли, которые все ещё сжимал в руке, на тумбочку, а потом открыл дверь. Открыл, чтобы тут же лицезреть донельзя довольного Серёжу, несущего в одной руке какой-то огромный пакет, видимо заходил в магазин, а в другой… Ясю? Арсений мог ожидать многого, но никак не девочку, сидящую на руках его друга. Выглядела она определено лучше, гораздо лучше, чем в прошлую их встречу. Одежда по размеру, да и видно, что она новая и чистая, на голова забавная теплая шапочка с кошачьими ушками и главное — улыбка. Девчушка явно была довольна и счастлива, нет она и в прошлый раз улыбалась, когда играла с Господином Котиусом например, но та улыбка не была настолько искренней. А эта была.

— Привет, — Сережа приподнял руку с пакетом, явно намереваясь помахать ею в знак приветствия, но этот самый пакет не позволил ему этого сделать. Мужчина впрочем не расстроился, у него вообще улыбка даже не думала сходить с лица, шагнул в квартиру как к себе домой, а потом отпустил девочку на пол. — Мы вот в гости к вам зайти решили. Признавайся, скучал? — хмыкнул он, глядя на Арсения.

О да, вот это — тот Серёга, которого Попов знает. Весёлый, довольный, ни капли не похожий на того, каким он видел его в последнюю их встречу. Тогда правда и обстоятельства не позволяли веселиться, а сейчас все явно было хорошо. Только все ещё непонятно почему он с Ярославой вместе пришел и как он вообще ее нашел, если самому Арсению, который по просьбе Антона пытался узнать, что стало с девочкой, не сказали ни слова, заявив, что не имеют права раскрывать информацию.

— Очень скучал, — улыбка друга была заразительной, а потому и Арсений не мог не улыбнуться, смотря как Сережа присел, чтобы помочь малышке снять обувь, а следом и куртку. И только потом мужчина принялся снимать свою верхнюю одежду.

Как только девочка оказалась освобождена из «одежного плена» она сразу же побежала к Антону, который слегка ошарашенный стоял чуть в стороне, удивлённо так глядя то на Серёжу, то на саму кроху.

— Антон! — радостно так воскликнула она и полезла обниматься. Низенькая она правда, а потому обнять смогла только за ногу, но подросток, подумав немного, решил присесть на корточки, позволив девочке обвить себя за шею.

— Ну привет, — сказал мальчик, приобняв ее в ответ, а потом выпрямляясь, наблюдая за довольной моськой девчонки.

Антон не совсем понял как так вышло, что спасённая им малышка прямо сейчас стоит тут прямо перед ним. Но подросток определенно точно был рад, что с ней все в порядке. Он и вправду довольно часто задумывался о том, что могло стать с девочкой, боялся как бы ее не вернули тому самому дяде. Впрочем, судя по тому, что он видел сейчас, она не только не была возвращена дяде, но и вообще в итоге пришла с Серёжей. Почему кстати, очень хотелось бы Антону знать.

— Эй, а с Арсением кто здороваться будет? — тихо посмеиваясь, Матвиенко подошёл к Яське, снова подняв ее на руки и разворачиваясь к другу.

— Ой, — забавно произнесла девочка, а потом снова улыбнулась, — Здрасьте, — добавила она, смотря на Попова.

— Привет, — мужчина снова улыбнулся, а потом вспомнил, что он так и не запер дверь, а потому тут же исправил это, — Так и будем тут стоять или может все-таки пройдем на кухню? — сказал он, обращаясь уже к Серёже.

— Пойдем, — сказал Серёга, — А кстати, это вам, — он указал на оставленный возле двери пакет, — Там сладостей куча, а то я знаю, что вы тут оба сладкоежки, — мужчина хитро так подмигнул смотрящему на него Антону.

— Спасибо, конечно, да вот только зачем? — недоуменно поинтересовался Арсений.

— Как зачем? В гости с пустыми руками не ходят. Правда, Ясь?

— Правда, папа, — с самым серьезным видом подтвердила малышка, совершенно не замечая два обалдевших взгляда: один Арсения, а другой Антона. А у Серёжи казалось улыбка на губах ещё шире стала и он только покрепче перехватил девочку.

— А… Это… Ты? — кажется Антон совершенно разучился формулировать свои мысли, а потому вышло что-то совершенно бессвязное, что заставило Серёжу только тихо рассмеяться.

Арсений правда тоже выпал из реальности окончательно, уже совсем ничего не понимая в происходящем. Что произошло? Когда они успели? Да пойди разберись. Одно понятно — Сережа девочку, очевидно, успел удочерить. Да вот только когда, если прошло сколько? Чуть больше недели? Арс по-прежнему помнит, что он, когда опеку над Антоном оформлял, с документами возился больше месяца, не имея при этом возможности даже элементарно увидеться с ребенком, а тут… Вот как Серёга смог так быстро все решить? Вопрос, конечно, очень интересный.

— Знакомьтесь, это Ярослава Сергеевна Матвиенко, — с какой-то гордостью в голосе проговорил мужчина, а сама Яська только отвела взгляд карих глазок, явно смутившись.

Арс усмехнулся. Надо же, его друг успел девочке ещё и фамилию с отчеством сменить, какой однако шустрый. Арсений этого делать в свое время не стал, побоялся, что его ребенок не оценит такого жеста. Да и сам Антон не настаивал, явно считая, что не в фамилии и не в отчестве дело, а в отношении к нему и проявляемой заботе. А Сережа вот дальше пошел. Но с другой стороны, Яся маленькая совсем, пять лет ей всего, а уже через столько прошла. Кто знает, может ей действительно было важно не только на словах иметь отношение к человеку, которого, подумать только, она папой назвала. Учитывая тот факт, что, насколько Арс помнил из слов самой девчушки, ее дядя уверял, что она никому не нужна, возможно, Сережа сменил ей фамилию и отчество, чтобы доказать, что все сказанное раньше — неправда.

Антон заметил, что взгляд девочки резко метнулся куда-то ему за спину и вниз. Развернулся и хмыкнул. Ну конечно, Господин Котиус решил покинуть пределы его комнаты и теперь со всей возможной грацией пушистого толстячка двигался в сторону то ли кухни, то ли гостиной. Было бы удивительно, если бы он не привлек внимание девочки. Да он и внимание самого Антона привлек, чего уж там?

— Антошаааа, — подросток чуть собственным смехом не подавился, случайно закашлявшись. Просто ТАК его имя ещё никто не протягивал. Да и вообще это он обычно папу на такой манер звал и прекрасно знал, что эта интонация означает «мне очень очень от тебя кое что нужно и я буду давить на жалость до последнего». — А поймай котика, пожалуйста. — попросила девочка. Сережа, подумав мгновение, снова опустил ее на пол, а Арсений лишь посмеивался, глядя на этих детей.

Разница в возрасте между ними приличная, даже очень, но Арс прекрасно видел, что на кота они посмотрели с одинаковыми выражениями лиц. И потом он пытается сам себя убедить в том, что его сын уже достаточно взрослый? Да он дитя дитем, а уж Ярослава и подавно. Вон и сейчас, Антон задорно так улыбнулся, явно совершенно забыв, что ещё минут десять назад носился по всему дому, а потом вроде как обиделся, кивнул девочке и двинулся следом за котом. И естественно Яся побежала следом, как же это так кота отлавливать и без нее? Арсений проводил взглядом детей, скрывшихся за поворотом, а потом развернулся к Серёже.

— Не думал, что ты решишься на подобное. А хотя, ты ещё при первой встрече на Ярославу так смотрел, что можно было бы и догадаться. — мягкая улыбка скользила по лицу мужчины. Он определенно точно был рад за друга. Да и вообще, дети — это ж счастье, уж кому как не Арсению это знать?

— Знаешь как-то всё спонтанно получилось, я не думал, что можно вот так за секунду принять решение, да еще и такое, — проговорил Сережа, — Оказалось можно и даже нужно. Да и вообще, ты видел ее глаза? А улыбку? Да она меня папой назвала чуть ли не сразу же как я ей сообщил, что забираю ее. Ты вообще представляешь, что я чувствую? — голос мужчины был полон энтузиазма и искренней радости. Арсений только тихо рассмеялся. Уж он то точно представляет, что именно чувствует Серёга.

— Как ты сумел так быстро с документами разобраться? — решил утолить свое любопытство Попов.

— Знаешь, я не то чтобы приемлю коррупцию и взяточничество, — задумчиво протянул Сережа, — Но в данном случае даже благодарен, что они существуют в этом мире. Деньги решают, — хмыкнул он. Арсений кивнул.

— Пошли уже, сколько можно посреди прихожей стоять? — поинтересовался Арс, первым двигаясь в сторону кухни и искренне надеясь, что в попытках поймать кота, Антон не разозлил это пушистое создание, потому что он кусается и царапается довольно больно. И лучше даже не спрашивать, откуда Арсений это знает.