Арсений вернулся позднее обычного. На часах была уже половина девятого. И все почему? Потому что лето — пора, когда спрос на мероприятия значительно возрастает, а их организация становится в разы сложнее. Зимой едва ли парочка человек решается организовать свадьбу, а все дни рождения или банкеты проводятся в арендованных ресторанах. Летом же, свадьбы проходят одна за другой и всем, как одному, обязательно требуется организовать ее не в ресторане и даже не на какой-нибудь террасе, а в живописных парках или за городом. И это несколько усложняет задачу, потому что, в таком случае, приходится договариваться не только на счёт меню, украшений и тому подобных вещей, но и по поводу правильной организации самого места. Столы, стулья, многие просят поставить арку, натянуть шатры. Конечно, лично Арсений этого не делает, это не входит в его обязанности, но все равно связываться то с рестораном, который сможет предоставить блюда, то с цветочным магазином приходится ему. И это не говоря уже о том, что всем непременно требуется какая-то развлекательная программа и его люди попросту не успевают быть на всех мероприятиях сразу, отчего приходится четко выстраивать график, переносить даты, менять планы, а порой даже нанимать ещё кого-то. Попов, на самом деле, и сам не понял, в какой момент его небольшая компания по организации мероприятий, которая раньше то только развлекательной программой и занималась, выросла до таких размеров. Когда он начал на постоянной основе заниматься организацией свадеб? Когда от простых детских дней рождения перешёл к организации юбилеев различных крупных компаний? Когда начал организовывать корпоративы? Арс не знает, это просто произошло и все. И, безусловно, прибыль увеличилась в разы, но и работы стало больше, гораздо больше. Несмотря на увеличившееся количество сотрудников и на все попытки распределить работу по организации между ними всеми, этой самой работы все равно оставалось слишком много. Десятки новых заявок появлялись на почте каждый день, а все мероприятия были расписаны не то, что на дни, а на целые месяца вперёд! И люди все писали и писали, звонили и звонили без остановки. И все бы ничего, раньше это не доставляло таких больших проблем и не вызывало столько суеты. Но лето… Ох уж это лето. Помимо всего прочего, люди в это время начинают брать отпуска. И половина сотрудников как раз таки в эти самые отпуска и отправились, оставляя Арсения чуть ли не в одиночку разгребать весь тот завал, который на него свалился. Вернее не так, по отпускам разбежались только те, кто должен был заниматься непосредственно организационным вопросами и принимать заявки, ведущие и выступающие остались. Но толку то от них? Нет, толк то конечно есть, они выступают на мероприятиях и это замечательно, но проблема в том, что прежде чем выступать, это самое мероприятие нужно организовать. А прежде чем организовывать, нужно пообщаться с клиентами. Ну вот Арсений и общался. До самого вечера общался, а потом ещё разбирался со всей заполненной и не заполненной документацией, расставлял ее по датам, чтобы ничего не перепутать. Обычно этим занимался Сережа. Но Сережа сейчас на море с Яськой. Арсений вообще-то тоже был бы не против позагорать где-нибудь на пляже, но оставить компанию ещё и без самого себя попросту не мог. А потому задерживался допоздна, пытался успеть все, везде и сразу, был как белка в колесе, надеясь, что ничего нигде не сорвётся и какой-нибудь заказ не затеряется и не прогорит.

Ещё хуже Арсу было от того, что он не мог сейчас проводить много времени с Антоном. Когда он уходил парнишка ещё спал, лето все-таки, а потому только вечером они пересекались, ужинали вместе, могли что-то обсудить. Но, если у Арсения войдёт в привычку возвращаться так поздно, то и этого делать не получится, а хотелось бы. Конечно, Антон уже не настолько маленький, ему шестнадцать, он прекрасно понимает, что мужчина занят на работе и внимания к своей персоне особого и не требует. Подросток прекрасно находит чем себя занять, целыми днями гуляет с друзьями по городу, то они в пиццерию зайдут, то в кино, то найдут какое-то интернет кафе и застрянут там на пару часов, играя в приставку. Ну да, как будто наличия приставки дома Антону мало. Если не с друзьями, то дома сидит, проектирует какие-то 3D модели, познает все прелести Photoshop, что-то читает, смотрит или рисует, пытается писать какие-то небольшие и не очень сложные программки. В общем, интересов у этого чада хоть отбавляй, а потому он не скучает. Но все равно Попов чувствует себя несколько виноватым за то, что, по сути, сместил приоритеты в сторону работы. Конечно, это ненадолго, ещё неделька-две и все выйдут из отпусков, станет в разы проще, но пока… Пока что у Арсения на душе скребут кошки, а чувство ужасной вины перемешивается с чувством не менее ужасной усталости, как физической, так и эмоциональной, отравляя душу своим присутствием. Но ничего Арс не может прямо сейчас со всем этим поделать и избавиться от этих чувств. Ему остаётся только ждать и надеяться, что его сил хватит на то, чтобы со всем происходящим справиться.

Казалось, что вечером должно быть прохладнее, но нет. Жара разве что чуть-чуть спала, да и то только по той причине, что солнце склонялось все ближе и ближе к горизонту. Летом темнеет поздно, а воздух за целый успевает прогреться настолько сильно, что и ночью ощущение прохлады все не наступает и не наступает. Арсений просто радовался тому, что в квартире, в которую он только что вошёл, было все же прохладнее, чем на улице.

Дверь ему открыл Антон, но, кинув быстрое «привет», парнишка тут же умчался куда-то в сторону гостиной с громким возгласом «стой, зараза ты такая». Что происходит, Арс не понимал совершенно. Отчего его дитя носится по всему дому, что за зараза и почему весь пол заляпан краской Попов тоже не понимал. Не понимал, но догадывался. Краска то была не просто размазана по всему полу, на самом деле, это были маленькие следы, кошачьи естественно, которые цепочкой тянулись из комнаты Антона в сторону той самой гостиной, куда подросток и убежал. Правда, как именно кот оказался испачкан в краске, оставалось загадкой.

— Тош, а что происходит? — мужчина двигался осторожно, стараясь не вступить в краску и не заляпать свои носки.

Он вошёл в гостиную, тихо вздохнул, заметив, что ковер в некоторых местах теперь тоже слегка цветной. Антон кота уже отловил и теперь держал его на руках, придирчиво осматривая лапы. Господину Котиусу такой расклад не то, чтобы очень нравился, он орал так, как умеют орать только коты и, Арсений поклясться был готов, смотрел на подростка осуждающе. И это при том, что этот кот вообще-то Антона любил и все время к нему ластился. Это на Арса он вечно шипел и, по неведомой для мужчины причине, все время старался его то цапнуть, то поцарапать. Возможно, кот чувствовал, что Арсений не очень то и рад соседству с ним и терпит хвостатого только ради Антона. Впрочем, это не совсем важно. Важно то, что Антон, похоже, собственного кота довел, и тот теперь настроен крайне недружелюбно по отношению к нему. Ну или у пушистого обжоры просто настроение сегодня не очень, как знать?

— Да я оставил на столе палитру, а на ней краски, — принялся пояснять Шастун, — А Господин Котиус решил, что ему очень сильно нужно по этому столу пройтись. Ну и короче, палитра на полу, хрен его знает, как теперь ковер отмывать. Лапы у него все испачканы, — он кивнул на кота, который вроде бы немного подуспокоился, хотя ещё и шипел несколько злобно, — И он, видимо, сам офигел от происходящего и начал удирать, разнося краску по всему дому. Но я все вытру, правда, только лапы сначала ему отмою.

Арсений тихонько хмыкнул и улыбнулся самыми уголками губ. Россыпь лёгких морщинок тут же появилась вокруг глаз, делая взгляд таким до невозможности добрым и теплым, что казалось, будто солнышко светит где-то в глубине двух голубых омутов. Совсем как небо. Чистое, ясное, летнее небо.

Мужчине казалось забавным вот так возвращаться с работы и видеть откровенный беспредел, который, впрочем, не несёт за собой ничего плохого. И Антоша у него растет, точно растет. Ещё год назад, если бы и начал убирать беспорядок, то только после тысячи напоминаний и, вероятно, небольшого скандала. А сейчас сам уверяет, что отмоет пол, да и кота заодно. Ну прямо чудо, а не ребенок.

— Хорошо, солнце, — улыбка, несмотря на усталость, не спешила сходить с лица мужчины, — А насчёт ковра. Попробуй вытереть что сможешь, а потом я найду какую-нибудь химчистку, хорошо?

Арсений правда понятия не имеет, где он найдет время, чтобы эту самую химчистку искать, но он попытается что-нибудь решить. Ну серьезно, не заставлять же Антона драить этот ковер до посинения, в самом деле. Он же не золушка какая-нибудь, чтобы мыть, чистить и убирать, да и с краской все случайно получилось и виновных в этом попросту нет. Ну разве что кот, хотя обвинять во всех бедах животное — это тоже несколько странно.

— Окей, пап, — Антон улыбнулся, перехватил кота поудобнее, двинулся в сторону выхода из гостиной, — Если что, я в ванной. А и там на кухне макароны с сыром я сделал, они вроде не должны были ещё остыть.

Вот мелочь, а приятно. Арс и подумать не мог, что его сын, осознав, что мужчина задержится на работе, мало того, что с ужином для себя разберётся, но ещё и ему этот самый ужин оставит, избавив от необходимости стоять у плиты и выдумывать что-нибудь. Конечно, Антон не какой-то шеф-повар и омары не приготовит, но и Арсению не нужны никакие изыски. Сам факт того, что его ребенок подумал о нем, очень сильно греет душу и заставляет невероятное теплое чувство растекаться по венам вместе с кровью. И так хорошо становится, что даже усталость уходит куда-то далеко, на второй, а то и на третий план, оставляя только эту восхитительную теплоту. Ради таких моментов стоит жить. Они мимолётные, едва заметные, их так легко упустить из виду, но они такие важные, непередаваемо важные. Мелочи, которые наполняют нашу жизнь до самых краев. Мелочи, которые на первый взгляд кажутся незначительными, а на деле именно они являются чуть ли не самым важным, что только может быть в жизни человека.

— Спасибо, Антош, — подросток ещё не успел уйти, все также прижимал кота и удивлённо так посмотрел на мужчину.

— За что? — несколько недоуменно поинтересовался парнишка.

— За то, что ты у меня заботливый такой, решил накормить своего бедного уставшего отца, — слегка посмеиваясь, пояснил мужчина.

— Ой, да ну тебя, — смутившись, подобно маленькому мальчишке, Антон якобы небрежно отмахнулся от старшего и двинулся таки в сторону ванной.

Но на самом деле было приятно осознавать, что папа старание оценил. А Шастун действительно старался. Он прекрасно видел и состояние Арсения, и то, как много сил у него забирает работа, и парнишке хотелось сделать хоть что-то, чтобы помочь. Конечно, он не мог сделать много, но зато мог лишний раз не мешать, решать самостоятельно все свои проблемы, которых вообще-то особо и не было, и вот такой вот мелочью, как приготовленный ужин, порадовать. Антон не глуп, он прекрасно знает, сколько всего для него сделал папа, и сейчас, видя какой завал у того на работе, хотелось хоть немного отплатить той же монетой. Проявить немного заботы, такой, какую обычно Арсений проявлял по отношению к нему. Это же совсем несложно, правда? Шастун вот убежден, что правда. И видеть несколько усталую, но все-таки искреннюю и светлую улыбку на лице отца оказалось неожиданно самым лучшим подарком из всех возможных. В какой момент улыбка на лице близкого человека стала в разы важнее, чем сотни материальных подарков? Да даже важнее любых слов, сказанных и не сказанных? Когда именно это произошло? Антон понятия не имеет, да и вряд-ли когда-нибудь ему удастся узнать ответ на этот вопрос. Оно просто произошло и все. Многие вещи в жизни случаются просто так, без нашего ведома.

И нет, парень не утратил ни своей склонности к ребячеству, ни желания пробовать все новые и новые вещи. Безусловно, он все также будет рад любым подаркам, как, наверное, и любой другой человек на этой планете. Просто сейчас он также осознает, сколько на самом деле сил и терпения Арсений вложил, чтобы у Антона было все, что есть у него сейчас. И ведь Арс один, но каким-то неведомым образом он умудрился взять на себя роль обоих родителей сразу. Как может быть так, что у человека столько любви в душе и сердце, что он умудряется отдавать ее в двойных объемах? Это вообще возможно? Впрочем, глупый вопрос, ведь практика доказывает, что да, возможно. Возможно и ещё как.

***

— Пап, а дядя Паша говорил, что когда жарко нельзя холодную воду пить, — Шастун зашёл в кухню с двумя разными тряпками в руках и застал Арсения, вытащившего из морозилки бутылку холодной минералки. Настолько холодной, что половина воды там уже в лед обратилась. Антон, если честно, даже не знал, что мужчина эту бутылку вообще в морозилку положил, а потому несколько удивился ее наличию.

— Правильно Пашка говорил, и тебе точно не нужно воду из морозилки пить. Да и мне вообще-то тоже, но, Тош, мне настолько жарко, что либо так, либо я словлю перегрев, — Арс отложил бутылку в сторону, после того как сделал несколько глотков. Вообще-то в квартире было прохладнее, чем на улице, но все равно жарко. И это, на минуточку, вечер! Вот что с этой погодой не так, скажите на милость?

— Ладно, это твое дело, — несколько недовольно протянул подросток, — Мне какой тряпкой пол вытереть? — спросил, демонстрируя обе.

— Да любой, — Арс пожал плечами. Какая вообще разница какую тряпку использовать? Они обе чистые, а потом их просто можно выбросить, да и все.

— Понял, — парнишка кивнул, — А ведро мне брать то, которое от швабры?

— Зачем тебе вообще ведро? Намочи тряпку под краном и протри ты тот паркет спокойно. С ковром тоже самое, все равно все у тебя отмыть не выйдет.

— А… Окей, — Антон снова кивнул, видимо для самого себя, и покинул кухню, оставляя Арсения в одиночестве.

Мужчина лишь головой покачал и тихонько хмыкнул. Ну да, то, что Антон решил прибрать, совершенно не значит, что он знает, как именно это делать. Вообще, это кажется у всех подростков особенность такая: задавать тысячу странных бытовых вопросов, пытаясь понять как и что используется, даже несмотря на то, что, казалось бы, используют они это не в первый раз. И пойди пойми, с чем именно это связано. Но Арсений отчётливо помнит, что в Антошином возрасте с уборкой справлялся примерно также, ходил следом за матерью с вопросами «а где лежит тряпка? а швабра? а как включить стиральную машину?». И ведь отвечала ему мама, терпеливо отвечала, хотя, теперь Арс в курсе, наверняка не раз впадала в ступор, пытаясь понять, действительно ли ее сын настолько неприспособлен к жизни или только прикидывается.

— Пап, а тряпку отжимать нужно? — донёсся крик откуда-то со стороны ванной.

Арсений тихонько рассмеялся, ну вот, именно это он и имел ввиду. Вроде сын у него немаленький уже, а в простых бытовых вещах не смыслит ничего и это очень забавно. Но и осуждать Антона за это Арс точно не собирается, потому что период «я вроде взрослый, но мама, папа помогите» проходили кажется вообще все и ничего удивительного в этом нет. Придет время и он научится всему, а пока что пусть так. В конце концов, Попов совсем не против помочь ему.

— Да, отжимай, — громко, так чтобы Антон точно его услышал, и со все ещё непрекращающимся смехом сказал мужчина.

На какое-то время Антон затих, но Арсений четко слышал шорохи и какую-то возню, очевидно что парнишка со всем усердием устранял беспорядок, пока сам Арс решил все-таки поужинать. Даже дома работа Попова не оставляет в покое, а потому пока он ел, параллельно проверял электронную почту прямо с телефона. Ну и слушал, что там Антон делает, это да. Подросток ходил туда-сюда, что-то напевал себе под нос, да и вообще казался полным энергии и энтузиазма. Где уж Антон умудрялся набираться сил, причем сил этих у него настолько много, что передвигается он по квартире очень шустро, оставалось загадкой. А впрочем, он же, в отличие от Арса, имеет возможность выспаться, да и дни проводит в свое удовольствие, что наверняка и дарит ему энтузиазм. И вот кто бы точно такой же энтузиазм подарил Арсению? А то он ещё чуть-чуть и он станет зомби. Медленным таким, ничего не соображающим. Перед глазами только и стоят, что бесконечные письма от клиентов, от которых у мужчины вот-вот нервный тик начнется. И строки этих писем уже давно все расплываются, а глаза слипаются сами собой. Ему бы поспать, но спать ещё рано. Как минимум, нужно доесть и сходить в душ, а как максимум, хотя бы поинтересоваться, как у Антона день прошел. Не хочется мужчине совсем отдаляться от сына, неправильно это будет. Работа работой, но хотя бы элементарно узнать как дела точно не помешает.

Антон возился, наверное, ещё минут двадцать, а может и чуть больше. Арсений за это время успел доесть, помыть за собой посуду и уже и вправду собирался с силами, чтобы дойти до душа, когда парнишка забежал в кухню, с самым довольным видом, пряча что-то за спиной. Глаза его блестели хитро, как у маленького лисёнка, а потому Попов даже несколько напрягся. От Антона никогда не знаешь чего ожидать, а уж когда его до невозможности зелёные глаза полны чертят, то и подавно. Подросток чуть лохматый, кудрявый и кудряшки эти забавно спадают на лоб, слегка закрывая обзор, с замечательной светлой улыбкой и лёгким прищуром глаз. Да, Арсений понятия не имеет чего от него ожидать, но любит он своего сына именно таким. Способным на неожиданные и не всегда обдуманные поступки, болтливым, никогда не стоящем на одном месте, стремящемся к чему-то, с задорным огоньком в зелёненьких глазках. Арс любит своего ребенка таким, какой он есть. Настоящим, искренним, не пытающемся примерить на себя маски и тысячи ролей. Попов любит его живым, во всех смыслах, которое только можно вложить в это понятие. Антон замечательный, вопреки всему он замечательный. И несмотря на то, что порой безрассудство парнишки достигает абсурда, Арсений все равно рад, что в его жизни есть такой восхитительный человечек.

— Папа, я тааакооое нашел, — протянул Шастун и улыбка стала ещё шире, точно чеширский кот, а не обыкновенный подросток.

И Попову уже даже предположить страшно, что же там такого мог отыскать его сынишка. Он ведь не выходил за пределы квартиры, значит, это нечто было найдено в ней. Да вот только Арсений убежден, что знает практически обо всех вещах, которые в их квартире можно найти, ну разве что только это что-то принадлежит Антону, и Арс попросту этого не видел. В любом случае, мужчина надеялся, что вещь, которую Антон нашел и с таким энтузиазмом сейчас собирается ее демонстрировать, не несёт никакого вреда.

А Шастун продолжал смотреть хитро. Он то знал, что именно он прямо сейчас прячет у себя за спиной. И также он знал, что папа не то, чтобы в восторге от этой вещи. Наверное, только поэтому он и решил ее притащить сюда. Это же так весело, показать то, от чего, как думал Арсений, Антон уже давно избавился. Сам подросток тоже думал, что зомби-рукавы ее ещё помните вообще?) уже давным давно утеряна, но сейчас, когда он вытирал пятно на ковре в собственной комнате, парнишка случайно обнаружил ее под своей же кроватью. И совершенно непонятно, сколько времени она там провалялась. Возможно, Антону бы стоило убираться под этой самой кроватью хотя бы немного чаще, чем никогда. А что? Он искренне считал, что раз там все равно не видно, то и прибирать смысла особого нет. Правда, узнай папа об этом, он бы точно такой подход не одобрил, но Арс, на Антошино счастье, в комнату без разрешения на заходил, да и ход уборки не контролировал, видимо искренне считая, что уж в шестнадцать то лет подросток точно справится с этой задачей. А Антон этим активно пользовался, наводил порядок, что называется на скорую руку и абы как. Пыль со стола смахнул, вещи в шкаф кое как затолкал и готово. Ему удобно, а остальное не так уж и важно.

— Ну и что там у тебя? — спросил мужчина, продолжая смотреть со всей возможной настороженностью.

— А вот смотри, — парнишка гордо прошествовал до Арсения и торжественно водрузил зомби-руку на стол.

— Антооон, — протянул Арс и расхохотался.

Он то думал, что его сын действительно нашел что-то важное, ну или хотя бы просто интересное, а он притащил эту ерунду. И ведь откопал же где-то. Конечность эта по-прежнему не то, чтобы очень сильно нравится Арсению. Да даже наоборот, она все также его раздражает своим внешним видом, причем сейчас ещё сильнее, чем в самом начале. Рука эта уже очень и очень потрепанная, и безымянный палец приклеен скотчем, поскольку Антоша в свое время умудрился в процессе очередной своей игры в «как достать соседа отца» этот самый палец оторвать. Кажется, ему тогда было тринадцать, и он очень сильно от этого факта расстроился, отчего Попову пришлось закрывать глаза на собственное желание выбросить эту зомби-конечность куда подальше и реанимировать ее вот таким вот незамысловатым способом. А потом ещё убеждать Тошу, что так даже лучше. Но это было давно и мужчина, если честно, искреннее надеялся и верил в то, что его ребенок по мере взросления от этой фиговины избавился. Но видно не судьба, Антон так просто ничего не выбрасывает, только теряет. Но с другой стороны, то, с каким видом подросток презентовал старшему эту руку очень сильно веселит и заставляет смешинки появляться в голубых глазах.

— Я знал, что тебе понравится, — довольно объявил Шастун, — Ты ведь всегда любил эту восхитительную руку. Так что я вверяю ее в твои руки, — добавил и сам же заржал от того, что он тут руку в руки вверяет, — Будешь самым лучшим руконосцем на свете.

— Да уж, всегда любил, — саркастично протянул мужчина, — Я очень сильно ценю оказанное мне доверие, — он шутливо поклонился, прежде чем потрепать сына по волосам.

***

Голова раскалывалась, горло болело и кашель жутко раздражал, но работать приходилось. Арс бы с огромным удовольствием остался дома, полежал бы часок другой, отдохнул, но увы, возможности такой у него не было. На работе по-прежнему завал, Матвиенко только завтра вернётся из отпуска, а потому разбирается со всем Арсений все также в одиночку. И приходится переносить простуду на ногах и надеяться, что он не заразит никого вокруг. Вообще-то, в таком состоянии Попов ходит уже неделю, то и дело поднимающуюся температуру сбивает таблетками, а кашель изо всех сил старается сдерживать и не распугать клиентов. Последнее ему даже удается, хотя и не всегда.

И началось все на следующий же день после выпитой холодной воды. И ведь предупреждал его Антон, но разве ж Попова переубедишь? Есть вещи, в которых он бывает упрямее барана и почему-то чаще всего эти вещи касаются пренебрежения собственным здоровьем. Безалаберность высшей степени, как бы он сам сказал Антону. Но Арсений не Антон, он взрослый человек и как-нибудь сам разберётся со своими проблемами и выяснит, что и как лучше сделать. Конечно, уйти на больничный было бы легко, но тогда даже представить страшно, сколько мероприятий пришлось бы переносить и отменять и сколько клиентов остались бы недовольны. А потому таблетки и чай — его лучшие друзья на данный момент. И неважно, что с каждым днём жар сбивать все сложнее, а горло даже и не думает проходить. Вылечится как-нибудь, не впервой уже, зато работа будет сделана и он не подведёт людей.

Нет, безусловно, Арсений не дурак, он прекрасно осознает, что делает себе же хуже вот таким вот пренебрежением, но работа все равно кажется важнее. Вот если бы заболел его сын, тогда бы мужчина не раздумывая бы бросил все дела, без зазрения совести заявил всем клиентам, что он попросту не может сейчас заниматься организацией, поскольку есть проблемы поважнее. Да, выбирая между работой и своим ребенком, Арс, конечно же, выберет ребенка, поскольку он важнее. Но в сложившейся ситуации и образовавшейся связке Арсений — работа, Попов выбирает работу, потому что она кажется ему важнее. И нет, мужчина не видел в этом совсем ничего странного. Со своим здоровьем он как-нибудь справится, по крайней мере Арс искреннее верит, что иммунитет у него достаточно крепкий, чтобы побороть злосчастную простуду и при этом заниматься важными делами. Верит, естественно, той наивной верой, какая может быть присуща слишком занятому, чтобы разобраться с собственным здоровьем, человеку. Верит настолько же слепо, насколько маленькие детки верят в деда мороза или в существование волшебной страны.

Да вот только сегодня, по неведомой причине, состояние было совсем уж плохим. Жаропонижающие таблетки, которые Арсений таскает за собой вот уже неделю, не помогли, голова пульсировала и звенела, как бы странно это ни звучало, в ушах стоял противный, жутко раздражающий писк. И при всем этом мужчине нужно было оставаться сосредоточенным, чтобы не напортачить в документации. И последнее было очень сложно сделать, поскольку все буквы путались местами, слова не складывались в предложения, словно Попов к своим тридцати восьми неожиданно обзавелся дислексией. Рабочий день тянулся медленно, настолько медленно, что казалось черепашка и та двигается быстрее, но все-таки и он, на Арсеньево счастье, подошёл к концу. Если бы мужчина мог, он бы прыгал от радости, осознавая, что наконец-то он пойдет домой и ляжет спать, но сил не было никаких. Состояние было настолько паршивым, что Арсений даже не решился садиться за руль, вызвав такси и решив, что машину со стоянки подле офиса он заберёт как-нибудь потом.

Так ещё и водитель, как назло, попался чересчур разговорчивый, из тех, которые рассказывают о бизнесе и заявляют, что работа в такси — это для души. В любой другой ситуации Попов бы может попробовал поддержать беседу, просто потому что не любил ездить в тишине и всегда либо включал музыку фоном, либо же беседовал с Антоном, который периодически ездил с ним то в одно место, то в другое. Но сейчас… Сейчас хотелось тишины. Тело сотрясало крупной дрожью, перед глазами все расплывалось и все окружение вмиг превращалось в какой-то хаос из пятен и линий. Мужчина вроде и оставался в сознании, какой-то частью этого самого сознания осознавал, что происходит, сумел оплатить поездку, поблагодарить водителя и даже выйти из машины. Но при этом он был словно и не здесь вовсе. Ещё час назад Попов четко осознавал, что ему холодно, а сейчас он не чувствовал ничего. Двигался на автомате, безразлично подмечая, что на ноги словно свинцовые ботинки надели и поднять их теперь невозможно, а руки неконтролируемо трясутся. Подмечал, но совершенно не чувствовал происходящего. Он, казалось, был сторонним наблюдателем, таким, какой не испытывает ни малейшей эмоции, смотря на происходящее. Словно он, Арсений, смотрел на самого же себя откуда-то со стороны, видел уставшего, измученного болезнью и работой человека, который упрямо шел к лифту, преследуя единственную цель — добраться до дома. Он снова задержался… Всю эту неделю он задерживался. Антон, должно быть, уже и привык к подобному, даже взял себе за привычку готовить на постоянной основе какой-нибудь незамысловатый ужин.

Антон… В предыдущие дни Арс находил в себе силы, чтобы завести хотя бы небольшой разговор с собственным сыном. Сегодня он четко осознает, что сделать этого не сможет. Да, усталости как таковой, по какой-то совершенно неведомой причине, он не ощущает. Вернее не так, он не осознает, что ощущает ее, но телу наверняка лучше знать. И это самое тело требует только того, чтобы его немедленно привели в горизонтальное положение и желательно больше не заставляли двигаться. Это тело также ощущало то ли жар, то ли холод и оба такие непонятные и такие невыносимые. Но то тело… А сознание мужчины было на грани отключки, ещё чуть-чуть и глаза закроются сами собой, а сам Арсений попросту осядет на пол. Но нельзя, только не стоя в лифте в ожидании, когда же он наконец прибудет на нужный этаж. Ещё немного осталось, совсем немного и он будет дома, а там снова попытает удачу и выпьет жаропонижающее, а следом ляжет наконец в кровать, надеясь, что Антоша простит ему небольшое пренебрежение.

Открывшиеся двери лифта, дверь квартиры, собственный стук, отчего-то показавшийся слишком громким. Совсем немного осталось, только дождаться пока подросток откроет ему дверь. Мысль о том, что Антона может попросту не оказаться дома в голове даже не появлялась, во-первых, потому что думать было тяжело в принципе, а во-вторых, потому что парнишка бы предупредил заранее, если бы задержался или остался на ночь у кого-нибудь из друзей. И дверь действительно открылась уже спустя полминуты, являя взору Арсения по обыкновению растрепанного сына, на щеке которого явно виднелся мазок от краски. Кажется его ребенок снова рисовал.

— Пап, ты в порядке? — поначалу мелькнувшая лёгкая улыбка быстро сменилась испугом, когда Шастун в достаточной степени рассмотрел собственного отца.

Парнишка четко осознал, что выглядит старший плохо, даже слишком. Антон не спец в таких вещах, но он явно заметил, что мужчина весь дрожит, словно стоит на лютом морозе в одной футболке, а взгляд… Папа смотрит вроде на него, а вроде и нет. Этот взгляд голубых глаз теряется в пространстве так, словно Арсений не видит перед собой вообще ничего. И румянец на лице какой-то неправильный. Да, на улице достаточно тепло, даже жарко, несмотря на то, что уже вечер, но все равно румянец при жаре выглядит совершенно не так. А ещё, когда людям жарко, то они уж точно не дрожат.

— Все нормально, Тош, — мужчина попытался улыбнуться, но вышло совершенно неискренне и измученно.

А Шастун понял, что нет, ничего не нормально и папа прямо сейчас нагло врет ему в глаза, то ли потому что не желает напугать, то ли потому что и сам не осознает, в каком состоянии находится на самом деле. Антоша не дурак и не настолько маленький, чтобы не осознавать, что папе плохо, причем, кажется, довольно сильно. Да вот только подросток совсем не знает, что ему в такой ситуации положено делать, о чем, на самом деле, прямо сейчас очень остро жалеет. Все было бы намного проще, если бы Антон хоть сколько-нибудь смыслил в медицине или хотя бы, как папа, умел поверхностно определять проблему. Но Антон не смыслил ничего. Ему шестнадцать лет и ещё пять минут назад он увлеченно рисовал, параллельно слушая музыку. Парнишка даже предположить не мог, что домой Арсений вернётся в таком состоянии. Конечно, Антон видел, что в последнее время папа слегка простыл, но не придавал этому особого значения, поскольку Арс его заверил, что ничего серьезного нет, и все само пройдет за пару дней. Не прошло… Не прошло, и Шастун, если бы захотел, мог бы и раньше об этом догадаться. Это ведь далеко не в первый раз, когда старший попросту забивает на собственное здоровье. Окажись подросток на его месте, так тут же был бы уложен в кровать и вылечен. Потому что за Антона Арсений переживал всегда, а за себя, похоже, нет.

— Мне кажется, что все далеко не «нормально» — задумчиво подметил подросток, — Папа!

В считанные секунды парнишка оказался около мужчины, когда тот пошатнулся, схватившись за стену. По мере своих сил и возможностей Антон старался удерживать старшего от падения, но тот и сам изо всех сил старался не упасть, прекрасно понимая, что, в случае чего, подросток его попросту не поднимет, силенок не хватит.

— Все правда хорошо, — как-то вяло отозвался Арсений, часто моргая и пытаясь прогнать противных мушек перед собственными глазами. Это, правда, помогало не очень и этих самых мушек становилось все больше и больше. Вот-вот и погрузят его во тьму. Окружат, погасят свет и отправят в какой-то свой мир.

— Да нихера не «хорошо»! — Антон никогда не думал, что он умеет так громко кричать. И уж тем более Антон не думал, что ему когда-нибудь придется кричать на собственного отца.

Но паника и непонимание всего происходящего настолько сильно дезориентировали, что крик этот был больше нервный. Наверное, именно в такие моменты люди чувствуют себя неожиданно взрослыми, даже несмотря на то, что они могут ими и не быть. Только вот Антона никто не спросил, хотел ли он прямо сейчас ощущать эту самую взрослость и ответственность. Но с другой стороны, разве кто-то вообще станет спрашивать? Подобные вещи происходят внезапно и неожиданно, плохо может стать любому человеку в совершенно любое время. Другое дело, что у Антоши есть подозрение, что папа сам себя до такого довел, но не о том сейчас. Ему нужно что-то делать, но он понятия не имеет что. Довести Арсения до кровати — это само собой разумеющееся, потому что лёжа, даже если мужчина и отключится, то он хотя бы не свалится на твердый пол. Но дальше то что? Звонить в скорую? А что им говорить? Шастун никогда не звонил ни в скорую, ни в полицию, ни пожарным и надеялся, что этого никогда и не потребуется. Но вот, видимо, теперь требуется… Да вот только что сказать? А если он забудет адрес посреди разговора? И ведь разговаривать придется с врачом получается? Или не с врачом? Антон не знает. Знает только, что врачей он боится, но готов легко своим страхом пренебречь и на время забыть о его существовании. Потому что что страшнее: побеседовать с врачом или в какой-то момент из-за собственного пренебрежения и идиотского страха потерять отца? Подросток вот убежден, что второе, потому что терять Арсения он точно не хочет. Антон ведь без него не сможет, не сможет не потому что тот его обеспечивает и содержит, а потому что подросток слишком сильно любит своего родителя и попросту не согласен оставаться один! Но это все не то, не о том он думать должен, не то делать. С папой все будет хорошо, обязательно будет. Его бы только до кровати довести. Впрочем, из-за того, что на месте они не стояли, а осторожно, шаг за шагом двигались в сторону комнаты, кровать эта была уже близко.

И все равно ничего непонятно. Ну позвонит он в скорую, а если они задержатся? Если начнут спрашивать данные, которых Антон может попросту не знать? Это будет долго и время будет просто утеряно, а ведь все ещё непонятно, что с папой! Боже, если Арсений каждый раз испытывает такую же панику, когда с Антоном что-то случается, то парнишка понимает, почему мужчина злится, когда он находит себе лишние приключения. Переживает, потому и злится! И имеет на это полное право, потому что прямо сейчас Антону тоже очень сильно хочется на папу злиться. Злиться за то, что он не вернулся домой раньше, если понимал, что все плохо, злиться за то, что отнекивается и говорит, что все в порядке, злиться в конце концов за то, что Арсений в принципе до такого состояния себя довел. И все же, эта не та злость, которую человек испытывает по отношению ко злейшему врагу или ему подобным. Эта злость вытекает из страха потерять близкого человека, из паники, из ужасной растерянности, с которой неизвестно как бороться. И да, теперь стало понятно, почему папа порой на него кричал. Один раз действительно проще крикнуть в надежде, что до человека, наконец-то, дойдет, что не так, чем каждый раз содрогаться от ужаса и думать обо всем плохом, что может с человеком случиться. О да, теперь Антон это понял и он понятия не имеет, как папа каждый раз умудрялся возвращать себе самообладание и не пустил таки в ход ремень. А ещё теперь стало ясно, почему у Арсения так явно виднеется седина в волосах. Шастун тоже такими темпами поседеет, если, черт возьми, не возьмёт себя в руки и не сделает хоть что-нибудь! Сколько можно стоять столбом и не предпринимать ничего, в конце то концов? До кровати довел, лечь помог и стоит глазами хлопает. Замечательный из него помощник, ничего не скажешь!

— Все… правда в… порядке, — медленно и с большими паузами проговорил Арсений, сознание отключалось, а перед глазами было уже совсем темно, но он не хотел напугать собственным состоянием сына. Хотя, он ведь уже его напугал…

— Я… Я сейчас приду! — громко сказал Антон, в потом выскочил из комнаты.

Арсению нужен врач и этот самый врач живёт по соседству, боже, ну почему же подросток раньше то об этом не подумал? Как можно было настолько сильно поддаться панике, чтобы попросту забыть о существовании дяди Паши? Он ведь уже должен быть дома, точно должен! Наверное, Пашка уже ненавидит их с Арсом, учитывая тот факт, что они регулярно обращаются к нему в случае каких-то проблем. Но с другой стороны, что ещё остаётся? Что делать шестнадцатилетнему подростку, растерянность и страх которого настолько велики, что мешают мозгу соображать и сиюминутно принимать важные решения? Просить помощи, потому что больше делать нечего, других вариантов попросту нет.

Входная дверь так и оставалась открытой, потому парнишка легко и не задерживаясь выбежал на лестничную клетку и, совершенно не теряя в скорости, буквально впечатался в соседскую Пашину дверь и застучал так, как, кажется, не стучал никогда. Потому что страшно. Потому что от дяди Паши сейчас буквально зависит человеческая жизнь. Да даже не просто человеческая, а жизнь его папы. Антон без папы не сможет. Наверное, он все-таки преувеличивает, не может же быть все настолько плохо? Да вот только разумные доводы в голову, как назло, не лезли, а возможные варианты развития событий были один хуже другого. Он понял, Шастун понял, что значит бояться за близкого, за самого родного в этой жизни человека. И в моменты подобного страха слетают любые маски, исчезает образ весёлости, не хочется ни смеяться, ни хотя бы просто улыбаться. Хочется сесть где-нибудь в уголочке и расплакаться. Расплакаться от безысходности, от выворачивающего наизнанку душу страха. Антон и подумать не мог, что на самом деле его главный страх — это далеко не врачи. Да он сейчас на все согласен, на любой контакт с докторами, даже если они решат делать что-то с ним самим, на что угодно он согласен, только бы папе стало лучше.

— Да ну что за шутки, дверь с петель снесешь… Антон? — Паша открыл дверь, поначалу планировал ругаться, но словил откровенно перепуганный взгляд со стороны подростка, — Эй, что случилось?

— Помоги, — протянул парнишка и неожиданно даже для самого себя всхлипнул. Страх окончательно взял верх. — Папе плохо, а я не знаю… Ничего не знаю!

— Тише, ребенок, пойдем, — лицо мужчины стало серьезным, а сам он осторожно положил руку на плечо Антона, направляя в нужную сторону, — Все будет хорошо, не паникуй, пожалуйста.

— А если не будет? Дядя Паша, что делать если не будет хорошо?! — все, нервы сдали окончательно и слезы катились из глаз совершенно неконтролируемо.

Почему все так сложно? Почему это произошло сейчас? Антон не был готов к подобной ситуации, он просто спокойно проводил вечер и совсем не ожидал, что папе может быть настолько плохо. И почему Арсений ничего с этим не сделал раньше? Он же знал, наверняка знал и понимал, что ему плохо, с самого начала знал… Так какого черта он заставляет Шастуна так сильно переживать? Сердце колотилось в разы быстрее, чем при любом визите в поликлинику, а все тело содрогалось дрожью не меньшей, чем та, которую испытывал Арс. Подросток попросту не выдержит и скатится в истерику, настолько неожиданно и внезапно все произошло. Хотя, он ведь уже в эту истерику скатился. Всхлипы контролировать не входило, также как не выходило контролировать и слезы. Они просто текли по щекам, заставляли весь мир расплываться и странным образом дрожать.

— Антон, да успокойся ты! — легонько встряхнув парнишку за плечи, не сказал, а скорее приказал Пашка, заводя Шастуна в квартиру, — Я тебе обещаю, что все будет хорошо, тебе не о чем переживать.

Дверь снова осталась незапертой, поскольку и Паша, и Антон сразу же прошли в комнату к Арсению. За это время мужчина умудрился погрузиться в некое состояние полусна-полуяви, крутился по всей кровати, метался будто бы в бреду и, очевидно, ощущал он себя совсем плохо.

— Градусник есть? — спросил Паша. Он врач, ему нельзя поддаваться панике, хотя, признаться честно, состояние друга очень сильно настораживало.

— Е-есть, — стирая с лица слезы, пробормотал парнишка, — П-принести? — тихонько всхлипнув, спросил он.

— Неси, только быстро.

Антон кивнул, сорвался с места, побежав в сторону ванной комнаты, где лежала в шкафчике аптечка. Правда на мгновение остановился, заметив, что в коридор вошла бабушка, которая несколько удивлённо посмотрела на него. Точно, она же ещё утром предупреждала о том, что ближе к ночи будет здесь, попросила остаться на пару дней у них, ей нужно какие-то дела в городе решить. А Антон и забыл совсем. Впрочем, было бы удивительнее, если бы не забыл.

— Чего у вас дверь открыта? — спросила она, но потом, поймав несколько затравленный, перепуганный и заплаканный взгляд собственного внука, напрягалась, — Тошенька, ты почему плачешь? Что случилось?

Шастун не ответил ничего, только указал головой в сторону комнаты и снова сорвался с места, заходя таки в ванную и оставляя ничего не понимающую женщину в одиночестве. Градусник был найден быстро, но дрожащие руки не позволяли нормально его удерживать. Вот-вот и упадет на пол. Конечно, он электронный, даже если разобьётся, то ничего страшного не произойдет, но все равно от этого не легче.

— Антоша, да объясни ты в чем дело, наконец! — женщина вошла следом за парнишкой в ванную. Дверь он не закрывал за собой, а потому она и не побоялась войти без разрешения.

— Отнеси в п-папину комнату, — буквально всучив ей градусник, попросил он, а сам развернулся к раковине и включил воду.

Больше задавать вопросов, на счастье Антона, бабушка не стала и просто двинулась в нужную сторону. Впрочем, он бы все равно не смог ничего объяснить, все в голове перемешалось, превратилось в откровенный хаос и непонятно теперь где начало, где конец, где верх, где низ. Шастун рассчитывал, что прохладная вода поможет хотя бы немного восстановить собственное состояние и взять под контроль эмоции, но не вышло. Легче не стало ни после после того, как он намочил руки, ни после того, как умыл лицо. Он слишком эмоционален, чрезмерно эмоционален и далеко не всегда способен эти свои эмоции контролировать. Особенно панику и всепоглощающий страх. Но он должен. Должен взять себя под контроль и хотя бы просто пойти и убедиться, что с Арсом все будет хорошо. Паша же пообещал, что все будет хорошо. Антон, правда, не знает, насколько правильно будет верить в эти слова, но с другой стороны, а во что ещё ему верить? Больше ведь не во что. А дядя Паша — врач, он разбирается во всем происходящем и наверняка сможет помочь. Подросток очень сильно хочет, чтобы дядя Паша смог помочь.

Сделав пару глубоких вдохов, парнишка все-таки вышел из ванной и вернулся в комнату. На лице бабушки он заметил откровенную панику, наверное ещё хуже, чем у него самого, но тем не менее, она умудрялась держать себя в руках и, кроме как выражением лица, никак не выдавала своего состояния. Паша же рассматривал показатели на градуснике с хмурым выражением лица.

— Со мной все в порядке, — упрямо, но ужасно измученно сказал Арсений, прикрывая глаза и болезненно морщась, метаться по кровати он прекратил, но надолго ли?

— Да уж вижу! Практически в обморок ты упал, потому что все в порядке, ничего толком не соображаешь, потому что все в порядке, по кровати мечешься, потому что все в порядке и температура сорок у тебя тоже оттого, что все в порядке, так?!

Антон знал, что Пашка умеет ругаться, особенно когда дело касается чьего либо здоровья, но чтобы с таким запалом и так громко? Впрочем, чему он удивляется, если состояние Арсения действительно паршивое, а сам мужчина все равно продолжает это отрицать? Лежит в состоянии полубреда и вряд-ли осознает, что вообще происходит, и все равно отрицает. Антон, конечно, не уверен, но температура сорок — это явно не есть хорошо. Но папа всегда был таким, всегда не думал о своем здоровье до тех пор, пока не становилось совсем плохо. И вроде бы взрослый человек, а иногда хуже ребенка.

— Павел, что с ним? Почему температура такая высокая? — испуганным и подрагивающим голосом спросила женщина, смотря на мужчину как-то умоляюще, словно он волшебник и одним лишь взмахом руки может вылечить все на этом свете.

— Во-первых, я пока не знаю, а во-вторых, это сейчас неважно, — заметив, что Арсений снова выпал из реальности, сказал Паша, — Я сейчас вернусь.

Мужчина куда-то умчался со скоростью света, оставляя подростка с бабушкой в полной растерянности и состоянии, близком к панической атаке. Ну ладно, это Антон был близок к панической атаке, женщина же, хоть и явно достаточно сильно волновалась, все-таки умудрялась держать себя в руках. Видимо за все года своей жизни уже успела наловчиться и не теряться в собственных эмоциях настолько, насколько это делает шестнадцатилетний парнишка. По сути ещё ребенок, который неожиданно столкнулся с непредвиденной ситуацией и несколько растерялся. Удивительно, но подобного не было, даже когда он прыгнул за Ярославой в пруд, а ведь ему тогда было четырнадцать. Впрочем, Ярослава была и остаётся всего то маленькой девочкой, оставить которую в беде Антон бы попросту не сумел. Но сейчас ситуация совсем иная. Арсений не ребенок, он взрослый человек и это он обычно заботился о Шастуне. В голове парнишки просто не хотел укладываться тот факт, что взрослому человеку может быть настолько плохо, а потому, конечно, он не знал, да и до сих пор не знает, что делать. Это задача взрослых — решать такого рода проблемы. Да вот только что делать, когда со взрослым, одним из самых близких людей на планете, происходит то, что происходит? Это все так странно и неправильно, словно мир решил сыграть злую шутку с Антоном и показать ему другую сторону, ту которую обычно видит Арсений. Показать, как на самом деле ценна жизнь родного человека и как же сильно хочется на этого человека наорать, когда осознаешь, что он этой жизнью не дорожит.

Вот что стоило папе не ходить на работу, будучи заболевшим? Да, он говорил, что слишком занят, чтобы болеть. Но разве ж это того стоило? Разве стоили все эти заказы и мероприятия подобных мучений? Стоили они температуры в сорок градусов? Стоило больного горла? Стоило паники подростка и его бабушки? Стоило волнений со стороны Пашки? А в том, что папин друг волнуется, Антон был уверен. Да, дядя Паша этого не показывает, потому что его профессия обязывает по большей части скрывать свои истинные чувства и эмоции, чтобы ненароком не напугать пациентов, но он наверняка переживает не меньше. Они с Арсением дружат давно и всегда были готовы поддержать и помочь друг другу. Эта та дружба, которая и через огонь, и через воду прошла, а потому совсем неудивительно, что Паша, не раздумывая, прибежал помогать по первому зову.

Мужчина, кстати, к этому моменту вернулся в комнату, неся в руках какие-то салфетки, ампулы и запакованный шприц. Ну да, он же врач, даже представить сложно насколько большая аптечка должна быть у него дома. Правда, Антон даже ближе к бабушке прижался, стоило рассмотреть все это. Потому что подобные вещи пугали одним своим видом и неважно, что использовать их собираются не на нем. Все равно страшно и хочется закрыть глаза. Впрочем, за папу прямо сейчас ему было страшнее.

— Это что? — спросила женщина, а потом, заметив, что Антон уже совсем не может успокоиться самостоятельно, прижала его к себе и осторожно погладила по спине, — Не переживай, все будет хорошо, — шепнула, обращаясь уже только к парнишке.

Наверное со стороны они выглядели несколько забавно, поскольку Антон был прилично выше бабушки, но все равно её прикосновения немного успокаивали. Хотя подросток, конечно, все равно предпочел бы объятия папы.

— Анальгин и димедрол, — отозвался Пашка в ответ на вопрос, параллельно доставая влажные антибактериальные салфетки, вскрывая шприц и ампулы, — Сначала собьем температуру, а потом уже будем разбираться, из-за чего она вообще поднялась.

Шастун паническим взглядом своих зелёных глаз наблюдал за действиями врача. Смотрел, как тот с лёгкостью набрал в шприц нужные препараты, как выгнал из него лишний воздух и боялся. Почему вообще он боится, если вкалывать что-то непонятное и неизвестное, для Антона естественно, собираются не ему? Впрочем, наверное, сущность ятрофоба такова, что даже смотреть на уколы страшно, что уж говорить о том, чтобы позволить ставить их себе? Хотя, если бы кто-нибудь сказал, что для того, чтобы помочь папе нужно сделать укол Антону, даже несмотря на то, что это никак не взаимосвязано, подросток бы согласился. Ни один страх перед врачами не сравним со страхом остаться без отца.

— Арсений, а ну не спать. Джинсы снимай и на живот перевернись, — приказал Паша, но Арс в ответ только что-то промычал, а потом и вовсе нащупал сквозь сон одеяло и потянул его на себя.

Не то чтобы он хоть что-то соображал. Темнота и сон казались спасительными, а голос друга только отвлекал и мешал. И вообще, почему Арсений должен переворачиваться, если ему и так вполне себе комфортно? А раздеваться? Чем это Пашке не угодили его штаны? Ему и так холодно, а если он ещё и их снимет, то замерзнет окончательно, а оно ему разве надо? Чего его вообще все дёргают, если голова и так раскалывается? Нет бы оставить в покое, разорались тут. Он просто поспит и станет легче, обязательно станет. Он так практически всегда лечится и помогает, значит и сейчас поможет. Точно поможет.

— Да, Арс, мать твою! — мужчина перевел взгляд на эту самую мать, но не смутился совершенно. Женщина впрочем, оскорбленной не выглядела.

Зато она была решительной, даже слишком. Легонько отстранила от себя Антона, двинулась ближе к Павлу, чуть отодвинула его с траектории своего движения, откинула одеяло с Арсения. С такой же решительностью она умудрилась расстегнуть и стянуть с Попова штаны. А что? Она его мать, так чего она там не видела? Собственного сына в трусах? Видела, причем не один раз, а потому ее происходящее совершенно не смутило, а Арс в таком состоянии не то, что смущаться, но даже и просто понять, что происходит, не может. С удивительной лёгкостью для, казалось бы, хрупкой женщины, она умудрилась перевернуть Попова как того просил Паша. Ага, тридцативосьмилетнего мужчину перевернула женщина, которая во-первых, была прилично старше него, а во-вторых, казалась на его фоне довольно маленькой и какой-то невесомой. Но для матери, стремящейся помочь собственному ребенку, нет никаких преград или пределов, даже если этот ребенок уже давно не маленький.

Арсений, похоже, даже и не понял, что случилось. Оно и понятно, мозг отказывался работать и воспринимать окружение вообще, а потому он вроде и ощутил, что одежды на нем стало в разы меньше, а в ягодицу что-то воткнулось, но так и не сообразил что именно и с какой целью. Это Пашка не растерялся и, как только женщина отошла обратно к Антону, решил довести дело до конца и сбить наконец эту паршивую температуру, пока все не стало совсем плохо. Наверное, будь на месте Попова подросток, то даже в таком состоянии он бы вырывался, визжал, вопил и убегал, но Арсений не был Антоном, а потому просто лежал, закрыв глаза и дышал как-то не так. И Паше, как врачу, дыхание это совершенно не нравилось, слишком уж тяжелым оно было, но делать каких-то поспешных выводов он не собирался. Как только Арс придет в себя он обязательно все выяснит и осмотрит его, а заодно настучит по шее, напару с его матерью, за столь халатное отношение к самому себе. Но это чуть позже, а пока что перед ним стояла задача убрать все ненужное, дабы не пугать сильнее Антона, ну и собственно помочь женщине парнишку успокоить, потому что тот уже не просто всхлипывал, уткнувшись в ее плечо, а откровенно ревел, словно маленький мальчик. Но Паша не удивился, он прекрасно знает и видел, в каком состоянии бывают люди, когда не понимают, что именно с их близкими происходит.

— Минут десять-пятнадцать и температура спадет, — сказал мужчина, параллельно собирая все ненужные упаковки и пустые ампулы, — Антош, давай валерьянку дам? И чай с мятой заварим?

— Дядь Паш, а с п-папой то в-все в порядке будет? — все ещё всхлипывая и шмыгая носом, спросил подросток, совершенно игнорируя предложение старшего. Он оторвался от плеча бабушки и заглядывал в глаза папиного друга, словно пытаясь заранее найти в них ответ. Пытался стереть не прекращающиеся слезы, но безуспешно.

— Да, малой, — добродушно улыбнувшись, сказал мужчина, — Все с твоим папой будет в порядке. По крайней мере до тех пор, пока я лично его не прибью за то, что довел себя.

— Знаете, Павел, — несколько устало вздохнула женщина, — Прибить его прямо сейчас хотите не только вы.