Сперва прозвенели колокольчики, а потом кто-то начал настойчиво разыскивать покойников. «Доёбываться», как говорили нынче. В новом тысячелетии язык стал донельзя вульгарным, но некоторые слова отражали суть краше.

Чем был особенно хорош Северный Александрийский, так это концентрацией жизненной энергии. От западной купеческой гавани ничего не осталось, однако взамен полуостров застроили хоромами и заселили школярами, склонными к сварам и блуду. Увы, принять в них непосредственное участие удавалось лишь изредка. Большую часть времени он мог только наблюдать, вспоминая отобранные раньше срока услады. Проникать в комнаты общежитий, аудитории и спортивные комплексы. Когда нет тела, препятствий тоже нет. Теперь это также называли «реалити-шоу».

Те четверо с кладбища приближались к «Promontorium Occidentale» — два молодца и две девицы. Белобрысая нарядилась соблазнительней, зато обувь рыжей светилась. Какое-то новое диво. По улице проехал патрульный автомобиль службы безопасности кампуса, и четвёрка сделала вид, будто вовсе не намерена проникать в здание.

Какая удача, что лишь притворились.

Студенты пропали ненадолго в саду, и полминуты спустя отворилась не запертая строителями задняя дверь. Эхо в пустом доме оглушало. Молодёжь испокон веков была слишком громкой.

Все говорили по-датски, но один из молодцев — с акцентом. Заяц-китаец, вестимо.

— …Всегда хотела посмотреть их зал собраний, — сказала одна из девиц.

— Я тоже.

Само собой. Китайцев туда тем более не допускали.

— Вы там не торопитесь, — произнесла вторая девица и хихикнула кому-то: видать, спутнику, чьи шаги были тише, но тяжелее. — Мы пока наверх заглянем.

Славный выбор. 

Каблуки стучали ближе. Голоса разделились. 

— Смотри, лестница опущена.

— А ты бы сам не нашёл рычаг? — проворковала девица с нажимом на последнее слово. 

— Нашёл бы, конечно. Я тусил у латинян не раз! 

Лохматая голова молодца показалась в люке. Он огляделся, как домовёнок ночью под крышей терема. Поднялся на чердак первым и подал руку спутнице.

— Спасибушки. 

Оказавшись наверху, девица закружилась в танце. Споткнулась в потёмках о пустое ведро и взвизгнула, но молодец вовремя её подхватил.

— Блядь! — выругалась она. — Сколько строительного дерьма. Сегодня вы все такие вовремя, как супергерои.

— А то. Надо найти, где свет включается.

— Даже не думай. Увидят же с улицы.

— Точняк.

На девицу трудно было не засмотреться: румяна, фигуриста, белые волосы собраны в высокую причёску. Её жопа на длинных стройных ножках в кожаных сапожках возбуждала столько греховных мыслей, что даже грязные слова из красных уст не отвращали; напротив — желание заполнить их своей плотью только росло.

Чем была особенно хороша пересменка Нави, так это возможностью перейти границу и оказаться в Яви физически.

— Ты говорил, отсюда салют видно. — Девица прислонилась к стремянке, закидывая одну ногу на ступеньку.

— А то, — молодец будто позабыл более сложные фразы. — Отпразднуем сами, пока новгородцы не начали?

Он смахнул прядь со лба и, не дожидаясь ответа, решительно поцеловал зазнобу. Та с готовностью прогнулась навстречу, засасывая молодца ещё пуще. 

Оставшиеся внизу заяц-китаец и рыжая светлячок громко восхищались ассирийскими розами.   

Молодец запустил ладонь девице под юбку, прихватывая за голую жопу. Не прекращая лобызаться, они сняли шубку и оставили висеть на стремянке, как чучелко.

— Блядь, холодно, — капризно посетовала девица. 

— Я тебя согрею. — Высвободив из платья её правую грудь, он припал к ней ртом.  

Томно застонав, девица запрокинула голову. Серёжки-висюльки позвякивали о лестницу. 

Голоса двух других школяров стихли в глубинах большого дома.

Молодец вернулся к губам девицы, одновременно укладывая на её жопу обе руки. Девица обвила его за шею. Потом полезла яркими когтями под кафтан с буквами, какие обычно носят атлеты.

Оба так увлеклись, что скрип паркета под зрительской ногой им не помешал.

— М-м-м, трахни меня, Рольф, — скорее приказала, чем попросила девица, поворачиваясь спиной и приспуская трусики-ниточку. 

— Ага, — браво выдохнул раскрасневшийся молодец.

— Выеби прямо здесь. — Девица опёрлась о стремянку и отпятила соблазнительный зад. 

Рольф довольно запыхтел, расстёгивая штаны и пристраиваясь.

Так-так. Сладострастные утехи в Велесову ночь. На его территории. Без его участия. Оставаться в стороне и дальше было невозможно. Ратко кашлянул, привлекая внимание.

— Какой замечательный вечер. — Ну почему всегда при его появлении любовники отскакивают друг от дружки, как ошпаренные? Он ведь совсем не страшный. Наоборот, привлекательный мужчина в расцвете сил. Так сразу и не дашь четыре столетия. — Покорнейше прошу меня простить. Не хотел вас пугать.

Девица взвизгнула, выпрямляясь и засовывая грудь обратно в лиф платья. 

— Ты откуда вылез, вуайерист хренов? — Её молодец был взбешён: раздувал ноздри и злобно зыркал на него. 

Ратко почесал аккуратную бородку и прищурился, зная, что особенно неотразим в такие моменты — как насмешливый бог или артист с движущихся картинок. Наверняка юнцы сейчас гадают, откуда взялся этот обольстительный высокий брюнет в дорогом плаще, отороченном чёрным мехом. Кто он? Профессор? Банкир? Новый владелец здания? Просто прохожий? Или кто-то поинтереснее? Ратко не знал, есть ли в их мире его изображения, но повод запечатлеть такого красавца был точно и не раз.

— Предлагаю навести уют.

Простейшим из магических пассов Ратко поменял убранство: пыльный и пустой чердак превратился в шикарную спальню. Когда-то в их с сестрой тереме была такая же — с огромной постелью, дорогой мебелью, позолоченным подсвечниками и китайскими красивыми безделушками.

Ратко щёлкнул пальцами, и свечи послушно вспыхнули, разбавляя темноту пляшущими на стенах тенями. 

— Так гораздо лучше, не правда ли?

Студенты стояли в ряд, разинув рты и вращая головами, как дети на ярмарочном балагане.

— Так ты… — вымолвила девица.

— Барыга, — закончил молодец. — Что за дурь ты распылил?

Ратко смерил его коротким взглядом. По всему выходило, что Рольф никогда не хватал звёзд с неба. Не страшно. Им сегодня не счета изучать. Молодцем он займётся потом. А сейчас… 

Ратко снял плащ, швырнул его на другой конец комнаты — плотная ткань послушно взметнулась в полумраке, заставив пламя свечей дёрнуться, но не погаснуть, и опустилась на спинку кресла.

— Подойди, — потребовал Ратко, обращаясь к девице. 

Та колебалась. Рольф пришёл в себя первым: придержал её за руку.

— Стой! Он может быть опасным. — Насупив брови, выдвинулся на шаг вперёд. Обратился к Ратко: — Не знаю, что ты за хрен такой, но лучше проваливай, пока я тебя не сломал.

Какой самонадеянный! И красивый. Ратко представил, как заставит его выкрикивать своё имя, и не удержался от широкой улыбки. Но это случится чуть позже. 

— Замри! — небрежным жестом он отправил Рольфа к противоположной стене. Наложил обездвиживающее заклятие. Пусть смотрит, но не мешает. Сам уселся на край кровати, перевёл взгляд на девицу: — Иди ко мне, душенька.

— Что ты с ним сделал?! — она задыхалась от возмущения и ужаса. — Отпусти его!

Рольф слабо шевелил руками и ногами, как приколотый булавкой жук, и корчил гримасы в духе «я тебя на клочки порву». Во время полёта к стене его смешные синие портки вновь сползли до щиколоток, из-за чего угрозы звучали вдвойне забавно.

А вот истерика с упрямством девицы забавными не были. Ратко терял терпение. Он и при жизни не отличался благодушным нравом, тем более после смерти. Когда тебя сжигают живьём на костре, это обычно плохо сказывается на характере. Цветана не даст соврать.

— Ко мне! — рявкнул он. — Сейчас же!

Девица дёрнулась в его сторону скорее инстинктивно, нежели осознанно. Добрый окрик пастуха пробуждает овечек даже в строптивых.

— Кто ты вообще? — прохныкала она. — Кажется, я видела чувака в таком прикиде на сайтах Тиры. — Следом на неё сошло озарение, какое случается в лихой момент от резвой работы ума, и девица округлила глаза: — О-о-о, мы что, дозвонились?!

Какая же она болтливая всё-таки! Ратко надоело церемониться. Он поманил её к себе пальцем и, не дожидаясь новых вопросов, ухватился руками за платье на груди. Рванул в стороны. Шили в двадцать первом веке безобразно — тонкая ткань с треском поддалась и сползла с плеч, оголяя маленькие груди с крошечными сосками. Не густо, но в его положении мёртвого колдуна привередничать не приходилось.

— На колени! — приказал Ратко, красноречиво расстёгивая пуговицы на кафтане.