Двое лежали в высокой траве.

Эдукан подставила солнцу свой веснушчатый нос и зажмурилась от удовольствия, а Алистер задумчиво разглядывал толстые башни замка Редклифф сквозь полуденное марево; вместе с укреплёнными стенами обители эрла Эамона да приютившейся под ними деревушкой на противоположном берегу остались шум и суета типичного Ферелденского поселения.

Казалось, всё вокруг спит — лишь какая-то пичужка попискивала на окраине леса, да сверчки дружно стрекотали среди сочных стеблей. Пушистые облака проплывали вдалеке, грядой растянувшись по бледно-лазоревым небесам, воды озера Каленхад застыли зеркальной гладью, а пришедший из знойных полей к югу от городка суховей вяло покачивал яркими головками цветов.

Солнце близилось к зениту.

Стражу на секунду показалось, что его подруга тоже погрузилась в сон. Как бы невзначай он покосился на неё, блаженно растянувшуюся неподалёку, и остолбенел.

Даже такой закалённый в боях юноша уже не мог не признаться себе, что подобные случайности стали происходить с пугающей частотой; однако Алистер не боялся — просто смотрел. Даже если бы гномка заметила его взгляд, он бы не отвернулся — слишком знакома была каждая крапинка на круглых скулах, слишком дороги были эти серые глаза, чтобы пытаться от них что-то утаить.

Защитник уже не думал о тяжёлой ночи у башни Кинлох, когда он успел познать истинное отчаяние и бесконечную радость, каких-то пять минут простояв по пояс в воде с умирающей гномкой на руках.

Пяти минут хватило, чтобы он перечувствовал и передумал абсолютно всё на свете.

Пяти минут хватило, чтобы он совершил по-настоящему безумный поступок.

Пяти главных минут в его жизни…

Если Сайра помнит хоть что-нибудь — тем лучше; если нет — Алистер всегда готов повторить. В любом случае, она вела себя так, будто ничего не произошло, её раны затянулись, синяки сошли, а кожа слегка подрумянилась за выдавшиеся на удивление тёплыми последние две недели Фервентиса.

Сейчас она лежала, окружённая облачками скромных цветов, закинув руки за рыжую голову. Громоздкую кольчугу сменила просторная хлопковая туника и коротенькие штанишки — теперь одеяние совсем не скрывало фигуру изрядно похудевшей леди Эдукан. Алистер невольно представил, как легко поднимает её на руки и кружит в воздухе у себя над головой, будто маленького ребёнка.

Однако светлая грёза сменилась другим, уже полным страха и боли, воспоминанием: как Алистер мчался по ельнику, захлёбываясь собственной кровью, прижимая к себе бездыханное тело гномочки и безостановочно повторяя её имя, чтобы не потерять сознание.

Чувство вины захлестнуло защитника с небывалой силой: он должен хоть как-то загладить свой проступок.

Юноша на мгновение отвел взгляд от загорающей, тем временем деловитый полосатый шмель с низким жужжанием приземлился на ромашку у его ног. Под весом насекомого стебель слегка согнулся.

Да, цветы — отличная идея для подарка.

Ромашки милые. И колокольчики, васильки, что ещё тут растёт, однако они не подходят: слишком незатейливые. Эмбриум, хрустальная благодать и милость Андрасте — наоборот, слишком напыщенные и вычурные, прямо как придворные дамы — а ведь они с Эдукан терпеть не могут всё, что связано с королевским двором.

Надо же — вокруг расстелилось пёстрое полотнище из ярких соцветий, но Алистер не может найти подходящего цветка…

Кроме той белой розы, которую он нашёл недавно у какой-то безымянной речки. В жизни Страж не видел цветка прекраснее: неизвестно откуда в глуши взялся розовый куст, на котором красовался единственный полураскрывшийся пышный бутон. Доблестный воин бездумно сорвал его и принёс в лагерь, толком не понимая, зачем именно он ему понадобился.

Неужели он сделал это не просто так?

Бывший храмовник оглянулся на гномку в поисках ответа.

— Слушай, ты же любишь цветы? Какие нравятся тебе больше всех?

Эдукан повернулась лицом к Алистеру, забавно сощурив свои ясные глаза.

— Мне? Хм…

Она приподнялась на локтях и оглянулась по сторонам. Наверное, тоже хотела найти среди произрастающих здесь цветов тот самый.

— Больше всех мне нравится белый шиповник. — Сайра обвела взглядом горный хребет, будто там, на заснеженных вершинах, он и рос. — Только не дикий, а такой, что рос в церковном саду Лотеринга. Помнишь?

Страж, конечно, сразу вспомнил. Гномку было за уши не оттянуть от колючих кустов — так ей понравился тонкий аромат этих белых цветочков. Она никогда не позволяла себе сорвать ни одного бутона: лишить окружающих хотя бы капли этой красоты было для неё тяжким преступлением, тем более в условиях приближающегося Мора.

Получается, страж, сам того не ожидая, припас её любимый цветок…

Девушка быстрым движением убрала за ухо выбившиеся алые прядки, весело посмотрела на растерявшегося храмовника.

— А тебе, Алистер, какие нравятся?

— Любые. Только не слишком розовые. Или пахучие.

Сайра рассмеялась. Защитник улыбнулся в ответ, не смея оторвать глаз от потешной гномочки. Он ликовал при одной мысли, что его подарок может прийтись ей по вкусу.

Эдукан села, сладко потянувшись, расправила длинный подол туники. Потом, чуть дольше задержав на напарнике брошенный поверх плеча озорной взгляд, она задала неожиданный вопрос:

— Хочешь, я сплету тебе венок?

Стражу сразу понравилось это предложение, хоть он и не совсем понимал, почему.

— Да, я не против немного побыть цветочным королём. Они, вроде как, целыми днями порхают на радужных крыльях, питаются пыльцой и не плетут никаких гнусных интриг, в отличие от остальных монархов.

— Звучит чудесно, Алистер. — По лицу девушки скользнула тень, сразу, впрочем, растворившаяся в солнечном свете. — Нужно набрать цветов, только не очень много. И не очень пахучих!

Королевский бастард с присущим ему усердием приступил к сбору. Спустя несколько минут он положил к ногам девушки целый букет и в ожидании уселся напротив.

Сайра выбрала самый длинный цветок.

— Меня научила Винн. Тут главное — не сломать стебель…

Страж заметил, что, чем бы не занималась Эдукан, это зрелище зачаровывало его. Её ловкие отточенные движения притягивали взгляд, заставляли невольно любоваться ей, забывая обо всём.

Вид у гномки был умиротворённый. Выбившиеся из хвостика малиновые пряди блестели на солнце, прохладный ветерок, пришедший со стороны озера, легонько колыхал тонкую ткань туники, а ямочка на щеке то появлялась, то пропадала. Все эти мелочи Алистер примечал сотни раз, и каждый из них — по-новому.

Отовсюду сильно пахло полынью, крапивой, зверобоем и ромашкой; дразняще, еле уловимо — солнцем. Это был особый аромат. Он заставлял Стража вспомнить детство, проведённое в Борнширском монастыре, а именно — дни стирки, когда монахини ранним утром деловито развешивали на верёвках во дворе белоснежные простыни, пододеяльники и наволочки, а вечером, после службы, разносили их по комнатам. Пожилые настоятельницы часто клали в стопки выстиранного белья сушёную лаванду и другие травы; от них веяло свободой, домашним теплом и покоем, поэтому маленькому Алистеру всегда очень сладко спалось на свежем белье.

Храмовник осмотрел пологий склон холма, повсюду пестреющий яркими пятнами.

Цветы… Цветов в монастыре было много, особенно по праздникам. И почти каждый праздник кто-нибудь из воспитанников монастыря стоял в углу или получал хорошую порку за очередную разбитую вазу. Никого не интересовало, что они просто любили рассматривать лепестки, но часто для этого не хватало роста: громадные сосуды стояли на высоких подоконниках или — еще хуже — на полках в церковной библиотеке. Их ставили там не для детей, даже не для живых людей — для незримого духа, которому они не нужны уже целую вечность.

А сейчас цветы были везде: на лугах, холмах, полях, в лесах, даже в мягких ладошках Эдукан.

Мирные дни редко выпадали на долю двух стражей, поэтому старший из них запоминал каждое мимолётное ощущение, хватался за каждый луч света, озаряющий отдалённые уголки его памяти если не счастьем, то покоем. Особое тепло он чувствовал, когда смотрел на руки Сайры, бережно накручивающей на венок стебель за стеблем. Эти руки, в конце концов, незаметно стали для него чем-то вроде дома.

— Готово. Позвольте возложить на вас корону, Ваше Величество!

Сайра держала пышный убор. Три ряда ромашек — одна к одной, мелкие по краям, большие — в середине, в промежутках — васильки, фиолетовые колокольчики и пушистые шарики лабазника. Алистер не мог припомнить, чтобы хоть одна девушка на его памяти так мастерски плела венки.

— Ох, я уже просил меня так не именовать. — монарх добродушно усмехнулся, покорно склонил голову. — Зови меня просто: Цветочный Король Алистер.

Эдукан с гордостью водрузила венец на главу самопровозглашённого правителя.

— Ну как? Мне идёт? Я похож на настоящего повелителя цветов?

— Ты похож на очень милого юношу в венке, Алистер.

Страж не произнёс ни слова. Сияющее беззаботной улыбкой лицо было прямо перед ним, лучезарные глаза очаровательно искрились на солнце. Ни одна девушка на памяти Алистера не обладала таким заразительным обаянием: стоило ей посмотреть на напарника, у того сразу же появлялась твёрдая уверенность в том, что все проблемы этого мира решаемы, будь то заноза в пальце, гражданская война или Мор.

Алистер знал: сейчас он обязан поступить правильно. Он просто не имел права совершить ошибку, когда потешная гномочка так открыто на него смотрела — все его сомнения сразу рассеивались, как туман на рассвете, уступая место какой-то неведомой ему силе.

— Чудесный венок, Эдукан. Никогда таких не видел.

Сайра не отвернулась и не отпрянула, когда юноша осторожно прижался лбом к её лбу, а кончики их носов соприкоснулись — лишь опустила веки. Алистер в безмолвном восторге рассматривал кончики унизанных солнечными бликами ресниц, настойчиво и терпеливо ожидая реакции.

Спустя несколько мгновений он всё же встретил ответный взгляд, наполненный, как и его сердце, беззаветной нежностью.

Молодой страж не знал, что означает этот жест. Но он ощущал, что именно так нужно было поступить сейчас, когда вокруг них только изумрудные холмы, красные скалы, безмолвные чащи и полупрозрачная гладь озера.

Наверное, это какой-то инстинкт, сохранившийся с диких времен — Алистеру было плевать. Он лишь увидел, как Сайра закрыла глаза, взял её маленькие ручки в свои и последовал её примеру.

Они сидели неподвижно, слушая себя и мир вокруг, тесно прижавшись друг к другу лбами.

И эта тишина была лучшей музыкой для них обоих.

***

Что-то зловеще клокотало на крыше форта Драккон. Алистер попытался поднять голову, но нестерпимая боль пронзила его ядовитым копьём.

Не подняться.

Сквозь заливающую глаза кровь страж увидел чью-то невысокую фигурку, быстро приближающуюся к исполинской туше. На бегу загадочный незнакомец выхватил кинжал и, увернувшись от оглушительно ревущей пасти дракона, рассёк ему брюхо; змей, извиваясь, испустил предсмертный вопль и повалился на каменные плиты.

Однако некто на этом не остановился. С криком он вонзил меч в голову Архидемона, в это же мгновение Алистера ослепил яркий свет.

У стража больно сжалось сердце: это был женский крик.

— Эдукан!

Алистер попытался встать во второй раз, но вдруг прогремел взрыв, волной его отбросило ещё дальше.

— Эдукан… Маленькая моя…

Раненый воин медленно поднимался, не слыша своих криков и стиснув зубы до скрипа. Последним, что он увидел перед потерей сознания, был силуэт гномки, лежащей в луже архидемоновой крови.

Из-под шлема на помертвевшее лицо выбилась рыжая прядка.

***

Маленькая Эдукан покоилась на холодном каменном алтаре. Ночью Алистер сам обложил её тело и весь алтарь белым шиповником, отогнав надоедливых слуг Аноры. Крохотные лепестки в лунном свете были похожи на облако, а сейчас, в золотых лучах восходящего солнца, напоминали пламя.

Звенящая тишина в голове у Алистера сменилась монотонно повторяющимся стихом из Песни Света — Песней Андрасте, которую, как известно, после предательства Маферата сожгли на костре.

В закостеневших пальцах гномка держала засохшую розу, ту самую, что он так и не решился подарить — лишь носил у сердца весь этот год, мечтая о том, как после победы над Архидемоном торжественно вручит ей целый букет. Каким же он был идиотом…

Теперь этот увядший цветок лежит в почти детских, но уже мёртвых руках — горько, душераздирающе, ужасающе символично.

— Друзья мои, мы собрались здесь, дабы почтить память Серого Стража, которая спасла всех нас.

Страж слышал свой голос со стороны, будто говорил вовсе не он.

— Она отдала свою жизнь ради того, чтобы уничтожить Мор, и наш долг — никогда не забыть этой жертвы.

Жертвы, жертвы, жертвы… Алистер возненавидел это слово. Он должен был быть на её месте в лесу у озера Каленхад и в той битве, это он должен был умереть, не она!

В конце концов, эта смерть — не только её жертва. Она забрала с собой, куда-то страшно далеко, его душу, и ему осталось только ждать, когда он отправится следом.

— Однако же не случайно и она оказалась там — она была особенной, и встреча с ней так или иначе изменила жизнь каждого из нас. Серые Стражи не могли бы сделать лучшего выбора. Найдутся ли почести, достойные такой девушки?

Чужой голос продолжал говорить устами Алистера, но тот не сопротивлялся. Последние несколько дней он жил воспоминаниями и плыл только по течению, не ощущая ни времени, ни жажды, ни голода.

Вот и ещё один, чуть более грубый, но всё так же бесконечно далёкий голос донёсся до его ушей словно бы через толщу воды. Краем сознания Алистер уловил, что король Белен собирается захоронить тело Сайры в Орзаммаре, рядом с её отцом, как и подобает Эдукану.

Страж вздохнул. Конечно, ведь когда её нет, намного легче её принять. Восстановить права, похоронить «как подобает» — и забыть навсегда, сделав вид, что никто не виноват.

Но виноват-то на самом деле только он, Алистер. Она делала всё для Тедаса, для отряда, для него. Оставила его стражем, потому что прекрасно что знала, что означает быть частью королевской семьи. А он бросил её на поле битвы, проявил непростительную слабость, он сам отпустил её в этот бой!..

Взор застлала тёмная пелена, сердце сбилось с ритма. Алистер не показал этого — ему было без разницы, бушевала ли это скверна или его собственная кровь. Он опустил глаза туда, где лежала Эдукан, и ужаснулся.

Свежие розы, выложенные им собственноручно у основания жертвенного алтаря и вокруг тела Сайры, увядали на глазах… Они не просто увядали — они покрывались серым налётом, мягкие шипы, оставшиеся у завязи, вдруг затвердели и начали расти, врезаясь в молочно-белую кожу девушки.

От этих игл по её венам распространялось что-то чёрное, как сам Мор. Из них же вырастали сухие тёмные стебли, сиюминутно покрывающиеся ядовитыми шипами, и цепко оплетали гномочку с головы до пят.

Преподобная мать, стоявшая в течение всей церемонии по правую руку, начала читать молитву. Страж благодарно оглянулся на неё и вдруг осознал, что она ничего не замечает. Осмотрев толпу, он увидел только скорбь и недоумение — никто не обратил внимания на когтистую лапу самой смерти, сжимающую тело до хруста костей.

— Свет поведёт её

По путям этого мира в другой.

Ибо для той, кто верует в Создателя, пламя — вода.

Как мотыльки видят свет и летят в огонь,

Она увидит пламя и полетит на свет.

Завеса не родит в ней колебаний,

И не узнает она страха смерти, ибо Создатель

Станет её маяком и щитом, мечом и опорой.

— Её маяком и щитом, мечом и опорой…

Алистер эхом повторил последнюю фразу, и услышал теперь свой собственный, хоть и дрожащий, голос. Он протянул руку к лицу Сайры, желая убрать эти путы, освободить её, стать её маяком и опорой.

Вдруг тернии изогнулись и обвили её всю. Засохшая роза в руках девушки почернела…

Страж знал, что кричать бесполезно, но всё равно закричал.

***

Алистер вновь открыл глаза. Вокруг было темно, слышался только приглушённый лай мабари Каленхада.

Скинув с себя тёплые медвежьи шкуры, напуганный храмовник выполз из шатра. Пульс оглушительно бился в висках, дыхание не восстанавливалось.

Широкими шагами страж направился прочь от лагеря, к роднику. На полянке неподалёку протекал ледяной ручей — то, что надо после кошмара.

Опустив лицо в обжигающе холодную воду, Алистер с облегчением выдохнул: то были всего лишь видения, вызванные Архидемоном, правда, совсем не похожие на те, что были у него раньше. Но сейчас всё равно не к кому обратиться за разъяснениями, ведь единственные стражи в Ферелдене — это он и гномка. Придётся оставить все вопросы на потом.

Однако была ещё одна вещь, которую он должен был сделать, чтобы успокоиться окончательно.

В эту ночь дежурила Эдукан. Сидя у костра, она занималась обычным делом — сосредоточенно вырезала из дерева.

— Что, мучают кошмары?

Привычная шутливая интонация не скрыла ноток тревоги.

— Да. Завидую вам, гномам.

— Ты выкрикивал молитвы, и я уже думала пойти разбудить тебя. — Гномка быстро взглянула на Алистера, заговорила чуть тише. — Еле удержала Каленхада, когда он рвался к тебе в шатёр.

— Это был… Жуткий сон.

Трескотня сверчков напомнила стражу об одной крайне важной вещи.

— Кстати, раз уж мы оба не спим… У меня есть кое-что для тебя. Подожди минуту.

Пошарившись в темноте, Алистер во второй раз вышел из палатки и, держа едва начавшую распускаться розу за спиной, подсел к Эдукан.

— Надеюсь, тебе понравится. Ты недавно упомянула те кусты шиповника в Лотеринге…

Юноша без длинных предисловий протянул гномке свой скромный подарок. Та какое-то время молча смотрела на бархатные лепестки, потом обхватила руки Стража своими тёплыми ладонями и припала к цветку, опустив веки.

Среди россыпи веснушек показалась ямочка. Значит, Алистер не ошибся.

— Такой же запах… Спасибо тебе. Это лучший подарок в моей жизни.

— Правда?.. — Только и нашёлся королевский отпрыск.

— Да, правда. — Приглушённый смех гномочки зазвенел у самого уха стража. — Я ведь тоже что-то для тебя приготовила.

Леди Эдукан заговорщически прищурилась и достала из мешка за спиной небольшой свёрток, перевязанный бечёвкой.

— Открывай.

Не решаясь сделать вдох, защитник принял дар и потянул за верёвочку. Внутри оказалась отменная статуэтка мабари, выкрашенная в тот же цвет, что их верный пёс, и покрытая блестящим лаком. Каждая шерстинка была отчётливо видна, чёрный нос и добрые янтарные глаза выглядели, как настоящие.

— Это наш Каленхад. Я делала его целый месяц, и теперь он будет охранять твой сон.

Глупо улыбаясь, Алистер повернулся к Сайре.

— Знаешь… Так можно и привыкнуть!

Сайра кинулась на шею к своему напарнику. Тот, ещё не оправившись от радостного потрясения, прижался к её плечу; еле уловимый запах солнца, исходящий от кожи девушки, поразил его как молнией.

Но окончательно добило мужественного воина то, что произошло дальше: Эдукан потянулась к нему и вдруг легонько чмокнула в щёку.

Захлебнувшись счастьем, сердце Алистера ухнуло в груди; страж поднял гномочку в воздух и закрутил над головой, наслаждаясь переливчатым смехом.

Он никому не отдаст свою маленькую Эдукан.